Белый олень

На Урале есть маленький город Кунгур.

Сам по себе город небольшой, но знаменит на весь мир – своей пещерой. Она так и называется – Кунгурская пещера. Все в ней чинно и ладно, даже лазерное шоу имеется.

Экскурсии проводят нескончаемо, а народ все валит и валит. Всем охота поглазеть. Вот и Иван со своим классом пошел.

Сначала отказывался. Был уже не раз – с дедушкой, бабушкой, папой, мамой. А учительница все равно настаивает, сетует, нехорошо мол быть отщепенцем.

Хоть и жара на улице, а Иван куртку теплую в сумку прилаживает. Так, на всякий случай. Сам не замерзнет, так девчонкам подсобит. Обязательно такая найдется – поначалу красуется, кочевряжится. Но холод быстро учит. Так плечики куснет, любая тряпка сподручна становится.

Мама бурчит, воспитывает:

– Одной куртки маловато будет. Еще свитер прихвати, шапку, шарфик. Знаю я тебя, все раздашь, а сам околеешь. И бутерброды не забудь. От кусочка хлеба сердце солнышком пылает.

– Я же не на Северный полюс.

– Прошлый раз заболел. Бабушка на меня поедом взъелась, попрекала, что недосмотрела. Будто я кукушка какая-то. А мне обидно. Вдвойне обидно, потому что не уговоришь вас.

– Щас все уладим.

Пошел Иван к бабушке и при ней в рюкзак положил две шапки, два шарфа, варежки.

– Маму зря не ругай.

Бабушка довольна, внука в лоб целует, к груди прижимает.

– Так любя я вроде. Ты хоть и малеха, а понимать должен. Сами не досыта ели, не до сугрева одевались. Щас бы все справить, да старость горюна догнала и сбежать некуда, дорога только в Оленью шахту.

– Рано тебе бабуль в Оленью шахту. Живи радуйся.

– И то правда. Погожу до правнуков. Я тут новый свитерок свожгала, твому размеру подходящее.

Бабуля по рукоделию на славе была, первостепеннейшее мастерство имела. Такие штучки выделывала, что все диву давались, как полезно получалось.

– Тут нити из речки Серги, папоротника Сухого лога, тропинок Оленьих ручьев, шерстки оленя, летучих мышей. Различка только в выделке.

Ивану зряшну тряпку таскать не сладко. Выгораживается:

– Да уж полон рюкзак.

Бабуля знай свое.

– Мне что… Хоть десять рюкзаков тащи, а толку от твоих пожиток не будет, если этот не возьмёшь. По мне так вовсе ничего не бери, акромя мово.

Иван варежки кажет.

– Не гоже.

Шарф.

– Не гоже.

Куртку.

– Не гоже.

Сдался Иван. Чтоб ублагостить бабулю пришлось и ее свитер мытарить.

В воскресное утро собрались у входа в Кунгурскую пещеру. Народу тьмуща – в очереди и большие, и маленькие толкаются. Экскурсоводы флажками трепещут, звонко зазывают, туристов пачечками раскладывают.

– Иван! – кричит учительница. – Сюда пехай.

Протолкался к своим. А тут и ворота открыли.

– Ты класс замыкай, – просит учительница Ивана. – А я, то впереди, то сбоку маршать стану.

Дорожка вдоль камешков стелется, крутит-вертит в сердце пещеры. Все торжественно и степенно. Сталактиты, сталагмиты, стены в звездах. Красотища хлесткая, богатырская.

Два зала прошли.

Зашли в третий. Видит Иван у большого камня кошка сидит. Цветом серая, от камня неотличимая. Глаза вылупила и вроде как позу сфинкса держит. Сама худая, ободранная, а стати, как у царицы. Иван тормозит, кошку гладит. Откликается. Мурчит, башку под ладошку выправляет.

– Чья будешь? – спрашивает Иван.

– Горск-кая я, – мурлыкает кошка. – Пещерного хозяина зверушка. Ох и любит он меня.

Удивляется Иван.

– Судя по шкурке не очень. Облезлая ты какая-то. Такую не приласкать, а гнать хочется.

– Ты Иван зря так говоришь.

– Зря не зря. Но мне идти надо. Я класс замыкаю.

Кошка с камня тронулась, рядом пошла.

– Я ж по делу к тебе, Иван.

– Второй раз удивляюсь. Первый – что разговариваешь. Второй – на имя мое.

– Я, – говорит кошка, – третий день здесь волыню. Только ты и откликнулся. Значит, мой человек. Значит, с тобой и олененка спасать будем.

– Позвонить в службу спасения?

– Тут никака команда не вызволит. Тут дело нелюдное, а сказочное.

– Они всяку делу лучше меня обучены, – сказал Иван и припустил быстрее. Добежал до класса, оглянулся, а кот пропал.

– Киса, киса, – в темноту покликал.

Нет кота.

Всю дорогу Иван промаялся. А на выходе совсем тоскливо сделалось. К нему еще любопытство добавилось. Аж за горло хватануло. Учительнице сказал, что рюкзак оставил. Вернулся.

Кот на старом месте пребывал.

– Киса, киса, – по голове гладит.

Кот мертв, как статуя.

– Прости.

– Прощу, если пойдешь со мной олененка спасать.

– За тем и вернулся.

Кот рад-радешенек, что Иван согласился. Стал скорее дорогу показывать. Боится, как бы Иван не струхнул. Об ногу трётся, сладки слова мурлыкает.

Свернул кот от туристической тропы вправо, большой зал в махонький коридор собрался. Идет Иван под сводами, коленки пригибает. А кругом все больше блеску, стены сами светятся. Редкость редкостная, благодать совершенная.

Привел Ивана в маленький зал, который в стороне от тропы. По стенам вода журикает, махонькие пиявки под камешками толкаются.

Показал кот на белый камень. С виду как булыжник обыкновенный, словно мелом крашеный, да две рогатины в потолок торчат.

– Вот наш олененок. Замерз тут. Не сам конечно. Приблудился в нашу пещеру. Пещерный хозяин осерчал, слово волшебное обронил. Сказал и не рад стал. Обида прошла, а возврату тому слову нет. Теперь только солнышко отогреет. Надо олененка к теплу вернуть! Иван, на тебя надежда.

Приноровился Иван камень поднять. Да куда там! Тяжеленный.

– Это слон поди? – Одолело сомнение Ивана.

– Что ты, что ты. У него ножки стройненьки, головка легонька, рожки тоненьки.

– Тележку надо.

Кот с лапы на лапу переминается. Затея не нравится. Кто ж Ивана в пещеру с тележкой пустит. Люба экскурша сигнализацией сработает.

Стал Иван вокруг камня ходить, словно за мыслями в догонялки играть.

Кот следом мурлыкает, будто подсказывает:

– Приметил я, где лапкой трогаю, олененок тем местом живым становится. Мех на шкурке проступает, угрузнуть можно.

– Покажи.

И точно! Работает! Вокруг лапы кота на спине олененка островок шерсти живет.

Стал Иван свою руку прилаживать. Тишина. Каменный олененок на Ивана тепло не реагирует.

– Покажи еще.

– Показать несложно. Только холодно это. Боюсь замерзну.

– У меня куртка есть запасная. Возьми.

Кот лапами замахал.

– Что ты! Что ты! Видано ли дело коту в куртке ходить!

Только Иван не отстает, уже вещи из рюкзака тянет.

– У меня еще есть свитер, два шарфа и варежки. Не околеешь. Одевай, я погляжу.

Не нравится коту затея. Неправильно это. Ругает себя, за неосмотрительность.

А Иван коту шапку нахлобучил, шарфом обмотал, лапы в варежки сунул.

Стоит кот, как клубок шерсти, недовольно мяукает.

– В другой раз умнее буду. Эко придумал. Я ему подсказку, а он мне экзекуцию. Не по-товарищески это.

– Ты не обижайся. Сам просил помочь.

– Просил олененка греть, а не меня парить.

Иван кота усадил на спину олененка.

Сидит кот. Радуется, что тепло, переживает, что олененок не меняется, каменным остается. Посидел чутка и чувствует, что жаром плавится.

– Не могу, – жалуется Ивану. – Сахарком таю.

Ивану кота жаль, да что поделаешь! Стянул варежки с лапок. Полегче стало коту. Чувствует, как прохладу олененка на себя принимает, каменное заклятие тянет. Вот-вот и сам в камень обернется.

– Есть еще бабушкин свитер.

Кот вьюном вьется, отказывается.

– Выброси, Иван, эту дурь из головы. Не одолею! – плачет.

Иван будто не слышит, старательно кота в свитер пихает.

Свитер бабушкин легонький, как дуновение ветра. Кот его и не почуял. Смирился. С лапки на лапку переминается, словно глину месит иль массаж делает.

Иван тем временем удивляется. Видно, как тепло кота в полную силу по олененку распространяется. Отогревается олененок, будто из лоскутиков собирается: спинка, глазки, рожки проявляются. Иван на ножки смотрит, ждет, когда с места тронутся. Уж коленки дрожат, да копытца постукивают.

«Вот пусть отогреются, – думает, – выведу его из пещеры».

Ожил олененок, первый шаг сделал.

Дивуется Иван, оленёнка подталкивает. Как только ближе к выходу из пещеры подошли, стал кот сильно жаловаться.

– Не могу больше. Совсем замерз. Сам в камень превращаюсь.

Иван свою куртку снял, на кота набросил.

Вроде притих, но ненадолго. Скоро такой вой поднял: будто лапы пропали, – откусил кто.

Иван кота успокаивает, гладить пытается. Олененка подбадривает, бежать торопит.

Кот дернулся, сигануть вон, но Иван держит крепко. Пойди выскочи из такого капкана.

Бежит олененок, торопится. Впереди уже выход маячит.

А кот вновь воет, смертушку вспоминает, Ивана проклинает. А Ивану уже и самому холодно, рук-ног не чует. Но остановить олененка не смеет.

Кот юзом идет, царапать пытается. Иван из последних сил держится. Так и добрались до выхода.

Из ворот выскочили, под солнышком рухнули.

Олененок скоро убежал.

Иван с котом на горку поднялись, все тепло на себя приняли. Вскоре отогрелись, полегчало. Кот все тряпки сбросил, только бабкин свитер оставил, – смотрелся королевской мантией.

Кот клубочком свернулся, стал хвалиться:

– Весело получилось.

Иван поддакивает:

– Известно, весело.

– Можно свитер себе оставлю.

– Не знаю, как бабуля среагирует.

– Новый свяжет. Я ей клубочков принесу из малины, смородины, речных водорослей, наскальных рисунков, морских ракушек. Здесь знаешь сколько всего неизведанного?

Скоро разбежались в разные стороны. Кот вернулся в пещеру, Иван домой.

– Ну что, Иван, хорошая была экскурсия? – спрашивает мама.

– Ага. Мы с котиком олененка отогрели. Все пригодилось, что с собой взял.

Мама даже удивилась:

– Какой ты у меня молодец. Совсем большой стал. Не страшно было?

– Совсем нет. Надо бабуле спасибо сказать.

– Приболела бабуля. Все про Оленью шахту говорит.

Зашел Иван в комнату бабули. Сидит привычно в кресле, только смотрит в одну точку, губами шевелит, будто разговаривает с кем. А вечер уже, темнеть стало, свет бы включить.

Иван к выключателю потянулся, а бабуля запретила.

– Не трогай, – говорит. – А то весточки с Оленьей шахты не примечу.

Совсем загрустил Иван, принялся бабулю от грустных мыслей отвлекать: то чай принесет, то музыку старую включит. Ничто бабулю не радует. Пялится в окна, как филин.

В какой-то момент в окне свет появился, словно фонариком моргнули. Туда-сюда лучик бегает, круги написывает.

Подошла бабуля к окошку, на площадку перед домом смотрит. И видит – около подъезда три белых оленя стоят: один большой, рога в небо упираются, другой меньше, рога, как чаша восточная, и рядом совсем малыш гарцует. Узнал Иван в нем оленёнка, которого утром из пещеры вывели.

– Все честь по чести, – улыбается бабуля. – Не зря эту жизнь прожила, аж троих прислали проводить до шахты.

Грустно стало Ивану. Аж слезы навернулись. Хотел вниз бежать, просить за бабушку. А она его за руку схватила и велела помочь с третьего этажа спуститься.

– Не скучай, внучок! Жаль, что не увижу правнуков. Но ножки слабы, глазки хилы, силы малы. Годков только много.

Вышли на крыльцо.

У оленей между рогов северное сияние со звёздами тянется. Гирляндой играет, переливается. Ивану бы полюбоваться оленями, да за бабулю больно. Мама слезы украдкой утирает. Боится в голос взвыть.

Хотел Иван наорать на оленей, прогнать, – вдруг средний вперед выступил, голову склонил. С рожки упал белый узелок, словно в платок каравай хлеба завернули.

Испугался Иван, отступил, а бабуля на землю опустилась, узелки за края дернула. И до того вокруг светло стало, словно хрустальную люстру включили. Ярко, далеко видно.

Чувствует бабуля, вроде как силы у нее появились. Спину выпрямила, кулачки сжала.

– Ох, спасибо, благодетели. Ох, спасибо, родимые. А то уж и не чаяла своими силами до Оленьей шахты добраться.

Олени кивнули, будто поблагодарили. А потом развернулись и побежали по небу над городом к горизонту.

– А как же я, – потянула ручонки бабуля. – Я ж так прытко не умею. Подсобите слегка.

Олени круг сделали и растворились в небе звездами…

Иван вырос, женился. Родилось у него трое детей. Бабуля вязала им из волшебного клубка, даренного котом, игрушки, одежки. Каждый вечер читала правнукам сказки. Обязательно старалась найти про оленей. А если не находила, сама придумывала. Иногда к ним приходил серый кот с красивой шкуркой и тоже слушал, порой рассказывал сам.