Берега забвения

Берег забвения

(История корабельщика Роберта Лаймона)

Истории у камина – по-прежнему любимое вечернее развлечение жителей Порт-Сент-Этьена и окрестных деревень. Его покуда так и не вытеснили ни телевизор, ни новомодные компьютерные игры, при упоминании которых местные старики лишь молча сплевывают сквозь прокуренные усы. Да и чем здесь еще заниматься по вечерам, когда то шторм, то туман напрочь отрежут острова друг от друга, суда и лодки оказываются на долгие дни и ночи запертыми в гаванях, или зимой, когда снежный буран заметёт дороги между городками, фермами и поместьями? Иногда, получив предупреждение о такой длительной непогоде, которая здесь не редкость, друзья заранее приглашали друг друга в гости на пару-тройку ночей, запасшись дровами, пледами и продуктами, и тогда неторопливые рассказы затягивались глубоко за полночь, а то и до утра. Нужно лишь отряхнуть от пыли пару бутылок, привезенных с материка, коробку свечей, без которых здесь всё так же не обходится ни один вечер рассказов, разжечь огонь и сдвинуть кресла к камину, не забыв пригласить пару друзей из тех, кто не поленится выбираться из дому в такую погоду и засиживаться допоздна за чашкой горячего глинтвейна и доброй историей. Кто не захочет послушать капитана Лаймона, который побывал едва ли не во всех закутках на глобусе, куда проплывет корабль, и некоторых, куда не проплывёт, или Франсуа Эрнанвиля, замок которого вмещает едва ли не больше всех фамильных привидений, мрачных легенд и родовых проклятий на всём острове? И кто откажется от приглашения белокурой Сандры Фиц-Бернард, чей дом слывёт воплощением безупречного стиля и обителью изысканного общества, и от одного взгляда обманчиво-невинных серых очей которой старые морские волки вновь чувствуют себя безусыми юнгами, а приходские сплетницы шипят так, что жители с тревогой глядят на море - не надвигается ли оттуда новый шквал?

***

- Все вы знаете рассказы о Соседнем острове, - начал наконец Роберт, и друзья согласно кивнули, улыбаясь кто заинтересованно, кто снисходительно. – А кто-то наверняка даже уверен, что видел его на горизонте, - он вопросительно оглядел присутствующих, словно ища подтверждения своим словам.

- Ну, я видел. Даже несколько раз, правда, еще в детстве, до отъезда на учебу на материк. С западной оконечности Меловых Зубов иногда бывает очень хорошая видимость…. И иногда мой сосед брал с собой дядину подзорную трубу, старую, еще медную… – не очень охотно, словно признаваясь в детских шалостях, подтвердил Франсуа.

- Вы серьезно? – недоверчиво спросила рыжая Марта, с настороженностью городского жителя встретив попытку стереть грань между историями у камина и реальностью.

- Вполне, моя милая, - серьезно произнесла Сандра, задумчиво накручивая светлый локон на палец. - Со здешних берегов, знаешь ли, иногда очень много чего можно увидеть. Взрослые не разрешают детям подолгу стоять над скалами… Мне самой не случалось, но бабушка много мне рассказывала про миражи над морем…

- Правда, родители тогда уверили меня, что это уже побережье материка. Его иногда бывает видно, но ведь оно совсем не такое. Материк – сплошная линия на горизонте, белая от меловых обрывов. Нет там таких покрытых зарослями утесов, спускающихся уступами к морю… Сандра права, Марта – это объясняют то миражами, то какими-то из реальных берегов – но сам факт, что с разных точек архипелага иногда бывает виден какой-то «лишний» берег, здесь знают даже отъявленные скептики. Ну, а ненаучных объяснений и просто баек вокруг этого – великое множество. Впрочем, это нам хотел рассказать Роберт, не так ли?

Корабельщик кивнул и продолжил.

- Самое интересное, что всего лет четыреста назад «Соседний остров» отмечался на картах. Это, конечно, ничего не доказывает – много чего в те времена рисовалось на картах. Кроме того – это уже для вас, Марта, мы-то все в курсе - линия побережья в этих местах и впрямь изменчива. Там мел и известняк не выдержали напора волн, тут течение нанесло песок и образовало новую банку. Но вот что интересно. Атлас Раткрогана, изданный четыреста лет назад – первая карта здешних вод, на которой «Соседний остров» не значится. Три последующих издания карт полностью дублируют Раткрогана. Семьдесят с лишним лет спустя выходят Адмиралтейские лоции – весьма обстоятельный документ, с указанием промеров глубин и розы ветров на разные времена года, изданный с простой практической целью - чтобы рекрутированные в портах Метрополии военные моряки не садились на мель и скалы в незнакомых проливах Архипелага. И вот на этих, донельзя серьезных и уже весьма далеких от рисования сказочных земель картах, пропавший остров снова присутствует, как ни в чем не бывало. Как и положено, с указанием глубин у побережья и наличия пресных источников на берегу. Тут уж мне стало интересно, откуда они в столь респектабельном издании взялись. Благо, в «Анналах Адмиралтейства Трёх морей» тогда уже публиковались наиболее важные документы за год, включая сообщения о крупных кораблекрушениях и отчеты всех исследовательских экспедиций. По счастью, в библиотеке Порт Сен-Пьера сохранилась почти полная подборка этого раритета, включая нужный мне том.

- Рапорт капитана Фредегара? – уточнила Сандра. Корабельщик воззрился на нее с неподдельным удивлением. – Ну а что? Мне тоже было интересно, - немного смутилась аристократка.

- Рапорт капитана Фредегара. – Подтвердил Роберт. – Лета 1687, пост-капитан Вильгельм Фредегар, командир королевского фрегата «Буодицея», тот самый моряк из северных портов Метрополии, никогда раньше не бывавший в наших рыбацких проливах, получил задание картографировать их берега. Каковое задание выполнил честно и старательно – тому свидетели очертания наших островов, почти не отличающихся от современных лоций. Кроме одного. На который, как следует из рапорта, Фредегар со спутниками также высадились, провели все необходимые замеры, отметили источники пресной воды, опасные скалы у берега, колокольню местной церкви и шпиль господского замка как наиболее заметные ориентиры.

- То есть, остров был обитаем? – заинтересовалась Марта.

- Более чем. Во времена Фредегара там проживало около шести тысяч человек, и если отбросить наиболее баснословные версии, населяющие остров эльфами, умершими душами и даже христианскими святыми… а впрочем, обо всем по порядку.

По причине отсутствия защищенной бухты картографы определили остров как непригодный для базирования крупных судов в непогоду, утратили к нему интерес и с чувством честно выполненной работы отправились дальше. С удивлением капитан обнаружил, что на некоторых предыдущих картах остров отсутствует, но решил, что предшественники недоработали. А в Порт Сен-Пьере, бывшем тогда средним рыбацким поселком, местные жители, говорящие на труднопонимаемом для Фредегара диалекте, без тени удивления подтвердили ему, что о таком острове рядом приезжие действительно зачастую не знают.

На картах XVIII века контур Соседнего острова обозначался пунктиром, словно географы не могли определиться, верить ли им своим глазам или авторитетной Адмиралтейской лоции. Лишь примерно двести назад непонятный берег окончательно был выведен из научного оборота в разряд морских легенд. Впрочем, даже наименее суеверные из местных шкиперов знают, что, сколько бы карты не обещали двадцать футов под килем, в этих краях стоит ходить особенно осторожно – особливо в туманные ночи. Неместные, увы, не знают, что иногда кончается для них плачевно. Последние крупные случаи произошли с немецким военным транспортом во время войны и с панамским сухогрузом тридцать четыре года назад – этот раз помнят все жители Порт Сен-Пьера, участвовавшие тогда в поиске и спасении выживших. Так вот, в обоих случаях выжившие в один голос утверждали, что с полного ходу налетели на скалы, которых в данном месте не было и не могло быть. Принято считать, что штурманы неправильно определяли местонахождение кораблей.

- Но это всё предыстория, - поднял палец Роберт. – Если вы общаетесь со шкиперами Порт Сент-Этьена, ходящими в норманнские порты, то наверняка могли знать папашу Иорверта, отдавшего Богу душу пару лет назад. Помните, такой краснощекий старикан, на левой руке татуировка кашалота с трубкой? Именно он и поведал мне дальнейшее.

История эта, если верить папаше Иорверту, а не верить ему у меня причин нет, произошла с ним, когда ему стукнуло сорок четыре. Как вы слыхали от родителей, в прошлом веке жизнь мужчины из приморского поселка шла по накатанной колее: как и его отец и дед, он начинал юнгой на рыбацком дрифтере, чтобы через несколько лет стать полноценным матросом, а затем, накопив, заняв или дождавшись наследства – владельцем собственной шхуны. Если, конечно, доживал до этого этапа с нашими не шибко дружелюбными водами и не очень надежными скорлупками. Наиболее удачливые и настойчивые выходили в капитаны рыболовных флотилий, либо меняли рыбацкую скорлупку на посудину покрупней и начинали торговать с материком или Метрополией. Так вот, Мартин Иорверт еще не вышел в число самых удачливых, но уже был шкипером собственной скорлупки, управлявшейся обычно тремя-четырьмя людьми.

Сгрузив последний за сезон улов, Иорверт повел дрифтер в верфь Порт Сен-Пьера, где уже договорился о покупке и установке на свою «Флору» нового движка. Рейс был пустяковым, всего-то несколько миль вдоль побережья, поэтому сопровождал его только моторист Бруно. Но надо было такому случиться, что, только выбравшись из бухты, «Флора» попала в сплошной туман. Иорверт более опасался налететь на прибережную мель, нежели потеряться в знакомых с детства водах, потому позволил себе отклониться от берега. Не увидев в ожидаемое время Сен-пьеровского маяка, и вообще никаких признаков суши, шкипер забеспокоился, но опять-таки не настолько, чтобы беспокоить диспетчера и запрашивать курс. Вдобавок к туману стоял почти полный штиль, так что слышно было, как неторопливо барахтаются за кормой лопасти винта, да поскрипывают старые доски пропахшей рыбой палубы – и больше ничего вокруг. В этой тишине, наконец, отчетливо послышался тихий плеск воды о кромку берега, а вскоре показался и он сам, правда, в тумане ни шкипер, ни его моторист никак не могли признать, в какое же именно место их вынесло. Впрочем, все берега здесь более или менее похожи друг на друга, поэтому, прикидывая, то ли они проскочили Порт Сен-Пьер в тумане, то ли это их вовсе унесло к Южному острову, они медленно двинулись вдоль кромки, высматривая, когда же появится однозначно знакомый ориентир. Как и ожидалось, вскоре показалась и деревня, выглядящая именно так, как и должна выглядеть деревня по обе стороны пролива – со спускающимися к морю улочками, крашенными в желтый, красный или белый полутора-двухэтажными домиками, крытыми черепицей или дерном, над которыми поднимался сливающийся с туманом дымок. На нескольких утлых суденышках у деревянного пирса буднично копошились рыбаки, занятые подготовкой к зиме – снимали снасти и паруса, сгружали на берег сети и нехитрый моряцкий скарб.

Что странно, деревню эту опознать Мартин и Бруно тоже никак не могли. Поэтому у них уже возникло чувство происходящего чего-то не того, но слишком буднично выглядели дымки над трубами, перекликавшиеся на знакомом островном наречии рыбаки у пирса, долетавшие откуда-то со дворов голоса детей, коз, собак.

Как и положено, сразу у пристани, на углу набережной и главной улицы, прибывающих встречала таверна под странным названием «Туфелька герцогини». Впрочем, на верхней полке бара, между высушенной клешней гигантского краба и старым офицерским кортиком, под стеклянным колпаком действительно красовалась изящная, на высоком каблуке, женская туфелька из какого-то блестящего материала. За стойкой красовалась столь же непременная в приморских деревнях трактирщица возраста старше среднего, но с еще не потерявшим пышности бюстом, в мужских штанах и с трубкой в накрашенных губах.

- Где это мы, уважаемая?

- В Энгерранде, - ответила та, взглянув на посетителей с явным интересом, и понимающе спросила: - Заплутали в тумане?

- Не без этого, уважаемая, - признал Мартин Иорверт, подсаживаясь к стойке и силясь вспомнить, где же на карте находится это, несомненно знакомое ему, название, и наконец спросил:

- Далеко ли отсюда до Порт Сен-Пьера?

- Семь миль прямо на зюйд-ост-ост, если успеете до захода солнца.

- А если не успеем?

Входная дверь скрипнула, впуская с туманной улицы нового посетителя. Мартин оглянулся через плечо и охнув, вцепился в стойку, чтобы не сползти на пол. Самые худые подозрения касательно того, куда может занести судно, когда знакомые воды вдруг становятся незнакомыми, оправдывались, ибо перед ним стоял его родной младший брат Роланд Иорверт, бесследно сгинувший со всей шхуной «Андерида» уже двенадцать лет как.

* * *

Пиво в «Туфельке герцогини» подавали отличное, и Роланд даже говорил обескураженному Мартину что-то о рецепте, с добавлением трав и зерен.

- А нам его точно можно пить? – поинтересовался Мартин, вспомнивший все старые поверья, в том числе и те, которые грозили потерей памяти неосторожным, попробовавшим еды или напитков в некоторых странных местах.

- Почему же нет? – Хохотнул Роланд, делая большой глоток.

- Ну, это… «Не пей воды на берегах забвенья, где солнце не рассеивает тени».

- Глупости, Мартин. Я здесь пью и ем все эти годы, и отлично помню и тебя, и младшую Габи, и блинчики с клюквенным джемом, которые готовила тетка Георгина. Понимаю, Соседний остров – весьма необычная земля, но берега забвения – это точно не про него.

- А сам-то ты? – с упрёком спросил Мартин. - Мы ведь там извелись, когда «Андерида» не вернулась в порт... Что тебя здесь держит-то?

Роланд виновато вздохнул.

- Полина, Мартин. Когда во время урагана нас подобрала здешняя яхта, она была там. Пять футов безупречно стройных ног, соломенных кудрей, веснушек и огромных в пол-лица карих глазищ, которые безотрывно глядели на меня, когда она поминутно справлялась, как я себя чувствую и не нужно ли чего. А мне ведь было всего двадцать, Марти… Но отправляться со мной назад она отказалась наотрез. Среди местных к большой земле относятся… ну, скажем так, настороженно.

- Послушай, Ролли… Ведь если нас оттуда заносит, то может и отсюда заносить туда?

- Конечно, может. Здесь знают, в какие дни море обычно открывается, и могут плавать на Архипелаг и обратно. Мы у вас кое-что покупаем. В Порт Сен-Пьере, особенно в ярмарочные дни, никто не обращает внимания на еще одну незнакомую яхту или лодку, с которой интересуются пенькой или бренди. Но бывает и именно что заносит, особенно если кого-то угораздит попасть под шторм.

- Ролли, а никто из ваших в последние годы не пропадал?

- Как не пропадал-то, когда ходят по морю, Марти? В каждом третьем доме помнят кто отца, кто деда, кто прадеда.

- А в самые последние годы? – Допытывался Иорверт-старший, вытирая усы от пива. Роланд насторожился:

- Марти, а ты чего спрашиваешь то?

***

Сильный порыв ветра со стуком распахнул окно, опрокинув вазу с цветами и обдав гостиную солёным воздухом, словно море противилось попыткам раскрывать его тайны. Несколько суматошных минут ушло на вытирание лужи и ремонт расшатавшейся задвижки, пока содрогавшиеся под новыми порывами створки окна приходилось держать руками.

- Ай! Хорошо, что не разбилась, - облегченно выдохнула Сандра, ощупывая упавшую вазу. - Это же ар-нуво работы Рене Лалика! В нашем захолустье такую попробуй достань…

- Ну так вот, сестру папаши Иорверта, младшую Габи, я тоже хорошо знаю. Её так прозвали, чтобы отличить от матери, тоже Габриэлы, да так до старости к ней и прилипла эта «младшая», - продолжил Лаймон, когда все снова расселись у камина. – А кто не слыхал, ураган 1929 года среди стариков и сейчас помнят, потому что у церкви в Олдерни тогда свалило большую колокольню, а в яблоневых садах по всему архипелагу побило цвет, так что острова в тот год остались без сидра и кальвадоса. Людей, побитых градом, падающими деверьями или обломками тоже хватало, поэтому девчонку в полубессознательном состоянии, которую прибило к берегу на обломке шлюпки, занесли в ближайший дом, оказавшийся как раз домом Габриэлы и её мужа, краснодеревщика Филиппа, и оставили на их попечение. Доктор Макдэниел, который еще лечил мои детские ангины, добрался до них только на следующий день, похвалил за то, что наболтавшуюся в холодной воде девчонку отпаивают всяческими отварами, и сказал, что ничего опасного ей уже не грозит. Но диагностировал потерю памяти – как он решил, в результате пережитого шока. Вопреки его надеждам, память к девушке не вернулась ни через месяц, ни через год. Тогдашний коннетабль Мюррей, взявшийся искать её родственников и устанавливать личность по отпечаткам пальцев и прочим полицейским базам, в конце концов развел руками. Крепкая светловолосая девушка, в которой всё выдавало местную породу, замечательно говорила на диалекте, однако её никто не знал ни на одном из островов. Она так и осталась жить у Филиппа и Габриэлы, которые назвали её Маритими, потому что её принесло море…

***

- Круглолицая невысокая блондинка с веснушками, родинкой над губой и серыми глазами. – Роланд Иорверт едва кружку не выронил, словно не веря своим ушам.

- Она самая, - кивнул Мартин. – Хотя, надо сказать, за эти полтора года ваша невысокая вытянулась на пару вершков.

- Ох ты ж… Да это ж Мишель, средняя дочь шкипера Коудри! С моей Полиной, стало быть, двоюродные сестры. Родители то уже давно среди живых её не чают… Эй, мамаша Жизель, ну-ка давай свой кальвадос! Впрочем, братец Марти, выпьем еще по одной и вам пора, - он озабоченно вгляделся за окно. – Отсюда можно уплыть не в любой день, равно как и попасть сюда. Странные воды, братишка…

Мамаша Жизель поставила перед ними чарки с янтарным напитком и положила серебряную монетку сдачи. Чеканный профиль незнакомой молодой женщины окружала надпись: «Светлейшая княгиня Орсеида VI».

- Оставь себе, Марти. Мало ли, вдруг пригодится. Никто из местных, если встретишь их на большой земле, не откажет тебе в провозе на остров, доставке товара или другой услуге, независимо от достоинства монеты – это традиция. Говорят даже, что здешние деньги открывают проход к острову, если их бросить в воду…

***

Полено в камине с треском распалось на горящие угли, выпустив сноп красных искр. Поворошив угли, Лаймон откинулся в кресле и обвёл друзей взглядом.

- Небольшая шхуна с крашенными в зелёный цвет бортами пришла в Порт-Сент-Этьен через неделю. Называлась она «Навсикая», и название это запомнилось, потому что ни до, ни после никто на острове не видел этой шхуны. Говорят, к Мишель-Маритими, которая поначалу боялась куда-то плыть с незнакомыми людьми, вернулась память, как только она взошла на борт и выпила воды из протянутой ей фляги. Тут же она обвела моряков удивленным взором и с радостным криком кинулась на шею светловолосому юноше. Еще говорят, и это может подтвердить каждый в городке, кто близко общался с Мартином Иорвертом – до самой смерти он втихаря сбывал мимо таможни то антиквариат диковинной работы, то отличный кальвадос в бутылях без этикеток, то шелка и полотно с необычной вышивкой. Вроде всё было почти такое же, как и на Северном острове, но в то же время – чем-то не такое. Причем водились эти товары у него и тогда, когда папаша Иорверт по причине глубоко почтенного возраста сам в море уже не выходил. А у его сестры, младшей Габи, подобные безделицы не перевелись и до сих пор. Впрочем, контрабандой на островах балуются многие, так что говорить и спрашивать об этом не принято.

- Так значит, берега забвения – это у нас? – спросила Сандра. – Я часто в детстве слышала эти стихи, но никто из старших не мог мне объяснить, о чем они. И что значит «не рассеивает тени»?

Роберт лишь пожал плечами с улыбкой, будто говорящей: «что возьмешь с морского фольклора?»

- Интересно, а что именно из антиквариата привозили оттуда? Роберт, ты меня познакомишь с этой бабушкой? Уверена, пара тамошних канделябров замечательно подойдёт для моей библиотеки!

- Эй. Ну вы чего… Это ведь просто сказка? Такого не бывает, – недоверчиво протянула Марта.

- Видите ли Марта, в таких местах как Архипелаг грань между тем, что может и не может быть, несколько тоньше, чем вы там привыкли… А ладно, не берите в голову, - с улыбкой махнул рукой Франсуа, заметив беспокойство в глазах полицейской. - Включите-ка радио, господа. Что там себе думает эта погодка?

«Для побережья и Архипелага сохраняется штормовое предупреждение, кораблям не рекомендуется выходить в море. Над столицей продержится смог, так что солнца не будет видно еще несколько дней…» - сообщил с треском прорвавшийся сквозь помехи голос. Высокие напольные часы заскрипели, щелкнули и пробили двенадцать. Марта зевнула, что не укрылось от хозяйки.

- Кофе? К нам как раз завезли новый замечательный сорт из… - аристократка прикусила кончик языка, споткнувшись взглядом о форму полицейской. Но та лишь рассеянно кивнула и принялась помогать Сандре собирать пустые чашки.

- «Где солнце не рассеивает тени…» - задумчиво повторил Роберт, глядя ей вслед, и выключил радио. Когда хозяйка вернулась с горячим кофейником, а Марта замешкалась на кухне, Франсуа, обведя оставшихся глазами, порылся в бумажнике и положил на столик золотую монету. Сандра поднесла её к огню и прочитала вслух:

- «Светлейшая княгиня Амфитрита II».

- Не хотел, знаете ли, пугать нашу гостью, пока она тут…

Надпись была выполнена на диалекте, однозначно очерчивавшем место происхождения монеты несколькими десятками окрестных миль. Глаза блондинки загорелись.

- Я её хочу!

- Зачем тебе? – снисходительно поинтересовался Франсуа.

- В коллекцию! Я их собираю!

- Ты всё коллекционируешь. От антиквариата до мужчин, - улыбнулся собеседник. Сандра возмущенно запротестовала:

- Вовсе не всё! Только всё красивое! Ну, хотя бы скажи, откуда это у тебя?

- Есть истории, которые рассказывают, и есть те, которые хранят молча, - уклончиво ответил мужчина. - Можно еще немного вашего замечательного штруделя, барышня Сандра?

12.06.2017