Березняк из детства

Я родился в СССР, и не знаю как для кого, а для меня это значит, что детство моё было сплошным ярким сполохом, бесконечным теплым солнечным днем, журчаньем прохладной воды в деревенской речке, теплым парным молоком только что из-под коровы, от которого меня передергивало, и это, пожалуй, было самым неприятным моментом моего беззаботного счастья.

Наша семья жила в Ленинграде, но на лето я уезжал в деревню недалеко от города. Всего час езды с Витебского вокзала, и я попадал из мегаполиса с визуально наблюдаемым маревом от раскаленного асфальта, в сказку, где все описанное в первом абзаце присутствовало в полной мере. Добавьте к этому моих друзей, с которыми не виделся (в лучшем случае переписывался) девять месяцев! Для ребенка, подростка, даже отрока – такой срок казался бесконечным!

Тогда это была именно глухая деревня, даже не село – церкви не было, а сейчас, спустя почти полвека, уже непонятно что: слишком расстроилась, новые дома превратились в настоящие хоромы, машина практически в каждом дворе – и не в единичном экземпляре, интернет, понятно, ну и прочие блага цивилизации.

Впрочем, шашлычки, жареная курочка, печеная в углях картошка и овощи с грядки свой вкус не изменили, а что пиво стало общедоступно в любое время, так это даже лучше. Я каждое лето туда к друзьям детства катаюсь, и не по одному разу…

Да, так вот, про лето и друзей. Был у меня в той деревне особенно близкий мне друг – Андрей Кузьмин. Чем мы только с ним не занимались, чего не вытворяли в эти три месяца летних каникул. Ловили рыбу сетью «курица» и бреднем, реже сачком – большим таким, но в него все равно хуже заходило, чем в сети. Строили шалаши в лесу, очень они у детворы популярны были, особенно если на дереве; копали землянки, но их скоро заливало дождями, и там появлялись лягушки и даже змеи; конструировали машины из досок с колесами от детского велосипеда «дутик», на которых потом катались по деревенским дорогам; ездили на телегах, запряженных лошадьми, за сеном со взрослыми мужиками на дальние луга, а потом уминали его в сарае; однажды смастерили чучело человека, которое позже повесили за шею на фонаре, прямо на станции перед проходящими мимо электричками – вскоре по этой железнодорожной ветке поползли жутковатые слухи; подтягивались на перилах моста над 15-метровой пропастью над рекой, бурлящей по камням разрушенного в войну моста; обтрясали яблони в садах, тырили кабачки, огурцы и помидоры; гоняли на мопедах, позже на мотоциклах; дрались, конечно, но лежачих не били... Да, мало ли как еще безобразничали!

Особое место в наших, но уже совсем не хулиганских занятиях, занимал сбор грибов в лесу. Как любые живущие на вольной природе люди, мы прекрасно разбирались в грибах, во всяком случае в тех, что росли в Ленинградской области, и поганок никогда домой не приносили, а также ложных опят или подберезовиков. Нет, иногда мы с Андреем собирали именно ложные грибы, и варили из них суп – но это была просто игра, его естественно никто не ел. Дурачились пацаны. Собственно, небольшая зарисовка, которую я собираюсь поведать, именно со сбора грибов и началась.

Обычно мы с Дрюней шли по проселочному тракту, называемого Вырецкой дорогой, окруженной густым лесом, до «бетонки» – перпендикулярной Вырецкой, выложенной бетонными плитами дороге, один конец которой уходил в соседнюю деревню Михайловка, а другой упирался в водоочистительные сооружения. Пройдя по направлению к станции с полкилометра, мы поворачивались на девяносто градусов и заходили в лес, по которому уже и двигались в сторону родной деревеньки, по пути, собственно, и собирая грибы.

И вот в один из таких походов, когда уже прошли несколько километров по соснякам, ельнику и буреломам, и достаточно забрали в право (так все время бывало, потому что левая нога делает шаг несколько большего размера, чем правая), набрели мы на шикарный березняк.

– Ну, сейчас подберезовиков накосим! – Обрадовался мой друг.

Мы стали обходить поляну, тщательно смотря под ноги, и обшаривая глазами ближний круг, особенно под деревьями. Внизу подозрительно хлюпало.

Грибов было действительно много, но едва мы до них дотрагивались, как они буквально расползались под нашими пальцами. Грибы напоминали пропитанную водой губку, с той лишь разницей, что губку можно выжать и она принимает прежнюю форму, а гриб нет – он просто распадался на мелкие кусочки. В таких грибах мы даже червей не было.

– Да-а, – протянул я, оперевшись на ствол молодой березы, – везет, как утопленникам.

И вдруг ствол дерева в месте, где его касался мой локоть, даже не сломался, а просто съехал в сторону, и упал на землю. И едва комель ее коснулся, как весь ствол упавшей части развалился на куски! Я в испуге оттолкнулся от оставшийся в земле примерно метровой с небольшим части дерева, и чуть не упал сам – она легко переломилась от моего толка!

– Вот это да! – Андрюха взял кусок березы, - она вся водой пропитана!

Он швырнул кусок в соседнее дерево. Тот разлетелся мелкими брызгами по сторонам, но к нашему восторгу и березка, в которую он попал, переломилась пополам!

Я двинул ногой по ближайшему дереву, и срезал его, как коса срезает свежую осоку на лугу.

Что тут началось!

Мы бегали по хлюпающей под ногами траве, руками и ногами лупили по сгнившем от пропитавшей их воды стволам, ломали с виду несокрушимых исполинов. Били костяшками кулаков, ребром ладони, ногами а-ля маваши гери, в неимоверных прыжках, стараясь попасть повыше. Деревья были разного возраста и высоты, толщины стволов, и не каждое удавалось непременно свалить с первого удара. Тогда устраивали соревнования, кому это удастся первому. Проигравших тут не было. Десятиметровые, а то и выше деревья, складывались, как карточные домики, приводя нас одиннадцатилетних пацанов в бурный восторг.

Через полчаса мы так устали, что повалились на мокрую землю. Но нам было все равно, что на наших задницах тут же расплылись темные мокрые полукружия.

Ох! Какими умелыми каратистами мы чувствовали себя тогда! Какими были Брюсами Ли и Чаками Норрисами! Какими сильными и ловкими казались сами себе!

Прошло больше сорока лет с того момента, а друг мой погиб уже в 19-ть, разбившись на мотоцикле, но я до сих пор помню ту эйфорию, что мы испытали тогда. И ведь что интересно: в моей жизни происходили события более интересные, опасные и значимые, чем это: в том же лесу провалился в болото, и только приличные навыки охотника позволили мне выбраться из жуткой приветливой с виду топи; я чуть не утонул, купаясь в реке, когда течение затянуло меня под подводную плиту; чуть не был выброшен круговоротом на середину Невы, откуда точно бы не выбрался; меня едва не застрелил собственный отец, когда на озере в Бьёркезунде волной качнуло катер и выстрел ушел вниз; в личной жизни случались такие беды, что всерьез подумывал, чтобы свести счеты с жизнью; меня предавали хорошие друзья и даже родные люди… Много, много всего случилось за 55-ть полноценных лет.

Но почему-то именно незначительны эпизод с березовыми стволами навсегда врезался мне в память. Может быть потому, что в те далекие навсегда канувшие в Лету полчаса я чувствовал себя чуть ли не всемогущим, ведь кому по силам ударом маленького кулачка тоненькой мальчишеской ручки перебить ствол дерева, толщиной десять, а может и больше сантиметров. И даже то, что, повзрослев, я занимался семь лет армейским рукопашным боем, и ломал руками реальные кирпичи, перебивал толстые доски, разбивал бутылки, не затмило воспоминание о той волшебной березовой поляне в самом обыкновенном лесу под Ленинградом.

13.12.2025 год