Он все-таки взорвался. Однако благодаря постоянным наблюдением за Йеллоустоуном и точным предсказанием даты извержения, люди сумели спастись. Большинство из них эмигрировало на Марс, меньшая часть — на Луну, а три корабля, с десятью тысячами колонистов на каждом, отправились к альфе Центавра. Академик РАН[1] Сидоров настоял на этом полете.

— Раз мы можем это осуществить технически, то нам стоит это сделать и распространить нашу расу на еще одну звездную систему. Это повысит нашу выживаемость, как вида.

Ученые-генетики последний год изо всех сил работали над созданием котеек и пёсиков и добились успеха. Люди улетели, но на Земле остались собаколюди и котейколюди. Конечно, наш КУР[2] нельзя сравнить с КУР академика, но лично у меня он сто тридцать, а у моего друга Мур-мура — сто тридцать пять. А еще они, методами генной инженерии, сделали нам вместо передних лап почти человеческие кисти рук: ловкие и ухватистые.

Кстати, мы с Мур-муром собираемся пожениться. Он у меня замурчательный: получил среднетехническое образование, умеет водить мотоцикл, оставшийся от людей, и электромобиль. Да-да, наши тела стали заметно крупнее и это тоже подарок от генетиков. В общем, они улетели, но оставили на Земле молодую цивилизацию: котеек и собачеек.

С тех пор прошел год. Мы, как известно живем мало, а посему взрослеем быстро, но вести себя как раньше, по-животному, нам уже невозможно. Вот Мур-мур однажды и говорит:

— Мяука, мы с тобой уже взрослые, давай поженимся по всем правилам. Пусть отец Гавколай нас обвенчает как положено.

А надо сказать, что цивилизованные псы перестали нас гонять и облаивать: такое не пристало разумной собачейке. Они по-прежнему были крупнее и сильнее нас, хотя мы тоже заметно подросли в размерах и стали походить на человеческих подростков старшего возраста. Однако, благодаря нашей цивилизованности, беспричинная война между нами прекратилась. Собачейки пошли как-то больше по духовной и технической части, а котейки — по сельскому хозяйству.

Самой главной проблемой стало растениеводство: после извержения, уже два года солнце было закрыто плотным облаком пыли, а поля промерзли насквозь. В общем, даже нам с нашим генномодифицированным мехом бывало весьма холодно, и некоторые котейки уже носили одежду.

С энергией был порядок, собачейки вполне справлялись с атомными электростанциями и, учитывая нашу небольшую численность на территории бывшей России, энергии хватало на отопление жилищ, теплиц и на зарядку электромобилей. Тепловые электростанции эксплуатировать оказалось весьма затруднительно, так как при таком морозе многочисленные металлические устройства стали довольно хрупкими. В связи с этой проблемой, собачейки переделали подвески всех транспортных средств из специального сплава, хорошо выдерживающего нагрузки при морозе. Что касается гидроэлектростанций, то вся вода замерзла, и они остановились самым естественным образом.

Теперь с растениями стало совсем худо. Они требовали «человеческой» заботы, ибо само собой ясно, что пятнадцать лет зимы не выдержат никакие растения. А поэтому мы, как только все началось, срочно кинулись засеивать самыми разными семенами существующие теплицы. Потом стали пересаживать плодовые деревья или резать их на черенки, и из них выращивать саженцы.

Так как у нас не хватало места в теплицах, чтобы сберечь дикую природу, то таким растениям, естественно, пришел кердык. Две зимы они еще могли бы выдержать без солнца, ну а три, да еще при постоянно увеличивающихся морозах...

Увы, теплиц оказалось не так уж много. Поэтому собачейки стали, сразу же после катастрофы, поспешно строить новые и подводить к ним воду и энергию. Конечно же мы занялись эксплуатацией животноводческих и птицеферм, хотя не хватало всего, и поголовье пришлось сильно сократить. Но домашнюю птицу и животных мы сумели сохранить, и в перспективе могли их развести столько, сколько нужно. А вот с растениями дело было дрянь. Крытых посевных площадей катастрофически не хватало. И, как следствие, не доставало кормов для животных.

Мы с Мур-муром работали в семенном генетическом банке, поддерживая там оптимальную температуру и подбирая самые полезные для разведения семена, по мере появления новых площадей теплиц. В число наших обязанностей входило посев растений, ради обновления семенного фонда, и разведение нужных для выживания растений. Для этого у нас имелись высокотехнологичные грядки с микроклиматом прямо под землей. Труднее всего было спасти плодовые деревья, но мы справились.

Нашей зарождающейся цивилизации еще повезло: мы обнаружили стекольный завод, а на нем огромные склады забитые готовой продукцией. Таким образом используя это стекло для строительства, за два года мы построили десятки гектаров теплиц и постепенно нарастили продукцию растениеводства до приемлемых масштабов, ликвидировав угрозу голода.

Собачейки даже смогли запустить в эксплуатацию трактора и прочую сельскохозяйственную технику. Так что после двух лет напряженных трудов мы, наконец, смогли обеспечить нашу, вновь народившуюся, цивилизацию разнообразными продуктами питания.

Мы проживали в Южной Сибири и нашей столицей считался Новосибирск. Это была зона наиболее удаленная, от места катастрофы, а следовательно менее всего пострадавшая. Да и потом мы стали единственным центром новой кошачье-собачей цивилизации. Больше ни в одной стране, ушедшего мира, таких генетических экспериментов никто не делал.

Однако уже первый год без солнца привел к тому, что все ртутные термометры лопнули, а спиртовые показывали, в данный момент, сто десять градусов мороза. Это вызвало невероятную лохматость подшерстка у котеек и собачеек. В общем, самые лучшие меха до катастрофы не шли ни в какое сравнение с нашими. Но жизнь коротка, так считали люди, а наша жизнь втрое короче человеческой и я предложила Мур-муру отправиться в путешествие.

Впрочем, температура по-прежнему ползла вниз и вот-вот ожидалось, что замерзнут и лопнут и спиртовые термометры.

Наше начальство дало нам отпуск и выписало соответствующие бумаги. Мур-мур пристроил к мотоциклу «Урал», производства немецкой фирмы BMW, шесть двадцатилитровых канистр с бензином марки «Мороз», в котором десять процентов объема занимали новейшие антизамерзающие присадки, позволявшие топливу оставаться жидким даже при минус ста пятидесяти, и заправил полный бак. Правда, использование этого бензина снижало мощность двигателя на пятнадцать процентов, но тут приходилось выбирать и выбор оказался однозначен. Наша модель «Урала» оказалась довольно редкой, с двумя ведущими колесами[3], вторым ведущим было колесо на коляске. Это давало мотоциклу очень приличную проходимость, и мы не боялись застрять в сугробах.

Но все же прихватили с собой совковую лопату и засунули ее в коляску, мало ли какие дороги нам встретятся. Рядом с лопатой Мур-мур уложил помповое ружье и большую сумку с патронами. Себе на пояс он повесил пистолет: тринадцатизарядный глок 32. Я набрала всякой мясной еды и она, естественно, сразу же замерзла, что, конечно же, обеспечивало ее практически полную сохранность.

Дороги, построенные людьми, были в полной сохранности, так как сила землетрясения, докатившаяся до наших отдаленных мест, не превышала четырех баллов. Так что мы могли отправиться в любую сторону и только сугробы из снега и пепла доставляли нам неудобства. Мур-мур предлагал ехать в сторону Красноярска, но я не согласилась, так как где-то там находился полюс холода, а этого добра и так хватает. А потому мы поехали в сторону Москвы.

Поначалу я понадеялась на собственную густую шерсть, но к вечеру первого дня мы сильно промерзли и решили остановиться в брошенном поселке. На окраине мы выбрали деревянный дом из досок с толстенными стенами. Возле крыльца под навесом обнаружилась большая поленница дров. Дверь оказалась не заперта.

Мур-мур взял вещи и затащил их в дом, а после закатил мотоцикл в гараж, где стоял брошенный автомобиль. Я начала таскать в промерзший дом дрова, как только Мур-мур освободился, он сразу присоединился ко мне. Внутри оказалось почти так же холодно, как и снаружи. Дом состоял из трех комнат и все они были построены вокруг печи. С четвертой стороны находилась кухня, куда мы и попали прямо с улицы.

Натаскав изрядную кучу дров в кухню, мы растопили печку и Мур подкинул в топку десяток толстых полешек. Пока он занимался печью, я пошла с обыском по комнатам и вскоре нашла две пары подходящих зимних сапог и две подростковых шубейки из искусственного меха. Надев их, мы довольно быстро согрелись. А вскоре возле печи стало ощутимо теплее, а в кухне запахло человеческим или точнее котейским духом.

— Ну вот, этой ночью мы не замерзнем, — сказал Мур-мур, застегивая шубу на все пуговицы.

Дом оказался построенным по уму и быстро прогрелся. Мы начали ходить в шубейках нараспашку, а вот внизу по ногам шел холод и сапоги мы не стали снимать. В следующей по ходу комнате, спальне, оказалось заметно прохладнее, но на кровати обнаружилось меховое одеяло, видимо из бобра, теплое и мягкое, и мы, сбросив одежду, юркнули под него. Разумеется мы занялись любовью: когда еще попадутся такие шикарные условия.

Мы тихо разговаривали, глядя в маленькое окошко, забранное толстой рамой, когда в нем вдруг появилась громадная волчья морда. Я ойкнула и потянулась за помповым ружьем, лежавшем на полу с моей стороны кровати. Мур-мур вынул глок.

— Ты спи, я пока покараулю, а ружье положи поверх одеяла между нами. Хотя навряд ли они полезут в дом, да и окошки маленькие, им не протиснуться.

Я думала что не засну, но положила голову на подушку, натянула одеяло до ушей и незаметно отключилась. Разбудил меня громкий и тяжелый вой. Я открыла глаза. Было еще темно.

Мур-мур резко вздернулся и схватился за ружье.

— Кажется я тоже задремал, — сказал он.

— Поспи немного, — предложила я, — только три часа ночи, а утром нам потребуются светлые головы. Ведь волчья стая сама не уйдет. Они уже давно сожрали всех, кого могли поймать, и теперь голодают.

— Ну мотоциклу и бензину ничего не грозит, а до нас, пока мы в доме, им не добраться.

— Вот и поспи, дорогой, а я подежурю.


***

Пока муж спал, в окошко еще раз пять заглядывали волчьи морды, каждый раз другие. Взяла я глок и засела под окошком, а ствол навела туда, где морды возникали чаще всего. Сидеть пришлось долго, едва не задремала, как вдруг огромная морда заслонила пол-окна. Я мигом проснулась, чуток довернула ствол и нажала на курок. Грохнул выстрел, и морду как ветром сдуло.

Мур-мур вылетел из-под одеяла, как пробка из бутылки шампанского. Я постаралась успокоить его жестами, а сама попробовала разглядеть: что там за окном. Уж не знаю куда я попала: труп весь под окном уместился, а вот снег окрасился красненьким и волчара никуда не кинулся бежать.

— Кажется наповал, — тихо сказала я мужу.

— Ну туда и дорога, — подвел он итог.

Стекло, если не считать маленькой круглой дырочки, осталось целым. Так что мороз не ворвался к нам в спальню. Я сходила на кухню и подбросила три свежих полена в топку. Потом подошла к двери и погладила рукой толстый дубовый засов, на который Мур-мур запер дверь, когда мы сюда вошли. Оценив дверь, я пришла к выводу, что мы пока что в безопасности.

Мур-мур поспал часа четыре. Уже рассвело и мы решили посмотреть за волками. Он взял в руки помповое ружье, а я отодвинула все шпингалеты на окне, приготовившись его распахнуть. И мы уселись ждать волков, когда они появятся во дворе.

— Нам нужно убить штук пять, а остальных напугать, — шептал мне в ухо муж. — А потом я попробую выкатить «Урал» и завести, а ты выбежишь с нашими припасами и сядешь в коляску. Если нам повезет с дорогой, то им нас нипочем не догнать: мотоцикл ездит гораздо быстрее, чем волчары бегают.

И тут прямо через забор прыгнул здоровенный волчара. Я рывком распахнула правую половинку окна и Мур-мур, приложившись к ружью, жахнул по зверюге. Волчару отбросило на забор, и муж выстрелил второй раз. До волка было всего метров тридцать и я отлично видела что первая пуля попала в шею, а вторая в живот.

Волк сделал три шага и лег. Мур-мур больше не стрелял.

— Стреляй, Мур, стреляй! — громко прошептала я.

— Думаю, что ему хватит, я стрелял комбинированным зарядом: пуля и три картечины. Так что в нем сейчас дырок пять-шесть. А учитывая куда попали пули, то и картечины попали хорошо. Так что он не жилец.

— Добей его, ему же больно!

— Конечно больно, а патронов нам пополнить негде, так что, прости любимая, я воздержусь.

Он отошел от подоконника, а я закрыла половинку окна и защелкнула шпингалеты. На улице было далеко за сто градусов мороза. Впрочем, нам уже хотелось есть и я пошла на кухню, придумывать завтрак.

— Кажется мы тут застряли, — сказал муж, входя следом на кухню.

— Ничего, дорогой, у нас есть еда и два ведра воды. Мы можем продержаться несколько дней.

На кухне было тепло и я сбросила шубу.

— Кто бы рассказал мне, что окажемся в такой западне, ни за что бы не поверил. Уж больно все нереально.

— Согласно твоему плану нам нужно застрелить еще, как минимум, трех волков и только потом пытаться бежать.

— Ну хотя бы еще двух, это заставит их нас уважать. Самый опасный момент это посадка на мотоцикл и начало движения, когда скорость еще не высока. А когда перевалит за шестьдесят, тогда мы, считай, от них ушли. Волки быстрее шестидесяти не бегают.

— Давай съедим завтрак, соберем вещички, оденем шубки и рванем? Я тут нашла еще подходящие шапки и перчатки.

— Нет, Мяука, рано. Нужно еще хотя бы пару укокошить.

— Ладно, садись завтракать. Мы с тобой с утра заработали себе завтрак: двоих матерых зверюг завалили.


***

Мы поели, чем бог послал, и снова завалились в койку. Первой уснула я, а Мур-мур лежал рядом в обнимку с дробовиком. Так прошло часов шесть. Я открыла глаза как раз в тот момент, когда муж открывал половинку окна левой рукой, а правой держал помповое ружье, направленное в сторону окна. Ствол торчал на улицу сантиметров на двадцать.

Вдруг серое и огромное кинулось на ружье сбоку и оно вырвалось из рук Мур-мура, скользнуло по подоконнику и стволом вперед упало по ту сторону окна. Муж выхватил глок, мгновенно взвел его, а волчья морда изо всех сил пыталась протиснуться в половинку маленького оконца. И тут бахнул выстрел, прямо в открытую пасть. Зверюгу словно кувалдой отбросило... Он заскулил и скатился по ту сторону окна.

Я вскочила с постели и кинулась к окну. В голове сидела только одна мысль: «Надо вернуть ружье». Я оттолкнула немного в сторону Мур-мура и высунулась в окно по пояс. Ружье стояло, вертикально прислоненное к стене, прямо под подоконником, стволом вниз. Я схватила его за цевье и тут Мур-мур дернул меня за ноги обратно в дом. Мгновенье, и я снова стояла в комнате.

— Ты что творишь? — зашипел он, рассерженным голосом. — А вдруг там был бы еще один волк?

— Но ведь не было же! И все получилось: ружье снова у нас. Не рычи на меня, лучше пойдем, я поесть приготовлю.

Не без труда я успокоила мужа, и мы отправились на кухню.


***

Я приготовила второй завтрак и мы, съев его снова, отправились в постель, прекрасно понимая, что после убийства волка, вряд ли кто-то пожалует под выстрел. Теперь дежурила я, а муж прилег отсыпаться. Так мы провалялись сначала до обеда, а после до ужина. На улице темно-серый туман дня сменился ночной темнотой. Мы оба не спали и смотрели в окошко. Нам обоим почудились смутные тени на улице.

— Волки, — сказала я.

— Да, — согласился Мур-мур.

Ночью мы почти не спали, все прислушивались к тому, что происходит за окном. Однако никто не ломился в дом ни через окна, ни через дверь.


***

Утром, стоило только глянуть в окно, в мягких дневных сумерках мы обнаружили, что весь двор полон волчьих следов.

— Никуда они не собираются уходить! — в сердцах воскликнула я.

— Успокойся, любимая, еще одного-двух подстрелим и попытаемся сбежать, — Мур лизнул меня в нос, обнимая за плечи.

— А если не выйдет, они нас сожрут?

— Не сожрут, волк бегает шестьдесят километров в час, мотоцикл может и вдвое больше. Пусть даже мы будем ехать восемьдесят, волки быстро устанут и отстанут.

— Все! Завтра, после завтрака, уезжаем. Независимо убьем мы волка или нет.

Весь день прошел в ожидании и попытках подстрелить волка. Но волчары, видимо наученные горьким опытом, под выстрел не шли. Ночь тоже прошла спокойно. Я приготовила еду и мы поели, а после собрали вещи. Вход в гараж располагался в пяти шагах, нужно только выйти на крыльцо и повернуть налево. Окно нашей спальни было как раз между крыльцом и входом в гараж.

Я заняла это удобное место с ружьем в руках, а Мур-мур взял пистолет. Наконец все было готово, и муж отпер дверь, вышел и плотно затворил ее за собой. Он без осложнений дошел до гаража и выкатил «Урал». Двигая его вперед-назад и работая рулем, он развернул аппарат в сторону ворот, которые были настежь открыты.

Я вытолкнула на улицу мешки с вещами и, держа в правой руке помпу, скользнула следом. Едва я встала на ноги, как в открытые ворота вылетели, двигаясь большими прыжками, два волка. Мур-мур выхватил пистолет, а я вскинула ружье, но волки пробежали уже половину дистанции. Пришлось стрелять метров с двенадцати и я не промазала: волк словно налетел на невидимую стену, и я добавила второй и третий.

Мур-мур палил как сумасшедший во второго волка, но, к сожалению, пистолет не обладал таким же останавливающим эффектом. Волк добежал почти до него, и челюсти щелкнули всего в метре. Именно там он упал и издох. Мур-мур сделал семь выстрелов и пять из них попал. Я молча забросила вещи в коляску и прыгнула в нее сама. Мур дернул лапку кикстартера и «Урал» заурчал мощным мотором. Муж застегнул все пуговицы своей шубы, сел верхом и мы тронулись, набирая скорость.

Едва мы поравнялись с воротами, как огромная серая тень метнулась к нам слева. Это был совсем молодой, хотя и крупный волк. Его челюсти сомкнулись на левой ягодице Мур-мура, едва не откусив ему хвост. Конечно шуба смягчила травму. Я мигом передернула затвор, загоняя патрон в патронник и ткнула волку стволом куда-то в область правого глаза. Раздался выстрел. Волк отлетел в глубокий снег, проехав с нами всего метров десять.

Мур, стискивая зубы и пытаясь усилием воли разгладить гримасу на морде, крутанул ручку газа и мы продолжили разгон. Шубейка на его заднице окрасилась красным, но он продолжал управлять мотоциклом.

Так мы ехали целый день, выжимая около семидесяти километров в час при видимости метров в восемьдесят. Часам к семи я увидела нечто странное, похожее на стекло и высоким холмом торчавшее справа от дороги. Мур остановил мотоцикл и, нагнувшись к моему уху, сказал:

— Теплица, только очень большая. И туда ведет дорога.

— Едем туда, может это судьба! — предложила я.

И мы свернули направо. Минут через десять мы подъехали к стеклянной стене, посредине которой стоял вполне нормальный двухэтажный дом. Это было явно учреждение, а не жилая постройка. Рядом с дверью висела табличка с надписью: «Ботанический сад». Из трубы, на крыше здания, шел сизый дым.

Мур-мур слез с мотоцикла, дохромал до двери и постучал. С той стороны, сквозь остекление верхней половины двери, показалось лицо пожилой женщины, одетой во все темное, но с белым котом в очках на правом плече.

— Кто такие?! — прокричала она, так что ее было хорошо слышно через закрытую дверь.

— Мы котейки из Новосибирска, обследуем окрестности в поисках всяких полезностей, уцелевших от катастрофы. Мы специалисты по семенному фонду.

Дверь щелкнула ключом и распахнулась.

— Входите, на улице жуткий дубак, — сказала она.

Я шагнула в дверь, а Мур-мур сказал:

— Уважаемая, мне бы мотоцикл под крышу загнать.

— Там, немного левее, есть ворота, туда раньше грузовики под разгрузку загоняли. Я сейчас открою. Пойдем, — и она потянула меня за рукав шубейки.

Немного повозившись с воротами, мы загнали «Урал» под крышу и по приглашению старушки отправились пить чай. По пути мы наперебой рассказали наши приключения.

— Сейчас чаю попьем и немного согреемся, и я гляну вашу рану. Надеюсь, волк не был бешенным? Ибо мне нечем в этом случае вам помочь, разве что народными средствами.

— А скажите, уважаемая, что ж вы со всеми людьми не улетели? — спросил Мур-мур.

— Да старая я, куда мне лететь, а тут нужно за ботаническим садом присматривать. Когда солнце проглянет, нужно будет мир засаживать всякими полезными растениями, а их где-то взять надо.

— Кстати, я Мур-мур, а это моя жена Мяука.

— Ольга Петровна я, а это мой генно-модифицированный котик: Мурлыка.

— Приветствую вас, господа, — с примурлыкиванием произнес Мурлыка и помахал правой лапкой.

Признаться, я чуть не плюхнулась задницей прямо на пол от неожиданности.

— Не удивляйтесь, я жертва более ранних экспериментов с кошками. Это потом вас уже сделали, а мне так не повезло. Нет, я вообще-то не жалуюсь. И в таком виде я умный почти как человек, и смог прочесть уйму интереснейших книг. В общем, моя жизнь много занимательнее, чем жизнь обычного немодифицированного кота...

Ольга Петровна перебила его рассуждения, просто погладив по белой спине. Мурлыка зажмурился от удовольствия и умолк.


***

— Ну а теперь, Мур-мур, пойдемте в кабинет. Я посмотрю в каком состоянии ваша рана. — Кабинет оказался соседней комнатой. Ольга Петровна расчистила стол и уложила на него Мур-мура. — Ого! Придется шить. Сейчас зальем фукорцином — немного пощипит.

И она взялась за ножницы и выстригла шерсть вокруг раны, а затем обильно смочила ватный тампон в чем-то красном.

— Ой как жжет! — взвизгнул Мур.

— Это хорошее лекарство, оно обеззараживает ранки, — пояснила Ольга Петровна. — Сейчас заклеим пластырем и пока все. Завтра будет новая перевязка. В целом ничего страшного, скоро заживет.

— Благодарю вас за лечение, — отозвался муж. — Понимаю, что ради блага приходится причинять и боль. А можно у вас переночевать?

— Я надеюсь, что вы останетесь. Я уже не молода и мне нужны молодые помощники. Да и потом, лет через десять-пятнадцать, проглянет солнце, и у нас будет много работы. Я старая, могу и не дожить, а знания потеряются. Оставайтесь, я научу вас всему, что знаю.

— Я не против, — согласилась я.

— Ну куда я от тебя денусь, — сказал Мур-мур, — я, конечно же, тоже остаюсь.

— Тогда завтра вы начинаете учиться в университете.


[1] РАН — российская академия наук.

[2] КУР — коэффициент умственного развития.

[3] Урала с такой модификацией не существовало, но реально был немецкий мотоцикл BMW R-12 времен Второй мировой, с таким приводом на коляску. Я сам его видел у одного старшего товарища (вместе работали). Он на нем дачу пахал.

Загрузка...