Существует ли что-нибудь, что не существует, но при этом не является ничем?

Вопрос кажется абсурдным, и именно поэтому мы будем кружим вокруг него уже третью тысячу лет, не приближаясь ни на миллиметр. Потому что приближение — это уже движение, движение — изменение, изменение — время, время — структура, структура — уже что-то. А мы хотим говорить именно о том, что предшествует даже возможности «чего-то». О том, что настолько радикально отсутствует, что даже слово «отсутствие» звучит как издевательство.


Давайте назовём это provisional-ом (временным термином, который мы тут же забудем) «нуль-поле». Не ноль как число, потому что число — это уже математика, а математика — ужасно конкретная штука. Не поле как физическое понятие, потому что физика — это вообще верх наглости бытия. Просто «нуль-поле», чтобы было хоть за что зацепиться языку, который, как известно, ненавидит отсутствие зацепок.


Итак, нуль-поле не находится нигде. Оно не «везде», потому что «везде» подразумевает пространство. Оно не «нигде», потому что «нигде» — это всё-таки место, просто с минусом. Нуль-поле даже не является возможностью пространства, потому что возможность — это уже потенциальность, а потенциальность — позорная форма бытия, которую Аристотель так и не смог до конца вытравить из своей системы.


Можно ли помыслить нуль-поле? Нет. Потому что мышление — это всегда мышление о чём-то. Даже когда мы думаем «о ничто», мы думаем о понятии ничто, о слове ничто, о воображаемой черноте, о философской традиции, о Хайдеггере, о том, что сейчас могли бы пить кофе вместо этого текста. Всё это — что-то. Даже раздражение от бесполезности этого текста — уже яркое, насыщенное, почти кричащее бытие.


Попробуйте сейчас, прямо сейчас, не думать ни о чём.

Не получается? Конечно. Потому что даже команда «не думать ни о чём» — это уже мысль. Мысль о не-мышлении. Мысль о команде. Мысль о том, что вы пытаетесь выполнить команду. Мысль о том, что я сейчас пишу это, а вы читаете. Мысль о том, что это всё бессмысленно. Мысль о бессмысленности — особенно густая, вязкая, она липнет к мозгу, как смола.


Теперь представьте, что вы всё-таки добились: сознание чистое, как лист бумаги, на котором ничего не написано. Но сам лист — уже что-то. Белизна — уже цвет. Ровность — уже свойство. Даже метафора «чистый лист» — предательство. Чтобы быть по-настоящему пустым, сознание должно исчезнуть. Но исчезновение — событие. Событие требует времени. Время требует… ну и так далее, до тошноты.


Поэтому мы обречены болтаться в этом промежутке: между невозможностью помыслить абсолютное отсутствие и невозможностью перестать его помышлять. Мы — вечные подростки философии, которые пишушые на полях тетради «А ЧТО ЕСЛИ ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕТ????» огромными буквами, а потом зачёркивающие, а потом снова пишушые, а потом снова зачёркивающие, пока не кончится бумага.


Кстати, о бумаге. Представьте бесконечную библиотеку, в которой все книги абсолютно белые. Не «пустые», потому что пустота страниц — это уже содержание (отсутствие чернил). А именно белые, до такой степени белые, что белизна начинает светиться, ослеплять, вызывать боль в глазах. И вот вы идёте по этой библиотеке миллионы лет, открываете книгу за книгой, и в каждой — только эта невыносимая, агрессивная белизна. Это было бы ближе к нуль-полю, чем любое слово разрушило бы эффект.


Но даже эта библиотека — слишком много. Потому что пространство, потому что время, потому что вы, потому что глаза, потому что боль. Чтобы быть точнее, нужно убрать и библиотеку, и белизну, и свет, и вас. И даже «убрать» — слишком активный глагол.


Можно ли устать от мысли об этом? Да. Можно ли перестать? Нет. Потому что усталость — это тоже мысль. Мысль о том, что хочется прекратить. Мысль о прекращении. Мысль о том, что прекращение невозможно. Мысль о невозможности. Мысль о мысли. Мысль о мысли о мысли. И так — пока не начнёт казаться, что череп сейчас треснет от переизбытка отсутствия.


Иногда ночью, когда мозг уже почти выключился, но ещё не совсем, случаются проблески. Не проблески смысла — упаси боже, — а проблески абсолютной бессмысленности. Когда вдруг понимаешь, что всё это — язык, тело, время, пространство, память, ожидания, страхи, желания, даже само понимание — просто случайная рябь на поверхности того, что даже не является поверхностью. И в этот момент почти… почти…


Но нет. Снова слово «почти». Снова мысль. Снова предательство.


И вот мы продолжаем писать этот текст, который мог бы длиться вечно, если бы «вечно» не было таким вульгарно-длительным понятием. Страница за страницей, абзац за абзацем, слово за словом, буква за буквой, пока не кончится не только язык, но и сама идея языка, и сама идея идеи идеи, и сама…


(но мы никогда не кончим, потому что кончить — значит что-то закончить, а заканчивать можно только то, что началось, а начало — это уже слишком)


Так что читайте дальше.

Или не читайте.

Всё равно.

Абсолютно всё равно.

Но даже это «всё равно» — уже слишком много смысла для нуль-поля.


И всё-таки мы продолжаем.

Продолжаем.

Продолжаем…

Загрузка...