Бесправный

Темнота.

Казалось, она окутала меня со всех сторон. Будто я проваливался в бездонную яму, теряя понятия о времени и реальности. Сколько я так лежал? Минуты? Часы? Я не знал.

Вдруг из глубины этой вязкой пустоты до меня начали доноситься звуки: отдалённые крики, глухой грохот, пронзительные стоны. Будто кто-то бился о закрытую дверь моего сознания, пытаясь вырвать меня из небытия. Голоса звучали глухо, словно сквозь толстое стекло, отчего я не мог разобрать ни единого слова.

Потом пришла боль. Она резанула голову, будто острая игла, и вдобавок я ощутил удары в рёбра. Кто-то яростно пинал меня, какой урод на такое способен.

“Что за… Меня точно, кто-то хочет добить.” — я ничего не понимал.

Я попытался пошевелиться, но безуспешно. Словно тело принадлежало не мне. Мышцы не слушались, руки и ноги отказывались двигаться.

Звуки вокруг начали проясняться, становясь пугающе чёткими. Бряцание металла, лошадиное ржание, перемешанное с криками, треск дерева, будто его с корнем вырвали из земли. И среди всего этого хаоса я начал различать голос и слова, сначала непонятные на слух, но понятные по значению:

— Мир, да твою ж мать, не вздумай умирать! Вставай, прошу… — в этом отчаянном крике звучала паника. Молодой голос какого-то парня, полный ужаса и безысходности. — Сол не может забрать тебя у Чена! Слышишь?! Ну же, очнись!

Мои веки дрогнули. От боли я зашипел сквозь зубы. Проклятые рёбра горели огнём от такого недоброжелательного к ним отношения. Приложив усилия, я с трудом приоткрыл глаза и тут же ослепительный солнечный свет ударил прямиком в сетчатку, пронзая болью сознание. Мир плыл передо мной, словно я смотрел сквозь мутную плёнку.

“Какого чёрта здесь происходит?” — мелькнула мысль. — “Последнее, что я помнил, была тёмная ночь, горящая машина и ребёнок, которого я пытался спасти.”

Тем временем слова парня, который суетился рядом, становились мне более понятными по своей сути, хотя всё также состояли из набора звуков какого-то неизвестного мне ранее языка:

— Мир, вставай… Чен не может тебя потерять… Ну же дружище. — Он явно обращался и к себе, и ко мне одновременно, пытаясь убедить, что всё ещё не кончено.

Я сфокусировал взгляд и разглядел худощавого юношу со взъерошенными пыльными волосами. Его лицо было измазано грязью и копотью, а в глазах перемешались страх и надежда. Он был одет в рваную кожаную куртку, смахивающую на доспех, с прожжёнными и разорванными участками в разных местах, судя по всему, прошедшую через многое.

— Твою ж... — пробормотал я хрипло, ощущая жжение в горле, будто только что наглотался едкого дыма. — Что…

— Слава Солу! — парень облегчённо выдохнул, увидев, что я очнулся. — Ты жив! Я уже думал, что тебя накрыло вместе с этой проклятой катапультой.

Катапультой? Я не мог поверить, что слышу такое слово всерьёз, может я всё еще не до конца понимал этот странный язык. С трудом попытался поднять голову и осмотреться. Вокруг открывалась жуткая картина, представляющая из себя, мрачный пейзаж с поваленными деревьями, развороченной землёй и разбитыми повозками. Вдалеке слышались стоны раненых и топот тяжёлых сапог. Между дымящимися обломками валялись бездыханные тела, а некоторые ещё шевелились, пытаясь доползти куда-то то ли в спасительное укрытие, то ли к потерянному оружию, также валявшимся вокруг, мечам и копьям.

От этого зрелища у меня в груди всё оборвалось, из желудка поднялась обжигающая волна. Меня вырвало прямо перед собой, и я закашлялся, чувствуя на губах вкус жёлчи.

Последнее, что я точно помнил были горящая машина, крики ребёнка и вспышка. А теперь вокруг какой-то кошмар: топоры, мечи и катапульты, будь они прокляты. Где я?

— Тебе что, башку приложило сильнее, чем я думал? — парень, которого как я понял звали Ченом, я почему-то был даже уверен, что его зовут именно так, наклонился ближе, глядя на меня с тревогой. — Давай дружище, помогу тебе подняться.

“Ага! Я, оказывается “дружище”? А я думал, что он меня хочет запинать до смерти.” — сквозь боль я пытался найти утешение в сарказме.

Он подхватил меня под локоть, и мы, шатаясь, встали на ноги. Голова кружилась, а тело казалось чужим. Но постепенно я начал чувствовать его более отчетливо: руки, ноги, боль в рёбрах, стучащую в висках кровь.

— Мы… мы где? — надеясь на то, что я правильно произношу всё еще чужие, но и одновременно знакомые для меня слова. Это был самый простой вопрос, но я не был уверен в двух вещах, поймет ли меня этот парень и хочу ли я услышать ответ.

— На востоке, у Чёрной гряды, ты что, не помнишь? — он понизил голос, нервно оглядываясь. — Мы в армии Силинии. Четвёртый полк бесправных… нам приказано держать эту грёбаную границу против Асколии.

Асколия? Силиния? Четвёртый полк? Бесправные? Я повторял про себя эти названия, не понимая, почему они звучат так знакомо и в то же время абсолютно нелепо, по чужому.

— Мир, пошевеливайся! — Чен схватил меня за руку и потянул вперёд. — Если нас тут застанут враги или командиры, нам обоим писец.

“Писец? Это зверь такой или мой внутренний переводчик, пытается наложить цензуру, убрав более уместную букву “д”?” — Усмехнулся я про себя.

С трудом преодолевая боль во всём теле, я поковылял за ним, пытаясь осознать реальность происходящего. Может, это просто сон? Кома? Галлюцинация после взрыва? Но уж слишком всё было… осязаемо.

Я чувствовал прохладный ветер, пахнущий гарью и кровью, видел дым, поднимающийся чёрными столбами на горизонте, слышал, как кто-то кричит, зовёт на помощь. Каждая деталь давала понять, что всё это далеко не плод моего воображения.

Мирон… или Мир?

Какого чёрта здесь творится?

Нужно было выяснить, что за адское место меня окружает и зачем я здесь. Но прежде начать с малого, хотя бы выжить.

Вокруг продолжали падать огненные шары. Каждый раз, когда очередной снаряд врезался в землю, я вздрагивал от грохота и яростного шипения пламени. Однако Чен, казалось, понимал, откуда они прилетают, и тянул меня за собой по странной, зигзагообразной траектории, ловко избегая новых “подарков” судьбы.

Я толком не соображал. Голова гудела, в висках колотилось эхо боли, а каждый шаг отзывался мучительным жжением в рёбрах. Вскоре Чен привёл меня к узкому лазу в яму, наспех замаскированную сверху серым полотном. Похоже, это был небольшой овраг, который кое-кто приспособил под временное убежище. Не церемонясь, мой спаситель закинул мою руку себе на плечо и, как мешок, втащил меня внутрь.

Я рухнул на дно оврага, тяжело переводя дыхание. Вкус пыли и гари раздирал горло. Казалось, что мир вокруг вот-вот рухнет, если очередной пылающий шар попадёт прямо в это место.

— А это что за два придурка? Хотите, чтоб вам ноги отрубили?! — внезапно над моей головой раздался резкий властный голос.

Я вздрогнул, сердце ухнуло куда-то вниз, хотя в данном случае организм могло покинуть что-то более осязаемое. Приподняв голову, увидел мужчину лет сорока в металлических доспехах, стоящего перед нами. Его голос звучал так громко, что заглушал рев врезающихся в землю снарядов. В глазах читалась ярость или, возможно, его привычная жестокость.

Чен тут же подскочил по стойке смирно, прижав кулак к груди, словно отдавал своеобразную честь:

— Командир, моего друга ранило в бою. Снаряд от катапульты упал совсем рядом, я думал, он умрёт. Еле вернул его к жизни...

Я лежал, с трудом шевеля пальцами. В груди жгло так, что перехватывало дыхание, но я ухитрился глянуть в сторону Чена. “Вернул к жизни?” — в его понимании это означало с десяток сильных пинков по ребрам. Кажется, здесь такие методы реанимации в порядке вещей. Надо взять на заметку.

Командир смерил нас обоих злобным взглядом:

— Ты хитрожопый, Чен. Брось этот мешок с костями, — он ткнул в мою сторону перчаткой, полируя оскорбление, — в тот дальний угол. От него сейчас толку никакого. А сам хватай топор и бегом на поле боя! Чтоб без двух голов врага не возвращался, иначе сам без головы останешься! Мы почти одержали верх, так что не вздумай тут отсиживаться. Бегом, я сказал!

Он рявкнул так, что я снова вздрогнул, а Чен напрягся, как струна. На миг он бросил на меня короткий виноватый взгляд, будто хотел извиниться, но выбора у него явно не было. Следуя приказу, он усадил меня аккуратно к склону оврага, в том месте, куда указал ему командир и схватив топор, лежавший рядом, быстро выскользнул под полог серой ткани, обратно в смертельную круговерть сражения.

Я остался один, прижимая руку к ноющему боку. Над головой по-прежнему слышались грохот, шипение, лязг металла и крики солдат. Земля вздрагивала от близких попаданий, и каждый раз полотно над оврагом угрожающе трепетало.

«Мешок с костями» — вот кем я был для них в эту минуту. Ничего не стоящая жертва, балласт. Но я не мог с этим согласиться.

“Надо понять, где я и что тут творится”, — мелькнула мысль. Мучительная боль мешала думать, я пытался сосредоточиться, но бо́льшую часть мыслей вытесняла одна единственная, о том, что я так и останусь лежать на этом долбанном поле боя, если сюда прилетит более удачный снаряд или враг с топором свалится сверху.

Я зажмурился, стараясь отгородиться от всего, что происходило вокруг. Голова звенела от боли, а в ушах всё ещё стояли отголоски грохота и яростных криков. Казалось, стоит открыть глаза, и я снова увижу тела, огонь, развороченную землю… Это точно не сон. Слишком всё реально, слишком...

“Ну и чёрт побери, как я здесь оказался? Да и вообще, где это “здесь”?”

В памяти всплыли обрывочные названия: Силиния, Асколия. Тихо повторил их про себя, пытаясь уловить хоть какую-то знакомую связь. Они звучали слишком странно, точно не из курса истории, который я когда-то пролистывал в школьном учебнике. Может, это какое-то воссоздание сражений в забытых эпизодах истории средневековой Европы? Но тогда почему я ничего о таком не слышал?

Нельзя сказать, что я когда-то прям досконально штудировал историю, но такие названия мне точно не попадались. И судя по тому, что я видел на поле боя, это не просто декорации и это определенно другая эпоха, словно я очутился в фильме про кровавые сражения рыцарских армий. Но я точно не помню, чтобы записывался в массовку для исторического кино.

“Допустим, самый плохой вариант и это всё же средневековье, но тогда, какого хрена я тут забыл?”

В груди неприятно кольнуло от попытки сделать глубокий вдох, и я судорожно втянул воздух сквозь сжатые зубы. Рёбра напомнили о себе резкой болью. Я чувствовал, как сердце бешено стучит, будто боясь, что всё это окажется правдой. Мне хотелось верить, что я сейчас проснусь у себя дома в тёплой кровати, в спокойной обстановке, где не свистят снаряды над головой.

Но когда я сжал ладони, ощутив грубую ткань своей одежды, а затем неосознанно коснулся лица, испачканного пылью и кровью, стало ясно, что это точно не сон и не постановка. Во всяком случае, так это не казалось.

“Мирон, давай вспоминай последнее, что было. Может, там ответ?”