Бессмертная пена морская

Бессмертная пена морская

Кто создан из глины, кто создан из плоти -

Тем гроб и надгробные плиты...

- В купели морской крещена - и в полете

Своем - непрестанно разбита!

Дробясь о гранитные ваши колена,

Я с каждой волной - воскресаю!

Да здравствует пена - веселая пена -

Высокая пена морская!

Марина Цветаева

Королевство Кипрское, Фамагуста, июль 1473 г.

Этот остров называют жемчужиной Средиземноморья. Здесь можно найти все, к чему стремится человеческое сердце, и не зря, как утверждали с незапамятных времен, именно его избрала богиня Венера, выйдя на сушу из мены морской. Венера покровительствует любви и красоте, и остров поистине прекрасен. Здесь не знают, что такое холода – даже тогда, когда в других странах стоит зима, здесь тепло. Изнуряющая жара тропических стран также чужда острову. Даже раскаленным летом, что длится здесь с апреля по ноябрь, можно найти прохладу. Свежий ветер веет с вершин заснеженных гор, с разделяющих остров рек.

Но не ради красот острова, его тенистых лесов, благодатных садов и охотничьих угодий, за него издавна тягались греки, римляне, византийцы и крестоносцы. Вернее, не только ради них. Остров находился на перекрестке торговых морских путей. До Святой земли и левантийских портов от него рукой подать. Но корабли материковой Европы, большей частью из двух соперничающих республик – Венецианской и Генуэзской, также проложили сюда пути. Византийская империя, которой остров некогда принадлежала, долго не оставляла надежд его вернуть до самого своего падения. Ибо пусть остров невелик, богатства своим владетелям он приносит огромные.

Последние столетия островное королевство принадлежало роду Лузиньянов. Одна из ветвей рода графов Пуатье, знатнейшего среди франкских родов, протянулась от хмурых берегов родины к Святой земле. Именно Ги де Лузиньян был последним королем Иерусалима, и не отказался от этого титула, даже когда Святой град пал под натиском сарацин.

Сказать по правде,когда Ги де Лузиньян и его супруга Сибилла ( именно благодаря браку с ней Ги приобрел права на Иерусалимский трон)выкупили права на Кипр у ордена тамплиеров, здесь многие вздохнули с облегчением. Тамплиеры лишь арендовали остров у Ричарда Английского, а из всех,крестоносных воителей тот, кто за жестокость был прозван Львиным сердцем, оставил о себе наихудшие воспоминания. Большинство жителей острова были православными греками, а Ричард не только отнял остров у византийского императора. Он весьма близко к своему львиному сердцу принял призыв папы Римского насчет отношения к православным: «И обращайтесь с ними хуже, чем язычниками, ибо они и хуже их». Позднее Ричард, вечно нуждавшийся в деньгах, отдал остров в аренду тамплиерам, а те, продав остров Лузиньяну, вассалу Ричарда, разницу в деньгах Ричарду и передали. Во всяком случае, они так утверждали. Вдобавок Ги де Лузиньян и Сибилла Иерусалимская – оба славились красотой, статностью и взаимной любовью, а что Ги был никудышный полководец, и погубил крестоносное воинство, ибо такого поражение, как при Хаттине, латиняне не ведали за всю историю крестовых походов – так до того киприотам не было дела.

Какой бы сильной ни была взаимная страсть Ги и Сибиллы, сыновей она не принесла, и престол перешел к брату Ги – Амори де Лузиньяну, женатому на Изабелле, сестре Сибиллы. Этот Амори и стал первым именовать себя королем Кипрским, поскольку Ги предпочитал титул короля Иерусалимского. Амори же, не отказываясь от этого титула( ибо Изабелла унаследовала его от Сибиллы, и, подобно ей, передала мужу), понимал – Святой град все еще в руках сарацин.

К этому времени до греков уже дошло, что надежды их не оправдались. Да, потомки Лузиньянов не так уж старались насаждать латинскую веру. Им было попросту не до этого. Они вели войны на материке, пытались вернуть себе Иерусалим, захватили – а потом потеряли – Киликийскую Армению, что не помешало прибавить к титулованию «король Армении». Для войн же потребны деньги, а с кого их тянуть? Вопрос риторический, ответ не надобен.

Вдобавок и тамплиеры, хоть они и продали остров, и не подумали его покидать, да еще тягались со своими вечными соперниками – госпитальерами, тоже разместившими здесь свои капитанства. Правда, в прошлом веке, стараниями короля Франции и папы Римского орден тамплиеров был уничтожен, но на смену соперничества орденов пришла вражда еще более опасная. И Генуя, и Венеция имели на острове свои представительства, и временами торговые войны перерастали в вооруженные столкновения.

Не было покоя на это райском острове, который обрастал крепостями, щетинился замковыми башнями, опоясанными укреплениями. Большинство из них было сосредоточено в королевской столице Никосии.

Расположенный в центре острова, этот город, единственный на Кипре, был вдали от моря. Оттого короли и избрали его своей резиденцией. Впрочем, это не помогло. Никосия могла не опасаться нападения с моря, но короли Кипра нередко становились жертвами убийц и государственных переворотов.

Нынешний король многое знал об этом. Поэтому он не любил Никосию, и предпочитал проводить время в приморских городах – Ларнаке, Лимасоле, Пафосе и Фамагусте. Особенно в Фамагусте. Где сейчас, скорчившись от боли, он метался на пропитанной потом постели.

Июль – самый жаркий месяц на острове, где холодов вообще не бывает. Окно по ночам открывали настежь, дабы впустить ветер с моря. Но днем их приходилось плотно занавешивать, чтобы уберечься от палящих солнечных лучей.

Однако он не сознавал, день сейчас или ночь.

Когда-то в юности он был очень красив – первый красавец королевства, говорили о нем. А иные сквозь зубы шипели : «полукровка!»

И это было не вполне точно. Жак де Лузиньян, прозванный Бастардом, действительно, по матери был греком, и от матери унаследовал черные кудри и черные глаза, перед которыми не могла устоять ни одна девица или замужняя дама. Впрочем, всех кипрских и левантийских франков их материковые сородичи за своих не держали, именовали «греками» и были во многом правы. Большинство высадившихся на остров с Ги де Лузиньяном составляли мужчины. В жены или наложницы им приходилось брать местных женщин, и сейчас, по прошествии столетий, их потомки былистоль же смуглы, черноволосы и длинноносы, как и коренные жители, да и говорили сплошь и рядом по-гречески.

В королевском роду, конечно, старались как-то блюсти чистоту крови и искали себе жен среди чужеземных принцесс и графинь. Но те, в основном, происходили из других государств крестоносцев – а там творилось то же самое. Только однажды среди средиземноморских красавиц затесалась германская принцесса.

Так что в венах Лузиньянов было множество кровей. И это касалось даже потомков законных браков. Короли же отнюдь не всегда довольствовались законными женами, и Жак был тому подтверждением.

Говорят, дети любви всегда красивы. Был красив и он, и даже в зрелом возрасте – ему не так давно перевалило за тридцать, был ужчиной весьма импозантным.

Но за последние дни из-за терзавших его болей он так сильно изменился, что красавцем его назвать было затруднительно. Кожа его покрылась желтизной, веки слипались от пота и слез, скрывая потускневшие глаза, некогда пленявшие дворянок и простолюдинок. Нос заострился, щеки запали, и стало заметно, какой у него тяжелый, квадратный подбородок – наследие тевтонской прабабки.

Иногда, разлепляя веки, он замечал, что в спальне кто-то есть. Слуги, лекари? Он не доверял им. В мире было лишь два человека, которым он доверял, и снова и снова, когда позволяли силы, спрашивал, не прибыли ли они.

За дверью слышны голоса. Но он вдруг перестал понимать итальянский язык, хотя отлично его знал.

--Не стоить беспокоить его величество.

Король не понимает слов, но узнает голос свояка Андреа.

--Но королева…-- тянет лекарь. Он венецианец – от местных дворец уже год как очистили.

--Скажи королеве, что ей нео чем беспокоиться. У ее супруга всего лишь желудочные колики. Дело обычное, скоро пройдет. – И, когда лекарь удаляется по коридоре, в сердцах добавляет: - Дура! Ее на корабль чуть не силой затаскивали, так не хотела замуж, а теперь она о нем беспокоится.

--Тем не менее, не нужно понапрасну тревожить донну Катерину, -- замечает племянник синьора Андреа, глава государственного совета Марко Бембо.

Андреа Корнаро задумчиво кивает. Его племянница на сносях, лекари и повитухи дружно утверждают, что она носит мальчика. По большому счету, это не имеет значения. Но многие женщины умирают от родов, особливо преждевременных, а это нежелательно, совершенно нежелательно.

Из тени выскальзывает слуга – именно он приглядывает за королем.

--Ну что, уже? – вскидывается Андреа.

Тот отрицательно качает головой, затем шепчет:

--Зовет мать и дона Хуана.

--А что, если Безносая и впрямь явится?

Под Безносой Марко разумеет вовсе не не смерть. Просто Комомутена, Безносая – так называют, и с полным основанием, Марию ди Патра, мать короля.

--В народе болтают, что она ведьма, и связана с морской нечистью. И если она вмешается… - озабоченно бормочет Бембо.

Андреа прерывает его:

--Была бы она настоящей ведьмой, а не просто стервой, как все эти гречанки, не лишилась бы носа. И даже если так, она со своими деревенскими зельями и корешками бессильна против Совета Десяти.

--Да, -- рот Марко кривит усмешка. – Тут и ведьма, от которой пошли Лузиньяны, та, которую мужичье по недомыслию называет феей, ничего бы не смогла сделать.

--Матушка… -- сипит король за дверью спальни. – Хуан… граф Триполи…

Человек, которого тон зовет – такой же граф Триполи, как сам Жак – король Иерусалимский, то есть чисто по имени. Хотя когда-то этот титул был вполне реален и весом. Графство Триполи принадлежало роду Ибелин, прославившемуся во времена крестовых походов, и в особенности героической, хотя и тщетной обороной Иерусалима, когда оттуда сбежали Ги и Сибилла. Веками Ибелины соперничали с Лузиньянами за влияние в этой части Средиземноморья, что не мешало им неоднократно родниться, и кровь Ибелинов также текла в венах кипрских королей. Но это было давно, и теперь, когда говорят о владетелях Триполи, то чаще вспоминают не отважного старца Балиана Ибелина, защитника Святого града, но воспетую трубадурами несчастную красавицу Мелисенту Триполитанскую. Триполи, как и другие крестоносные владения – все, кроме Кипра, поглощено нынче турками. А титул графа Триполи перешел к их давним соперниками ближайшим родичам – Лузиньянам. То, что Жак кому-то его пожаловал, означало, что этот человек ему как брат, нет, ближе брата, которого у Жака никогда не было. И пусть твердят, что тот всего лишь пират и контрабандист. Разве самого Жака не величали ублюдком, полукровкой и сыном простолюдинки? Кто верил, что он займет престол, вопреки завещанию прежнего короля?

Именно Хуан Тафур всегда был ему опорой, пусть султан и венецианцы и считают, что это они усадили Жака на трон.

Хуан всегда в решающую минуту приходил к нему на помощь и спасал, даже тогда, когда положение Жака казалось вовсе безнадежным. Придет он и теперь. Как только известия о болезни короля достигло его слуха, он наверняка отправился за матушкой в ее владения. Если бы донна Мария прислушалась к сыну и согласилась жить во дворце! Но она избегала показываться людям и когда он даровал ей несколько поместий, предпочитала жить там, посвятив себя заботам о внуках. Но Хуан разыщет ее , доставит в Фамагусту, и она вылечит короля. Никто не сможет им препятствовать. Никто и ничто. Даже если разразится шторм, дон Хуан сумеет одолеть его.

Король приподнимается в постели, силясь разглядеть через окно, не видны ли на море очертания «Киприды», флагманского корабля графа Триполи. Окна занавешены, но королю кажется, что он все равно различает трехмачтовик под парусами…