Бессмертные чувства

Корабль вошёл в александрийский порт. Палящее африканское солнце обжигало палубу из светлого дерева и запускало мириады ярких отблесков на мелких волнах. Несмотря на нестерпимую жару, Агапетос стоял на самом носу судна. Ноги чувствовали горячую древесину через сандалии, а белая тога лишь частично скрывала светлую кожу. Широкий лоб и прямой нос уже покраснели, тёмно-каштановые кудрявые волосы начали выгорать. Впрочем, юный грек не обращал на это внимания. Он водил взглядом больших голубых глаз по порту, ища намёк. Подсказку. Провидение.

– Доминус, приплыли, – раздался сзади глухой бас.

Агапетос обернулся на высокого раба-галла. Здоровяк тоже обгорел за время плавания. Не так сильно, как он сам. Всё же раб часто работал под солнцем и много ходил по полису, исполняя приказания хозяина.

– Пойдём, – ответил юный грек, поправляя пугио на поясе.

Едва корабль пришвартовался, они сошли на берег. Быстро отделались от пронырливого портового чиновника. Пользуясь правом римского гражданина, тем более афинянина, Агапетос мог носить в Египте оружие. В отличие от местных.

Когда галдёж моряков остался позади, грек снова впал в задумчивость. Принялся изучать порт пристальным взглядом. Искать того, о ком ему рассказала ведьма-парфянка. В здравом уме он бы никогда не принял совет от подобного человека. Но ни весталки, ни авгуры не смогли ему помочь. Выбора у юноши не осталось.

Описание парфянка дала размытое. И всё же Агапетос отчаянно искал того, кто под него подходит.

– Доминус, куда...

Остаток фразы раба не достиг ушей Агапетоса. Его вниманием всецело завладела фигура, стоящая на самом краю порта в тени двухэтажной лавки из обожжённого камня. Высокий человек, с ног до головы закутанный в чёрные свободные одежды, опирался на трость, сделанную будто из золота. Именно так ведьма-парфянка описывала того, что может исполнить заветное желание Агапетоса.

Юноша сорвался с места, чуть ли не побежав вперёд. Раб-галл, ворча себе под нос, поправил висящие через плечи сумки и поплёлся следом.

Фигура в чёрном оставалась на месте. Не делала ни единого движения. Словно рыба, попавшая в скорый морской поток, Агапетос проплыл через портовую толпу прямо к незнакомцу.

– Вы ждали меня? – полным надежды голосом спросил юный грек.

Незнакомец не ответил. Вопрос пришлось повторить на латыни, затем на египетском. К счастью, наставники обучили его многим языкам Империи.

Человек в чёрном наконец отреагировал. Выпустил из широкого рукава тощую руку, покрытую морщинами, и стянул с лица закрывающий его длинный платок. Он был стариком, точный возраст которого определить не удавалось даже примерно. Чёрные глаза выделялись на смуглом остром лице и даже длинный загнутый нос не оттягивал от них внимания.

– Что ты ищешь? – бархатным шёпотом спросил старик.

– Свою любовь. Я должен снова воссоединиться с ней.

Старик подошёл вплотную. Он был чуть выше Агапетоса, но сгорбленная спина делала их лица на одном уровне. Упёршись лбом в лоб юного грека, старик посмотрел ему прямо в глаза.

В нос ударил запах неведомых трав и масел. Агапетосу показалось, от старика пахло всем, что он когда-либо слышал в жизни. Притом точно понять хотя бы один аромат никак не удавалось. Его чёрные глаза... юношу парализовал первобытный страх от того, насколько глубоко в душу заглянул старик. Однако где-то там, где-то в недрах чёрных-чёрных глаз он заметил её образ. Столь же прекрасный и манящий, какой она запомнилась ему в миг последней встречи.

– Идём. Нам предстоит долгий путь на юг. В Долину мёртвых.

Резко отстранившись, старик уверенно пошёл в глубь города. Агапетос беспрекословно побрёл за ним будто зачарованный. Раб-галл снял руку с рукояти спрятанного за поясом ножа, недовольно вздохнул и двинулся вслед за хозяином.

К вечеру они были уже на новом корабле. Побитой временем и ветрами маленькой посудине, несущей их по водам Нила на юг. Старик больше не проронил ни слова. Только указывал пальцем, куда Агапетосу идти и кому давать деньги. Юный грек слушался, постоянно пытаясь поймать взгляд старика. Надеялся снова уловить в нём её образ. Хотя бы на мгновение. Но безуспешно.

После заката, когда Ра отправился в плавание по Подземному миру и на небосводе воцарилась луна, Агапетос устало присел на нагретую палубу маленького корабля. Рядом присел раб-галл. Достал из сумки бурдюк и подал хозяину.

– Доминус, – начал он тоном, каким говорил только в очень раздражённом и оттого смелом состоянии. – Всё слишком быстро.

– Разумеется, быстро! Я хочу увидеть её как можно скорее.

– Твой отец всегда говорил, что спешка до добра не доводит.

– Не учи меня! Где я, а где ты! И где мой отец! Он сейчас сидит на террасе и пьёт нектар, пока я...

– Плывёшь неизвестно куда неизвестно с кем и на неизвестно чьей лодке.

Агапетос помолчал несколько мгновений, прожигая раба взглядом. Сперва хотел обругать его, но не стал. Вспомнил, сколько раз тот выручал его в мелочах и в серьёзных делах. Как однажды им даже пришлось сражаться плечом к плечу на склонах Тифри, когда их угораздило попасть в засаду разбойников.

– Деворикс, ценю твою заботу и благодарен за беспокойство. Но ты не понимаешь. Я должен её вернуть. Мы провели так мало времени вместе, я столь многое не успел ей сказать... – Юноша почувствовал, что на глаза наворачиваются слёзы и мешают ему говорить. Как бы невзначай отвернувшись, он сглотнул воздух и сменил русло беседы: – Ведьма не наврала. Ты ведь не станешь отрицать, что в александрийском порту мы встретили человека в чёрных одеяниях и с золотом, который повёл нас по нужному пути.

– Под это описание мог подойти любой торгаш или чиновник. Что до нужного пути... Не знаю, что это за путь, и сомневаюсь, что он действительно нужен тебе, доминус. Да пусть услышат меня боги и убьют на месте, если я вру!

Агапетос снова помолчал. Не нашёл в себе сил посмотреть на раба и ответил ему, смотря через борт на чёрные воды Нила:

– У любви свои боги.

Деворикс уныло хмыкнул и тоже отвернулся. Принялся устраиваться на ночлег. Вскоре лёг и его хозяин.

Агапетос проснулся посреди ночи. Ра ещё не одержал победу над Апофисом. Вокруг было темно, и лишь звёзды позволяли увидеть очертания корабля.

Юноша покрутил головой, пытаясь понять, что его разбудило. Деворикс, как всегда, спал беззвучно, будто вовсе не дышал. Больше рядом никого не было. Палуба не скрипела. И всё же что-то его разбудило.

Тихо привстав, он прошёл вдоль борта. Левое ухо ласкал звук воды. Убаюкивающий, мирный. Неужели он выдрал его из власти Морфея?

Встав у борта, Агапетос закрыл глаза. Подставил лицо слабому ветерку, дарующему прохладу. После знойного дня страшно хотелось охладиться.

Желание потянуло его слух и фантазию к воде. Прочие звуки стали приглушёнными: лишь мерный плеск волн охватывал его. Он живо вообразил, как ныряет в Нил. Как воды реки смывают с него липкую жару, как выравнивают биение сердца, как даруют покой.

Внезапно среди волн послышался другой звук. Очень-очень похожий на них, но иной. Именно он разбудил его!

Лёгкое шуршание воздушной накидки. Агапетос привык просыпаться под него. Ведь именно с таким звуком Каллисто вставала с постели. Медленно ходила по их дому, вдыхая аромат растений и шурша одной из множества своих прекрасных накидок, в которых спала.

Звук стал сильнее. Он уже звучал наравне с плеском волн. Агапетос потянулся к нему. Захотел окунуться в него. Раствориться в нём.

Грудь сдавила резкая боль, и неведомая сила потянула его назад. От внезапного чувства Агапетос распахнул глаза. Вокруг груди обвилась крепкая рука Деворикса. Раб оттаскивал его от края корабля.

– Ты что делаешь?! – пытаясь отпихнуть галла, возмутился Агапетос. Стоило ему открыть глаза, шуршание накидки Каллисто исчезло, и это его невероятно злило.

– Доминус, ты за борт зачем полез? Я едва успел поймать.

– За борт? Я... – Грек замолчал. Вспомнил, как желание прикоснуться к накидке любимой (к звуку накидки любимой) манило его. Звало куда-то. – Всё нормально, просто дурной сон. Отпусти меня.

Раб повиновался. Однако остаток ночи не смыкал глаз, приглядывая за хозяином. Агапетос тоже не спал. Не признаваясь самому себе почему. Боялся. Боялся и жаждал того, что ждёт его в египетской ночи.

Утром вернулась нестерпимая жара. Юный грек дивился, как старику не жарко ходить в чёрных одеждах. Впрочем вопросов не задавал. Все его силы уходили на то, чтобы бороться с жарой. И с мыслями о Каллисто. О том, что он уже близко. Что осталось совсем чуть-чуть.

Сколько занял спуск по Нилу – сказать было сложно. Дни превратились в бескрайнее знойное болото, высасывающее все силы. Вдыхаемый воздух обжигал лёгкие, вода из бурдюков опаляла горло. Скудная пища, выдаваемая стариком, насыщала ровно настолько, чтобы не падать в обморок от пекла.

Ночами Агапетос то спал в беспамятстве, то притворялся, что спит. Тайком вслушиваясь в звук шуршания накидки Каллисто и молясь богам, чтобы у него всё получилось. Порой ему казалось, он получает ответы на молитвы. Ведь, смотря на горизонт, юный грек ощущал: она близко.

Они сошли с корабля в местечке, по виду ничем не отличающимся от прочих. Однако старик настаивал – дальше их путь лежит по суше.

Через пару часов, как звуки Нила остались позади, посреди песков возникла стоянка кочевников. Старик о чём-то переговорил с ними на незнакомом языке, взял у Агапетоса последние денарии и обменял их на трёх верблюдов и мешок провизии. Так началось их шествие через пустыню.

Агапетосу было непривычно ехать верхом на странном создании. Он видел верблюдов на картинках ещё в детстве и приметил их на рынках Александрии. Однако раньше даже не прикасался к ним. Поспевать за стариком было непросто. К счастью, животное покладисто шло даже без команд.

У Деворикса дела обстояли куда хуже. Верблюд боялся галла столь же сильно, что галл верблюда. Общий язык им найти никак не удавалось. Раб то уносился вперёд, то страшно отставал, то возникал где-то в отдалении с боков.

К концу первого дня Агапетос с упоением вспоминал жару в Александрии и на Ниле. Тогда он ещё не знал, что такое настоящая жара. Юный грек уверовал, что они уже давно покинули земли Африки и теперь едут через жерла кузен Вулкана. Что бог огня заманил его к себе, дабы очистить праведным огнём. Или в этом и состоял план старика? Неужто этот незнакомец и та ведьма-парфянка служат богам?

– Я выдержу, – сперва про себя, а под вечер уже тихим шёпотом произносил Агапетос.

Губы трескались, но кровь высыхала моментально. Взгляд затуманился. Он слепо следовал за размытой фигурой в чёрном, покачивающейся на спине верблюда. Старик вновь молчал. Лишь слыша тихий шёпот Агапетоса, оборачивался и бросал на грека пристальные взгляды.

Солнце скрылось, они встали на привал.

– Пей, – произнёс старик, подав Агапетосу бурдюк, едва они спешились. – Еды сегодня не будет. Ночью тебе следует просить.

– О чём?

– О милости. Очисти свой разум и оставь там лишь одну мысль. О том, чего хочешь больше всего.

– Вернуть её.

Старик не ответил. Посмотрел своими пробирающими до глубины души чёрными глазами и ушёл к своему верблюду. Юный грек бросил взгляд ему в спину и без сил рухнул на песок.

– Доминус, съешь лепёшку, – произнёс Деворикс, растолкав его и подсунув под нос еду.

– Нет, – беззвучно прошептал Агапетос. Понял, что раб его не услышал и с трудом произнёс в голос: – Нет. Не сегодня. Дай воды и иди спать. Мне нужно помолиться.

Галл покачал головой. Молча дал хозяину напиться воды из бурдюка. Придержал его ослабшую шею и обтёр лицо смоченной тряпкой. Поняв, что Агапетос вновь впал в забытье, снял с его пояса пугио и примотал к своему поясу. Нынче в его руках клинок принесёт больше пользы.

Верблюды громко дышали и свистели. Шуршал песок, перекатываемый ветрами. Медленно и глухо стучало его собственное сердце. Агапетос заходился в молитвах и мольбах. Силился услышать что-либо за мирскими звуками пустыни. Но за ними была лишь тишина.

Из глаз выкатились скупые слёзы. Плакать было нечем. Не став стирать их (они сами моментально высохли), юный грек взмолился снова. Затем принялся просить. Умолять, чтобы снова услышать. Услышать её!

В эту ночь он не спал. Как и Деворикс. Раб изначально не собирался спать, однако даже если бы собрался, под бормотание хозяина заснуть не смог бы. Всю ночь Агапетос плакал без слёз и умолял богов снять с него проклятье тишины. Не оставлять его без ответа.

На рассвете старик поднялся с земли одним движением. Энергичный и решительный поднял верблюдов. Пихнул Агапетоса, выдёргивая грека из дрёмы, граничащей с безумием. Не говоря ни слова, указал за один из барханов.

Деворикс встал сам. Подошёл к хозяину. Обхватил того за плечо, чтобы посадить на верблюда. Пользуясь случаем, засунул в безвольно шлёпающие губы кусок лепёшки. Затолкал в глотку, заставляя проглотить, и дал глоток воды. Затем с недовольным вздохом забрался на своего верблюда.

В пути Морфей укрыл их от жары своим плащом. Галл задремал, вернувшись в годы юности на зелёные и свежие луга родины. Агапетос видел во сне нечто размытое. Окутывающее его, не дающее двигаться и даже дышать. Но прохладное. Сейчас он был готов отдать за эту прохладу всё на свете.

Из дрёмы обоих вырвал возглас старика. Наступили сумерки, они стояли перед входом в пещеру. Из ниоткуда посреди пустыни возникла скала, покрытая трещинами. Возле узкого входа сидела женщина. Пожилая, тоже замотанная в чёрное одеяние. Из-под платка выбивались пряди длинных полностью седых волос.

Когда они приблизились вплотную, она встала. Достала из рукава одеяния свечу. Зажгла её быстрым мановением руки. В её каре-жёлтых глазах заблестели отсветы пламени.

– Иди за я. Тебе пора, – произнесла она на египетском с чужеродным акцентом и протянула руку к Агапетосу.

Юноша упал с верблюда. Попытался встать, но не смог. Подоспевший Деворикс рывком поставил хозяина на ноги и повёл в пещеру вслед за старухой.

Внутри оказалось темно и прохладно. Агапетос оклемался. Начал идти сам, невольно ускоряя шаг. Двигаясь на единственный ориентир – короткую свечку в руках старухи, – юноша жаждал быстрее добраться до источника прохлады.

Пещера уходила вглубь, несколько раз виляя и спускаясь всё ниже. С каждым шагом становилось холоднее. Однако эта прохлада быстро перестала манить и успокаивать. Было в ней нечто противоестественное, нечто отталкивающее. Навевающее мысли о смерти.

Они вышли в грот. С покатых стен медленно стекала вода, образуя в центре подземное озеро. Слева и справа от него сидели ещё две женщины в чёрных одеждах. Одна совсем молодая, едва оставившая позади детские годы. Вторая взрослая, статная.

Приведшая их старуха повернулась к Девориксу, указала ему пальцем на пол около входа в пещеру. Затем взяла Агапетоса за руку и повела на противоположный край озера.

– Доминус? – напряжённо воскликнул раб-галл.

– Всё в порядке, – бросил юный грек, даже не обернувшись. Он следовал за старухой, продолжая смотреть на тонкое пламя свечи.

Подёрнув плечами и поправив пугио на поясе, Деворикс сел на указанное место. Галла не покидало дурное предчувствие. Однако не ему было решать за хозяина его судьбу.

Старуха довела Агапетоса до противоположного края грота. Посадила спиной к озеру и села перед ним. Поставила на пол между ними свечу. Юный грек почувствовал затылком, что две другие женщины повернулись и сверлят его взглядами. Холодными, пронизывающими душу, будто ледяные пики Альп.

– Ты терять всё, – заговорила старуха. – Ты найти нас. Ты хотеть всё вернуть.

– Только её. Только мою Каллисто! Всё остальное ваше, берите! – Грек начал шарить руками по своей одежде.

Старуха резко схватила его пальцы, остановила.

– Нет. Мы взять своё сами.

Она задула свечу и движением рук велела Агапетосу повернуться. Он покорно сел лицом к озеру.

Три женщины в чёрных одеждах дружно заговорили на неведомом языке. Мелодично и пугающе. Их слова будто сковывали тело, не давая пошевелить ни единым мускулом. Вскоре паралич проник и в мысли, не позволяя думать. Агапетос словно провалился в колодец ледяного страха.

Вдруг юноша почувствовал ветерок. Столь же холодный, но манящий. Тянущий куда-то вперёд. Ветерок прошёлся по затылку, растрепал волосы. По глади подземного озера пошла рябь.

Агапетос проследил за ней взглядом и тут увидел её. На дне озера появился образ Каллисто. Не такой, какой она была в их последнюю встречу. Такой, какой она была в день похорон.

Кожа побледнела, обретя цвет самого дорогого мрамора. Чёрные волосы свисали по острым плечам. Белёсые глаза смотрели пустым взглядом.

Страх пронзил сердце Агапетоса. Он гнал от себя мёртвый образ любимой. Месяцами старался помнить её живой. Как в последнюю встречу, как у них дома, как в их любимом саду. Но сейчас она смотрела на него мёртвыми глазами. И вдруг начала подниматься со дна.

Мертвенно-бледные руки потянулись к нему. Тёмные губы отворились, обнажая белоснежные зубы. Волосы чёрной тучей окутали лицо любимой.

– Она уйти. Ты идти следом. Раз чувства не умереть, умереть плоть.

Едва до Агапетоса дошёл смысл слов старухи, он ощутил острую боль в области шеи. Опустил шокированный взгляд и захрипел от ужаса. Старуха перерезала ему горло. Льющаяся кровь казалась чёрной в темноте грота. Заливала его белую тогу, превращая её в чёрное одеяние. Такое же, как у старух.

Деворикс видел происходящее. Видел и ничего не делал. Положил руку на оружие, но не встал. Понимал – жизнь его хозяина уже принадлежит другому миру.

Покачнувшись вперёд, Агапетос рухнул в озеро. Его холодеющие пальцы соприкоснулись с пальцами Каллисто. Бледнеющие губы сомкнулись с её губами. Взгляд лишающихся жизни глаз встретился с её мёртвым взглядом.

– Ты мой. Навеки!

Прозвучало в его голове, и сердце юноши остановилось. Душа Агапетоса растворилась в озере Долины мёртвых.