Без права на побег

Девичник — это особый ритуал, магический или маггловский, во время которого даже самые благовоспитанные девушки чувствуют себя вправе напиться до икоты и устроить приключения, о которых утром жалеют с тяжёлой головой и трясущимися руками.

Так и случилось в сентябре 1979 года, когда мисс Лили Эванс — практичная, умная и чертовски привлекательная ведьма с медно-рыжими волосами и изумрудными глазами — собрала своих подруг на девичник, посвящённый прощанию с вольной жизнью.

Лили, обладавшая упрямым характером, острым умом и склонностью к системному мышлению, всегда знала, чего хочет. И в какой-то момент — к ужасу части преподавателей и ликованию всей школы — она захомутала Джеймса Поттера.

Да-да, того самого Поттера: наследника знатного рода, богача, любимчика квиддичных трибун и самодовольного сердцееда с непослушными чёрными волосами и вечно насмешливой ухмылкой. Самого популярного парня Хогвартса, которого за глаза называли «принцем Мародёров».

Но если ты всё-таки ухитрилась приручить такого — ну разве это не повод отпраздновать?
Какой же это успех, если тебе никто не завидует?

Конечно же, на такое событие Лили не могла не пригласить лучших подруг:
Мэри МакДональд — острая на язык, с безупречным вкусом и хронической тягой к скандалам;
Марлин МакКинон — смелая, громкая, чуть сорвиголова, с растрёпанными волосами и неугомонным смехом;
Алиса Прюэтт (будущая Лонгботтом) — рассудительная, спокойная, но с весьма ехидным чувством юмора;
Доротея и Гестия Джонс — сестры, вечно спорящие между собой, но непременно появляющиеся на всех праздниках с одинаковыми сумочками и разными взглядами на жизнь;
и, наконец, Эммелина Вэнс — загадочная, в чёрном, с бокалом вина и полузакрытыми веками, будто присутствовала только телом.

Сама Лили на тот момент снимала небольшую квартиру с отдельным входом в магическом квартале Лондона — уютное, светлое гнёздышко на чердаке, где всегда пахло ромашкой, чернилами и яблочным пирогом.

Девичник она решила устроить в кафе «Белый Единорог» — небольшом, но элегантном заведении с льняными скатертями, мерцающими лампами и полками с лавандовым мёдом. Изначально всё шло идеально: девушки сидели за круглым столиком, завидовали Лили (даже Алиса, хоть и делала вид, что нет), обменивались колкими комментариями и злословили с удовольствием, достойным истинных ведьм.

Когда официантка принесла домашний мёдовый эль, атмосфера окончательно растаяла в смехе. Затем последовал десерт — сливочные тарталетки с облепиховым соусом — и бутылка французского вина, тонкого, сухого, с послевкусием липового цвета.

А потом, как водится, кто-то — кажется, Мэри МакДональд — задумчиво сообщила, что у магглов на таких мероприятиях непременно бывает мужской стриптиз.

Сначала повисла пауза. Потом раздался нервный смешок. Через минуту все уже оживлённо обсуждали, где, как и почему они всё ещё не там.

Разгорячённые, немного навеселе, леди-волшебницы единодушно аппарировали в маггловскую часть Лондона — в сторону разрекламированного клубного заведения, куда Мэри, по её словам, «однажды случайно заглянула по дороге за джинсами».

Там, в полумраке сцены и под грохот танцевальной маггловской музыки, шесть почти приличных ведьм наслаждались весьма неприличным шоу с участием обнажённых по пояс магглов — стриптизёров.

Некоторое время всё шло просто прекрасно. А потом начались проблемы.

После шоу с маггловскими танцорами и дегустации подозрительно крепкого виски в баре под названием “Scarlet Room”, атмосфера заметно поменялась. Веселье стало ленивым, словно напитанное дурманом. Некоторые из ведьм уже поглядывали на часы, но уходить никто не спешил.

И тут, как водится, Марлин МакКинон, сев на подлокотник соседнего кресла, обвела всех заговорщицким взглядом и сообщила:

— А вообще, на настоящих волшебных девичниках обязательно должно быть гадание. Без него — не считается. Всё как у прабабушек: костры, зелья, видения. И — гадание на замужнюю судьбу невесты.

— Прабабушки у тебя, видимо, были не из Аврорской академии, — фыркнула Доротея Джонс, но в голосе уже звучал интерес.

— Нет, ну а правда, — подхватила Гестия, — у Бенджи Фенвика ведь есть родственница. Самая настоящая Болотная ведьма.

Повисла тишина. Даже весело подпевавшая песне Мэри МакДональд прекратила отбивать ритм пальцами по стакану.

Чистокровные начали трезветь. Быстро.

— Простите, — раздался голос Эммелины Вэнс, тягучий, почти шёлковый, — но их фамилия на самом деле звучит как Фэнвич. А знаете, что это значит на старом бриттском наречии? Болотная ведьма. Их род веками жил в Фенланде. В туманах и трясинах.

Лили Эванс, и без того не слишком довольная тем, как фокус внимания ускользнул от неё, скрестила руки на груди:

— Простите, а кто, собственно, эти болотные ведьмы? И почему все так вздрогнули?

Ответ повис в воздухе на долгий миг, словно колебался, стоит ли его говорить вслух.

— Они… — начала Эммелина, подбирая слова, — особенные. Их пророчества не как у профессора прорицаний. Они не бормочут в полумраке, не толкуют символы седьмого круга.
Болотные ведьмы показывают. Показывают твоё будущее — в водном зеркале, на поверхности которого проступают картины.
И самое страшное: они предлагают выбрать.

— Что значит — выбрать? — нахмурилась Лили.

— А вот так, — медленно произнесла Вэнс. — Они показывают несколько вариантов будущего. Не одно, а сразу всё, что могло бы случиться. И ты должна решить, какой из путей тебе ближе.
Но... выбор, — она замолчала, а потом тихо добавила, — необратим.

Вновь повисла тишина. Уже настоящая. Даже воздух стал плотным, будто насквозь пропитан туманом из древнего болота.

А потом Мэри хлопнула в ладоши:

— Ну что, девочки? Поехали к ведьме?

Хмель ещё не выветрился из голов весёлой компании — иначе объяснить их решение было бы трудно. Было всего лишь десять вечера, и, взявшись за руки, хохоча и переговариваясь, они аппарировали… прямиком к миссис Фэнвич.

Юго-западнее Марча, в затопляемой долине, где река Нэн лениво петляет между островками мха и полузатонувших пней, стоял дом — на первый взгляд самый обычный. Типичный английский коттедж, аккуратный, даже элегантный: кремово-серый камень, ровные черепичные скаты, белая калитка с коваными узорами, палисадник, в котором цвели только вереск и дикая мята.

Но был один нюанс.

Дом стоял на сваях. Не на грубых деревянных опорах, как у рыбаков, а на тонких колоннах из тёмного металла с бронзовыми завитками. Будто кто-то поднял его над землёй по древнему ритуалу, отделив от сырой реальности болот.

Трава вокруг была неприлично зелёной для сентября — плотная, густая, словно напитанная светом, который не шёл от солнца. Болота будто раздвинулись, уступая хозяйке клочок устойчивой суши, и тростник, росший по краям, не шелестел, а поклонялся.

К дому вела дорожка из круглых плоских камней, выложенная в спираль. На вид — обычная, но ступени на крыльце менялись каждый раз, как кто-то подходил. Если ты шёл с чистым сердцем — появлялось шесть ступеней. С дурными мыслями — тринадцать.

Сама постройка сохраняла странную, тревожащую симметрию. Но чем дольше на неё смотришь, тем больше замечаешь: окно чуть смещено влево, занавеска шевелится без ветра, в стекле порой задерживается отражение, когда ты уже отошёл.

Именно сюда аппарировали одной прохладной сентябрьской ночью нетрезвые, но чрезвычайно воодушевлённые английские ведьмы.

На крыльцо вышла миссис Фэнвич — высокая, прямая, в сером платье без украшений. Её пепельно-зеленоватые волосы заплетены в толстую косу, а глаза — светло-зелёные, как вода в омуте. Она выслушала девичий треп со всей серьёзностью, как будто к ней пришли не пьяные подружки, а официальная делегация Министерства магии.

— Гадание — три галеона, — сказала она, без лишней вежливости. — Каждая по очереди. Без сопровождения.

Некоторое молчание — и одобрительный гогот. Деньги нашлись, и хозяйка пригласила их войти.

Внутри было прохладно и необычайно тихо. Ни одного звука: ни скрипа половиц, ни тиканья часов. Только равномерное, почти незаметное дыхание дома. На полках — книги без названий, связки засушенных растений в стеклянных цилиндрах, чайный сервиз с тонкими чашками: в них, как оказалось, чай всегда оставался горячим. Воздух пах болотом, ладаном и запечёнными яблоками.

Над камином висело старинное зеркало, в котором отражались не сами ведьмы, а их тени — тонкие, тёмные, вытянутые, как будто вытоптанные на глади воды.

По вытертому деревянному полу ведьмы прошли в сад.

За ухоженной изумрудной лужайкой начинались заросли тростника, и миссис Фэнвич, не произнеся ни слова, раздвинула стебли руками — как занавес. За ними открылось нечто, что пахло древней магией: плотная влажная темнота, тихое журчание и зеркало, но не из стекла — из чёрной болотной воды, застывшей в каменном круге.

— Проходите по одной, — сказала ведьма. — Остальные — ждите на лужайке.
Тени не любят толпу.