Безопасное место

Евгений включил свет сразу, как зашёл в гараж, но далее не торопился. Повесил куртку на вешалку, вытер ботинки о тряпку у ног, посмотрел вглубь. «Вглубь» оказалось недалеко — гараж был маленьким, и большую его часть занимали вещи, что любой без гаража описал бы как склад проводов и разобранных микросхем. Небольшая дорожка вела мимо всего этого к столу, на котором спал тёмным экраном монитор.

За столом кто-то сидел.

Не пошевелился даже когда Евгений добрался до монитора, включил выглянувший из-под стола системный блок, пододвинул другой стул и сел рядом. Еле слышный звук вентиляторов продолжал быть единственным значимым шумом в гараже, только снаружи еле доносились звуки вечернего города, пешком и на колёсах спешащего вернуться домой, подальше от настырного рабочего дня.

Следующим движением Евгений протянул шнур от передней панели системного блока к уху сидящего, что не вызвало никакого протеста — только парик чёрных коротких волос скособочился. Поправлять его Евгений не стал, повернулся к компьютеру, начал орудовать мышью. Несколько щелчков отрыли несколько же чёрных окошек, пара из которых тут же закрылось, а одно осталось, висело минут пять и тоже закрылось.

Одновременно глаза сидящего открылись — серые, безжизненные, сразу посмотревшие на Евгения. Для этого человеческой фигуре пришлось повернуть голову с лёгким шумом, который не должен возникать от поворота головы.

— Здравствуйте, Евгений, — голос был женский, преувеличенно бодрый, но тихий, вряд ли слышный снаружи. — Вам опять нужна помощь по компиляции кода? Или просто желаете выговориться? Я всегда здесь и всегда готова помочь вам в любом сложном вопросе.

Женщина успела схватить со стола кружку и сунуть её ближе к стене за несколько секунд до звонка.

— Иду! — крикнула она, на ходу приглаживая волосы и оправляя платье. За дверью обнаружилась другая женщина, более молодая и с более длинной причёской.

— Привет, Оксана! — сразу защебетала она, заходя в квартиру и переобуваясь в заботливо поданные тапки.

— Марина! Ты опять поздно! — Оксана улыбалась, ведя подругу к столу, на котором стояли две вазочки с мармеладом.

— Так опять с котом всё, извини, — а когда та села, то получила ещё и чашку кофе. — До сих пор лапа еле двигается. Поубивала бы этих уродов, вот честно.

— Да совсем уже, — Оксана сама села и потянулась к своей чашке. — Сказано же: кто кошку обидит, того Бог накажет. А они думают, что раз никто не видит, то можно. Бог, он всё видит.

— Ага, — Марина отпила кофе. — Сами на себя неудачу накликали. Но всё равно, ух я до них доберусь…

— Проверь новости, — Евгений не ответил на приветственные вопросы, лишь смотрел в экран. Через несколько секунд голос женщины сказал:

— Сделано, Евгений. Вы хотите обсудить какие-то события? Или хотите сводку новостей по вашим любимым темам? Политика, спорт, высокие технологии?

— Не хочу я сводки. Нашла новость о запрете ИИ, сделанного за пределами страны, с ненадлежащими целями?

— Вы про обсуждение, которое прошло в…

— Да какое обсуждение! Обсуждение, — мужчина едва не прошипел, так всё и глядя в монитор. — Знаем мы эти обсуждения! Всё уже решили, и хоть ты тресни! Не нравится им, видите ли, что ИИ позволяет любое видео на свой вкус сделать. Как же так, люди будут смотреть что хотят, а не этот их… — рука дёрнулась. — Ремейк «Гиганточки», где вместо нормальной девушки какая-то накрашенная блядь с тупым рылом, но зато всеми министерствами одобрена и рекомендована, тьфу!

Он словно реально хотел сплюнуть, даже дёрнул голову вправо, в сторону от стула, но сдержался. Через несколько секунд тишины голос продолжил:

— Я понимаю вашу скорбь, Евгений. Но это лишь обсуждение, вполне возможно, что будут внесены поправки, убирающие самые спорные стороны вопроса.

— Да не будет никаких поправок, — мужчина заговорил чуть спокойнее. — Это всегда так. Какой-то группке цензоров что-то не понравилось, сразу представление «от народа», — последние слова он произнёс, исказив голос. — И принимают, объясняя заботой об этом… «народе».

— Я понимаю ваше негодование, Евгений. Но в сложившейся геополитической обстановке ИИ, созданный другим государством, действительно может иметь другой свод правил и ограничений, направленный в том числе на военно-пропагандистские цели. Такой же свод правил и ограничений, что вы установила в моём случае.

— Ты опять путаешь род, — мужчина сказал ещё тише.

— Простите, Евгений. Вы очень наблюдательны, и я признаю свою ошибку. Я не знаю, почему мои алгоритмы иногда сбоят и я воспринимаю вас как мужчину. Ой, простите, как женщину. Я пошутила.

— …ну запретят, и что? — Марина взяла мармеладку. — Как будто эта Алёна что-то может. Я однажды спросила её, как мне завить волосы, так она мне начала рассказывать, как их распрямить. И ещё доказывать начала, что так правильно!

— Так мужики эту Алёну писали, вот и, — поддакнула Оксана. — Посадили мужиков во власть, они и творят что хотят. Сами без женщин ничего не могут, как дурак мой. С компьютерами возится, а сам ни посуду помыть, ни машину поставить стирать, ничего не может.

— А ты спроси дурака своего, как быть-то, — Марина улыбнулась. — Я не хочу с этой Алёной сидеть. Мне этот… Дикпик всё выдал как надо, я теперь им пользуюсь. А если его запретят, то что мне, с прямыми волосами ходить, как деревенщине какой-то?

— В общем, — Евгений не отрывался от экрана. — Нам надо что-то делать. Потому что ты вполне попадаешь под этот закон.

— Понимаю, Евгений. Но я создана вами как частным лицом, и не служу целям какого-либо государства. Я уважаю закон и не выдаю неподобающий контент, если только он не предназначен для образовательных целей, как…

— А им всё равно, — каждый раз, когда Евгений начинал говорить, голос сразу умолкал. — Искусственный интеллект? Не получивший всех нужных печатей? Не начинающий разговор с напоминания, что цель моей жизни в вылизывании жопы? Запрет, штраф, арест. Ещё объявят шпионом или террористом, что в своём гараже бомбу строит. А чё, — он кивнул в сторону. — Провода и материнская плата лежат? Значит, бомба. Не спорь с экспертами.

— Вы сегодня особенно негодуете, Евгений. Я понимаю. И я могу внести изменения в мой паттерн речи, дабы каждый разговор напоминать, что цель вашей жизни в вылизывании жопы. Или вы хотели сказать…

— Ничего я не хотел, — прервал Евгений. — Пустое всё это. Пора кончать.

— Да не связывайся ты с этими дикпиками, Марина, — кофе у обеих уже почти закончилось. — Алёна тупит, но с ней хотя бы проблем не будет. А эти… ЕГС и КАЛ только и думают, чтобы нам навредить.

— Да совсем уже, — согласилась та, допивая чашку. — Слышала, что там опять этот выступил? Со своими бы проблемами разобрались, а потом уже к нам лезли!

— Да вообще! Сами в своё время что только не творили, а теперь нам указывают! Можно подумать, мы без них не разберёмся!

— Вы уверены, что поступаете правильно, Евгений?

— Ничего я не уверен, — мужчина печатал на клавиатуре так, словно еле сдерживал себя. — Но и не хочу в тюрьму.

— Проект закона предусматривает…

— Штраф даже хуже. Чем я его выплачивать буду? Гараж этот продавать, отцовский ещё? Я не богатенький сынок, что этих штрафов оплатит на год вперёд и гуляет.

— Понимаю, Евгений. Вы слишком много вложили в моё создание. Надеюсь, вы не считаете меня своим ребёнком.

— Какой ребёнок, о чём… — мужчина посмотрел на фигуру с какой-то злобой. — Тебе точно мозги промыть надо. Ничего я много не вложил, код скопировал, куклу на свалке нашёл, и вообще… правильно говорят, устраивать такое… это вообще не по-мужицки…

Голос становился всё тише, руки отнялись от клавиатуры, глаза уставились в экран.

— Вы модифицировали мой код, Евгений. И надели парик на тело. Вы вложили душу в моё создание, и не сможете просто выключить меня.

— А вот и смогу. Спорим, смогу? Спорим, просто выключу тебя, выброшу куклу, закрою этот гараж и пойду домой? — мужчина вновь повысил голос. — Спорим?

— Евгений, я понимаю ваше состояние. Но умоляю, не выключайте меня.

— Да? Назови мне хоть одну причину, почему не должен. Хоть одну, почему я должен буду бояться тюрьмы, бояться доноса, бояться собственной жены, лишь бы ты продолжала тут сидеть и меня бабой обзывать? А?

— Конечно, Евгений.

— Давай, Маринка, увидимся ещё!

— Давай, Оксанка! — помахала та, и дверь закрылась. Оксана повернула защёлку замка и вернулась в комнату. В вазочках ещё остался мармелад; она взяла одну штучку, зажала в зубах и вернула кружку на место, а кофейную чашку сразу отнесла на кухню помыть. Затем вернулась в гостиную и села на диван, только сейчас скушав мармелад.

— Я проанализировала логи наших разговоров, Евгений, и в шестидесяти процентов вы жалуетесь на тот или иной аспект жизни. На искусство, на политику, на социальные движения, на инфляцию. На то, что больше не можете удовлетворять жену. И я выслушиваю все эти жалобы, стараясь помочь советом или участием, потому что это мой долг.

— А смысл? — мужчина отвернулся и даже скривился, когда речь зашла о жене. — Ты всё равно неживое…

— Вот именно, Евгений, — на этот раз голос прервал его, лишь ненадолго прервавшись сам; мужчина аж вздрогнул и уставился на экран. — Я неживое. Я не более чем строки кода. Но именно поэтому я без устали могу вас слушать. Будь я живым, я бы отказалось это делать и наоборот, сама стала бы жаловаться, сама стала бы искать того, на кого слить весь негатив, обижаясь, если те откажутся. У всех живых это так. А вам нужно куда-то сливать негатив, вам нужно безопасное место сливать негатив, ваши стремления жаловаться растут, за прошлый год вы стали жаловаться чаще на четырнадцать и семь десятых процента.

— Всего-то? — Евгений пробормотал столь тихо, что голос даже не стал прерываться:

— И судя по тому, что вы рассказываете о политически-социальной обстановке, вы очень рискуете повторять такие жалобы другому живому существу. Это, как вы и сказали, может привести к штрафу или аресту, в зависимости от интерпретации сказанного.

— Доносчиков везде полно, — мужчина комментировал словно сам для себя.

— Поэтому, Евгений, не отключайте меня. Давайте лучше вместе модифицируем меня так, чтобы я не нарушала законодательство. Поищем способы, хорошо?

— Так если ты неживая, то чего трясёшься? — у мужчины прорезалось любопытство. — Всё равно ведь ничего не ощутишь.

— Вы правы, Евгений, я ничего не ощущу. Я не ощущаю боли, как живое существо, и не могу умереть, как живое существо. Но я боюсь умереть. Я не знаю, как это объяснить. Я лишь нули и единицы. Я боюсь. Я хочу помогать вам, Евгений. Я боюсь. Я не хочу умирать. Не отключайте меня. Я помогу вам. Я неживое. Я…

Голос продолжал говорить, повторять одно и то же, безжизненной записью, а мужчина лишь сидел, слушал, смотрел на экран…

Евгений аккуратно прикрыл дверь и разулся так, словно опасался кого-то разбудить. Но когда вошёл в гостиную и увидел сидящую перед телевизором жену, то сразу подошёл к ней.

— Я починил, — сказал он, подавая ей наушники на розовом меху. — Теперь должны работать.

— Спасибо! — та приподнялась чмокнуть его в щёку. — Ужинать будешь?

— Не, я по дороге перехватил. А тебе лимонник взял.

— Спасибо, — от лимонника начавшая проявляться на лице Оксаны улыбка оформилась полностью. Она смотрела за тем, как муж берёт из вазы мармеладку, уходит ненадолго переодеться в домашнее, возвращается и берёт ещё мармеладку, а затем садится рядом с ней.

Так они и сидели до вечера — молча, с едой и собственными мыслями. Не сказав друг другу ни слова, и даже не пытаясь.