Безумное чаепитие

Тугие струи ливня били по кожаному верху двуколки, запряжённой двумя медлительными быками. Широкие колёса вязли в раскисшей дороге. Невидимое солнце едва перевалило за полдень, но казалось, что вот-вот наступит ночь, чёрные тяжёлые тучи превратили день в сумерки. Сгорбившийся на козлах возница низко опустил капюшон плаща и не смотрел по сторонам.

Справа показалась и медленно скрылась из виду полосатая будка городской префектуры. Конечно, оттуда никто не выглянул. В такую погоду ни блюстители закона, ни его нарушители стараются не выходить без особой надобности. Но для приезжих будка представляла собой знак — начался город.

Улицы Майнбурга-на-Альде ничем не отличались от просёлочных дорог. Правда, теперь мимо неспешно проплывали не скалы, кусты и чёрные ели, а двухэтажные дома, мокрые, серые и печальные. Вскоре показалась рыночная площадь — совсем маленькая по меркам жителей южных городов.

— Здесь... — буркнул возница, не оборачиваясь.

Двуколка остановилась у церкви. За ней, едва различимый сквозь бушующую стихию, угадывался дом здешнего викария. Прятавшийся под кожаным пологом человек спрыгнул в грязь и зашагал прочь от повозки. Короткий плащ с пелериной и широкополая шляпа мгновенно промокли. Проваливаясь по щиколотку в раскисшую землю, приезжий подобрался к крыльцу. Дёрнув за верёвочку, позвонил в звонок.

— К его преподобию Дитмару, — сказал выглянувшему слуге.

Через некоторое время гость сидел у камина, отогреваясь огнём снаружи, а горячим грогом изнутри.

Его преподобие — маленького роста, толстенький, розовощёкий, с венчиком седых волос вокруг лысины — внимательно разглядывал гостя. Не так часто в его медвежий угол заглядывали квеcторы[1] Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium[2]. Инквизитор выглядел моложаво. Не старше тридцати лет. Худощавый. Лицо узкое, костистое. Несмотря на долгую дорогу, гладко выбрит. Одет по-походному: чёрная куртка под горло, чёрные свободные брюки, высокие сапоги, которые уже отчистили от грязи и поставили сушиться у огня.

— Я рад, что вы прибыли так быстро, патер Руперт, — проговорил викарий. — Я отправил голубя его преосвященству Людвигу всего десять дней назад и думал, что ожидание затянется ещё на пару недель.

— По счастливой случайности, — ответил гость, — я находился совсем близко — выполнял инспекционную поездку по окраинам епископата. Там меня и настигла весть от его преосвященства. Мой опыт показывает, что здесь дело, не терпящее отлагательств. Если бы не дождь, я бы взял коня и прискакал бы дня через три. Эти быки такие медлительные.

— Осень, — развёл руками викарий. — Осенью у нас всегда дожди. Говорят, близкие горы так влияют.

— Расскажите мне о вашем городке, преподобный, чтобы не терять время.

— Охотно, — кивнул Дитмар, раскрасневшийся от грога и огня. — Майнбург-на-Альде, как вы легко могли догадаться, стоит на реке Альде. Дальше к северо-востоку начинаются горы, которые в народе называют почему-то Синими. В горах несколько поселений рудокопов. Они добывают поделочный камень — змеевик, орлец, малахит. И немножко полудрагоценных, что ещё остались. Скварец, лазоревка, радужник... Очень редко балангус. Их совсем мало осталось.

— Вы прекрасно разбираетесь в камнях.

— Нет, что вы. Совсем не разбираюсь. Просто названия на слуху. У нас в городе живут перекупщики. Они берут у рудокопов камни, а им дают либо деньги, либо еду или что-то нужное — одежду или инструменты. Город знавал лучшие годы, когда прииски были побогаче. Сейчас сплошной упадок.

— В настоящее время рудокопы в городе есть?

— Нет. Весной и осенью они не приходят. Дороги здесь раскисшие, а в горах, можно сказать, совсем нет дорог. Вот летом, когда подсохнет, или зимой, когда грязь промёрзнет, они приходят.

— Значит, в городе все свои, местные?

Викарий ненадолго задумался.

— Нет, я бы не сказал. Несколько купцов... Три или четыре. Это из приезжих. И ещё префект пригласил охотника на ведьм. Возможно, он уже здесь. А может, появится со дня на день.

— А когда всё началось, кто был в городе? Посторонние были?

— Да те же три-четыре купца. Понятно, что не сами, а с возницами и слугами. Всего человек пятнадцать чужих.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— Никого. Если я буду подозревать невиновного, я совершу грех.

— А если виновного?

— Я не обладаю необходимыми знаниями и опытом. Я — простой священник. Мой долг — обслуживать потребности мирян в духовной пище. Исповедовать и наставлять я могу. Подозревать и обвинять нет.

— То есть вы оставляете за Sanctum Officium право обвинять и подозревать? — прищурился гость.

— У каждого своё особое служение. Я выбрал своё, а вы — своё. Готов оказывать любое содействие в силу моих возможностей. Но расследовать... Нет, это не моё.

— Да я и не призывал вас расследовать, — патер Руперт отставил пустую кружку.

— Хотите ещё грога?

— Нет, спасибо. Я стараюсь соблюдать умеренность в еде и питье. А скажите, в вашем городе часто умирают дети?

— Очень часто, — вздохнул преподобный. — Как правило, от болезней. Горячка. Кишечная хворь. Но бывают и несчастные случаи. Несколько лет назад детвора собирала грибы и наткнулась на медведицу с детёнышами. А этим летом сынишка пекаря утонул в ручье. Видимо, поскользнулся, когда ловил рыбу, ударился головой и захлебнулся. Так-то ручей мелкий, по колено.

— А в этот раз дети от чего умирали?

— Трудно сказать. Постоянного лекаря в городе нет. Он уехал несколько лет назад. Сказал, что надоело жить впроголодь. У нас горожане очень прижимистые и платить лекарю не торопятся. Зубы рвёт цирюльник. А кое-какие отвары из трав советует пить тёща кузнеца. Но вы не подумайте, патер Руперт, никакой волшбы. Я очень серьёзно с ней говорил. Самые обычные снадобья. Малина от жара. Мята от бессонницы.

— Я и не собирался выявлять ведьму в какой-то бабке. Вы мне скажите, преподобный, дети умирали по естественным причинам. Их не убивали?

— Нет-нет, что вы! — викарий даже замахал руками, отгоняя саму возможность такого предположения. — Это точно какая-то болезнь. Жар, лихорадка, красноватая сыпь. Язык желтеет, а горло, наоборот, краснеет. Три-четыре дня и ребёнок начинает задыхаться. Некоторые, правда, выздоравливали, благодарение Господу за спасение. Но большинство умирали.

— А сейчас кто-нибудь болеет?

— Сейчас? — викарий задумался. — Нет. Пожалуй, никто. Я бы знал. Я исповедовал и соборовал всех умирающих.

— А взрослые не болели?

— Господь уберёг.

— И всё это было...

— В прошлом месяце. Ещё до начала ливней.

— И всё было как обычно? Никаких непредвиденных происшествий на похоронах? Родители не совершали каких-либо странных поступков?

— Всё как обычно, — твёрдо сказал Дитмар. — У нас народ к смертям относится спокойно. Господь дал жизнь, Господь и взял. Нарожают ещё. А вот разрытые могилы внушают беспокойство и страх.

— Ничего удивительного. Всё необъяснимое внушает беспокойство и страх. Особенно когда оно связано со смертью, мертвецами, кладбищами, могилами... Итак, преподобный Дитмар, что вы мне можете рассказать о происшествии?

— К сожалению, не очень много. Три недели назад на городском кладбище оказались разрыты пять могил. Это те могилы, где были похоронены недавно умершие дети. Спустя пять дней ещё две. И вот десять дней назад, когда пропали ещё две похороненные девочки, я забил тревогу. Знаете ли, патер Руперт, у нас могли бы понять и даже простить, если бы гробы вскрыли, а тела ограбили. Например, сняли украшения или одежду, показавшуюся дорогой.

— Даже так? Понять и простить?

— Наши горожане быстро закипают. Незадачливый грабитель получил бы по шее. Но они отходчивы и в большинстве своём добросердечны. Преступник отделался бы в самом тяжёлом случае сломанными рёбрами и выбитыми зубами. А в лёгком — шишками и синяками. Но с похитителем тел они разобрались бы гораздо жёстче. И поверьте мне, наш префект, хотя и выступает всеми силами за порядок, закон и справедливость, отвернулся бы, сделав вид, что ничего не замечает. Это же не просто мертвецы! Это дети! Это чьи-то дочери!

— Знаете, я, вполне допускаю, что разделил бы чувства горожан, — задумчиво проговорил патер Руперт. — Но если я отыщу преступника, то постараюсь, чтобы он предстал перед лицом Sanctum Officium, а самосуд всеми силами постараюсь не допустить. Наказание должно быть суровым и неотвратимым, но исключительно в рамках существующих законов.

— Полностью с вами согласен.

Квестор помолчал, глядя в пламя камина.

— А что, похищенные тела — все девочки? — спросил он, словно неожиданно вспомнив, зачем приехал. — Исключительно девочки и ни одного мальчика?

— Только девочки, — удручённо проговорил викарий. — Это сразу навело на нехорошие мысли. На очень нехорошие.

— Согласен. Я с каждым годом разочаровываюсь в людях всё больше и больше. Потому сразу и спросил о рудокопах.

— Я тоже о них подумал. Но, сколько ни опрашивал горожан, не добился подтверждения, что кто-то из работяг спускался с гор.

— А могли они пробраться тайно?

— В сезон ливней это не так легко. Одному спуститься с гор сложно. А о том, что порезвилась целая компания, мне даже думать не хочется.

— И всё же, нужно держать в уме такую возможность.

— Мы держим, — кивнул Дитмар. — Должен вам признаться, одна из пропавших мёртвых девочек — младшая дочь нашего бургомистра. Господин Клаус был безутешен. А наш префект, господин Герберт, был очень настойчив, опрашивая всех подряд. Можно сказать, он рыл землю, как... — По лицу викария проскользнула лёгкая усмешка. — Как свинья, ищущая трюфели. Но безуспешно.

— Что ж... — патер Руперт зевнул, прикрывая рот ладонью. — Значит, завтра мне предстоит разговор с бургомистром и с префектом. Это для начала. А там будем искать. Вы позволите мне отправиться в спальню? Устал с дороги, промёрз, а теперь согрелся и в сон клонит.

— Конечно-конечно! — даже обрадовался викарий. — Здоровый сон — это важно! Я вас провожу.

В маленькой спаленке, больше похожей на монашескую келью, сыщик первым делом проверил запоры на дверях и ставнях. Потом вытащил из саквояжа два пистолета с потайным кремневым замком — их начали делать совсем недавно, отказавшись от пороховой полки и заменив её совсем маленьким углублением вокруг затравочного отверстия. Тщательно зарядил их — один круглой пулей, второй рубленной стальной проволокой. Положил на пол у изголовья с тем расчётом, чтобы легко дотянуться рукой, не вставая с постели. Долго молился у изображения Спасителя, после чего разделся и быстро уснул.

На утро квестор поднялся отдохнувший и посвежевший. Не обнаружил на запорах попыток взлома, спрятал пистолеты и спустился на первый этаж, где его уже ждал викарий, привыкший, как и все жители маленьких провинциальных городов, просыпаться с рассветом.

После завтрака, состоявшего из яичницы с беконом и яблочного пирога с крепким чаем, гость поинтересовался:

— Скажите, преподобный Дитмар, могу ли я у кого-то взять лошадь во временное пользование? Что-то нет ни малейшего желания проваливаться по колено в грязь ваших улиц. У вас нет коня на время?

— Я бы с радостью помог вам, — протянул викарий, — но у меня есть только ослик, на котором я езжу к больным, чтобы исповедовать и соборовать. Вряд ли вы захотите ездить по Майнбургу верхом на осле. Конь имеется у хозяина гостиницы. Это через площадь, прямо напротив церкви. Попробуйте с ним поговорить. Но предупреждаю: Вернер — человек тяжёлого нрава, весьма своенравный. Если упрётся, убеждать его бесполезно.

— Sanctum Officium умеет убеждать, — усмехнулся Руперт.

— Только не в случае с менейром Вернером! — назидательно изрёк преподобный. — Впрочем, увидите его, сами поймёте.

Квестор не стал более надоедать с расспросами, натянул сапоги, накинул плащ и вышел на крыльцо. Ливень несколько поутих, но продолжал поливать несчастную землю, создавая бескрайние лужи, по которым разбегалась рябь от крупных капель и плыли огромные пузыри. Солнце отчаялось пробиваться сквозь низкие тучи и казалось, что в Майнбурге-на-Альде царят вечные сумерки. На другой стороне рыночной площади, сейчас больше напоминавшей озеро с редкими островками жёлтоватого суглинка, Руперт без труда нашёл гостиницу. Да и как её не найти? Двухэтажной добротное здание с черепичной крышей и просторным двором. Под навесом возился с двумя лошадьми — верховой и вьючной — высокий широкоплечий мужчина. Промокшая посконная домотканая рубаха облепила широкие плечи, больше подходящие молотобойцу, чем конюху. Седая борода топорщилась, придавая своему обладателю вид своенравного забияки.

— Слава Господу! — поприветствовал его квестор. — Могу я видеть хозяина?

— Слава Господу... — буркнул в ответ здоровяк, не проявляя особой радости. — В дом идите...

Руперт вошёл в гостиницу. Сразу за дверью располагался обеденный зал. Гостиницы всегда совмещались с харчевнями — разумно и, главное, выгодно. В это ранее утро за столом сидел лишь один посетитель. Спиной к входу. Квестор видел только чёрную кожаную куртку и коротко подстриженные на затылке светлые волосы. Подойдя к столу, он поздоровался:

— Слава Господу!

— Во веки веков слава, — ответил человек в чёрном, медленно поворачиваясь.

Узкое лицо, глубоко посаженные синие глаза, острые скулы. Над левой бровью белёсый шрам. Только по голосу Руперт догадался, что перед ним женщина. Быстрого внимательного взгляда было достаточно, чтобы понять — не простая женщина, а из гильдии охотников на ведьм. Об этом не говорили, а прямо кричали серебряные заклёпки-шипы на воротнике и манжетах куртки, широкий поясной ремень со стальными накладками, три перстня с крюками-когтями на левой руке. Оружия квестор не разглядел, но он прекрасно знал, что в арсенал охотников входят посеребрённые рапиры, метательные звёздочки-орионы, тонкие, но чрезвычайно прочные цепи с крюками, ловчие сети.

— О! Инквизитор! — без какого бы то ни было почтения процедила сквозь зубы охотница. — Явился — не запылился.

Руперт молча обошёл стол, отодвинул тяжёлый табурет, уселся, облокотившись о столешницу.

— Что уставился? Дырку поглядишь.

— Я тоже рад тебя видеть, — негромко проговорил квестор. — А ты сильно изменилась, сестрёнка.

— Зато ты остался таким, каким был тогда. Правильным и занудным.

— С чего ты взяла?

— Наслышана.

— Не следует безоговорочно верить слухам. Зачастую они обманчивы.

— Да ты и сейчас бесишь меня своим занудством. С чего ты взял, что имеешь право учить меня жизни?

— Я и не пытался, — пожал плечами инквизитор. — По крайней мере, сейчас. Это во-первых. А во-вторых, я всё-таки старше.

— Ты старше? Рассмешил!

— Я родился первым, а ты следом.

— А если повитуха наврала?

— Зачем ей это?

— Потому что ты — мальчишка. Тебе положено рождаться первому.

— Грета, не начинай.

— Не начинай... — передразнила она. — Я всю жизнь плетусь в хвосте, и я же ещё «не начинай»!

— Что поделать? — усмехнулся Руперт. — Ты даже в эту дыру явилась второй.

В пальцах охотницы, словно по волшебству, возник кинжал. Скорее всего, она вытащила оружие из рукава. С силой воткнула в столешницу.

— Ты меня бесишь!

— Видимо, так угодно Господу. Кто-то же должен тебя бесить из тех, кому ты не можешь сунуть сталь под ребро.

Грета промолчала. Отвернулась. На её щеках заходили желваки.

Хлопнула дверь. В обеденный зал зашёл тот самый бородатый здоровяк, который рассёдлывал лошадей. Висящий на плече тяжёлый вьюк он даже не замечал. Во всяком случае, уделял ему не больше внимания, чем хозяйка кошельку. Приблизившись к столу, где сидели родственники, сбросил мешки на пол, неодобрительно уставился на застрявший в досках кинжал.

— Это ещё что?

Грета покосилась на бородача, очень быстро схватила кинжал и не без усилия выдернула его. Спрятала.

— Ещё раз увижу такое, выгоню из гостиницы, — ровно и монотонно произнёс великан.

— Я заплачу! Сколько? — с вызовом задрала подбородок охотница.

— Нисколько.

— Почему?

— Я сам решаю, заплатят мне или нет. Это моя гостиница.

— Так это вы менейр Вернер? — воскликнул квестор. — Вы-то мне и нужны?

— Это ещё зачем? — проворчал, будто сонный медведь, хозяин гостиницы.

— Преподобный Дитмар сказал, что у вас можно арендовать коня. На время.

— А... Святой отец! — голос Вернера стал мягче. — Он хороший человек. А вы кто будете?

— Я — смиренный слуга Господа, — отвечал Руперт. — Прибыл сюда по заданию Sanctum Officium. Расследовать ваш случай.

— Это случай...

— С кладбищем.

— Ясно. — Вернер помолчал, посмотрел в потолок. — Есть у меня конь. Старый, но ещё крепкий.

— И седло?

— И седло.

— Сколько я вам буду должен?

— Нисколько.

Руперт первый раз видел горожанина, столь наплевательски относящегося к возможному заработку.

— Но почему, менейр Вернер? Я не стеснён в средствах и готов заплатить.

— Я тоже не стеснён. Просто найдите этого... — Он опять помолчал, видимо, перебирая в уме слова в поисках более-менее приличных. — Найдите этого говнюка...

— Или говнюков, — встряла Грета.

— Или говнюков, — кивнул бородач. — Но сдаётся мне, он был один. — Потом нахмурился. — А вы тоже по этому делу, фрекен?

— Зови меня просто Грета! — отмахнулась охотница. — По этому. Мы не сговаривались с патером Рупертом. Просто судьба свела вместе в очередной раз.

— Хорошо. Если я буду полезен вам, патер, или вам, Грета, — проговорил Вернер, — просто дайте знать. Я распоряжусь подать завтрак. Вы что-то будете, патер?

— Нет, спасибо! Я позавтракал у преподобного. Если можно, кружку чистой воды, — улыбнулся Руперт. Когда широкая спина и буйная шевелюра Вернера скрылись в боковой двери, спросил. — Ты уже выяснила подробности?

— Нет, когда бы я успела?

— Сейчас я расскажу тебе всё, что узнал от викария.

— Я и сама могу...

— Я не предлагаю работать вместе. Просто давай время от времени обмениваться тем, что удалось выяснить.

— Для чего это?

— Ты хочешь, чтобы этот говнюк, как справедливо заметил менейр Вернер, понёс справедливое наказание?

— Конечно! И как можно быстрее.

— Тогда именно для этого. Я тоже хочу. И для меня нет разницы, кто первый его прищучит.

— По-моему, ты опять хитришь.

— Ни капельки. Я не предлагаю состязаться. Не предлагаю соперничать. Каждый работает сам по себе, но, если удалось узнать что-то интересное, сообщает другому. Годится?

Грета задумалась. Поковыряла пальцем расщеплённую доску.

— Годится! — В первый раз за время разговора улыбнулась она. — Договорились, братишка.

Спокойный рыжий мерин лет тридцати от роду уверенно ступал по грязи широкими копытами. Руперт даже бросил повод. Хозяин гостиницы вполне доходчиво объяснил, как отыскать префектуру. Да Майнбург-на-Альде и не такой большой город, чтобы в нём заблудиться. Одним глазом квестор внимательно следил за окнами домов, мимо которых проезжал. Его не отпускало ощущение, что из-за плотно затворённых ставней за ним постоянно следят. Вполне возможно, что он не ошибался. В небольших провинциальных городах незнакомцы появляются редко, а новости о них разлетаются стремительно.

Два квартала прямо, поворот налево, через один квартал поворот направо, как раз у мясной лавки, покупателей в которой не наблюдалось. В такую погоду желающих пройтись по улице всегда мало. Только крайняя нужда может выгнать из-под крыши. Или служба в Sanctum Officium.

Приземистое здание префектуры окружал невысокий забор с открытыми нараспашку воротами и будкой для охраны. Оттуда высунул нос совсем молодой парнишка с растрёпанными рыжими волосами. Руперт показал ему бляху с гербом его преосвященства архиепископа Людвига, возглавлявшего расследования еретической греховности вот уже двадцать семь лет. Стражник ойкнул и спрятался. Квестор завёл коня под навес, привязал за недоуздок и нырнул в чрево префектуры. Стражники, игравшие в кости у пустовавшей клеткой для мелких преступников, увидев бляху, вытянулись по стойке «смирно». На вопрос: «Где старший?» один из них ткнул пальцем ближайшую дверь. Там, в конце короткого коридора Руперт увидел ещё одну, полуоткрытую. Хриплый голос произнёс:

— Заходите, патер, я вас жду!

Из-за стола, заваленного свитками, раскрытыми книгами, просто листами бумаги или же пергамента, поднялся невысокий жилистый мужчина лет сорока или чуть старше. Седые виски, густые вислые усы. Кожа желтоватого цвета, что свидетельствовало о скрытой печёночной хвори, тёмные круги вокруг глаз.

— Герр Герберт? — скорее для порядка спросил квестор.

— Собственной персоной. А вас, патер, зовут...

— Руперт.

— Присаживайтесь, патер Руперт. Я знаю о цели вашего визита. Преподобный Дитмар поставил меня в известность, что взывает квестора из Sanctum Officium, — префект слегка скривился. — Жду вас с самого утра.

— Вы, как будто, не слишком рады? — спросил гость, опускаясь на табурет.

— А чему мне радоваться? Здесь я поставлен хранить закон и порядок, карать преступников и не допускать беспорядков. — Герберт сдвинул в сторону горку свитков, которые мешали ему смотреть прямо на квестора. — Но оказалось, что моих знаний и опыта маловато. Причина моего недовольства в этом, а не в вашем появлении. Готов к сотрудничеству. Всё, что мне удалось узнать, расскажу прямо сейчас. Могу выделить парочку своих людей, если понадобится грубая сила.

— Благодарю, — кивнул Руперт. — Очень надеюсь, что до драки дело не дойдёт, но за предложение спасибо. Теперь я хотел бы выслушать ваши соображения. Кто, по-вашему, мог это сделать? С какой целью?

— Если бы я знал... — покачал головой префект. — Узнать, каковы побудительные мотивы преступления, это пройти половину дороги к его раскрытию.

— Но какие-то мысли у вас возникли?

— Не мысли... Просто рассуждения вслух.

— Так поделитесь.

— Все похищенные трупы — девочки. Возраст от семи до двенадцати лет. Вы меня понимаете?

— Ещё бы! Части тела и, в особенности, кожа девственниц востребованы у чернокнижников, некромантов и прочих демонологов.

— Вот и я об этом подумал. Но никто из горожан на чернокнижника не похож. Во всяком случае, прожить много лет, скрывая свои наклонности, очень нелегко. Да что там нелегко... Невозможно.

— А не горожане? Чужие в городе есть?

— Рудокопы уходят ещё до начала дождей. Наверное, преподобный вам это говорил?

— Говорил. А почему?

— Потому что тропинки в горах, раскиснув, становятся непроходимыми. Выше по течению Альда выходит из берегов. Мостов там отродясь не было — их просто сносит паводком, если не осенью, так весной. А переходить вброд или по брёвнышку разлившуюся от дождей реку могут только самоубийцы. Поэтому рудокопы у нас не задерживаются.

— А мог один из них спрятаться, чтобы все подумали, будто никого не осталось, а он в то время...

— Исключено. Его кто-то должен был кормить. Местные жители не слишком любят рудокопов за шумный нрав и пристрастие к выпивке. Особенно за ночные песни после выпивки. Уж мне можете поверить. — Префект вздохнул. — Сколько драк пришлось разнимать.

— А не замечен ли кто из горожан в извращениях? — спросил Руперт. — Мне не доводилось сталкиваться, но я читал о людях, вступающих в соитие с мёртвыми.

— Что вы! — Герберт даже слегка обиделся. — У нас таких нет. Чтобы совокупляться с трупом, да ещё и с маленькой девочкой... — Его передёрнуло. — И должен вам заметить, некоторые тела, прежде чем могилы были разрыты, пролежали в гробах до трёх недель. Последних выкопали уже дней десять назад.

— Значит, всё-таки некроманты.

— Очень похоже. Но откуда у нас?

— А вы внимательно осматривали место преступления? Какие-то следы, зацепки?

— Дождь, — удручённо проговорил страж порядка. — Дождь смывает все следы.

— Пытались устроить засаду?

— Хотел. Признаюсь честно, хотел. Но после первых случаев бургомистр запретил поднимать шумиху. Кладбище на открытом месте. Спрятать кого-то из своих людей я не мог, а вот отправить на всю ночь ходить среди могил мог. Но герр Клаус сказал, что паника среди горожан нам не нужна.

— Странно... Я думал, в вашем городе всё тайное очень быстро становится явным.

— Так и есть. Но герр Клаус умеет убеждать. Он говорил с родителями умерших детей. Возможно, он и вас не разрешил бы позвать, но тут уж нашла коса на камень. Мнение преподобного Дитмара тоже чего-то стоит.

— Вот как, значит... — задумчиво протянул квестор.

— А вы ещё не встречались с бургомистром?

— Нет. Сейчас у него охотница на ведьм, которая прибыла сегодня утром. Кстати, кто её пригласил?

Префект отвёл взгляд. Смял в пальцах мелко исписанный лист бумаги.

— Я. Но бургомистру об этом лучше не знать.

— Уверен, она не скажет.

— Почему она? Я думал, охотники на ведьм — мужчины.

— Иногда девочки тоже появляются на свет с врождённым иммунитетом против тёмного колдовства. Но девочек не берут в инквизицию.

— Вот оно что... А в охотники берут?

— Там нет таких жёстких условий отбора, как у нас. Если ты хочешь бороться со злом и прошёл испытания, тебя посвящают и принимают в гильдию. Что ж, мне пора... — Руперт поднялся. — Теперь моя очередь повидаться с герром Клаусом, а вы ожидайте Грету. Хочу предупредить, — квестор улыбнулся, — она не столь учтива и обходительна, как я.

— Вы так хорошо её знаете? — Герберт тоже встал, оказывая уважение.

— У меня нет выхода. Это моя сестра.

— Да? — глаза префекта округлились.

— Мы двойняшки, но я родился первым. И теперь Грета всю жизнь доказывает, что она может всё то же самое, что и я, только лучше.

— Вот оно что... Отсюда и способности, верно?

— Конечно, — Руперт уже сделал шаг к выходу, но вдруг остановился. — Преподобный Дитмар говорил о купцах, которые были здесь, когда совершалось преступление. Вы их проверяли?

— Они и сейчас здесь... — махнул рукой Герберт. — Можете с ними поговорить. Только это бесполезно. Во-первых, солидные и богатые люди. Из-за одного из них я даже получил очередной нагоняй от бургомистра. А во-вторых, у всех у них есть свидетели, которые видели их не на кладбище, а в гостинице.

— И менейр Вернер?

— Само собой. Его слово и было для меня решающим.

— Понятно. А что вы скажете о нём самом? Выглядит, как убийца с большой дороги, но рассудителен и охотно вызвался помогать.

— А он и есть в какой-то мере убийца. Служил в ландскнехтах пятнадцать лет. Мастер двуручного меча. В отличие от многих, жалование не пропивал, а складывал. Теперь, вот, купил гостиницу «Бочонок и окорок», ведёт жизнь добропорядочного горожанина. Но летом, когда тепло, часто точит меч на крыльце. Берёт оселок и вжик-вжик по клинку. И глаза при этом такие, что самые отчаянные и буйные рудокопы ведут себя тише воды, ниже травы.

— Какой полезный человек для городской общины, — улыбнулся Руперт. — Благодарю вас, герр Герберт, за помощь следствию.

Он вышел на крыльцо префектуры. Дождь усилился и хлестал наотмашь по лицу. Шляпа не спасала.

Рыжий мерин просительно ткнулся мордой, когда Руперт взялся за недоуздок. Квестор дал ему кусок морковки, который ему сунул в карман менейр Вернер. Рыжий весело захрустел угощением и неторопливо двинулся со двора.

Из-за угла у мясной лавки навстречу инквизитору показался всадник. Грета не любила плащи. Всегда говорила, что они сковывают движения. Дойдёт дело до славной драки, а на тебе мешковатый балахон из мокрой ткани. Поэтому она надела капюшон с воротником, в северных краях именуемый гугелем. Кожаная куртка и кожаные штаны неплохо защищали от холодного дождя.

— Он тебя ждёт, — усмехнулся Руперт, поравнявшись с охотницей.

— И как он?

— Насколько я почувствовал, он был предельно откровенен. Готов сотрудничать со следствием не за страх, а за совесть.

— Тогда я потороплюсь.

— А что так?

— Проголодалась. И этот дождь бесит. Хочется кого-нибудь прирезать.

— Только не префекта. Он нам ещё пригодится.

— Хорошо! — оскалилась Грета. — Прирежу, когда всё закончится.

— Тебе бы всё шутить! Кстати, что там герр Клаус? Как себя чувствует?

— Паршиво, насколько я поняла. Говорил со мной через порог. В комнату не пригласил.

— Вот как? Думаешь, что-то скрывает? Или чего-то боится?

— Да что ему скрывать?

— Ну, скажем, то, что он хотел изначально замять похищение трупов и убеждал родителей не поднимать шум.

— Вот как?! Это тебе префект сказал?

— Да. Милейший герр Герберт был откровенен.

— Что ж... Надо подумать о Клаусе. Но мне он показался безутешным отцом, у которого мало того, что умер ребёнок, так ещё и тело похитили неизвестные злоумышленники. Взгляд бесноватый, небритый, растрёпанный. Похоже, что пьёт, не просыхая, уже много дней. И ночей. Может, поэтому он и не пригласил меня войти? Вдруг, у него там ночной горшок опрокинут?

— Ну, меня-то он не должен стесняться? — пожал плечами Руперт. — Я — лицо духовное, могу все грехи отпустить, вольные и невольные. Со мной надлежит быть откровенным. Поеду...

— Езжай! — Грета толкнула пятками вороного коня, выглядевшего красавцем по сравнению с ширококостным рыжим мерином. Неожиданно обернулась. — Слушай! Смердит же у него там!

— Из опрокинутого горшка?

— Нет! Какими-то снадобьями, зельями... Скорее всего, он не пьёт. Его пичкают настойками, чтобы не свихнулся окончательно от горя. Толку не будет от разговора.

— Поглядим. Но спасибо, что предупредила...

Разговора с бургомистром, и правда, не получилось. Он даже не открыл дверь. Младший писарь вертелся ужом, пытаясь обосновать отказ герра Клауса так, чтобы не обидеть посланца самого Sanctum Officium. Неизвестно, кого конопатый малый в меховой безрукавке и с чернильным пятном на щеке боялся больше — квестора или бургомистра. Толстошеий, как молодой бычок, охранник переминался с ноги на ногу поблизости и умоляюще поглядывал на Руперта. Очевидно, тоже боялся, что сбрендивший глава магистрата прикажет выставить посетителя силой, а нападение на инквизитора может дорого обойтись.

Квестор попытался задавать вопросы через запертую дверь, но Клаус нёс какую-то околесицу. То кричал, что сам разберётся и для него это дело чести. То начинал громко плакать, сквозь рыдания повторяя: «Тильда, Тильда...»

— Это его дочку так звали, — шёпотом пояснил писарь. — Матильда, значится. А дома — Тильда. Уж очень герр Клаус её любил. Прямо души не чаял. Супружница ж евойная при родах померла. Старшие дочки замужем, далеко. Сынок в гвардии у курфюрста служит. Уже сержанта выслужил.

— Ясно. — Руперт вздохнул. Делать нечего. Грета была права — с безутешным отцом поговорить толком не выйдет. Осторожно взял за локоть писаря. — А скажи, милейший, чем это смердит у вас в коридоре?

Сила, дарованная квестору Господом, сработала отлично. Конопатый расплылся в улыбке.

— Это к герру Клаусу купец приходил. Что-то приносил в горшочках и бутылках запечатанных. Герр Клаус очень благодарил.

— И покупал это... в горшочках?

— Нет, так брал. Купец ему просто отдавал.

— Что было в горшочках?

— Не знаю.

— А купец этот уже уехал?

— Не знаю.

Парень не врал. Когда тебя держит за руку (или просто прикасается инквизитор), врать нельзя. Просто не получается. Когда лет сто назад обнаружили эту способность у отмеченных Господом людей и начали отбирать их для службы в Sanctum Officium, посвящать в сан и обучать премудростям расследований еретических дел, необходимость в пытках, которыми раньше запугивали народ, отпала сама собой. Все эти изуверские кресла, дыбы, аисты, логранские ослики, костедробилки, жаровни, ведьмины сапожки, зубчатые колёса и сундуки с шипами вовнутрь остались в прошлом. Теперь с нарушителями закона просто разговаривал один из допросников. Мягко, по-доброму, положив ладонь на лоб. На всякий случай тех, кто подозревался в особо тяжких преступлениях, привязывали к табурету, чтобы не сопротивлялись. А если уж закостенелые в грехе еретики признавали вину и плакали иной раз от раскаяния, то писарю из провинциального городка, и без того напуганному до слабости в коленках, сам Господь велел.

— Как его зовут? — продолжал Руперт.

— Не знаю.

— Каков из себя?

— Смуглый, чернявый. На наших людей не похожий. Как будто с дальнего юга.

— Где остановился?

— Так это... В «Бочонке и окороке».

— Спасибо, приятель! — квестор выудил из кармана серебряную полукрону. Сунул в ладонь конопатому. — Ты мне очень помог.

Судя по ошарашенному выражению лица, в следующий раз писарь выложит все тайны своего начальства ещё до того, как дознаватель сумеет правильно составить вопрос. А надо будет, так и в драку за него кинется.

От здания магистрата, в котором и жил герр Клаус до гостиницы было рукой подать. Руперт быстрее добрался бы пешком, но не бросать же коня? Завёл рыжего под навес, распустил подпругу, привязал к коновязи.

В обеденном зале за столом сидела компания из трёх мужчин от сорока до пятидесяти лет, одетых очень похоже. Дорожные куртки из добротного сукна, кожаные пояса. Широкие штаны и крепкие сапоги с невысокими голенищами. Двое светловолосые с окладистыми бородами, а один лысый с гладко выбритыми щеками и подбородком. Никто из них под описание, сделанное пареньком, не подходил, хотя не нужно было обладать пророческим даром, чтобы понять — это и есть задержавшиеся в Майнбурге-на-Альде купцы.

Лысый что-то увлечённо рассказывал, помогая себе взмахами кулака с зажатой в нём вилкой. Остальные щурились и улыбались. Заметив квестора, рассказчик запнулся на полуслове. Руперт не стал тянуть кота за хвост, а подойдя к купцам, спросил напрямую:

— Где ваш товарищ, почтенные менейры?

— Какой такой товарищ? — сглотнув комок в горле, ответил вопросом на вопрос старший из купцов.

— Смуглый и чернявый! Был ведь такой? Где он сейчас?

— Не товарищ он нам! — возмущённо воскликнул лысый.

— Но вы же купцы?

— Мы честные торговцы! Возим муку, солонину, масло...

— А у меня скобяной товар! — хлопнул ладонью по столу старший. — Карл! — Он кивнул на сидящего справа от него. — Он бакалею возит. Лавочникам продаёт. Всё честно. Все подати оплачиваем.

— Все бумаги в порядке, — добавил лысый. — В гильдии состоим. Законов не нарушаем.

— А этот чернявый нарушает?

— Да откуда нам знать?

— А что ж вы отпираетесь от знакомства? Так, глядишь, и честного торговца оболгать можно.

— Да потому что мы и не знакомы! — горячо заверил Карл. — Он особняком держался. Даже не разговаривал с нами.

— А чем он торговал?

— Почём мы знаем? У нас своих хлопот полон рот, чтобы за другими ещё подглядывать. Товар продали, другого закупили...

— Что закупаете?

— Камень поделочный, — ответил лысый. — Орлец, малахит, яшму.

— Я немного шкур закупил, — нахмурился Карл. — Чернобурка... Это не запрещено. Только мало совсем, с того года остатки.

— Ладно. Я не проверяю вашу торговлю, — махнул рукой квестор. — Если всё по закону, торгуйте, сколько душе угодно. Где смуглый и чернявый? Мне он нужен!

Купцы пожимали плечами, разводили руками. На первый взгляд, совершенно искренне. придраться не к чему. Да и на второй, и на каждый последующий тоже не придерёшься.

— Да не знаем мы. Со вчера не видели!

Они говорили правду. Руперт чувствовал.

— Он сегодня уехал, — послышался низкий, как у медведя, голос. Менейр Вернер сидел в углу. Просто удивительно, как при его росте и ширине плеч можно становиться таким незаметным. — Утром. После того, как вы, патер, к префекту отправились, а охотница к бургомистру. У него повозка с кожаной покрышкой, запряжённая быками. Возница, четыре охранника. Не знаю, что он возит. Четыре вооружённых охранника это, самое малое, полмешка самородков. Но золота у нас нет.

— Он, правда, южанин? — Руперт сделал шаг в сторону хозяина гостиницы.

— Или Ахмет, или Мехмет... Не запомнил. Похоже, что южанин.

— Понял... — кивнул квестор. — Надо догонять.

Он выскочил на крыльцо, даже не озаботившись накинуть капюшон. Волосы сразу промокли и облепили череп. Под навесом стояли два коня. Хозяйский рыжий старичок и вьючная лошадь Греты, выглядевшая гораздо моложе и резвее. Рупер колебался не долго. Сдёрнул с гвоздя уздечку, накинул на караковую кобылу прямо поверх недоуздка, застегнул подбородочный ремешок.

— Выбор правильный, — пророкотал сзади Вернер. — А без седла справитесь?

— Не первый раз, — отмахнулся инквизитор.

— Ну, хорошо, когда так. Хотя я на вашем месте дождался бы фрекен Грету.

— Чтобы спросить разрешения?

— Чтобы было кому прикрыть спину.

— Ну, нет! Такой радости я ей не доставлю. — Руперт схватился за гриву, оттолкнулся и запрыгнул на спину лошади. Разобрал поводья. — Сообщите префекту! — Ударил пятками в мягкие конские бока. — Вперёд!

Квестор мчался по знакомой дороге. Не далее, как вчера, он въезжал по ней в Майнбург-на-Альде. Под таким же проливным дождём, только в повозке была возможность укрыться от хлещущих струй, которые превращали дорогу в липкую кашу. Кобыла пошла с места в галоп, разбрызгивая жёлто-коричневую воду в лужах, с хлюпанием проваливаясь до путового сустава. Уже через две-три мили лошадь начала тяжело дышать. Пришлось перевести её на рысь, чтобы не остаться пешим где-то за городом.

И вот тут Руперт осознал, что ехать на рыси без седла и стремян — то ещё удовольствие. Нет, он знал это и раньше. В детстве они с сестрой никогда не отягощали себя поиском седла. Главное запрыгнуть на спину коня, а дальше будь что будет. Но в нежном возрасте тряска и даже возможное падение воспринимается совсем иначе. Скорее как увлекательное приключение, чем ожидание сломанных костей и провала важного расследования.

Инквизитор почти не сомневался, что находится в шаге от раскрытия преступления. Южане все чернокнижники через одного. Конечно, смуглый купец появился в городе не просто так. Все похищения детских трупов наверняка связаны с его приездом. А сейчас он увозит части тел или тела целиком, чтобы использовать потом в ужасающих ритуалах призыва демонов. Или, возможно, для создания амулетов, или ещё для каких богопротивных целей. Кстати, очень хорошо объясняется странное поведение бургомистра. Этот Ахмет или Мехмет пришёл к герру Клаусу якобы по торговым делам, а сам или запугал его, или заколдовал — чародеи и некроманты проделывают такие штуки с лёгкостью. Или подкупил... Всем известно, что южане избыточно богаты. Им девать некуда золото, рубины, алмазы, жемчуг. Бургомистр-взяточник заслуживает самой жёсткой кары, но вначале нужно разобраться с первоисточником зла.

Караковая рысила и рысила, хотя и начала уже уставать. Руперт промок до нитки. Холодные струйки сбегали за воротник. В сапогах хлюпала вода. Но он не останавливался. Повозку купца тащат быки. Никуда она не денется.

— Врёшь, не уйдёшь, — пошептал он сквозь стиснутые зубы и снова толкнул кобылу пятками.

Как часто бывает во время погони, цель появилась неожиданно. Просто за поворотом дороги, едва различимый за стеной дождя, возник фургон с кожаным верхом. Здоровенный. Внутри такого можно коня перевозить, а то и двух. Догоняя повозку, Руперт громко выкрикнул:

— Именем его высокопреосвященства, остановитесь!

Фургон даже не замедлился.

— Именем короля, стойте! — уже настойчивее повторил квестор, поравнявшись с повозкой и хлопая ладонью по кожаному верху.

Может за шумом дождя его просто не слышат?

В ответ распахнулось маленькое окошко. Не больше двух ладоней. Там появились глаза и нос.

— Остановитесь! — Руперт махнул рукой.

Внутри фургона молчали.

— Я приказываю именем закона! Именем светской и духовной власти, стойте!

Глаза и нос скрылись. Вместо них выглянуло дуло мушкета.

Руперт схватился правой рукой за ствол оружия, сосредоточившись послал волевой приказ: «Сдаваться!» И получил такую отдачу в виде решимости и холодной ярости, что чуть не свалился с коня. Покачнулся, хватаясь за гриву. В это мгновение грохнул выстрел. Караковая испуганно прижала уши, заржала и прыгнула в сторону. Вот тут уж квестор не удержался на мокрой шерсти и полетел в грязь. Хорошо, что успел извернуться и упал боком, а не навзничь. Тут же вскочил, утопая в грязи до середины голени.

Повозка продолжала удаляться, неумолимая, как отсчёт времени, дарованный Господом.

Квестор побежал, разбрызгивая холодную жижу цвета ржавчины, догнал фургон. Поравнялся с козлами, где закутанный плащ возница попеременно тыкал то правого, то левого быка стрекалом в мокрый круп.

— Приказываю остановиться!

Человек повернул к преследователю бородатое лицо, сунул руку под лавку, вытаскивая кнут.

Ах, так?

Руперт выхватил из-за пазухи пистолет, припрятанный ещё утром.

Щёлкнул курок, но выстрела не получилось. И не удивительно. После скачки порох из затравочного отверстия наверняка высыпался. В ответ возчик хлестнул кнутом. Промахнулся.

Квестор попытался заскочить на козлы, схватившись за бортик повозки. Бородатый ударил его по пальцам.

— Вы арестованы! — снова крикнул Руперт, пытаясь достучаться до разума сообщников купца. Не все же они, в конце концов, околдованы? Или надежда на оплату трудов, которую им пообещали, перевешивает страх перед властью? — Остановитесь!

Возчик опять хлестнул его кнутом. Как надоедливую собачку, тявкающую у колеса. Руперт подставил руку, позволил ременной полоске намотаться на предплечье и рванул на себя. Бородач едва не свалился, но в последний миг схватился за козлы. Квестор потянул сильнее. Возница тоже.

Тут кожаный полог, прикрывающий вход в нутро фургона раскрылся. Вначале появилась чёрная, как вороново крыло, борода, потом крупный нос с горбинкой, а только следом смуглое лицо, перекошенное от злобы.

— Убей те его! — закричал купец Ахмет. Или Мехмет...

Неожиданный возглас над головой застал возчика врасплох. Он дёрнулся, оглянулся и Руперту удалось стащить противника в грязь. Тем временем быки, не останавливаясь, продолжали шагать по дороге, увлекая за собой повозку.

Инквизиторов с давних времён учили наставлять паству добрым словом и мудростью Господа, закреплённой в Священном Писании. А для воздействия на ослушников и еретиков каждый из них обучался бою с оружием и без оружия. Никто из священников Sanctum Officium не покидал казармы для учеников, если не умел в рукопашной одолеть двух-трёх противников. Особенно это касалось квесторов. Ведь по долгу службы они первыми сталкивались с нарушителями закона и порядка. Переход от послушничества к служению заключался не только в духовном росте, но и в мастерстве самообороны.

Пытавшийся подняться бородач получил каблуком в висок и распростёрся на дороге без движения. Руперт вырвал у него из рук кнутовище. Отправляясь в погоню, он не озаботился взять другого оружия, кроме бесполезных теперь пистолетов. Но кнут в опытных руках – чем не оружие?

Из фургона на ходу выпрыгнули четверо. Очевидно, это и были охранники купца из южных краёв. Все, как один, невысокие, крепкие, словно грибы-боровики из одного лукошка. Одеты в куртки из потёртой, но даже на вид крепкой кожи. На груди и обшлагах бронзовые бляхи, когда-то начищенные, но сейчас потускневшие от сырости. В руках мечи-катцбальгеры. Клинок в два фута длиной, гарда сложная, закрученная, но хорошо защищающая кисть. Оружие в самый раз для ближнего боя или для убийства. И если судить по острожным, вкрадчивым движениям, по тому, как грамотно они развернулись полукругом, охватывая инквизитора так, чтобы не мешать друг другу, убивать они умели.

Руперт щёлкнул кнутом, целясь ближайшему справа по глазам. Наёмник отшатнулся, даже не пытаясь прикрыться мечом. Никакой паники. Спокойная уверенность. Квестору очень не нравилось их хладнокровие. Может, в самом деле, стоило дождаться Грету? Её рапира и метательные ножи были бы сейчас как нельзя кстати. Всё-таки кнут и голые руки, несмотря на отточенное годами умение драться, не самый лучший ответ мечникам.

Медленно пятясь, Руперт ожидал, что кто-то из противников первым не выдержит и атакует его. Тогда можно будет попробовать перехватить его, обезоружить и завладеть катцбальгером. Силы, хоть и немного, но сравняются. Но слишком, слишком умело его окружали. Охватывали с боков так, чтобы зайти со спины.

Квестор продолжал отступать, щёлкая кнутом в сторону то одного, то другого охранника.

— Что вы возитесь! — закричал Ахмет или Мехмет, высовываясь из фургона, удалившегося уже на полсотни ярдов. — Убейте его!

Но вместо того, чтобы броситься вперёд и выполнить приказ нанимателя, охранники попятились, растеряно озираясь, нарушили правильный строй...

Обдавая Руперта брызгами и запахом мокрой конской шерсти, мимо пронёсся вороной. Так близко, что шпора всадника едва не зацепила квестора за рукав. Конь Греты сбил с ног одного из наёмников. Второго она ударила рапирой сверху вниз. Опытный боец принял её клинок на свой, не устоял на ногах, и сел в лужу.

— А посторонитесь-ка, патер, — послышался густой и низкий голос сзади.

Руперт обернулся.

Менейр Вернер уже спрыгнул с рыжего, который дышал так тяжело, что казалось — вот-вот упадёт и отбросит копыта.

— Да, староват он уже для таких скачек, — проговорил хозяин гостиницы, отвязывая закреплённый на седле длинный меч без ножен. — Но выдержал, не сдался.

Оружие Вернера поражало размерами. Длина с рукоятью не меньше шести футов. Гарда состояла из крестовины, украшенной дополнительными кольцами и крюками-зацепами.

Менейр Вернер привычным движением подхватил цвайхандер одной рукой под самую крестовину, а вторую у противовеса в виде раздвоенного копыта. Водрузил на левое плечо. Неторопливо пошёл туда, где крутила пируэт верхом на вороном Грета. Её рапира мелькала, разрубая струи ливня, заставляя охранников купца отскакивать в стороны, но пока что не отведала крови.

Увидев мастера двуручного меча, наёмники проявили редкое единодушие и благоразумие. Оставив попытки к сопротивлению, они побросали мечи на дорогу и подняли руки.

Грета шипела, как разъярённая кошка:

— Зачем? Зачем ты за ними погнался? Ради этого?

Она со злостью пнула вскрытый бочонок, едва не опрокинув его.

Глухо стукнули друг о друга камни, наполняющие бочонок. Серые, буроватые. некоторые с зеленоватым оттенком. Они отличались округлой формой и малым весом. Больше всего напоминали окостеневшие комки сухой травы или плотно свалянной шерсти.

— Не говорите так, фрекен Грета... — проворчал Вернер. — Это огромные деньжищи. Я даже не знаю, сколько могут стоить три бочонка. Наверное, весь наш город можно купить.

— Да ладно? — Глаза охотницы округлились.

— Это безоар, — пояснил Руперт. — Много о нём читал, однажды видел маленький кусочек — с ноготь, не больше. Но чтобы столько и сразу...

Он повернулся к купцу, его охранникам и вознице, которые сидели, привалившись к бортику внутри фургона. Все надёжно связанные и с кляпами.

— Вот расспросить бы этого Хаммада...

Они уже успели выяснить настоящее имя южанина, а теперь, рассмотрев груз, начали догадываться о причинах столь яростного сопротивления.

— Говорят, безоар с любым ядом справляется, — заметил Вернер. — Щепотку толчёную на бочку отравленного вина можно кинуть...

— Это я всё слышала! — перебила его Грета. — А ещё его чернокнижники используют для всяких амулетов, ритуалов и прочих богопротивных дел.

— Верно, — кивнул Руперт. — Поэтому арест купца пойдёт всё-таки по нашему делу. Мне без разницы, каким чернокнижникам он это вёз — нашим или своим. Ересь должна быть истреблена, а её пособники понесут достойное наказание.

Хаммад замычал и задёргался в путах.

— Но, конечно, мы можем передать задержанных префекту. Пусть разбирается королевская власть, а не церковная, — продолжал квестор.

— Это ещё почему? — возмутилась охотница.

— Хочу напомнить, мы здесь по другому делу, и пока что не приблизились к решению. Но если не очень уважаемый мной Хаммад согласится ответить на несколько вопросов и его слова помогут следствию... — Купец замычал ещё громче и отчаянно закивал, взмахивая чёрной бородой. — Если его слова помогут следствию, я готов закрыть глаза на область использования безоара в запретных науках и рассматривать только попытку вывоза из королевства груза, на который существует монополия правящего дома и державы.

Руперт подошёл к южанину и двумя пальцами потянул за платок, игравший роль кляпа.

— Клянусь бородой имама! — прохрипел купец. — Какое чернокнижие? Какое чародейство? Клянусь могилами предков! Отраву из вина забирает! Кровь останавливает! Чуму лечит! Холеру лечит! Мужскую силу увеличивает! Полезный камень!

— Допустим, — кивнул Руперт, опуская ладонь на его мокрый и горячий лоб. Ощутил нешуточный страх, вцепившийся в Хаммада когтями-крючьями. Но и желание любой ценой выкрутиться, избежать самого жестокого наказания. Инквизицию боялись все, но иноверцы особенно. А светский суд, пусть даже и подотчётный королю, можно и подкупить, и обмануть, и разжалобить. — У кого вы получили безоар?

— У бургомистра! Клянусь родным домом!

— Не клянитесь — это грех. Я без того почувствую, когда вы мне врёте. Итак, безоар вам передал бургомистр, верно?

— Да! Истинно так!

— Не буду спрашивать, где он его взял, — Руперт повернулся к Греете, подмигнул. — Это мы выясним у него. Как вы договорились?

— Он попросил мои благовония, все! Это очень дорого. У него не было столько золота, тогда он предложил мне безоар.

— Что за благовония?

— Смола кедра, можжевельника, кипариса. Элеми...

— Это ещё что?

— Дерево такое. У него тоже смола пахнет, как... Как ладан!

— А ведь точно! — воскликнула Грета. — Я чувствовала запах ладана, когда пыталась поговорить с Клаусом.

— Он что, сразу начал мазаться благовониями? — удивился Вернер.

— Мне показалось, он слегка разумом тронулся, — ответила охотница. — Такой может мазаться и весь дом измазать.

— Там был ещё даммар, — снова заговорил Хаммад, окрылённый искренностью, которую пробудил в нём квестор. — Даммар или кошачий глаз. Он очень дорогой. Смолу собирают в горах.

— Для чего ему столько благовоний? — непонимающе проговорил Руперт. — Лавку открыть решил?

— Да кто у нас это купит? — покачал головой Вернер.

— Прошу прощение, господа... — жалобно произнёс купец. — Можно мне сказать?

— Говорите, — разрешил инквизитор. — Добровольное сотрудничество вам зачтётся.

— Там был ещё очищенный пчелиный воск, масло фисташкового дерева, касторовое масло, живичный скипидар... Господа! — неожиданно воскликнул южанин, а потом заговорил почти шёпотом. — Я слышал, что в некоторых землях, все эти вещества применяют для бальзамирования покойников... Только не подумайте дурного. Наши законы это запрещают. Если бы я знал...

— Наши тоже! — отрезал Руперт.

Они с Гретой переглянулись. Всё ясно без слов и дополнительных объяснений, хотя с трудом укладывается в голове. Сразу всё понял и менейр Вернер, хотя и выглядел тугодумом и громилой:

— Скачите, — сказал он. — Я фургон разверну и потихоньку доставлю их всех в город. Ждите меня к утру. А вам медлить не следует.

Префекта, рысившего в сопровождении четверых помощников, вооружённых дубинками и протазанами, они встретили мили за четыре от города. Когда было нужно, герр Герберт соображал очень быстро. Половину своих людей сразу отправил в помощь Вернеру, а с остальными развернул коней и присоединился к кавалькаде.

К зданию магистрата они подъехали уже в сумерках.

— Именем короля Карла-Густава Третьего и архиепископа Людвига, открыть двери! — несколько раз ударил кулаком Руперт.

— Не велено! — отозвался изнутри охранник.

— Кем не велено? — возмутился префект. — Я — Герберт! Я вхожу к бургомистру в любое время дня и ночи!

— Герр Клаус велел никого не пускать.

— Что будем делать? — спросил Руперт.

Префект поднял взгляд к затянутому тучами беззвёздному небу:

— Видит Господь, я этого не хотел. Ломайте!

Запоры на входных дверях магистрата не отличались особой крепостью. Представители закона справились быстро, имея, видимо, определённые навыки. И даже не слишком изуродовали красивую резьбу.

Охранник с обречённым выражением на глуповатом лице попробовал задержать их у подножья лестницы, раскинув в стороны руки. Руперт не сильно ударил его кулаком в глаз:

— Завтра герр Клаус увидит, что ты хотя бы попытался.

А Грета добавила упавшему несколько раз по рёбрам.

— От меня. Чтобы был сговорчивее.

Префект ничего не сказал, улыбаясь в усы, и первым взбежал на второй этаж.

Запах благовоний и бальзамических снадобий стал почти нестерпимым. Хотелось прижать к лицу мокрый платок.

— Герр Клаус! — постучал в двери, ведущие в покои бургомистра, Герберт. — Герр Клаус, вы здесь!

Ни звука в ответ. Тишина.

— Ломаем! — махнул рукой префект. — Видит Господь, я этого не хотел.

Шагнув за порог, Руперт остолбенел. Он повидал всякого и был готов, как ему казалось, к чему угодно. Но только не к такому.

Посреди широкой комнаты, служившей, по-видимому гостиной, стоял длинный стол, накрытый как для праздника. Огромный торт со взбитыми сливками и розочками из масла. Чайный сервиз из дорогого фарфора. Пузатые чайники, разукрашенные лазоревыми и золотистыми цветами.

Вдоль стола, привязанные к высоким спинками стульев, чтобы не упали, сидели восемь мёртвых девочек. От семи до двенадцати лет. Одеты нарядно — белые, розовые, голубые платья с кружевами и рюшами. В волосах яркие атласные ленты и цветы. Перед каждой чашка с тёмным чаем и кусок торта на блюдечке. Ещё одна девочка восседала рядом с герром Клаусом во главе стола. Должно быть, это и была Матильда — дочь бургомистра.

А на противоположном конце в богатом парчовом платье высился труп женщины, сильно затронутый разложением. Череп проглядывал кое-где из-под слезшей кожи. Некогда густые белокурые волосы висели клочьями, но кто-то их тщательно расчесал и умастил теми самыми благовониями, от которых запирало дух и хотелось бежать на свежий воздух.

— Матерь Божья, — выдохнул префект, расстёгивая пуговицу у горла.

Один из его помощников охнул и выскочил в коридор. Судя по звуку, его вывернуло наизнанку.

— Господа! — бургомистра ничуть не обескуражило появление незваных гостей. — Господа! Как я рад, что вы пришли поздравить мою Тильду с Днём Ангела. И Катрина тоже рада! В знакомы, герр Герберт, а вот патера Руперта и фрекен Грету я представлю. — Клаус указал на полуразложившийся труп. — Дорогая, это наши гости! Дорогие гости, это моя супруга Катрина. Как я рад, что мы все в сборе, что к моей Тильде пришли подружки! Она так мечтала встретить праздник в кругу подруг, родных и самых близких друзей семьи!

Клаус вскочил. Его взгляд блестел, движения были суетливы и беспорядочны.

— Присаживайтесь, господа! Не хотите ли отведать торт? Очень вкусный! И чай замечательный! Я выписал его из... Забыл откуда! Да это и не важно! Сейчас я вам отрежу по кусочку!

В руке бургомистра блеснул нож.

— Спасибо, герр Клаус, мы сыты.

Инквизитор шагнул вперёд. Рукоять пистолета стукнула хозяина застолья по темени. Не сильно, но точно.

Бургомистр обмяк и повалился боком на стол, опрокидывая чайник. Коричневая лужа растеклась по белоснежной скатерти.

— Вот и всё, — сказал Руперт. — Я предполагал что угодно, но не чаепития мёртвых.

— Иногда любовь бывает такой сильной, что от неё сходят с ума... — Грета позеленела, но держалась. — Похоже, в Майнбурге-на-Альде будет новый бургомистр. Не так ли, герр Герберт?

Префект ничего не ответил. Он подошёл к окну и ударом локтя выбил ставень, впуская свежий воздух, сырой и холодный. Руперт понял, что не слышит шума дождя. А раз так, скоро начнутся зимние холода.

2023, Донецк, Россия

[1] Квеcтор (от латинского «quaesitor») — сыщик, расследователь.

[2] Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium — святой отдел расследований еретической греховности (лат.) Общее название ряда церковных учреждений, предназначенных для борьбы с ересью.