Битва Титанов

Ровный и ослепительно яркий свет софитов десятками узких конусов падал со всех сторон на белый настил ринга, вырывая его из бесконечного океана тьмы, гудевшего сотнями радостных, гневных и отчаянных выкриков. Шёл уже сорок седьмой раунд, но оба бойца были также свежи и полны сил, как и после первого удара гонга. По их массивным и поджарым телам, между ложбинами обтянутых мышц не стекало ни единой капельки пота, а на смуглой и изрядно побитой коже не алело ни единой ссадины. Всё, что их окружало, казалось подлинным, но в каждой царапине на канатах и потёртости перчатках неизменно ощущалось схематическое упрощение, проводившее тонкую, но столь важную грань между реальностью и её детализированной симуляцией.

Очередная серия ударов началась со сдвоенного джеба[1] Зейба, за которым последовал заряженный правый хук[2]. Его внимательный оппонент заметил движение в самом его зародыше и ловко увернулся от меткого удара, сделав быстрый нырок, из которого он вышел с ответным левым хуком. Наученный горьким опытом боец рефлекторно предчувствовал этот ход и идеально вовремя сделал небольшой отшаг правой ногой назад и вбок, присев на неё и сжав, словно стальную пружину, чтобы в следующий миг вытолкнуть себя навстречу сопернику и нанести ему сокрушительный правый апперкот[3] аккурат в солнечное сплетение.

Его связка удалась как надо, и не успевший защититься соперник скрутился, издав протяжный стон. Однако его болезненное притворство было недолгим и уже в следующее мгновение он встал в обычную стойку и приготовился атаковать Зейба. Настала его очередь.

Он стартовал с такого же джеба левой рукой и показал, будто собирается влепить Зейбу по лицу кроссом[4], но прервал его на трети движения, и использовал разворот, чтобы двинуться в обратную сторону и ввернуть сопернику в висок левый хук. Чемпион знал о любви своего соперника к этому финту и поборол желание увернуться от призрачного удара, открывшись для коварного хука. Вместо инстинктивного уворота он поднял правую руку к уху, чтобы смягчить о перчатку пудовый вражеский удар, и немного ушел влево, но кинетическая волна удара всё равно пронзила его тело с макушки до пят. Ему хотелось незамедлительно ответить и пойти в решительную контратаку с левого хука, но он помнил, что Шракки, только этого и ждал. В своих прошлых боях как раз на этом движении, он уже не единожды пробивал ослабленную защиту своих оппонентов, отправляя их нокдаун, если и вовсе не нокаутируя их.

Опустив перчатку вниз, Зейб открытой ладонью поймал правый апперкот, направленный ему в голову, и едва сумел увернуться от последовавшего за ним левого оверхенда[5], который всё же больно задел его по скуле, обойдя прижатую руку. Только теперь у него появилась возможность перехватить инициативу, и он постарался реализовать её, ударив Шракки джолтом[6], но чуточку промедлил, и тому с лихвой хватило времени, чтобы отпрянуть назад, а там за ним уже было не угнаться. Ноги у этого парня работали отменно, и его не зря звали «Танцором», хотя изначально это прозвище досталось ему по совершенно иной причине.

На этом очередь Шракки подошла к концу, и вновь пришла пора Зейбу в точности повторить свою прошлую комбинацию с тем, чтобы выполнить её лучше прежнего. На оттачивание одной только этой серии ему было выделено ещё три раунда. Затем ему предстояло отработать ещё сорок шесть, каждый по четыре минуты с одной минутой перерыва для самоанализа. Тренировка была в самом разгаре, и напряжённая ночь была далека от своего завершения.

И всё же она вскоре прошла, как и всё в этом мире. Наступило утро нового дня. На циферблате главного компьютера, заправлявшего системами всего особняка, засияли три красные цифры 8:00, ознаменовав запуск ежедневной программы, которая начиналась с будничной процедуры пробуждения. По прозрачным трубкам вместе с очищенной и обогащённой кислородом, а также всеми необходимыми питательными веществами кровью стал в малых дозировках вливаться ядрёный коктейль из стимуляторов, который должен был взбодрить громоздкую тушу человеческого мяса, плававшую в колбе из оргстекла, словно заспиртованный препарат в старинной кунсткамере.

Огромный бак, стоявший посреди лишённой окон комнаты, был заполнен до самых краёв, но не водой, а вязким полимерным материалом, стимулировавшим регенерацию и омоложение тканей. К угловатой и тяжёлой челюсти Зейба была прикреплена маска, которая помогала ему дышать этим гелем, надувая и сдувая его грудную клетку словно шар из тугой резины. Пока он спал в его теле не работала ни одна мышца и не функционировал ни один орган. Даже сердца, которых у него было целых три, на время останавливали свой вечный бой, чтобы наконец-то отдохнуть и восстановиться перед очередным кругом тяжких испытаний. Всю заботу о поддержании жизни в теле брали на себя массивные аппараты жизнеобеспечения, которые по своим размерам и мощностям больше подходили откормленному на убой быку, нежели человеку. Они были скрыты в полу и в потолке, словно айсберг показывая посетителям лишь свою верхушку в виде стеклянной камеры.

Каждый вечер ровно в полночь Зейб добровольно погружался в резервуар, чтобы излечить накопившиеся за день повреждения, включая микроскопические травмы на клеточном уровне. В отличие от обычных людей, его несбалансированный организм не мог сам справятся с постоянным износом и неизбежными травмами. Стоило ему хотя бы на два дня забыть о процедурах, как у него появлялись первые признаки очагового некроза, который вполне мог убить его к концу первой же недели. Телу Зейба требовался регулярный отдых, граничивший с полной гибернацией, и только безутешный мозг не прекращал раунд за раундом оттачивать бойцовские движения, формируя жёсткие и отточенные моторные шаблоны, которым бы позавидовала бездумная машина. Все эти операция требовали постоянного вливания колоссальных финансовых средств, без которых больше не мог существовать ни один профессиональный спортсмен. Благо что Зейб имел солидных спонсоров из среды межзвёздных корпораций, которые могли себе позволить показную расточительность, ежемесячно затрачивая миллионы кредитов на поддержание и модификацию его формы. Ему давали всё самое лучшие, и его ресурсы были практически неисчерпаемыми. Все, кроме времени.

Загудели насосы, и уровень геля в баке стал стремительно понижаться, вытесняясь свежим воздухом. Вывести жижу из лёгких было труднее всего, но пучок тонких трубок, проникших в бронхи, несколько облегчил задачу. Жидкость ушла, и покрытое слизистой плёнкой тело безвольно повисло на стальных тросах.

Подготовительная фаза подошла к концу, и началось непосредственное пробуждение. По жилам кабелей пробежал ток, и кардиостимуляторы стали поочерёдно запускать дремавшие сердца, синхронизируя их сбивчивые ритмы, будто отдельные цилиндры в едином дизельном моторе. В искусственной циркуляции больше не было нужды, и кровеносные шланги, отсоединившись от металлических портов на спине, поднялись назад в потолок.

Отключив мозг Зейба от тренировочной программы, компьютер постепенно возвращал ему управление настоящим телом, от которого тот успел порядком отвыкнуть. У него было всего три минуты, чтобы вспомнить, как это делается, и мыслительный орган поспешно посылал сигналы во все коны мясной оболочки, непроизвольно выпуская из желёз настоявшиеся гормоны и сокращая каждую мышцу, чтобы вновь ощутить инерцию настоящей массы.

Боксёра мелко затрясло, и бдительная система ввела в катетер сонной артерии три кубика агилофамина, чтобы предотвратить нарождающийся припадок и не допустить судороги, которая могла сильно повредить мышцу и преждевременно испортить проделанную за ночь работу. Под действием препарата зажимы спали, а движения стали плавными и мягкими. Теперь биомеханизм работал исправно, и система могла завершить процедуру.

Это было похоже на хлёсткий и увесистый удар ментальной пощёчины, отвешенной со всего размаха. Зейб резко раскрыл глаза и тут же зашёлся в глубоком мокром кашле. Остатки геля тряслись в его лёгких, точно резиновые мячики по тесной комнате, не желая так просто покидать своё пристанище, но диафрагма спортсмена знала как справится с этой напастью, и скоро медицинская жижа распласталась на полу в виде мутных плевков.

— Я готов, отпускайте, — приказал боксер низким, словно медная туба, голосом, и приводы тросов медленно опустили его стопы на дно колбы. Манжеты, мягко стягивавшие его тело, разомкнулись, и Зейб вновь опёрся на ноги, легонько придерживаясь рукой за стенку бака. Его организм испытывал стресс, и спортсмену перед тем, как выходить во внешний мир, надо было немного перевести дух, подышав чистым кислородом. — Давай.

По его приказу герметичные замки в потолке разомкнулись, и вся стеклянная конструкция стала утопать в пол. Когда же Зейб стал свободен от стен своего оздоровительного аквариума, он ещё некоторое время простоял нагишом, желая удостоверится в овладении собственным телом. Затем он грузными шагами, от которых содрогалось всё вокруг, сошёл на специальную решётчатую платформу, где его на протяжении трёх минут обтирали и высушивали шесть пар механических рук, больно напоминавших манипуляторы из роботизированной автомойки премиум класса.

Пробуждение прошло в штатном режиме, и ровно в 8:10 Зейб, облачившись в шёлковый халат размером с простыню для двуспальной кровати, вышел из спальни и на лифте поднялся на первый этаж особняка. Если в подвале пахло операционной, то остальной дом пах больничными коридорами и кабинетами для осмотра пациентов.

— Здоров, «Молот», — машинально бросил ему мужчина, спускавшийся с лестницы второго этажа. — Как прошла ночь?

— Немного улучшил результаты в четвёртом и седьмом сете, — ответил боксёр, поворачивая в сторону кухни.

— А что по девятому?

— Все те же двадцать два процента чистой защиты, и ещё пятнадцать грязной.

— Итого, тридцать семь… Это неплохо, но для победы этого будет маловато, — разминая затылок, Юлко машинально шёл за Зейбом и смотрел на его умопомрачительно широкую спину, которая возвышалась над его собственной макушкой почти на целый метр. Он был настоящим великаном, и всё на первом этаже его жилища было сделано ему под стать, так что обычные люди, зашедшие к нему в гости, на фоне увеличенных мебели и предметов обихода выглядели как компания младшеклассников, которых родители ради шутки одели в одежду взрослых.

К моменту их появления в 8:15 на высоком столе уже дымился готовый завтрак, и мужчины без промедлений и лишних разговоров принялись за пищу. Пока Юлко одной рукой вслепую подносил густую кашу ко рту, а второй пролистывал на планшете подробный отчёт о ночных спаррингах, сравнивая результаты с динамическими данными за прошедшую неделю, Зейб безостановочно, почти не тратя сил на пережёвывание, забрасывал в глотку сочные фрикадельки из модифицированного мяса, залитые густым соусом с повышенным содержанием углеводов. Его порция была размером с цинковое ведро, а запивал он это блюдо синеватым гейнером, прихлёбывая его прямиком из трёхлитрового графина, который подменял ему кружку. Специально разработанное для нужд тяжеловесов синтетическое пойло было столь питательным, что для среднего офисного трудяги хватало одного стакана, чтобы до самого вечера не ощущать позывов к еде, но для профессионального боксера это был лишь маленький перекус перед грядущей тренировкой.

В минувшие юные годы Зейб нередко пренебрегал этим утренним ритуалом и направлялся сразу в зал, где в обход рта и пищевода через порт на спине сразу вливал в себя всё необходимое, словно бензин на гоночном пит-стопе, тем самым выигрывая драгоценные пятнадцать минут для упражнений. Но та славная пора осталась в прошлом, и теперь его потрёпанному мозгу требовалось всё больше времени на адаптацию. Он оказался вынужден оставить эту изнурительную практику и вернуться к более долгому и щадящему утреннему моциону, что не слишком его радовало.

— Ты помнишь, что сегодня у нас сокращённая программа? — спросил Юлко, откладывая планшет в сторону. Чтобы сидеть с Зейбом за одним столом ему приходилось пользоваться браным стулом.

— Короткая? — замешкался боксёр, задержав половник у самого рта. Он силился вспомнить причины этого непривычного изменения установленного распорядка, но у него всё никак не получалось, и ему пришлось нехотя просить о помощи. — Что-то я не совсем…

— Сегодня будет церемония взвешивания в Райден-Пэлас.

— Ах это. Да, да… про это помню, — облегчённо выдохнул Зейб и вытер капли соуса, упавшие с дрожавшей ложки на рукав халата. — И какое будет расписание?

— По стандартному регламенту взвешивание назначено на семь вечера. На месте нужно быть за час. Ещё три, включая смену часовых поясов, займёт перелёт, а перед ним надо предать тебе подобающий облик, на что уйдёт ещё час. Тренируемся до тринадцати тридцати и до двух пройдёшь процесс очистки. Если не возражаешь, то начнём. Ты готов?

— Всегда готов, — ответил боксёр, поднимаясь со стула.

По дому хозяин ходил босиком, и с каждым шагом по просторным и тихим коридорам гулким эхом разносились громоподобные шлепки, предвещая скорую бурю. Его особняк представлял собой двухэтажное здание с большим подвальным помещением, и был обустроен так, чтобы единственно служить миссии самосовершенствования своего хозяина. В таких условиях бытовые удобства были во многом излишни, потому как ими попросту было некогда пользоваться, но это в большей степени касалось первого этажа. В отличие от Зейба у Юлко между тренировками и во время автоматических медицинских процедур появлялось свободное время, которое он проводил в своих комнатах на втором, куда более благоустроенном этаже. Кроме этого, в особняке имелась гостиная зала, в которой Зейб изредка принимал важных гостей из боксёрской федерации, которая и предоставила ему это необычное жилище, предварительно изгнав из него прошлую звезду межзвёздного супер-бокса. Иных жильцов в особняке не было, а все бытовые обязанности выполняла армада скрытных автоматов.

На первом этаже располагались кухня, прихожая, гараж, склад-мастерская, серверная и три тренажёрных зала. Один для каридотренировок, второй для силовых и последний боксёрский с десятком разноформенных ударных мешков и собственным полноразмерным рингом. Продуманные до мелочей программы упражнений чередовались через день, делая акцент то на работе с большими весами, то на бойцовских навыках, однако любая из них начиналась с одночасовой разминки в зоне кардио. Массивному телу Зейба требовался долгий и равномерный разогрев перед тем, как он мог применить хотя бы половину своей колоссальной мощи без того, чтобы с первым движением не порвать застоявшиеся сухожилия. Сшив или замена мышц были заурядными и хорошо отработанными процедурами, но на их проведение тратилось время, как и на последующую реабилитацию, так что легкомысленное игнорирование разминки могло испортить весь оставшийся день.

В 8:30 тренер и его давний воспитанник вошли в кардио-зал и преступили к занятиям. Для начала Зейб сменил скользкий халат на мешковатые шорты, а затем его вновь подключили к аппаратам искусственного кровообращения, чьи толстые трубки свисали с потолка на подвижных шарнирах и могли следовать за подключённым к ним человеком по всему дому. Постоянная внешняя очистка крови снимала метаболическую нагрузку с печени и почек, продлевая их ничтожно скромный срок работы до приемлемых значений. Впрочем, даже такая серьёзная профилактика отнюдь не предотвращала отказ органов. Зачастую их поломка была предсказуема, и команда спортсменов составляла полноценный график смены запчастей, но порой они решали прекратить свою работу в самый неподходящий момент. Как раз для таких случаев био-инженеры, разрабатывавшие новые анатомические конструкции для спортсменов, не фокусировались на линейном увеличении размеров органов пропорционально разросшемуся телу, а комбинировали его с созданием дубликатов. Благодаря этому у Зейба, как и у всякого его профессионального коллеги, было четыре почки и две печени. Остальные внутренние органы, не считая добавленных желёз, сохранили своё естественное число, но претерпели ряд генетических модификаций, большинство из которых служили не повышению их производительности, а увеличению ударостойкости. С этой же целью все кости и суставы в теле боксёра, включая черепную коробку, были заменены на титановые аналоги, которые без увеличения площади поперечного сечения могли выдержать его перегруженную тушу. Впрочем, это же привело к тому, что вес Зейба стал ещё больше, приблизившись к юбилейной отметке в пятьсот килограмм. Однако избыточный вес, от которого ткани начинали продавливать сами себя, особенно в районе стоп, был отнюдь не единственной его проблемой со здоровьем, так как из-за за замены органических костей металлическими в теле боксёра не осталось ни единой клетки костного мозга. Получив несокрушимую защиту, он полностью утратил естественную способность к кроветворению. Отчасти эту утрату удалось скомпенсировать созданием пары отдельных органов, которые пришлось закрепить на брюшнополостном столе вместо третьей пары почек, как это делалось прежде, но этого оказалось недостаточно, и вторую половину этой работы пришлось, как и многое другое, переложить на плечи инкубационных автоматов, в которые был помещён его биологический материал.

[1] Джеб — прямой удар впередистоящей рукой в голову.

[2] Хук — боковой удар согнутой рукой.

[3] Апперкот — вертикальный удар вдоль снизу вверх.

[4] Кросс — прямой удар дальней рукой в голову.

[5] Оверхенд — вертикальной удар сверху вниз.

[6] Джолт — прямой удар дальней рукой в тело.