Битва за Люмерию.

Промо

Не тратя время на приветствие, Анри стремительно вошёл, заставляя женщин испуганно вскрикнуть, приблизился к сирре Иларии и заглянул в её опухшее от слёз лицо.

Разлилась пауза, и вдруг дочь бросилась к отцу:

– Папа, папочка! Прости меня! Я не виновата! Я не знаю, как это получилось!

Все замерли. Мутная пелена опустилась на глаза растерявшегося Анри и, не зная, что сказать, он положил руку на голову прижавшейся к нему девочки, но сил погладить родную голову не хватило. Почему-то на сердце лежала одна глухая пустота, отчаяние, а жалости откликнулось совсем немного. Он глубоко вздохнул, не замечая, как пелена вдруг скатывается по щеке холодной каплей:

– Иди к матери, Мария, – и попытался оттолкнуть дочь.

– Нет, папа, нет! Пожалуйста!.. Ваше высочество! – Мария заревела, отпуская руки и хватаясь ими за лицо.

Катрин подбежала к ней и обняла:

– Да неужели у тебя нет сердца?! Она-то в чём виновата?! Меня! Меня проклинай!..

Его буравило несколько пар осуждающих женских глаз. Между криками Катрин, в паузе, сирра Тринилия сказала громко и чётко:

– Сир Анри, вы всегда казались разумным и добрым человеком. Неужели это была всего лишь маска?

И вдруг в его голове нечто, стучавшее в виски, взорвалось, как сноп огня разрывая темноту.

– Маска?! – рявкнул он. – Значит, всё-таки это правда? Вы использовали магию брачного договора, чтобы… – в горле мгновенно образовался ком. – Вы знали!.. И сир Рэймонд знал?.. Кто ещё? Сколько людей?

Карие глаза пожилой женщины широко раскрылись:

– Что?! Вы меня в чём-то обвиняете?! Да как вы смеете?!

Уже не чувствуя вокруг коленей цепких рук дочери, Анри пошёл к дверям, где за голову держался Антуан, и обернулся перед тем, как выйти:

– Будьте вы прокляты… сирра Тринилия де Венетт! Вы и ваш дар!

– А мне он всегда казался бездушным инквизитором, – дерзко вдогонку сказал знакомый голос.

*********************************************************************

Глава 1. Предупреждение Миоса Эрмине

Северное побережье Араукании. Торговый порт Вана-Бери

Соларис неумолимо стремился к своему ночному ложу, и небосвод продолжал хранить остатки дневной лазури. На восточном горизонте он, плавно и темнея, перетекал в океан, почти сливаясь с ним – для тех, кто был небрежен в уважении к оттенкам этого мира, созданного некогда небесными крылатыми богами.

Пятидесятилетний Алекха-дан, старший управляющий торговым портом Вана-Бери, стоя у окна своего кабинета, задумчиво наблюдал за погрузкой очередного корабля. И, очевидно, в этом процессе присутствовало нечто особенное, не дающее покоя начальнику. Оно удерживало даже от возвращения к столу, на котором нагревался от комнатного зноя прохладный раф, принесённый помощником с полсахти назад.

Третий день подряд отправлялось торговое судно с похожим грузом. На документах чернела раскинутыми крыльями печать Совета, что исключало обязательную процедуру проверки груза портовыми служащими. Так раньше бывало только в одном случае – кто-то наверху пользовался должностью, чтобы сбыть конфискованный товар по выгодной цене вместо его передачи в государственную казну. И пусть три дня назад на стол к Алекха-дану привычно лёг «закрывающий глаза на неудобства» мешочек с монетами, в этот раз три корабля – это было слишком жирно даже для чиновника высокого ранга.

Первую погрузку Алекха-дан пропустил, не придав особого значения упаковке груза. На следующий день призадумался и только сегодня сообразил: нечто важное проплывало мимо его носа. Точнее, уплывало в Арнаахал.

Сейчас в кабинете никого, кроме самого Алекха-дана, не было. Наконец, он побарабанил пальцами по оконной раме и с досадой отвернулся от надоевшего зрелища: далеко внизу по трапу продолжали таскать ящики (если верить описи) с шерстью, выделанной кожей и свежим зинижибили – ядрёными корнеплодами, из которых в Арнаахале изготавливали приправы, чернила и отраву для вредоносных насекомых. Арнаахальские друиды до сих пор не умели выращивать эти клубни либо не хотели связываться, ибо при очистке зинижибили (логичном синониме зубной боли, при которой страдалец не может открыть рта) кожа облезала с пальцев неосторожного работника.

«Ну, ладно зинижибили, но шерсть-то за каким шархалом не в тюках, как обычно, а в ковчегах? – разговаривал сам с собой Алекха-дан. – Ты только посмотри: размер у ящиков такой, что в них по два взрослых человека поместится. Таскать неудобно, тюк же взвалил на спину – и потащил…»

Алекха-дан взял кружку, и лишь когда отпил половину, опомнился, морщась: кажется, в такие знойные сахти хуже пойла, чем тёплый раф, не существовало. Пшеничный напиток словно начинал отдавать мочой. Однако мужчина не стал вызывать помощника ради куска льда, взял кружку и вернулся к окну. Там взболтал раф, пристально на него глядя, пока деревянные стенки кружки не покрылись инеем, покачал кружку, охлаждая напиток, и сделал глоток. Прохлада потекла по горлу, мужчина с облегчением вздохнул и вернулся к прерванному занятию. Можно было, конечно, спуститься и ненароком проверить груз, но уж слишком обидчивые в Совете воры. Донесут на подозрительного портовика – потом доверие восстанавливать…

И вдруг рядом с повозками, доставлявшими ящики, промелькнула знакомая фигура с ярко-красной полоской-лентой – советник Сандарам? Алекха-дан открыл окно и, высовываясь, облокотился о подоконник, чтобы убедиться, не показалось ли. Но нет, не показалось. Родственничек и, в одном лице, хозяин взятки самолично провожал груз! Невероятно!

Забыв про зной и однажды усвоенный этикет высокомерных арауканцев, старший управляющий закрыл окно, поставил кружку на первую попавшуюся плоскость и, торопливо застёгивая на груди рубашку, метнулся к стулу, на котором висел мундир, подхватил его и отправился удовлетворять любопытство.

Но, будучи у двери, замер, наклонив голову и обдумывая мелькнувшую мысль:

– Действительно! – сказал сам себе.

Из нижнего ящика шкафа с документацией вытащил пакет. Отодрал приклеенный лист с адресом, а поверх с помощью механического стилуса начертал имя знакомого из Арнаахала и его адрес.

– Донни, буду через сахти или два, если спросят. Отправлю пакет лично, – за дверьми кабинета показал свёрток подскочившему со стула помощнику, двадцатипятилетнему парню, и зашагал к лестнице, продолжая застёгивать на ходу пуговицы тесного мундира и ответно кивая редким встречным портовым служащим.

*****

Советник Касиф-дан Сандарам, сложив руки на груди, внимательно следил за переноской ящиков и даже один раз снизошёл до гневного окрика, когда в руках уставших матросов поехал вниз очередной груз с шерстью.

– Арау-ка, Касиф-дан! – подходя к советнику, старший управляющий изобразил на лице приятное удивление от встречи. – Ваша скрупулёзность и умение контролировать любую мелочь всегда меня вдохновляла. Не желаете ли подняться ко мне и отдохнуть за рафом? Только сегодня доставили бочонок самого свежего с мятной ноткой.

– Не сегодня, дан, – промелькнувшее недовольство сменилось на лёгкую досаду: что возьмёшь с этого бестолкового болтуна-портовщика? – Арау-ка. Слишком много дел. Вас-то какая причина выманила под соларис?

Спросил так, словно портовый чиновник не имел права перемещаться по вверенной ему территории, когда вздумается. Но Алекха-дан проглотил оскорбляющий намёк и глазом не моргнул, довольно ответствовал, хихикнув:

– Супруга попросила передать своей сапонарщице кое-какие ингредиенты для мыла. А я и забыл по недомыслию… Не буду вас отвлекать, уважаемый дан, поищу капитана.

– Он крайне занят.

– Да я ж на минуточку, передам только, – Алекха-дан потряс пакетом, – и назад. Тоже, знаете ли, бумаг много. Успеть бы до кахара всё просмотреть.

– Хорошо. Занимайтесь своим делом, – грубо согласился советник, не желая поддерживать разговор далее.

Алекха-дан, несмотря на своё полноватое телосложение, ловко обтекая поднимающихся по широкому трапу матросов и ящики, быстро поднялся на палубу и тотчас нашёл капитана, который в самом деле занимался установкой крупного груза так, чтобы ничего не загромождало проход. Пакет был вручен и тут же передан первому мимо проходящему матросу: «Унеси ко мне и положи на стол». Алекха-дан медленнее пошёл назад. Остановился, достал платок и вытер вспотевшую шею и лицо. В следующие несколько мгновений его от зоркого взгляда советника Сандарама заслонила группа, поднимавшая на борт очередной ящик.

Никто не видел, как Алекха-дан постучал тихонько по рядом стоящему ковчегу и отрывисто и тихо спросил:

– Всё в порядке?

– Так точно, дан! – глухо ответили два голоса изнутри.

– Скоро отплываем, – пробормотал Алекха-дан машинально и, продолжая вытирать лицо платком, торопливо заскользил меж движущейся массы к трапу.

Внизу он лаконично поклонился советнику, поймал его равнодушный ответный кивок и сначала отправился в сторону башни управления, но по дороге свернул и через несколько минут оказался на площадке, предназначенной для городского транспорта.

Выбрал крайнюю закрытую повозку на двух человек и запрыгнул за спиной зевающего извозчика под крышу:

– Хайили-Бери!

Извозчик обернулся, чтобы принять монету, перехватил в руках вожжи поудобнее и свистнул хлыстом, заставляя жующих лошадей сдвинуться с места.

Порт Хайили-Бери находился в часе езды – в восточном заливе. В отличие от торгового Вана-Бери, открытого для всех слоёв населения (в определённые дни, разумеется), зона военного флота являлась закрытой, секретной территорией. В качестве исключения сюда иногда допускали студиозусов и эколяров, чтобы показать морскую боевую мощь Араукании, хотя на деле государство никогда не участвовало в войнах. Ибо до сих пор попросту воевать было не с кем.

Периодически отсюда уходили корабли в дальнее плавание на поиски новых земель да с южного побережья Арнаахальского материка забирали отборных лошадей. Короче говоря, в военном морском флоте не имелось особой необходимости, если не считать реализации тщеславия – неотъемлемой черты всех высокородных арауканцев.

Но в последние десятилетия строительство кораблей набрало обороты. Для этого в Арнаахале закупали древесину в немыслимых масштабах, пытались вырастить такую же свою – на всех малолюдных южных островах. Медленно и неуклонно залив заполнялся чёрными парусами с вышитым гербом Асвальдха Второго. И уже охотнее гуляли слухи, что пора бы забрать у соседей то, что причиталось арауканцам по словам древних историков и что было похищено с помощью коварной белой магии. Люмерия раздражала давно, однако открыто враждебность ещё не озвучивалась. Желание расширить империю Араукании звучало обтекаемо. В основном, говорили о желании императора отправить флот на поиски свободных земель, и, однако же, разговоры о будущем величии знатно приправлялись пожеланиями «вежливо заглянуть» в Люмерию «мимоходом».

– Жди меня, скоро поеду обратно, – выходя из повозки, бросил извозчику уже не Алекха-дан, а советник Сандарам, придерживая тулью шляпы и тем самым почти скрывая своё лицо.

Выпрямился, сделав несколько шагов, и твёрдой военной походкой отправился к посту у входа на территорию, подконтрольную Совету.

И здесь что-то происходило, пусть даже активность была в десять раз ниже, чем в Вана-Бери, но всё же советник Сандарам в какой-то момент остановился: широкие поля шляпы и движение мешали рассматривать непривычную суету.

Вон там стоят две повозки с бочками для воды. Возможно, уже с водой. Чуть дальше катят бочки с солониной в сторону трапов. И одетые в белые свободные походные костюмы группы военных негромко переговариваются…

– Арау-ка! Касиф-дан! – его узнали постовые и вытянулись, когда он приблизился к арке портовых служебных ворот.

– Кто из советников здесь? – уточнил советник.

– Ваарх-дан на «Чёрном угре», дан! – отрапортовал один из солдат.

Не тратя слов, как это делал настоящий советник, его копия направилась к названному кораблю, одному из самых крупных суден флота, построенному год назад и благословлённому императором на военные подвиги.

*****

Сахти спустя та же повозка мчалась назад, грозя сбить с ног и переехать зазевавшихся редких прохожих. Вторая монета была уплачена, и нервный пассажир, которого возница так и не сумел разглядеть, умчался в сторону портовой башни Управления. Однако в приёмные покои Алекха-дан вошёл с расслабленным выражением лица, если не считать усталости после преодоления нескольких лестничных пролётов.

Последний, третий корабль, лично провожаемый советником Касиф-даном, отчалил недавно, и ещё было видно, как на торговом судне разворачивают последние полосатые серо-розовые паруса, ловя попутный ветер до Арнаахала.

На стол помощника, звякнув, упал мешочек.

– Сходи-ка, Акхын, в лавку к донне Баехе, возьми две бутылочки покрепче да посвежее и прочего, как обычно. И не забудь, как в прошлый раз, хлеб. А на обратном пути предупреди Сахдата, что скоро буду.

Помощник немедленно засобирался. Выполнять подобные поручения ему было не впервой: последние лет восемь Алекха-дан почти каждые белые дни проводил на море, сначала игнорируя обиду одинокой супруги, а потом не обращая внимания на её месть – любовные похождения во время рыбалки управляющего. Их дети достигли совершеннолетия, и в связи с этим обязательных и приятных забот у четы Алекха поубавилось. Вот каждый и развлекал себя, как мог. И как хотел.

Акхын исчез, в башне воцарилась тишина, обычная для кахара, вечера последнего рабочего дня. Окончив важные дела, арауканцы час посвящали молитве Фрейе, Матери Тьмы, даровавшей крылья свободы своим потомкам. Затем следовали аулан – первые сутки заслуженного отдыха, и заулан – второй день отдыха. Третий, тхани, до обеда проводили в омовении, очищении от накопившихся за прошедшую ашру грехов; заглядывали в храм Фрейи, чтобы поклониться царствующей Тьме и подлить масла в лампаду священного Очага. И только потом приступали к работе – начиналась новая ашра из десяти лун.

Молиться Матери Фрейе Алекха-дан и не думал, и, кажется, мнение покровительницы Араукании его не волновало. Время тишины было потрачено на сборы. Повесил служебный мундир в шкаф, облачился в свободную одежду, позволяющую знойному осеннему бризу ласкать тело, а не вызывать мысли о ползущих по спине каплях пота.

Затем вытащил из сейфа, скрытого картиной с изображением порта, коробку. Опустошил её, перекладывая в кожаный саквояж какие-то артефакты, кристаллы. Туда же сунул хранимую в сейфе папку с бумагами и походную флягу, полную неким дорогим напитком – понюхать понюхал, но пить не стал, только вздохнул с сожалением.

Оставшееся время потратил на сжигание бумаг, ценность которых была известна одному Алекха-дану. В открытое окно уносился характерный запах, и только тогда были зажжены благовония в честь Матери Тьмы. К приходу помощника кабинет, как и положено в это время, казался пропитанным благодарным молитвенным духом священного кахара.

– Ваши указания выполнены, дан, – отчитался Акхын. – Продукты забрал Сахдат-дан и сказал, что готов…

– Благодарю, донни, иди домой. Как обычно, встретимся в тхани, – управляющий рассеянно обвёл взглядом кабинет, проверяя, не забыл ли чего.

Парень топтался, и на его лице читалось и смущение, и обида.

– В следующий аулан, не сегодня, – Алекха-дан вспомнил про своё данное в прошлый раз обещание взять на рыбалку помощника. – Приготовься, чтобы я тебя не ждал.

– Благодарю, дан, – не особо скрывая разочарование, поклонился Акхын и отправился в свой кабинет тоже переодеваться.

На лестнице старшего управляющего чуть ли не сбил запыхавшийся незнакомец, очередной торгаш, запоздало вспомнивший про выходные и неподписанное разрешение на погрузку в следующую ашру.

– Приходи в тхани, – отмахнулся Алекха-дан раздражённо, но торговец взвыл и начал перечислять важные причины для опоздания, попутно доставая взятку из саквояжа.– Тьма с тобой. Иди в кабинет. Скажи моему помощнику, пусть он поставит разрешение… Да не мне, ему отдай!

Взятку пренебрежительно отклонили, незнакомец начал было извиняться, но потом понял: на уговоры нет времени, надо пользоваться тем, что дают, – и помчался наверх.

Перед тем, как выйти наружу, управляющий надел шляпу с широкими полями, надвинул их на глаза и потянул на себя тяжёлую дверь. Почти одновременно с этим, неподалёку от башни спешивались двое всадников в одежде, указывающей на их принадлежность Совету.

– Алекха-дан! – окликнули управляющего.

Но он продолжил идти. Его догнали и всё-таки заставили обернуться окликом:

– Вам предписание от советника Касиф-дан Сандарама!.. О, простите!

Незнакомое лицо посетителя башни уставилось на посыльного с недовольным раздражением.

– Обознался, дан! – посыльный извиняющее приложил руку к сердцу и развернулся к товарищу. – Придётся подниматься к этому пьянице…

Посыльные зашагали к невзрачному зданию, прозванному башней за бросающуюся в глаза высоту – относительно узких сторон этого, некогда служившего маяком, помещения.

Что касается того, кого случайно приняли за Алекха-дана, то он, постепенно ускоряя шаг, вскоре скрылся за домиками находящейся поблизости торговой улочки.

*****

– Я бы не уходил сегодня далеко: – старик Сахдат раскладывал снасти на палубе небольшого персонального бота. – У меня сегодня ночью ноги ныли, и моя донна плохо спала.

Намекнул на приближающийся сезон штормов спокойно и улыбаясь. Алекха-дан, стоя рядом и держась за поручни, вглядывался в оттенки алеющего на западе горизонта:

– Сегодня не будет: Совет не отправил бы торговое судно перед штормом, если бы не был убеждён в безопасности товара.

– Так то Совет, а богам плевать на мнение наших или не наших. Мои ноги меня ещё ни разу не обманули. В отличие от Совета, который много чего обещает…

Алехка-дан развернулся, улыбнулся широко и потянулся, хрустя суставами:

– Свобода!.. Верно говоришь, доверять надо только своему чутью… А не отметить ли нам эту ашру?

Исчез на минуту в твиндеке и вернулся с бутылкой и двумя кружками. Налил себе и Сахдату:

– За милость Фрейи!

Пожилой арауканец выпил, жмурясь от удовольствия, Алекха-дан же только пригубил, прислушиваясь к ощущениям:

– Ты прав, я тоже плохо спал этой ночью. Такая дрянь снилась. Вздремну немного, а ты, как прибудем на место, разбуди.

– Может, передумаете: не в Шигет-Бейзи?

– Туда, донни, сегодня только туда! – хохотнул мужчина, забрал с собой бутылку и удалился в жилой твиндек, где находилась каюта для отдыха на двоих.

Сюда приглушённо доносился звук бодро работающего механизма. Алекха-дан ещё в порту не пожалел, высыпал перед изумлённым рулевым несколько дорогих артефактов, использовавшихся на больших суднах для увеличения скорости в отсутствие попутного ветра. Сегодня хозяин лодки хотел убраться подальше от берегов Араукании, словно за эту ашру из него все жизненные соки вытянули.

Поэтому, при помощи белой магии частное судно сначала молниеносно исчезло с территории рыбацкого порта, а затем преодолевало неблизкое расстояние. Последний раз так далеко Алекха-дан уходил год назад или больше – точнее Сахдат не мог припомнить.

Развалившись на плоской широкой кровати, мужчина мгновенно уснул. Стоило осознать, что, наконец, многолетняя миссия шпиона завершена, пусть и не так, как хотелось, а относительно успешно, – и в ту же минуту накатила слабость. Тело просило разгрузки. Но ему пока не позволили окончательно сбросить опротивевшее бремя – вернуть родную личину, – в целях всё той же безопасности, если не своей, то хотя бы чужой: Сахдат не заслуживал обвинения в содействии люмерийскому шпиону. Поэтому, приняв всё вышесказанное во внимание, Алеха-дан, он же Миос Эрмине, лучший шпион Его величества Генриха Третьего, отдал предпочтение короткому сну.

Спустя сахти ночь окончательно раскинула свой бархатный ночной покров над морем, старик рулевой зажёг фонари на корме и ещё несколько миль стоял у руля, поглядывая на компас. А когда глаз приметил ещё пока слабый мигающий огонёк чужого пограничного маяка, то выключил механизм и бросил якорь. Тот зацепился за коралловый риф, в этом месте находящийся на безопасной для корабельного дна глубине, и судёнышко затихло. Теперь лишь плеск бьющихся о борта волн являл собой музыкальный фон ночной рыбалки. Впрочем, ночью никогда не сидели с удочкой, ждали рассвета. Рыбе ведь тоже отдыхать надо. Любителем бодрствовать в одиночестве на палубе, завернувшись в меховое покрывало и попивая вино, был один Алекха-дан, неисправимый романтик. Он позволял подшучивать над собой, но Сахдат знал, когда надо остановиться.

Разбуженный хозяин лодки долго зевал, потирал лицо и почёсывался, бормоча про тяжёлую ашру. Сахдат, знающий про коварство сна на закате, сам достал корзину с провизией и накрыл столик на палубе под фонарём, поставил в твиндеке кипятиться воду на отвар – Алекха-дану оставалось только, покачиваясь в любимом деревянном кресле, ежиться, кутаться в тёплое покрывало и вдыхать солёный морской воздух.

Когда чайник с ароматным кипятком оказался на столике, мужчины с аппетитом принялись за ужин. Сахдат ел не стесняясь всё, что купил высокородный дан: здесь, в море и перед лицом богов, по словам Алекха-дана, люди равны. Допили початую бутылку вина, потом принялись за отвар.

– Хотел бы побывать в Люмерии? – вдруг спросил Алекха-дан. Когда-то уже говорили на эту тему, Сахдат в молодости плавал в Арнаахал, а дальше не привелось ходить – на военный борт для длительных путешествий его не нанимали.

Впереди мерно мигал маяк с пограничного Люмерийского острова. Правее в нескольких милях находился другой – тот принадлежал Араукании, так поделили островную цепь. Корабли из Араукании в Люмерию не ходили вообще. Если в том была особая необходимость, то использовали посредника – Арнаахал, с которым на карте Люмерии образовывался треугольник суши, остальное занимал неизведанный океан с закрытыми невидимыми границами, которые некогда воздвигли боги.

– Не хочу, – признался Сахдат, дожёвывая кусок мяса. – Чего я там забыл? Вот если доживу до дня, когда наши отвоюют, заберут своё, может, сына бы и отпустил, послушать, каково там. Говорят, там холодно зимой, а мы к теплу привыкшие…

Алекха-дан слушал и хмыкал одобрительно. В целом, малообразованный Сахдат озвучивал то, что говорили даже некоторые персонажи из Совета. Ваарх-дан Сандарам, кузен Касиф-дана, тоже самозабвенно верил, будто победить Люмерию ничего не стоит. При правильном раскладе, разумеется.

Попыток до сегодня уже было несколько. Но три-четыре взорванных на подходе к Люмерии военных корабля – и пыл угасал. Шпионы по обе стороны хорошо работали. И всё, что пока получилось у Арауканцев – это около двух десятков лет назад разрушить южный источник магии на Южной Сурье. Потом его восстановили, но вывод арауканцы сделали правильный: Люмерия могла ослабнуть только в одном случае – если стереть с её лица магические источники, королевский Ирминсуль в первую очередь.

Асвальд Второй был в курсе роста младшего Ирминсуля, что на севере, но о силе искусственного Источника шпионы добыли только слухи (Миос постарался) на уровне сплетней и бытовых легенд. Находящийся в том же северном Лабассе второй якобы тоже источник – Водопадик водяных волков – и вовсе вызывал улыбку при упоминании. Аргириусов хотелось бы увидеть воочию, но, как и огнеплюек, и виердских кошек, и прочих тварей, терявших свои магические способности сразу после пересечения люмерийской морской границы. Всё, что не внушает страх, не вызывает уважения.

– Эх, забыл я! – вдруг Алекха-дан поднялся. – Я ведь припас арнаахальскую марсалу, а мы невинное пойло глушим!

– Аулан и заулан впереди, оставь, дан, – сыто запротестовал Сахдат.

– По глоточку, чтобы крепче спать…

Марсала и впрямь обожгла приятно желудок, Сахдат причмокнул:

– Умеют ведь, беломордые, делать огнище!

Алекха-дан посмеялся, высекая искру над курительной трубкой:

– Иди, донни, спать. А я уж, как обычно, до рассвета подежурю, может, пару рыбёшек на завтрак поймаю. Но позже… Как сладко слушать океан!.. «Рождённый в море, слышит песни», м-м-м…

Рулевой не заставил себя упрашивать, тем более что от сытости и огненного напитка враз поклонило в сон. Он махнул рукой на прощание, хотя ему тоже хотелось выкурить трубку, и исчез в твиндеке.

Спустя некоторое время туда спустился Алекха-дан, потребушил за ногу спящего, но тот лишь всхрапнул вопросительно. Снотворное сделало то, что было задумано. До рассвета будет спать старик. А с кораблём ничего не случится: шторма в эту ночь в самом деле не надо ждать.

Не стал брать с собой саквояж, лишь вытащил из него пару склянок со снадобьем, свёрток и вышел на палубу. Наконец был снят охранный артефакт, и по телу пошла волна мурашек. Теперь в полутьме вместо грузного пятидесятилетнего управляющего стоял сорокалетний мужчина, подтянутый, высокий. К счастью, свободный покрой одежды не потребовал переодевания. Миос лишь закатал широкие штанины, чтобы не зацепиться ими при спуске. Были развязаны верхние узлы, удерживающие спасательную лодку. Канат не без труда, но поддался, спуская судно на воду. И, уцепившись за этот канат, Миос соскользнул вниз.

Через полчаса рыбацкий бот продолжал большой сонной рыбой-удильщиком покачиваться на волнах, рулевой Сахдат спал крепким сном, а не различимая в темноте лодка удалялась от прошлого, от старой жизни и надоевшей личины простоватого и порой придурковатого управляющего торговым портом Вана-Бери.

Миос налегал изо всех сил на вёсла, сопротивляясь течению. Когда уставал, отдыхал минуту и снова брался за работу: надежда на возвращение домой придавала сил.

По его расчётам, он должен успеть и у люмерийцев будет дня три форы, чтобы предупредить коварное нападение. Если от Араукании до Арнаахала сутки хода, то от Арнаахала до Люмерии – три, не меньше. Арнаахальцы – люди бережливые и почём зря тратить на увеличение скорости дорогие артефакты не будут. Кроме того, все торговые судна из Арнаахала прибудут по привычному расписанию, чтобы не вызывать подозрения.

Итого, через день в Лапеше высадятся первые шпионы под видом торговцев и затеряются в толпе. Они не будут форсировать события, пока не соберутся вместе. На это время и рассчитывал Миос. За двое суток инквизиция по одному вычислит пришельцев и отправит, куда следует. И, когда военные корабли через четыре дня приблизятся к границе, их будет ждать неприятный сюрприз. Как обычно.

В то, что снова придётся вернуться в Арауканию, если всё закончится благополучно, и снова надо будет набрасывать чью-то личину, строить карьеру, – об этом Миос старался не думать. Сегодня внутренний голос подсказывал, что он никогда больше не вернётся на острова. А он привык доверять своей интуиции и интуиции короля, который несколько лет назад предсказал и это возвращение, и начало войны.

К тому моменту, когда лодка вдруг резко уткнулась в прибрежные валуны, руки Миоса дрожали от усталости. Успел выпрыгнуть в воду, не дожидаясь затопления лодки, подхватил сухой свёрток, воздел его над головой и поплыл к чернёющему острову. И ещё час ушёл на то, чтобы добраться до маяка – обдирая руки в кровь и разрывая одежду о прибрежные, не обласканные волнами, острые валуны. К сожалению, дара видеть в темноте он не унаследовал.

Маяк встретил его тишиной и свистом ветра, гуляющим по пустой башне.

– Эй, есть кто?! – крикнул.

Ему не ответили. Должно быть, попал в смену – смотритель маяка на закате включил световые артефакты и отправился домой на положенный отдых. А сменщик решил появиться утром.

Миос, ругая беспечных сторожевых и клацая зубами от холода, сбил замок на домике. Попав внутрь, первым делом зажёг очаг, переоделся в чужую сухую одежду и занялся поиском нужных артефактов.

В небо с той стороны острова, что была обращена к Люмерии, взлетели три тревожных огненных столпа. На всякий случай Миос осмотрел небольшой причал и убедился: лодки не было.

– Посмотрим, насколько вы бдительны! – Миос напоследок отправил свирепый взгляд тем, кто обязан был ждать каждый день, каждую ночь, каждый час и минуту знак с маяка, и поплёлся назад.

Единственное, что ему теперь оставалось делать, это ждать.