BLΛNC NOIR и капля красного

10 апреля 1912 года «Титаник» вышел из Саутгемптона в свой первый и единственный трагический рейс.

10 октября 1998 года Алан Блэк стоял у сорок четвёртого причала, словно нарочно пустующего в ожидании легендарного гиганта, и лениво провожал взглядом плеск сизых волн. Круизный лайнер напротив грузно колыхался на них, будто гиппопотам в дельте Нила. Швартовая тумба у ног облупилась, покрылась зонтичной плесенью ржавчины и совершенно не гармонировала с рубашкой — и Алан был рад, что на сегодняшний день это единственное, что ему досаждало.

Месяц назад он вернулся из Слау, чуть запоздав к началу учебного года. Мог себе это позволить: теперь он был уже не зелёный первокурсник, а полноценный студент юридического факультета, в чьём табеле прошлого года по каждому предмету значилось не менее 70%. По французскому языку целых восемьдесят четыре, хотя мать, разумеется, нашла, что сказать и на это. Дескать, должно быть как минимум девяносто — и без разницы, что таких оценок не ставят, будь ты хоть сам Иисус обожаемый ею Христос [1].

Несвоевременная мысль. Алан щёлкнул длинными ухоженными пальцами, посылая фантомный бычок в мутно-синие воды. Оттолкнулся ботинком от тумбы и направился на парковку, где его ждал такой же матово-кобальтовый «Jaguar XJ40 Sovereign».

Алан получил права этим летом, едва ему исполнилось восемнадцать, и потому считал себя вправе распоряжаться отцовским автомобилем. Больше, в любом случае, некому: мать так и не соизволила научиться водить, а после похорон мужа никуда толком не выбиралась — разве что в парк или в церковь. «Ягуар» без дела чихал в гараже, вот Алан и вытряхнул коврики, пепельницу и свои сбережения на оплату страховки, тщательно вымыл машину в саду и укатил на ней к южному побережью, где сливались Ичен и Тест у пролива Те-Солент.

В город, где он учился, работал в небольшой адвокатской конторе у западных доков (архивировал и переводил документы — вот он, маменька, твой французский) и жил, жил впервые по своим правилам.

Блэк не зря припарковался поодаль от порта. Как он шутил последние недели, в доках Саутгемптона самое сложное — отыскать среди всех «Ягуаров» свой.

Порт Саутгемптона — крупнейший в Европе по импорту/экспорту автомобилей. Ежегодно через него проходит до миллиона машин. С высоты птичьего полёта его территория напоминает гигантский паркинг под открытым небом, где рядами стоят аккуратные новенькие «Мини Куперы», «Астон Мартины» и «Роллс-Ройсы». «Роверы» сверкают пластинчатой сталью, «Бентли» — акульими боками и зубастыми мордами бамперов. Над ними богомолами нависают портовые краны.

В западных доках, у станции Редбридж больше разнообразия — туда прибывают автомобили с материка: немцы, французы, японцы, корейцы и прочие. Белые грузовики и фургоны на отдельной стоянке напоминают кубики рафинада — так и тянет схватить их стальными щипчиками и опрокинуть в пролив, будто в чай. Алан часто смотрел на них с пятнадцатого этажа башни Редбридж-Тауэрс, где с осени снял небольшую квартирку — по знакомству, по договорённости, по сдельной цене. Далековато от кампуса, но при наличии персонального автомобиля вообще не проблема.

Даже на таком расстоянии и высоте портовая жизнь регулярно давала знать о себе гудками и лязгом металла. Мало что оказывает схожий умиротворяющий эффект, как наблюдение за суровыми мужичками в спецовках, управляющими тяжёлой техникой. Чашка кофе, газета, сигарета, бинокль — рецепт утреннего ритуала.

«Си-ля-до, — оповещает контейнеровоз, сдающий назад у причала, — си-ля-до, си-ля-до…»

— Sì, la do, — повторяет Алан на итальянском и усмехается, допивая остатки кофе. Может статься и так, что последняя нота не до, а фа (она повыше на слух), но тогда игра слов уже не столь пикантна. Что лучше: «да, он/она это делает» или «да, я тебе дам»? В восемнадцать лет ответ очевиден.

Хорошо, что Алан ни с кем не делился этой шуткой. Хорошо, что делиться было и не с кем.

Весь первый год он провёл в общежитии Glen Eyre Halls, на возвышенности, с видом на скучные сосны (снаружи) и ещё более скучных студентов (внутри). Где комнаты размером с гробы на двоих по спецпредложению, оснащённые потёртой ковровой дорожкой и пружинистыми матрасами; соседи — шумные, переменно пьяные и уверенные, что The Verve звучат лучше, когда орут из дешёвых колонок в два часа ночи. Для нетворкинга, впрочем, это было лишь в плюс: ещё до Рождества Алан перезнакомился с кучей народа и мог составить примерное впечатление, кто на что способен и к чему пригоден.

А после — приспособлял и пригождал их.

Не всегда получалось — ну так он ведь только учился.

[1] В британских вузах оценки выставляются по стобалльной шкале. Для перехода на следующий курс достаточно 40% по предмету. Для прохождения предмета — 50%

Оценка выше 70% приравнивается к отличной. А вот получить выше 85%, и тем более 90+ практически нереально. Так что про Иисуса Алан не вполне преувеличивает.