Блаженный князь

Я очнулся в холодном в снегу, сугробы, как уродливые горбы, возвышались над моим телом. Я попытался приподняться на локтях, и жгучая, обжигающе тягучая боль пронзила мои чресла. Сделав над собой невероятное усилие, сел, в кожу вонзились тысячи иголочек, словно кровь вспоминала, как двигаться по артериям и венам. Но мне всё еще ничего не было видно, я оттолкнулся от снега, приподнял таз, и новые волны боли уложили меня на лопатки.

Неужели кому-то удалось меня ранить?

Я принюхался. Пахло кровью, разложениями и морозом. Запахи заставили меня насторожиться. Я вслушался в звуки, скрип деревьев, чавкающие звуки. А по ушам ударил леденящий душу вой, клацанье челюстей, скрип настила. Я рывком поднялся, не обращая внимания на боль, по коже заструился страх.

Деревья истекали кровавым соком и имели черные больные стволы, словно это место кто-то проклял. Холод неохотно отступал, возвращая телу тепло, под кожу вонзилась тысяча иголок, и онемение отступало, давая возможность крови разогнаться по полной. Мой взгляд упал на руки, и я содрогнулся, они были синюшные, как у заложных[1] покойников, а местами почернели, что наводило на две мысли: я труп или ознобился?

Ни то, ни другое меня не устраивало.

Я мотнул головой и попытался вспомнить, что было час назад, и в голову словно вонзили сотню раскалённых спиц. Попытка оценить, что вокруг, тоже кончилось провалом, я видел только перед собой всего на несколько ладоней, дальше мешали деревья. Я завыл не хуже, как преследующие меня твари. Возникло такое чувство, что я ослеп!

Новый вой раздался ближе, и к нему еще присоединился свист, словно хлыст бьет по воздуху. Мое тело казалась чужим, и я глянул еще ниже…

Я помолодел на много тысяч лет!

Это привело меня восторг, а потом в неописуемый ужас, неужели меня забросило обратно в прошлое. Хотя мое тело никогда не было таким худосочным.

Вой множился, это уже выл не десяток тварей, а скорее их была сотня. Кровь словно застыла, а еще ничего толком не было видно. Я потянулся к голове, дабы проверить на месте ли мои глаза, и снова оказался парализован. Вот теперь мне по-настоящему стало жутко, такое со мной могут сотворить только боги или хаос.

Я приложил все усилия, чтобы заставить кусок мяса двигаться, и мне это удалось, ощупал голову и разочарованно выдохнул. У этого двуногого корма было всего два глаза, что привело меня в окончательный ужас и желание покончить с этим немощным телом. Я усилием воли отогнал мысли о самоубийстве и попытался вспомнить дорогу домой, тем более слышал, как приближался жуткий вой, и что-то мне говорило, если я столкнусь с этими тварями, то мне останется жить считанные мгновения. А поэтому я отрешился от всего и позволил задохлику вести меня к его родному дому.

Мышцы помнили дорогу, но моим желаниям не было суждено сбыться. На меня спикировал змей с тремя головами и шкурой ядовитого цвета. Он дыхнул зловонным зеленым пламенем, я попытался увернуться, но тело не повиновалась, словно вляпался во временную ловушку. Я ощутил жжение в глазах, и хлынул свет. Тогда я запрокинул голову и очень вовремя, мой свет столкнулся с зеленым пламенем. Змей заверещал, свет поджарил ему брюшко и подпалил крылья. Горыныч бросился наутек. А снег обрел кровавый цвет и стал таять, превращаясь в кровавое болото.

И только сейчас я обратил внимание, что по снегу разбросаны оторванные руки, ноги, пальцы, голова, таз и кишки… Мой желудок исторг из себя содержимое, и в этот момент выскочил волк, я едва успел разогнуться и встреться с горящими зеленым светом глазами. Морда волка была порвана и объединена в нескольких местах рваными лоскутками кожи, мышц. А в боку у него была дырка то ли от меча, то ли еще от чего.

Я ударил потоком света так, что вокруг стало светло, глаза нестерпимо пекло от применения силы, перед взором поплыли пятна, и прежде чем мне удалось сфокусироваться, раздался новый вой. А вокруг меня образовалась пустота, словно кто-то ножом срезал целый пласт земли или просто растворил.

Я тряхнул головой, глаза болели, и хотелось окунуться в снег, но пока у меня есть фора, надо бежать. Я посмотрел на небо, чтобы по звёздам определить, куда идти. Бедовая голова подбросила новое воспоминание, если хочешь найти ночью дорогу, то иди за кровавой луной, она выведет. А потом найди синюшную луну, и она укажет тебе окончательный путь.

Найдя взглядом кровавую луну, я пошел к ней.

В лесу стояло зловоние от гниения и металлического запаха крови. Я сдерживался из последних сил, но желудок сжался, и меня вырвало светом. Деревья дрожали и уступали мне дорогу, боясь испытать боль собрата. Я задыхался, бок кололо, еще снег мешал бежать, и каждый раз проваливался и недоумевал, как это тело забралось в такой лес без лыж. Снег медленно окрашивался в красный, что заставляло меня ускоряться, хотя понимал, что это бессмысленно. И в какой-то момент я упал полностью без сил, а вой приближался всё ближе, заставляя леденеть кровь. Вот вой приблизился настолько близко, что я ощутил запах тлена.

«Вот и всё!» – подумал я и услышал свист стрел.

С трудом разлепив глаза, попытался приподняться, но не тут-то было, меня прижали к снегу.

– Лежи! – раздался голос слева.

Я попытался повернуть голову, но страх снова парализовал мальчишку.

– Замедли сердце, – приказал голос спасительницы.

Я непонимающе моргнул. Но она уже не обращала на меня внимания, а я зажмурился, и попытки разлепить веки ничем не кончились. Я услышал свист, словно тетивы, и на меня брызнула вонючая жидкость.

– Идем. Пока вся стая не прибыла, – сказала она и протянула руку.

Это я тоже ощутил, а не увидел, но не смог даже пошевелиться, плоть трясло от первобытного страха и сводило судорогами, и неудивительно, что это глупое тело чуть не замерзло в лесу. Чудо, что удалось тогда его заставить бежать. Я приложил все усилия, чтобы разомкнуть веки, и мои попытки наконец-то увенчались успехом.

Я смотрел на воительницу, не мигая. Попытки поднять руку ничем не кончились, и я беспомощно посмотрел на нее даже с какой-то мольбой. Попытался сказать, что не могу, но голос не повиновался.

Она выругалась и, наклонившись, подняла тщедушное тельце и перебросила через плечо, как мешок картошки, и побежала. Ее сила меня поразила, поляница[2], что ли, только они обладают богатырской силой.

Она пробежала пятьдесят косых сажени[3] по лесу, даже не запыхавшись. Выйдя за пределы мертвого леса, она сбросила меня на землю, как набитый навозом мешок.

– Дальше сам, – и с этими словами она пошла прочь.

Черные волосы доходили ей до пят и напоминали змей. Я попытался ее окликнуть, но снова не вырвалось ни звука. А потом нахлынуло воспоминание, как я ходил в одной рубашке и штанах в любое время года, только улыбался и никогда не разговаривал. Речь для меня была чужда, а глупое двуногое тело пыталось заставить говорить голосовые связки… Вот только в разговорах не было смысла, и, видимо, отсутствие речи было платой за дар.

А дальше разболелась голова, и я недовольно поморщился. Кто я и почему всегда улыбался – было не понятно. С трудом поднявшись со снега, я осмотрелся, до города было сто косых сажени. Благо к нему вела протоптанная дорога, и, отряхнувшись, я пошел по ней и постарался отрешиться от всего, чтобы глупые ноги привели меня к дому, ведь местность я не узнавал от слова совсем.

Я пришел к гриднице[4] с расписными стенами, в окнах горел свет. Тело подбросило воспоминание, что мачеха отправила меня за колдовскими дровами, сказав, что если я нарублю дров из черного леса, то в печи огонь будет гореть вечно. Вот только каждый знал, что в красную луну лучше не ходить в лес, но мальчишку это не смутило, и он, как доверчивый дурачок, пошел в лес за дровами…

Но нет… Новое видение появилась, когда мальчишка сидел в кабинете, и князь говорил:

– Одуванчик, раз мне бог не дает больше детей, мне придется поступиться гордостью и предать нашего бога. Завтра на закате ты отправишься в Мертвый лес, Лич должен провести ритуал.

Мальчишка радостно кивнул, и князь с горечью отмахнулся. Велел его нянькам отвести его в комнату, а завтра на закате отправить в Черный лес…

Воспоминание истаяло дымкой. Потом он припомнил, как мачеха пришла к нему и попросила принести кровавую кору и несколько веток дерева хель. Она вручила ему топорик, и он пускал слюни.

Вот только где мальчонка умудрился посеять топор?

Он скорее напоминал блаженного или очень глупого. На окраине Калинов Яра пахло зловониями, по узким улицам, как девичья коса, ходили оборванцы с синюшными лицами, босоногая ребятня в обносках, воздухе стоял смрад гниющей плоти, болезни и, вообще, было чувство, что идет мор. Я ускорил шаг, хоть меня качало, как былинку на ветру.

Один мужик схватил меня за руку грязными руками и потребовал:

– Подай монету!

Я скривился, бросив брезгливый взгляд, попытался вырвать руку, но старик держал крепко.

– Кощей со своей свитой скачет, пришлую душу ищет. Берегитесь, княжич!

Я, наконец, смог вырвать руку и пнул старика. Ускорил шаг, пока еще кто-нибудь не схватил меня, несколько раз едва успел увернуться от помоев.

Наконец, показались ремесленные кварталы, и я растерялся, старик выбил меня из состояния созерцания, хотя одну подсказку дал. Я прикрыл глаза, отключив все эмоции и чувства, тело снова пошло домой, и вот еще два квартала пройдено, когда, наконец, показался высокий забор. За ним стояли каменные палаты, они возвышались над всем городом, выше была только черная башня, где по воспоминаниям недоросля жил очень злой колдун.

Я решительно направился к княжескому дому, подошел к воротам, и дружинник, бросив на меня взгляд, сплюнул и сказал:

– Проваливай, пока плетей не отведал.

– Ты что, Велимир, это же княжич! – подал голос второй дружинник.

Тот потер глаза и сказал:

– Сейчас мамок-нянек позову.

Я отрицательно качнул головой, в глазах блеснула сталь, взгляд главного дружинника стал жестким, я посмотрел холодным властным взглядом, в глазах начинался зуд.

– Где дружинники, которые с тобой были отправлены?

Я пожал плечами, потом показал на горло, как его перерезаю.

– Мертвы? – не поверил он.

Я кивнул, хотя уверенности не было. Тот нахмурился.

– Эй, пропусти княжича, негоже ему, как босяку, у ворот топтаться, да ночь на дворе.

– Вот именно, что ночь, а вдруг это тварь, принявшая облик княжича, – не сдавался Велимир. – И разве не видит молох, не его взгляд, – продолжал он напевать.

А я начинал закипать от ярости, глаза стали набирать сияние, и Велимир отшатнулся.

– Проходите! Твари свет не излучают.

А я смотрел, как у Велемира стала пропадать рука, и я поспешил прикрыть глаза, проходя мимо дружины.

«Раз луч, два луч, три луч, четыре луч, пять луч», – и я выдохнул.

Сила отпустила меня, и я огляделся, чтобы понять куда идти. Ощутил взгляд и обернулся, Велимир смотрел с подозрением. Я улыбнулся, как блаженный, и захлопал в ладоши, и он расслабился. А я про себя подумал, что по ходу дела Велимир чей-то соглядатай. Хотя списать мой властный взгляд на случайность не выйдет.

Я направился к крыльцу гридницы, посмотрел на крышу, там конька не было, что не предвещало ничего хорошего, а еще вороны откуда-то взялись стаей и стали каркать.

– Проваливайте, проклятые! – крикнул кто-то из холопов и кинул в стаю камень.

Я обратил внимание, что крылья ворона окрашены в кровавый оттенок. Значит, в доме кто-то болен или, того хуже, умер.

Я передернул угловатыми плечами, поднялся на крыльцо и толкнул дубовые двери. Но они не поддались, и я нахмурился, обхлопал штаны и выдохнул, благо ключи этот лопух не посеял. Достал из кармана ключ и открыл двери.

Дохнуло теплом и сдобой, а еще всё это имело примесь прогорклого масла.

В сенях было светло, из дома вышла служанка и посмотрела с ужасом, а потом бросилась в дом:

– Господин вернулся! – завопила на весь дом холопка.

Я снял валенки, промокшие насквозь, и протопал в дом, закрыв двери, чтобы тепло не уходило.

Мачеха недовольно поджала губы.

– Всё-таки лич позволил тебе выжить! – поприветствовала она ледяным голосом.

Я улыбнулся смертной. Она вызывала смешанные чувства у мальчишки. С одной стороны, он ее боялся, а с другой – обожал и радовался, когда она позволяла лобызать ее ноги.

Я скривился.

– О-о-о-ду-у-у-у-ва-а-анчик, – противно растягивая гласные, сказала смертная. – Ты принес мне кровавую кору и ветки хель?

– Слыхал, чего госпожа спросила? – грозно вопросил мужик с внешностью медведя.

Он вызывал оторопь у мальчишки, но я просто улыбнулся и, обогнув мужчину, прошмыгнул в свою комнату. Мачеха пришла в неистовство и ринулась за мной в опочивальню! Она так надеялась, что лич, наконец, избавит ее от этого блаженного, какое бы влияние она не имела на его отца, он надеялся вернуть разум мальчишке, чего она не могла допустить. Тем более говорят, несмотря на то, что Кощею с духами и тварями Нави удалось одолеть молодого бога, он силен и может вернуть ребенку разум, и ей сейчас надо увериться, что ничего не изменилось. Пусть этот дурак и вернулся из мертвого леса.

– Твой отец скорее всего не переживет эту ночь. Снадобья больше не помогают, – печально сказала она и картинно заломила руки.

Смертная определенно не лгала, что отцу осталось недолго, я ощущал в воздухе запах смерти, но время еще было. Склонив голову, я с интересом рассматривал смертную женщину, она обладала красивыми черными волосами, даже кровавый оттенок придавал какое-то очарование и зловещую красоту. Глаза ее как синие омуты, кожа прозрачно-бледная, статная фигура, одетая в красное платье из шелка.

– Что ты улыбаешься?! Язык проглотил? – нервно воскликнула она.

И ее волосы взметнулись вверх за хозяйкой, а потом протянулись ко мне кровавыми хлыстами. Я едва успел отскочить, а женщина расхохоталась.

– Одуванчик, с каких пор ты стал меня бояться? Разве ты забыл, как приползал ко мне в комнату и умолял еще раз тебя испить? Твой отец такой же глупец, как и ты, надо же было доверить свою кровинку личу! – и снова раздался злой смех.

– Ну ничего, еще пару ночей осталась, – она глянула на кровавую луну. – Да, думаю, Кощей раньше времени придет за жатвой душ. И наконец-то я стану полноправной хозяйкой, и мы заживем со сластеной богато. А вы будете гнить в могиле, – пока ведьма или упыриха это говорила, она приближалась, тело мальчишки тряслось как желе.

Я чувствовал, как в груди поднимается страх, и снова сковывает мое тело, словно какое-то проклятие. Упыриха была совсем рядом, от нее пахло сандалом и мертвечиной, она интимно наклонилась к шее, плоть вспотела от парализующего ужаса. Я мог только смотреть, все попытки пошевелиться кончались провалом, и я уже ждал, когда ядовитые зубы вонзятся в жилку.

Раздался грохот двери, женщина испуганно отскочила и обернулась, ласково заворковав:

– Вам, Драгомир, уже лучше? Рада, что снадобья знахарки вас так быстро поставили на ноги! – весь ее голос струился фальшью, а еще полы заморского платья приоткрывали бёдра упырицы.

Он увидел на миг, как в глазах отца загорелась похоть, но он силой воли ее подавил.

– Выйди, Мара, – приказал он.

Одуванчик видел, как с трудом он сохраняет сильные властные нотки.

– Как скажешь, дорогой, – сладко пропела она и гадюкой выскользнула в дверь, и обернулась на миг.

В глазах-горнилах он прочитал, что они еще не договорили, и она вернётся.

Мужчина закрыл двери и впился внимательным взглядом в лицо сына, ища в них что-то.

Взгляды скрестились, и отец удовлетворенно кивнул:

– Теперь я могу быть спокоен. Вижу, ритуал удался. Сегодня, как скроется в Нави кровавая луна, ты должен будешь свою младшую сестру передать личу, – и он скривился, как от зубной боли.

Одуванчик отрицательно качнул головой, отец не поверил.

– Пока я жив, ты будешь подчиняться моим приказам, и, надеюсь, я успею хоть чему-то тебя обучить, прежде чем ступлю на Калиновский мост.

Дурак вспомнил свою сестру, к которой всегда бежал с обнимашками, а она кривилась и отталкивала мальчишку, он шлепался на пол и ревел.

Он увидел, словно воочию, свою сестру-красавицу двенадцати лет отроду, она обладала волосами цвета пшеничных колосьев, мягкими чертами лица и пронзительно синими глазами. Сестра любила примерять наряды, но с появлением мачехи ее лишили любимого занятия и перестали покупать изысканные одеяния. Отец всё дарил ненасытной новой жене.

Кровавая луна скрылась в Нави, и весь дом словно лишился дыхания.

В комнату наследника вбежал бледный холоп и, упав ниц, сказал:

– Там прибыл лич и требует свою плату, – голос раба дрожал, сердце трепетало от страха, как только исподнее не намочил.

Я еще раз покачал головой, проскользнул мимо отца и вышел в коридор, сестра посмотрела на него с презрением.

– Я никогда тебя не прощу, – зло прошептала она и двинулась к выходу.

Лицо было бледное, одета она была в теплое вязаное платье, я схватил ее больно за руку, она же зашипела гадюкой.

– Ну, долго мне еще ждать?! – раскатился громогласный ледяной голос.

Мирослава сжалась, она в белом платье была похожа на покойницу. Я заметил скопившуюся влагу в глазах, она попыталась вырвать руку, но я покачал головой.

Жаль, не могу говорить, я подтолкнул ее в свою комнату, но скрыть не успел.

В терем ворвались мертвяки, их возглавлял не Кощей, как я думал, а сухощавый мужчина, закутанный в черный плащ.

Он посмотрел на меня ледяным взглядом:

– Ты решил, что можешь не платить за свое спасение, щенок?

Все слуги и холопы замерли, как изваяния, а я задвинул Мирославу за спину и улыбнулся. Лич недобро прищурился и словно пытался заглянуть в самую душу.

– Ты осознаешь, кому решил неповиновение выказать? – и на руках лича выдвинулись обсидиановые когти. Голос был холодный и равнодушный.

«В Кощее и то жизни больше», – промелькнула мысль, а я посмотрел с охотничьим интересом.

На лице лича промелькнула первая эмоция – удивление.

– М-м-м, – издевательски протянул я, не переставая улыбаться.

– Я этими когтями могу прямо сейчас вырвать твою душу и души твоих близких, – и на кончиках его ногтей заструился черный туман, он словно плыл, принюхиваясь.

Мирослава вышла из-за спины и промолвила:

– Я пойду с вами, господин лич, только не убивайте папу, – и, немного помедлив, добавила: – И брата.

– А твоя сестра разумней, хотя, о чём это я, ты только прибыл и не знаешь всех порядков, – пока лич разговаривал, туман коснулся моего тела, он явно пытался понять, какую душу призвал ритуал.

– Ничего не видно, – лич нахмурился.

А мертвецы скалились, доводя прислугу до икоты. А многие сползали от страха на пол.

– Мы с тобой еще встретимся.

И он сделал жест мертвякам, и они, схватив девчонку, повели прочь.

Напоследок лич обернулся и пригрозил:

– Я всё равно узнаю, кого призвал мир.

И он открыл портал, скрывшись в нём.

Отец облегченно выдохнул, он боялся, что новая душа всё испортит, а меня накрывала неконтролируемая ярость, что себе позволяет этот труп!

[1] Заложные покойники – нечистые покойники, мертвяки, нави, навь.

[2] Поляницы (поленица или паленица удалая) – богатырша из русских былин.

[3] Косая сажень – древнерусская мера длины, расстояние от пальцев ноги до конца пальцев вытянутой руки по диагонали, равна 216 см.

[4] Гридницей в Древней Руси называлась особая парадная палата княжьего двора, место проведения военных советов и дружинных пиров. Проще говоря, гридница – это церемониальная зала, предназначенная для различных торжеств.