Благородный дон

Дождь хлестал как проклятый, ручьи воды текли по грязной мостовой, смешиваясь с испражнениями, отходами, кровью и пьяными слезами завсегдатаев улицы Висельников. Вечные для этого гадюшника запахи дерьма, кислого пива и дешевой сивухи теперь ощущались не так остро, прибитые к земле и разбавленные сыростью.

Покидать относительно сухое место под черепичным козырьком "Кудлатой псины" не хотелось, но и оставаться здесь не следовало: те уроды за столиком в углу вот-вот должны были сообразить, что я решил обратить тыл и ретироваться с места предполагаемой битвы. У меня еще были кое-какие дела в Брошенных землях, которыми нельзя заниматься, имея за спиной четыре трупа... Или щеголяя дыркой от заостренной железки в боку.

Висельники, подарившие название этому вонючему закоулку, качались на шибенице у городской стены, шевеля под воздействием непогоды объеденными воронами конечностями. Тьфу, мерзость!

Пришлось сделать над собой усилие, чтобы шагнуть под дождь, надвинув шляпу на лоб, и ступать по лужам, разбрызгивая грязь во все стороны. Звон стали и надсадные, яростные возгласы я услышал издалека - и, черт бы меня побрал, намеревался пройти мимо, но мужской хриплый голос с характерным акцентом выкрикнул:

- Бога ради, кто-нибудь! На помощь!

Траектория моего движения моментально изменилась. Плевать на дождь! Подошвы сапог барабанной дробью простучали по камням мостовой, шпага с холодным лязгом покинула ножны и скользнула в правую руку, левая уже шарила на перевязи - в поисках пистолета.

Высокий, дородный, смуглый, кудрявый мужчина в расстегнутой на груди ярко-алой рубахе, кожаных штанах и сапогах с загнутыми носами лихо отмахивался длинным кинжалом от трех явных душегубов. Почему душегубы? Да я лично видел, как прошлой ночью они прикончили двух заезжих наемников из Пригорья...

Кинжал - плохое средство против окованных железом шипастых дубинок: рукав шелковой рубахи наливался кровью, а на лице у кудрявого красными росчерками выделялись глубокие царапины. Увидев меня и клинок в моих руках, он воодушевился:

- А-а-а-а, песьи дети, сейчас вы попляшете! Сюда, сударь, сюда! - и сделал длинный выпад кинжалом в живот ближайшему убийце, закономерно получил по запястью дубинкой и выронил оружие, так что я оказался один против троих.

Ситуация дерьмовая. Если кто-то будет рассказывать, как он в одиночку легко и непринужденно расправился с тремя врагами, которые выступали слаженной командой - можете смело бить ему в рожу, ибо врет как сивый мерин. Или - не врет, и пользовался магическими штучками, а в этом случае в рожу тоже приложить следует...

Я наконец нащупал пистолет, на мгновение замер, чтобы прицелиться в спину нависшего над кудрявым душегуба, и надавил пальцем на спусковой крючок, молясь, чтобы не случилось осечки. Щелкнул кремень, грохнул выстрел, запахло порохом. Я не медлил - отпрыгнул в сторону и швырнул пистолет прямо в лицо успевшего обернуться ко мне противника. Третий оказался живчиком - он уже набросился на меня, размахивая дубинкой. Подставлять под такое орудие шпагу было глупостью - поэтому я сделал глупость немного меньшую: ушел в перекат, нещадно марая в дорожной грязи плащ, камзол и слетевшую с головы шляпу. Негодяй потерял меня из виду буквально на мгновение - но этого мне хватило, чтобы проткнуть ему бедро насквозь и провернуть клинок в ране.

- Ну давай, иди сюда! - сказал я и поманил пальцем единственного оставшегося на ногах душегуба.

Он злобно зыркнул на меня и шмыгнул разбитым носом, из которого ручьем текла кровь, заливая не первой свежести рубаху и потертый кожаный жилет.

- Поцелуй меня в сраку! - сказал представитель местного криминального дна и рванул прочь, подняв целый шлейф из грязи.

- Н-на! - выдохнул спасенный мной мужчина, и его длинный кинжал, брошенный левой рукой, с мерзким хрустом вонзился в самый затылок бегущему. - Песий сын!

Ему понадобилось несколько шагов, чтобы подойти к лежащему в луже врагу, выдернуть кинжал и вернуться обратно. Взяв за волосы того, которому я выстрелил в спину, этот здоровяк приподнял его голову и полоснул поперек горла, потом склонился над вторым раненым - и точным ударом пробил ему сердце.

- Сударь, вы спасли мне жизнь, - сказал он.

- Еще нет, - буркнул я, вытирая шпагу и пряча ее в ножны. - У вас рука кровит, нужно обработать рану. Пойдемте, я знаю тихое место... Черт побери, куда подевалась клятая шляпа?

Дождь стекал по моим волосам прямо за шиворот, и холодные струйки бежали по позвоночнику, заставляя ёжиться. Шляпа нашлась рядом с пистолетом в луже крови и явно пришла в негодность - отмыть ее теперь сможет не всякая прачка... Да и возьмется ли?

- Пойдемте, что же вы? - поторопил спасенного я. - Вам ведь нужна помощь, верно?

- Да, сударь, буду премного благодарен... Я - ваш должник! Кажется, вы первый достойный человек из всех, кого я встретил в этом проклятом городе...

***

Его звали Бехар Коста, и он был кабиром. Это многое объясняло - например, причину, почему его спровадили из ратуши, и из комендатуры, когда он пытался попросить помощи. Кабиров в Брошенном крае не любили. Их вообще мало где любили - такой народ, специфический. Где кабиры - там оружие, алкоголь, контрабанда, доступные женщины, азартные игры, кулачные бои и прочие удовольствия, общественно порицаемые, но каждым индивидуально - любимые.

Отвергнутый представителями государственной власти, зоти Бехар решил обратиться к теневым владыкам города и потому пришел на улицу Висельников. Может быть, где-то еще это бы и сработало - но душегубы толстого Петраса по кличке Тело ненавидели кабиров лютой ненавистью: их ярмарки составляли криминальному бизнесу прямую конкуренцию. А потому - деньги у него взяли, наобещали с три короба, и отправили следом за ним убийц: прикончить доверчивого дурня и пошарить у него по карманам. А то мало ли, там еще золотишко завалялось?

- Так какая-такая нужда заставила уважаемого зоти Бехара Косту просить помощи у презренных шоку?

Шоку - так кабиры называли всех не-кабиров. И этим своим знанием я произвел на собеседника некоторое впечатление. А еще мне удалось обезболить и перебинтовать его руку, и заклеить физиономию медовым пластырем.

На лице мужчины появилось угрюмое, обреченное выражение.

- Мою дочь похитили. Среди бела дня, просто со ступенек гостиницы! Илка вышла покормить голубей чуть раньше, чем я вынес вещи... Ее схватили и утащили, я даже успел разглядеть этих... этих... Но что можно было сделать из окна четвертого этажа? Проклятый город, проклятая земля, где детей воруют на глазах у родителей! - он старался сдержать эмоции, но по покрасневшим глазам и болезненной гримасе на лице было видно, что человек находится в крайней степени отчаяния. - Малютке всего семь лет! Зачем, зачем она им понадобилась?

Ну, конечно. Предназначение, снова оно...

- Я могу попробовать вам помочь, - а что мне еще оставалось? - Могу попытаться отыскать вашу дочь.

- Да кто вы, к дьяволу, такой? Свалились как снег на голову, одолели тех мерзавцев, вылечили меня... Теперь - предлагаете утопающему соломинку. Что потребуете взамен - мою бессмертную душу? Берите, на кой черт мне душа, если они сделают что-то с моей Илкой? Где расписываться кровью?

- Меня зовут дон Кристобаль Эухенио Каналья, - пришлось даже приподняться со скамьи и отсалютовать ото лба двумя пальцами. - Мне не нужна ваша душа. Когда нибудь, в будущем, вы окажете мне ответную услугу. Или нет...

Бехар Коста как-то сразу обмяк. Его взгляд бездумно шарил по всей моей фигуре, и остановился на простом серебряном кольце на указательном пальце. Кольцо скрывало татуировку, но и само по себе было неплохим определяющим признаком - для людей сведущих.

- Черное солнце... Будь я проклят! Мне наплевать, наплевать! Я бы согласился на сделку с самим дьяволом! Помогите мне, ради Бога или черта, всё что угодно сделаю я для вас за это!

В воздухе как будто порвалась струна. Тинь! Ощутили это только мы вдвоем: Коста вздрогнул, я привычно напряг спину, разгоняя пробежавшие мурашки. Слова были сказаны. История началась.

- Итак, поведайте мне, зоти Бехар, что из себя представляли похитители, как называлась гостиница, куда они убежали, как выглядит ваша дочь, что отличает ее от других детей... Рассказывайте по порядку и ничего не пропускайте, - я побарабанил пальцами по столу и огляделся.

Таверна "Хмель во цвету" наполнялась публикой. Конечно, народ тут был куда почище, чем в "Кудлатой псине", но лишнее внимание нам было ни к чему. Кабир и благородный дон - компания куда как подозрительная! Бехар Коста заметил эти мои взгляды и потому сказал:

- Давайте пересядем вон туда, в угол... Там отгорожено, наверное - для гостей побогаче. Я всё оплачу! - он полез в карман, но я резко остановил его руку.

- И думать не смейте! Никаких денег, иначе... - наверное, это прозвучало резковато, потому что кабир как-то испуганно захлопал глазами, но руку убрал.

Мне понадобилось секунды три, чтобы нашарить металлический, чуть потертый кругляшок. Неразменный пятак в такие моменты всегда оказывался рядом: монеты достоинством в пять сребреников обычно хватало на ужин и ночлег. На сей раз он застрял под столешницей, в щели между досками.

- Эй, человек! - подозвал я полового. - Можно, мы перейдем за другой столик?

Сверкнувшая в моих руках денежка была весомым аргументом. Этот пятак - один из фокусов Предназначения. Я находил его то приклеившимся к подошве сапога, то на дне кружки пива, или - просто посреди лужи. Такая возможность быть независимым финансово, оставаться бескорыстным и при этом - не разбогатеть. Чудеса? Чудеса! В гробу я видал такие чудеса...

На нас всё-таки обернулись - Бехар неловко взмахнул травмированной рукой и опрокинул пустой кувшин из-под взвара со стола на пол. Прислуга тут же кинулась убирать, а публика - в основном мастеровые, мелкие лавочники и клерки - быстро вернулась к своим занятиям.

На часах было шесть пополудни, и дождь за окном почти закончился. Я еще мог успеть найти пропажу по горячим следам, если рассказ кабира будет лаконичным и подробным, а Предназначение - благосклонным.

***

Огромная волосатая ладонь накрыла пятак и коррумпированный страж ворот прогудел:

- Конечно, видал! У нас в городе серьги только бабы носят, а эти щеголяли в ушах чуть не фунтом металла и не стеснялись. И головы - лысые, что бабья коленка. Правда, одеты были прилично, как слуги богатых господ, а не в кожаные доспехи и капюшоны, но в остальном - всё сходится!

- И? - на самом деле я и пришел к нему из-за этих сережек.

Именно их разглядел зоркий зоти Бехар, когда у одного из похитителей сдуло ветром капюшон. Будь они из местных, я бы спрашивал у совсем других людей.

- Так на подножках кареты стояли, четверо. Позавчера вечером, мы уже и мост подняли, но прискакал герольд , велел пропустить особо важных гостей города. Не знаю, что там за гости, но колымага огроменная, и кони - чисто звери!

- И куда карета направилась?

- Шут ее знает! Поехала по Красной, потом свернула куда-то возле церкви Всех Святых. То у патрульных спрашивайте, сударь, а я вам не помощник...

- Есть соображения, кто в карете мог ехать?

Начальник смены воротной стражи нахмурился:

- Слишком много вопросов. Шли бы вы отсюда, сударь, пока я парней не кликнул!

- Ладно, ладно... - я сделал шаг назад, и готовился уже уйти прочь, но стражник вдруг щелкнул толстыми как сосиски пальцами и как будто что-то вспомнил.

- Да-а-а! На дверце кареты была такая звезда, ну... Перевернутая.

- А концов-то сколько у нее было, у звезды этой?

- Иди отседова уже! Пристал как банный лист к жопе! - притворно строго проворчал стражник, при этом с видимым удовольствием подбрасывая в воздух сребреник.

Я приподнял свою многострадальную шляпу, прощаясь, и зашагал по мостовой, стараясь не наступить в одну из многочисленных куч лошадиного дерьма. Всадники и возничие торопились попасть в город до наступления темноты: в последнее время участились нападения банд дезертиров, особенно крупные даже пробовали на зуб города, если удавалось застать гарнизон врасплох. Потому ворота закрывали.

Какая это важная птица прибыла в город, что для нее сделали исключение? И звезда на дверце... В любом случае, путь мой лежал к церкви Всех Святых - ее внушительная паперть, состоящая из пятидесяти широких ступеней всегда кишела нищими - даже в ночные часы.

Здешние города на самом деле - просто большие деревни за стенами. Ну что такое пятьдесят тысяч человек для того, кто полжизни прожил в миллионнике? Тут всё про всех знают, просто нужно правильно задавать вопросы...

До церкви было недалеко - три квартала. Ее шпили и стрельчатые окна, навевающие ассоциации с готикой, виднелись над черепичными крышами двух- и трехэтажных фахверковых домов: пошарпанных, с облупившейся штукатуркой и тронутыми плесенью фундаментами.

- Па-а-аберегись! - хрипло заорала дебелая краснолицая тетка и выплеснула из окна сверху целый таз помоев.

Птичьи потроха, мыльная пена с волосами, картофельные очистки и прочая дрянь тут же отправились по течению созданного недавним дождем ручья. Это, пожалуй, было самое сложное - привыкнуть к местной вони и грязи. Конечно, так было не везде, в некоторых землях люди имели представление о гигиене и санитарии, но в целом... В целом - мне было уже наплевать.

Точно также мне было наплевать на увечья и гнойные язвы нищей братии. Я хотел найти Николаса - тутошнего старшого. Он должен был мне услугу, этот глава неимущих и калеченых - еще с прошлого года. И теперь я собирался воспользоваться своим правом.

Увидел я местного принца-нищего, когда он появился чуть ли не у меня под носом. Этот на вид сухой и тощий, а на самом деле - жилистый и крепкий мужичок с хитрющими глазами, сидел на небольшой тележке с колесиками, и подкатывал к прохожим с просьбами о милостыне, выставив на всеобщее обозрение пустые штанины и имея в виду, что у него нет ног.

- Николас! - прошипел я, когда он, едва не переехав мне пальцы, завел свою историю про бедного ветерана войны, которого бросила на произвол судьбы Родина-мачеха. - Ты что - белены объелся?

- Бла-бла-бла-а-ародный дон Каналья, а я вас не узнал, богатым будете... - его глаза забегали. - Не здесь, давайте не здесь... Отойдем.

Он понял, что должок придется отдавать - и прямо сейчас. А потому из штанин внезапно появились кривые, но вполне здоровые ноги, пусть и грязные, и с необстриженными ногтями. Подхватив подмышку тележку, Николас быстро-быстро засеменил в какую-то подворотню, поминутно оглядываясь: не заметил ли кто такого чудесного исцеления? Я хмыкнул и оглядел церковную паперть: интересно, сколько из убогих могло вот так же, по щучьему велению, по моему хотению внезапно выздороветь? Даже появилось желание пальнуть из пистолета в воздух, чтобы проверить...

Николаса я настиг под балконом доходного дома. Главный городской нищий раскуривал трубочку. Ядреный дым резал глаза и шибал в нос, так что захотелось чихнуть и откашляться одновременно.

- Ну что, благородный дон, я готов. Только так и знайте - денег у меня нет, и на мокрое дело я не подписываюсь. А в остальном - весь ваш. Услуга за услугу! - выглядел попрошайка куда как спокойнее, чем при встрече.

Что он там такое курил?

- Услуга за услугу, всё верно... Позавчера вечером мимо церкви проехала карета со звездами на дверцах. Мне нужно знать всё про нее и про слуг, таких лысых парней с сережками - и как можно быстрее. Это вопрос жизни и смерти.

- Дерьмо, - сказал Николас. - От этого дела пахнет дерьмом.

- И еще каким! - подтвердил я. - Буду ждать новостей в "Хмеле во цвету".

***

Бехар уже весь извелся. А кто бы тут не извелся? Дочку украли! Сложно вообще придумать что-то худшее...

- Ну? - он встал ко мне на встречу. - Есть новости?

- Вышел на след тех лысых уродов. Слуги какой-то важной шишки, прибыли в город позавчера... Сейчас выясняется, где они остановились.

Горе не сломило этого человека, а напротив - даровало яростную, мрачную силу. Он сжал кулаки и прорычал:

- Зубами рвать буду...

- Вместе будем, - кивнул я. - Ты в княжестве один?

Он досадливо оскалился:

- Был бы не один - город уже подожгли бы с четырех концов и выкурили бы похитителей! А там и дочка бы нашлась...

А потом спрашивают, за что не любят кабиров... Им наплевать на всех шоку, мы для них - ресурс и питательная среда, в которой их избранный народ должен процветать. Сжечь город? Никаких проблем! Но маленькая девочка Илка в этом точно не виновата. Не мы выбираем, где родиться - в каком народе и в какой семье... Кому, как не мне, это известно лучше всего?

Таверна как будто чего-то ожидала. Вокруг помоста, где обычно играли музыканты, зажгли больше свечей, служители вынесли инструменты, поставили высокий стул по центру.

- А что тут намечается? - спросил я.

- Какая-то Ласточка будет петь. Не всё ли равно? Давайте лучше я закажу выпить!

Элли Ласточка! На душе стало теплее. Она была менестрелем - настоящим. Из наших. И да, она мне очень нравилась. Но вслух я этого не сказал, только подозвал полового:

- Мяса, сыру, хлеба, зелени и - взвару.

На Бехара пришлось шикнуть:

- Нам предстоит бессонная ночь, ты ведь не хочешь свалиться без сил, когда будешь спасать дочь?

Он вцепился крепкими желтыми зубами в свиную грудинку, как будто это было горло кого-то из похитителей. А я смотрел на импровизированную сцену, не отрывая взгляда.

Сначала свои места заняли музыканты: флейтист, скрипач, барабанщик, арфист. А потом вышла Элли Ласточка и раскланялась, сорвав авансом аплодисменты. Ну вот как ей это удается? Глянет зелеными своими глазищами, взмахнет челкой - длинной, на пол-лица, улыбнется белоснежно, и сразу вокруг как будто светлеет! И двигается естественно, изящно...

Первый аккорд, взятый на шести струнах нашей, не местной гитары, заставил зал умолкнуть и оторваться от тарелок. Так могут только менестрели!

- Ветер ли старое имя развеял?

Hет мне дороги в мой брошенный край... - ее голосу не нужен был магический усилитель, она прекрасно обошлась бы и без аккомпанемента.

Говорят, она и там отлично пела, даже побеждала в каких-то то ли состязаниях, то ли - конкурсах для певцов, а уж здесь, учитывая, что Предназначение отправило ее по пути менестреля...

Менестрели были сильнейшими эмпатами. Они впитывали эмоции как губка - а потом делились ими с людьми. Вот и теперь завсегдатаи "Хмеля во цвету" замерли, прислушиваясь к чуждой этому миру мелодии, их глаза подернулись мечтательной поволокой... Дай Бог - по пути домой кто-то из них купит жене цветы, другой - вспомнит про больную мать и навестит ее, третий - покрепче обнимет детей перед сном.

Морщины разглаживались, лица теряли угрюмость, кулаки разжимались, дыхание людей становилось ровным и глубоким, даже свечи, казалось, горели ярче, а в воздухе повеяло свежестью и прохладой.

Мне почудилось, что Элли Ласточка смотрит прямо на меня. С чего бы это? Знает ведь, что я - дон, а доны с менестрелями... Не как кошка с собакой, конечно. Но методы у нас - разные. И задачи разные. Мы пересекались несколько раз, могли считаться хорошими знакомыми и даже находили общие темы, и проводили время вполне мило - но держалась она на дистанции. Которую я, если честно, не прочь был несколько сократить...

- Знаю, когда-нибудь с дальнего берега

Давнего прошлого

Ветер весенний ночной принесет тебе

Вздох от меня...

Да нет же, совершенно точно Ласточка сделала едва заметный жест, предлагающий мне сидеть на месте и ждать ее! Вот это новости! В любом случае - я и так ждал вестей от Николаса. Да и вообще - что бы там ни было, уж с ней-то я всегда был готов к общению..

Спев несколько песен, девушка помахала публике рукой на прощанье, послала во все стороны воздушные поцелуи, получив восторженные крики и овацию в ответ. Ее сменил какой-то тип с мандолиной, но после Элли его баллады о героях и прекрасных дамах воспринимались сродни приторному ликеру, которым запили свежее молодое вино.

Ласточка грациозной, энергичной походкой пересекла зал, ловко уворачиваясь от подносов с пивом и проскальзывая между столами и стульями. Что характерно - никто и не пытался ухватить ее за обтянутые лосинами из оленьей кожи ягодицы или заглянуть за шнуровку курточки. Менестрель же! Прикасаться к менестрелю - еще хуже, чем просить помощи у дона, это известно всем и каждому...

Элли подошла совсем близко, но на свободный табурет не села, и мне пришлось вставать, чтобы не смотреть на нее снизу вверх. Да и сидеть при даме - фу, неприлично.

- Кристобаль, в городе происходит что-то ужасное, - сразу же начала она. - Я едва допела. Ком в горле стоит, ничего сделать не могу... Что-то мерзкое, как... Я не знаю, не такое, как в Разлогах, но гадкое, гадкое...

- У меня украли дочь! - выдавил из себя кабир.

Зрачки менестреля расширились:

- Дети! Точно, это могут быть дети! Не один ребенок, не два... Может быть - два десятка или около того. Я чувствовала большое горе - на улице Висельников, у Пёсьего рынка, на площади Семи Праведников...

Она называла районы мрачные, грязные, захлебывающиеся в нищете. Их обитатели и раньше не лучились счастьем, страдая от налогового гнета и произвола членов магистрата и коррумпированной стражи, которая и не думала защищать людей от ночных хозяев города -душегубов и воров. И если менестрель говорила "большое горе" - значит так оно и было.

- Хуже всего - на набережной Иссопа.

- В районе кожевенных складов?

- Наверное... Такие большие бревенчатые ангары, и вонь дикая. И ужасом фонит, я просто сбежала оттуда! Не знала к кому обратиться, потом увидела тебя - и поняла, что...

- Предназначение.

- Оно, чтоб его... Ладно, обещала к полуночи в "Стрелы" заглянуть, там девичник у Эльзы Стрёмвалль, выходит замуж за баронета Акселя. Нужно успеть до комендантского часа. Ты где остановился?

- Здесь.

- Утром увидимся? - она улыбнулась. - Скажи, что увидимся - и я буду спокойна, что не угробила тебя своим сообщением. Знаю я вас, донов...

Хитрая! Помощи моей она так и не попросила. Знает, чем это может обернуться! Но, так или иначе, внутри крепко засела уверенность: пропажа кабирской девочки и разговор с Элли - связаны. Поэтому я улыбнулся в ответ как можно более радушно и сказал:

- Позавтракаем вместе.

И был вознагражден:

- Тебе идет вот эта небритость - очень мужественный образ. И длинные волосы! Настоящий дон! - Ласточка склонила голову, как будто присматриваясь.

А до этого, выходит, был искусственный? Она упорхнула, взмахнув копной светлых волос и вильнув бедрами. Хороша!

Однако разглядывать приятные изгибы удаляющийся девичьей фигуры мне не дали - за рукав уже дергали грязные кривые пальцы какого-то нечесаного, запаршивевшего оборванца:

- Записка от Николаса. И он просил сказать, что вы в расчете.

Припадая на правую ногу, сей вонючий посланец заковылял к выходу, сопровождаемый унизительными выкриками и комментариями. Народ в таверне снова вернулся в привычное состояние: грубый смех, матерщина, насмешки и издевки. Улыбки превратились в оскалы, брови нахмурились, кулаки сжались... Тут не менестрель нужен, а массовый сеанс принудительной психотерапии!

- Ладно, зоти Бехар... У нас есть адрес. Пойдем разбивать головы.

Бехар Коста резко встал из-за стола.

- Мне бы что-то посерьезнее кинжала, а? Хоть дрын из забора выломаю...

- Найдем мы тебе что-нибудь получше дрына, зоти. И рубаху твою чем-нибудь прикроем.

В конце концов - дон я или не дон?

***

Пёсий рынок находился совсем рядом. Это место называла и Элли, а потому я ни секунды не сомневался, направляясь сюда. За мной торопился верзила-кабир в потертой, но надежной стеганке, которая вполне могла защитить от ножевых порезов и других мелких травм. На плече он тащил палицу, похожую на дубинки давешних налетчиков, только в два раза длиннее и в три - тяжелее. Такое оружие пришлось зоти Бехару по нутру, и он хмуро сопел, топча своими роскошными ботами с загнутыми носами жижу и дерьмо, и всем сердцем желая добраться до обидчиков дочери.

Адрес на обрывке бумажки был написан очень специфический, да и почерк был преотвратный: "мясная лавка на Пёсьем рынке, со свиной рожей на двери". Что там ждало, за этой дверью?

Смеркалось. Вот-вот должен был начаться комендантский час, и патрули имели право хватать любого, кого застанут на улицах после десятого удара часов на башне ратуши. Конечно, если этот кто-то не передвигается верхом или на карете, что соответствует дворянскому достоинству... Ни коня, ни кареты у меня не было, несмотря на титул дона, так что торопиться следовало пешком. Хорошо хоть дождь прекратился, оставив после себя ощущение сырости и многочисленные лужи и ручьи, и полные сточные канавы, которые медленно вытекали в ров за стеной, унося с собой накопленные за недели засухи отходы жизни многотысячного города.

- Глядите! - кабир ткнул пальцем в коряво намалеванное красной охрой ехидное свиное рыло.

Дверь представляла собой крепко сколоченные щербатые доски - на вид достаточно прочные. Я увидел, что Бехар Коста набычился, готовясь взять штурмом эту преграду, и погрозил ему пальцем. Для начала можно попробовать просто постучать. В три шага я подошел к двери, снял с перевязи пистолет, завел оружие за спину и коснулся двери костяшками пальцев правой руки. Тук-тук, мать его. Тук-тук!

- Кто?

- Служба золотарей! Сказали, у вас накопилось изрядно дерьма, можем забрать, - вежливо представился я, и, поймав обалдевший взгляд кабира, пожал плечами. - Давай открывай скорее!

На самом деле фраза не имела значения. Или откроют - или нет.

- Какого хера? - на той стороне загремели засовы. - Улле, иди сюда, тут говномесы берега попутали...

Всё-таки решили открыть. И позвать Улле. Что ж - тем хуже для Улле, потому что только свет изнутри обозначил щель между дверью и косяком, как Бехар Коста рванул вперед, плечом вколачивая дверь внутрь. Я обнажил шпагу и кинулся следом.

Кабир наконец выпустил ярость наружу, не желая делить всех, кто был внутри, на правых и виноватых. Воспользовавшись как тараном своей окованной железом палицей, он выбил дух из того типа, который открывал дверь, опрокинул его на спину и пробежался по лицу подошвами. Толстый Улле, комплекцией под стать зоти Бехару, сумел отклонить натиск, лихо опрокинув перед собой стол - эдакий живчик! Но вся его живость оказалась бесполезной, когда рассвирепевший кабир, пробежав по инерции мимо, оттолкнулся ногой от двери и с размаху, сокрушая предметы мебели, прилавки и остатки мясной продукции, врезал палицей по вражьей спине.

Улле загнулся, рухнув на пол рядом со своим товарищем. Они даже не успели достать оружие - страшного вида мясницкие тесаки.

Я успел буквально за секунду до того, как внутренняя дверь за спиной у кабира распахнулась и явила нам лысый облик заочно знакомого мне подонка. Это совершенно точно был один из похитителей! Кто еще станет носить в этом городе сережки?

- Но-но! - сказал я. - Я бы не стал этого делать.

Моя шпага уже щекотала ему подбородок, а потому руки мерзавца тут же поднялись вверх, оставив в покое рукоятки двух пистолей.

- Но-но! - пришлось повторить мне, уже для Бехара. - Мы не будем его убивать прямо сейчас, если хотим найти... Сам знаешь кого. Пойди лучше туда и проверь...

Кабир тяжело выдохнул и рванул за дверь. Оттуда послышались грязные ругательства, бабий визг и грохот, и звон разбитого стекла.

- Руки, мать твою! Руки на затылок, мордой в пол! - шпага - это, конечно, не мушкет с полным зарядом пороха и свинцовой пулей в стволе, но тоже внушает уважение одним прикосновением.

Лысый улегся на окровавленные доски, а я, удерживая острие клинка у него на затылке, достал из-за его пояса два неплохих пистолета и подцепил себе на перевязь.

- Сударь... Дон! Тут полно шлюх, анаши, самогона и... Черт, и два, нет три трупа... А за ширмой - ребятишки.

- Что-о? А ну, иди сюда, зоти Бехар, и сторожи пленника! И двери закрой!

Кабир одной фразой сумел описать ту лютую дичь, что творилась за внутренней дверкой. Под ширмой мясной лавки, оказывается, был организован притон. И держал его не кто иной, как Петрас Тело - гроза улицы Висельников. Почему я был так уверен? Потому что Петрас Тело лежал на полу, пораскинув мозгами по всей комнате, и его тучное тело теперь представляло собой бессмысленный кусок мяса. Один из его прихлебателей имел вид изломанный и неестественный - именно так выглядят люди, которым сломали позвоночник. Второй душегуб был лишен нижней челюсти. Из лохмотьев, которые теперь были у него вместо рта, медленно вытекала кровь.

Шлюхи тут тоже и вправду имелись - жались друг к другу на большой кровати у стены. Жизнь их явно помотала, что сказалось на фигурах, а разгром, учиненный зоти Бехаром явно свежести и привлекательности их испитым лицам не добавил. Радовало одно - все сударыни были живы и почти невредимы.

- Здесь есть еще один выход? - рявкнул я.

- П-п-п-подпол! - пропищала самая старшая и самая страшненькая из всех.

- Тогда быстро вон отсюда, и чтобы молчали обо всем, что видели! - черта с два они будут молчать.

Эти стерляди еще умудрились обшарить карманы местных хозяев и прибрать из комнаты всё ценное, прежде чем сгинуть в подполе, прижимая к обвислым грудям свои нехитрые одеяния. Оставалось самое сложное: дети за ширмой.

Я громко сказал:

- Ребята, я намереваюсь вас отпустить. Найдете дорогу домой? Дойти сможете?

- Да-а-а... - раздался из-за ширмы нестройный хор тонких голосов.

- Если закроете глаза и возьметесь за руки - на улице дам каждому по пятаку, понятно?

- Да-а-а! - радости в голосах стало немного больше.

- Тогда - на счет три я убираю ширму, и вы уже стоите взявшись за руки и зажмурившись... Один! Два! Три!

Они, черт побери, были привязаны друг к другу за ноги веревками. Пришлось разрезать путы шпагой. Ребятишек оказалось семеро, и будь я проклят, если они не принадлежали Петрасу Тело. Форточники и карманники, которые приносили добычу в "Кудлатую псину", кое-кого из них я там видел, и не раз... Жирный ублюдок просто продал своих людей, как пить дать! И меня совершенно не интересовало, какую сумму ему предложили, и где она сейчас находится. Может, шлюхи с собой утащили - да и на здоровье!

Гораздо сильнее, чем деньги, меня интересовал кабир с окровавленной палицей и тот лысый негодяй на полу. Точнее, теперь определить, что он был лысый стало невозможно. Слетевший с катушек зоти Бехар раздробил ему руки, ноги и голову, и теперь стеганка, одолженная мной у хорошего человека, и рожа Бехара Косты были все измазаны кровью и мозгами.

- Я всё разузнал! - он попытался успокоить меня обезоруживающим жестом.

Ни хрена не успокоил!

- Дети, глаза не открываем! - я понимал, что эти конкретные ребятишки, старшему из которых едва исполнилось девять, а младшей - шесть, повидали в жизни едва ли не больше, чем я.

Но стать причиной детской психотравмы мне не хотелось. Ну вот такой вот я чистоплюй, куда деваться... А потому - я остановился только для того, чтобы встряхнуть коврик у двери и достать оттуда семь одинаковых серебряных пятаков - ну, а как по-другому-то?

***

Лысый перед смертью рассказал, что работает на мастера Людвига Лабенбаха, ученого из славного города Сальмейр, будь он проклят. Знаем мы ученых из Сальмейра - там маг на маге сидит и магом погоняет! Уроды, какие же они уроды... Я не хотел огорчать зоти Бехара, но его дочери уже вполне могло и не быть в живых. С другой стороны - вот эти ребятишки, за которыми пришел приспешник мага - это могло означать, что та хрень, ради которой Лабенбах ворует и покупает детей, еще далека от завершения, и тогда у нас были шансы на более или менее удачное завершение истории.

Настораживало, что карету мага пропустили в город, специально прислав к воротам герольда. Герольды подчиняются только членам магистрата. И вот это было по-настоящему дерьмово. Я не очень-то вникал в придворные игрища, но слышал шепотки о том, что не всё гладко за мраморными стенами ратуши, и назревает политический кризис и темные времена. Пропускал мимо ушей - о темных временах говорят постоянно и пугают ими, даже когда они уже наступили.

Наш путь лежал к кожевенным складам на набережной Иссопа. Умница Элли, она сразу всё вычислила! Больше доверия - и мы уже были бы там. А юные воришки - всё еще за ширмой... Клятое Предназначение.

- Твоя задача - спасти дочь, слышишь? - сказал я окровавленному кабиру, который снова насупил брови и сосредоточенно вбивал подошвы в брусчатку улицы. - Просто хватаешь ее, как только увидишь - и бежишь сломя голову, не обращая внимание на то, что происходит вокруг. Даже если меня будут рвать на части демоны из ада - ты спасаешь свою Илку, понял?

Может, это и было лишним. В конце концов, кабир есть кабир, в его понимании я - шоку, и ему должно быть на меня наплевать. Но он явно слыхал о донах, раз назвал меня Буревестником...

- Я всё понял... Благородный дон, разрешите вопрос? Он совершенно не относится... Просто меня родичи прикончат, если узнают, что я мог спросить и не спросил, - слышать умоляющую интонацию от того, кто пару минут назад уничтожил пятерых свирепых бандитов, было странно.

- Валяй, зоти. Спрашивай!

- Это у всех донов такие дурацкие имена? Вы вообще знаете, что означает Каналья? Каналья - ладно еще... Я знавал благородного дона Фредерико Гарсия Фанкула, вот этому с имечком повезло так повезло!

Я не выдержал и расхохотался - негромко, но остановиться не было никакой возможности: это оказалось и вправду неуместно и неожиданно. И спросили меня о подобном впервые! Кабиры - народ действительно особый. Имена, имена... Фредерико Фанкула, Мигель Миерда, Родриго Рабиоза, Кристобаль Каналья, и другие неблагозвучные прозвища. Это была хорошая шутка, известная только посвященным. Оказалось - посвященных несколько больше, чем мы предполагали.

- Будучи благородным доном, очень легко начать мнить себя вершителем судеб и великим героем, - наконец объяснил я. - Наши имена - вакцина от гордыни.

Кабир некоторое время топал молча, а когда мы вышли на берег реки, спросил:

- А что такое вакцина?

На этот вопрос я отвечать не стал.

***

Стража необыкновенно усердно патрулировала приречные кварталы. Я такого не видал никогда - патрули с факелами бродили по закоулкам и подворотням, вынюхивая и высматривая нарушителей комендантского часа. Черта с два они нас заметили - мы пошли по крышам. Склады стояли близко-близко друг от друга, кровли были почти плоскими, черепичными, с небольшим скатом. Так что основной трудностью для нас было обеспечить режим тишины. Бехар Коста при своей грузности ловко перепрыгивал расстояние между карнизами, однако грохотал нещадно, так что эквилибристические этюды мы исполняли, убедившись, что очередной патруль скрылся из виду.

Кожевенный склад вонял. Для дубления кож используют мочевину, и потому свежие заготовки хранят подальше от жилых районов, а слободы кожемяк строят на отшибе. Вряд ли кто-то по своей воле будет бродить в окрестностях - вонь отпугивала зевак получше любых сторожей или цепных псов. Даже лысые слуги мастера Лабенбаха перемотали лица платками - наверняка обильно смоченными ароматическими маслами. Ишь, какие нежные!

Бехар рухнул на одного из них сверху, когда тот обходил склад по кругу, и принялся месить пудовыми своими кулачищами. Со вторым мне пришлось повозиться - он неплохо владел клинком, и при этом орал как оглашенный, призывая на помощь стражу, товарищей, хозяина и все силы преисподней. Но, скорее всего - патрули получили приказ не реагировать на шум у кожевенного склада. Иначе их поведение объяснить было нельзя.

Я достал его в предплечье, а потом резким ударом выбил короткую саблю из рук и проткнул врага насквозь, пригвоздив к бревенчатой стене. Одним движением выдернул шпагу и росчерком острия перерезал горло. Пришлось отпрыгнуть, чтобы не быть залитым кровью.

- Ну что, дон Каналья? Заходим? - кабир дрожал от нетерпения, его ноздри раздувались, на скулах играли желваки.

- Помни - никакой самодеятельности! Заходишь, ищешь Илку, находишь и бежишь. Бежишь так быстро, как только можешь!

Бехар кивнул нетерпеливо. Ну да, он ведь не знает о Предназначении. С того момента, как я выполню его просьбу - кабир будет предоставлен сам себе, и всё будет зависеть только от него...

Ключ от двери мы нашли в кармане зарезанного мной прислужника. Замок в дверях был из тех, что открываются с обеих сторон, со сквозной скважиной. Прежде чем лезть внутрь, я сначала прислонил к ней ухо, прислушиваясь, а потом заглянул туда: слышалось низкое гудение, по складу перемещались тени, что-то искрило, и, кажется, внутри горел огонь. Но запаха дыма я не чувствовал! Чертовщина... Нет, не чертовщина - магия!

Кабир провернул ключ и распахнул дверь, пропуская меня внутрь, и тут же подхватил палицу, устремляясь следом.

В моих руках было два пистоля, которые я снял с трупа в притоне Петраса Тело. И оба из них я разрядил в последнего оставшегося в живых лысого мужика с сережками. Сухо щелкнули курки... Осечка! И еще одна! Чертовы кремни, будь я проклят, если не приобрету себе нормального оружия с колесцовым замком! С ревом слуга мага кинулся на меня, размахивая сразу двумя саблями.

А я кинул в него пистолеты - один за другим. Это уже входило в привычку - швыряться огнестрельным оружием. Дурная затея, но дала время мне увернуться и достать шпагу. Металл клинка холодно сверкнул в свете магического пламени.

- Вако! Что там? - раздался недовольный голос из глубины склада, отгороженной от входной двери дощатой стенкой.

- Враги, мастер! Враги!

- Разберись, Вако, я не могу отвлекаться сейчас...

Это значило, что мне чертовски нужно было его отвлечь! А значит - расправиться с обоеруким Вако. Он крутил и вертел свои сабли с чудовищной скоростью, так что мне оставалось только отражать удары и уклоняться. Благо, кабир уже промелькнул за его спиной, и за него можно было не волноваться... Или нет?

Вспышка колдовского пламени и дикий грохот заставили меня выматериться, а Вако - обернуться. Жизнь хозяина, по всей видимости, для него была на первом месте и это стало фатально ошибкой - я ушел в низкую стойку, почти в присед, и, завертевшись в пируэте, подсек ему икры. Лысый упал на колени, и попытался достать меня клинками, вяло отмахнувшись. Места хватало, так что я в два движения переместился ему за спину, и ткнул острием под правую лопатку - некрасиво и подло.

Не до эстетики было сейчас - там, в глубине склада, происходило что-то невероятное. Заглянув за дощатую перегородку, я снова выругался: за кипой кож засел Бехар, кожи тлели и искрили. Зловещая тень мага на потолке с воздетыми вверх руками и ореолом длинных волос заполнила всё пространство. Самого чародея видно не было, только голос мастера Лабенбаха, гулкий и пробирающий до печенок, всё повторял и повторял одни и те же лязгающие слова.

- Руки! - крикнул я, надеясь, что кабир поймет.

И он понял. Подставил ладони лодочкой, и, когда я с разбегу оперся на них, подбросил меня вверх, придавая импульс прыжку. Это, черт побери, было эпично - я на короткую долю секунды завис в воздухе, с занесенной для удара шпагой и пистолетом в руках. И успел разглядеть лежащих на кучах выдубленных кож детей, колдуна в синей мантии и бурлящий на колдовском пламени котел. Бронзовый сосуд с мелкой гравировкой - вот что было центром событий! Приземлившись, я тут же кувырком откатился в сторону - и вовремя, Лабенбах стряхнул с пальцев что-то вроде комка электрических разрядов, в то самое место, где еще оставались отпечатки подошв моих сапог. Грохнуло, запахло гарью и озоном, в полу образовалась дыра величиной с коровью голову. Вот же сволочь!

Сражение с магами - штука нетривиальная. На логику тут полагаться нельзя, только на инстинкты и наитие. Так что я пальнул из последнего оставшегося у меня пистолета прямо в бронзовый сосуд, который от удара пули вздрогнул и сдвинулся с места.

- Нет, мать твою! Нет! - это вовсе не было похоже на заклинание. - Ты что сделал, скотина? Ты понимаешь, что ты сейчас сделал?

Лабенбах сорвал с груди какой-то амулет и швырнул в мою сторону. Я попытался отбить его шпагой, и у меня даже получилось - и очень зря! В тот самый момент, когда металл клинка коснулся колдовской вещицы, мои мышцы пронзила судорога и я замер в каталепсии.

- Скотина ты тупая, ты понимаешь, чему пытаешься помешать? Ты кто вообще такой? - он принялся обходить меня по кругу, чуть ли не принюхиваясь своим красивым аристократическим носом.

Первое, что делают маги, получив доступ к заемной Силе - это исправляют себе внешность. Подростковые прыщи, сутулая спина, маленький член... Что угодно. Они все как один - красавчики. А магессы - само воплощение женской сексуальности. Можно ли быть красавчиком и уродом одновременно? О да, если урод - это состояние души.

Он обошел меня вокруг, поправляя свои растрепанные блондинистые локоны, осматривая оружие, одежду, снаряжение. Наконец Лабенбах увидел кольцо у меня на пальце.

- Проклятье! Дон? Какого рожна тебе тут надо, дон? Какого... Из какой жопы вы вообще повылазили? Почему, когда случается непредвиденное дерьмо, из него обязательно торчат уши сраного дона? Ответь мне, дон, какого хера тебе надо здесь, на этом складе, очень тебя прошу! Помоги мне понять, а?

Он сказал это! И я ответил, чем вверг его в ступор:

- Ты просишь меня о помощи, но делаешь это без всякого уважения...

По его мнению я должен был быть недвижим, и уж точно не мог говорить. Но есть кое-что посильнее магии... Например - удар окованной железом палицы по хребтине. Кабир таки не послушал меня и решил помочь!

- Аа-а-аыть! - Лабенбах упал лицом вниз и я почувствовал, как меня отпустило уже окончательно.

Острие шпаги тут же метнулось вперед, прижавшись к глазу мага. Убить чародея без подготовки - это была бы очень дурацкая затея, видал я действие посмертного проклятья, и ощущать его на себе не хотелось.

- Илка! Илка! - горестно закричал кабир.

Бехар нашел свою дочь. Она лежала среди остальных детей - бледная и неподвижная. И, черт побери, от локтевого сгиба девочки к клятому котлу тянулась тонкая прозрачная гибкая трубка. Кровь! Магу нужна была кровь! Вопрос только, как много ее уже отдали несчастные дети?.. Выживет ли хоть кто-нибудь из них?

Подхватив девочку на руки, кабир рванул прочь. Что ж, именно так, как я его и просил. Он и без того сделал гораздо больше, чем можно требовать от человека в такой ситуации... Бехар Коста остановился только на секунду, когда в воздухе снова как будто разорвалась струна. Тинь! История закончилась?

Глянув на меня сумасшедшими глазами, кабир прижал к окровавленной стеганке свою Илку, которая, кажется, слабо пошевелилась, и, пнув ногой дверь, выскочил из склада наружу. Девочка была спасена!

История, может быть, и кончилась, но вопросы к магу - нет. Он заговорил сам, опасливо косясь на прижатое к нижнему веку острие, торопясь, брызгая слюной и проглатывая окончания:

- Ты ведь должен помогать людям, дон, да? Должен помогать... Только что ты навредил сотне тысяч людей! Я готовил лекарство, да! Лекарство! Ты слыхал что-то о гемофилии? Вижу, что слыхал... Вы, доны - народ образованный, и откуда только взялись... Гемофилия! У наследника княжеского престола, мальчику - двенадцать лет. Если он умрет - в Эльбасане разразится гражданская война, княжество зальет такими реками крови, что кровь этих оборванцев по сравнению с ними покажется ничтожно малой каплей... И ты, только ты будешь виновен в этом!

- Я? - сардонический смешок вырвался у меня из горла. - Серьезно? Я виноват в том, что смерть одного несовершеннолетнего мальчишки приведет к хаосу и войне? Я - а не те люди, которые выстроили такую конченую систему наследования? Не стоило нынешнемуЭльбасанскому князю трахать свою двоюродную сестру, взял бы в жены здоровую девушку из народа или служилых дворян - и никакой гемофилии...

- Ты думаешь что лучше всех всё знаешь? Есть понятие высшего блага... - магу было до чертиков страшно, но он продолжал спорить.

- Если из-за высшего блага нужно мучить маленьких детей, цена такому благу - дерьмо, - сказал я и надавил на рукоять шпаги, погружая острие в глазницу.

Не в моих силах спасти всё княжество. У меня не получится помочь всем детям в мире. Зато - я помог одному здоровенному кабиру и спас одну маленькую девочку. В этом - Предназначение благородного дона. Помочь тем, кому можешь, здесь и сейчас. Даже если для этого нужно выколоть глаз ублюдочному магу.

Убивать Людвига Лабенбаха я не собирался, а вот лишить возможности колдовать очень, очень надолго - это было вполне возможно. Маг визжал и дергался, пока я клинком наносил уколы в триггерные точки у него на спине, а потом обмяк. Только закончив с этим, я принялся осматривать детей.

Лишь трое из дюжины подавали признаки жизни... Мне удалось выдернуть катетеры и остановить сочащуюся кровь. Нужно было просить кого-то об одолжении, чтобы о них позаботились. Черт возьми, во всем сраном пятидесятитысячном городе я мог обратиться только к предводителю местных нищих и одной легкомысленной Ласточке!

А прямо сейчас - нужно было раздобыть повозку и свалить из складского района.

***

Ласточка удивленно вздернула бровь:

- И что, вы так и дотащили их до храмовой лечебницы, на деревянной строительной тачке с одним колесом?

Я продемонстрировал ей кровавые мозоли на руках.

- Жалко деток. А Лабенбах этот - сволочь, - вздохнула менестрель и смахнула слезинку из уголка глаза.

- Все они - сволочи, - я залпом выпил остаток вина, вслушиваясь в тяжелый топот стальных сабатонов за окнами таверны. - Сударыня, вы прекрасны, и завтрак с вами доставил мне истинное удовольствие. Но это, кажется, за мной.

Пить вино с утра пораньше - дурной тон? Так я сегодня и не ложился!

В дверь громко постучали:

- Откройте, именем магистрата!

- Иду-иду... - заторопился хозяин таверны "Хмель во цвету", укоризненно поглядывая на меня.

Он переживал за свои приличные интерьеры и новую посуду.

Я нахлобучил шляпу и отсалютовал Элли двумя пальцами, вставая из-за стола. Она в ответ послала мне воздушный поцелуй. Неразменный пятак, который обнаружился на сей раз под ножкой стула, зазвенел на барной стойке.

- Этого должно хватить за ужин и за разбитое стекло.

- Какое стекло? - удивился трактирщик.

- Вот это, - пояснил я, прежде чем выпрыгнуть в окно.

***

Рассказ написан специально для конкурса "Эпоха теней", однако, если вам понравится антураж и герои - по окончанию сего мероприятия мне вполне по душе будет развернуть его в нечто большее.