Блазня

Когда Пётр Шаталов поднялся на пригорок, его глазам открылся белый океан, снежная пустыня, гладкая, как мраморная плита, безмятежная, как августовское небо. Но стоило подуть ветру, как квинтиллионы крупинок взмывали в воздух, застилая взор, заволакивая всё вокруг серой мглой. В такие мгновения ничего нельзя было различить даже на расстоянии вытянутой руки.

На горизонте же пустыня без резкого перехода сливалась с серебристо-серым небом, завершая картину громоздкого и поражающего воображение храма мертвой природы. Наблюдая открывшееся ему священнодействие, Шаталов испытывал благоговение, к которому примешивался страх. Может зря он затеял поиски своего пропавшего друга на его даче? Пускай этим занимается милиция – в этой пустыне и самому заблудиться и замерзнуть насмерть недолго.

Поплотнее укутавшись в пышную шубу и надвинув меховую шапку до самых бровей, стал спускаться. Он приблизительно представлял, куда нужно идти, но разобрать дорогу сейчас, придерживаться нужного направления было просто невозможно. Он невольно вспоминал истории о заблудившихся во время вьюги крестьянах, веревках, которые натягивали между домами, чтобы не потерять направление – ведь запетлять до смерти можно было буквально у порога.

Ветер крепчал, Шаталов снова и снова сбивался с пути, бродил кругами, возвращаясь к протоптанной им же дорожке. В сапоги набился снег, он таял, пальцы замерзали, шуба уже не справлялась с кусачим, злым морозом; густые усы и брови мужчины покрылись изморозью. Нужно было возвращаться назад, к брошенной у сторожки машины, уезжать и вернуться сюда, когда погода будет лучше. Своей смертью от холода Шаталов не поможет другу. Особенно если Лёша не на даче, а в другом месте.

- Ещё пять минут: не увижу домиков - поверну! – решил Шаталов. И словно бы слова эти обладали магической силой – резкий порыв ветра и в нескольких десятках метров от себя Пётр увидел заборы и дачные постройки. Большинство из них не были приспособлены для зимовки и являли собой скорее сарайчики и хозблоки, чем дома, но на крышах некоторых виднелись засыпанные снежными горбиками печные трубы. Когда Шаталов разглядел струйки белесого дыма, поднимавшиеся над одним домишкой, воодушевился.

- Живой! – облегчённо выдохнул он.

Время было неспокойное, Пётр уже похоронил многих своих друзей, даже тех, кто моложе. Потерять Леху, с которым прошёл огонь и воду, он не мог.

- Ух, и выскажу я ему, - раззадоривал себя Шаталов. – Традицию нарушил, дочку с собой куда-то уволок, жена с ума сходит, старушка-мать места не находит, а он на дачке расслабляется!

Хотя глядя на высокие сугробы, заносы снега, Шаталов понимал, почему его друг не смог выбраться отсюда – наверняка началась вьюга, он не стал возвращаться по такой погоде с четырнадцатилетней девочкой и решил переночевать на даче. Но Шаталов его всё равно пожурит – хотя бы из-за того, что Петру самому пришлось пробираться через заносы.

Оказавшись в границах дачных построек, Шаталов стал продвигаться заметно быстрее – ветер здесь был слабее, снежинки не бросало в глаза, а на снегу виднелись следы собачьих лап. Вот он шиферный забор Лешкиной дачи, Шаталов подошёл к калитке, толкнул её – с трудом поддалась, осмотрелся – вокруг ни следа, но в покрытом инеем окошке виднелись навевавшие уют жёлто-красные блики огня. Снега же за забором было особенно много, чуть ли не по пояс. Запыхавшись, выбившись из сил, Шаталов с трудом добрался до дверей дачи, ногой сгорнул снег с крыльца, постучал в массивную деревянную дверь, украшенную изящными узорами. Никто не ответил. Тогда Шаталов потянул за ручку – не заперто. Он вошёл внутрь, оказался в небольшом помещении, разделённом перегородкой из фанеры на две комнаты. Деревянные половицы возмущенно заскрипели, когда грузный Шаталов наступил на них, мышь, кружившаяся у печки и подбиравшая хлебные крошки с пола, шмыгнула в щель между кирпичами.

- Лёша! – окликнул друга Шаталов. – Машенька! Вы здесь?

Никто ему не ответил. Исчезнувший было страх за друга снова дал о себе знать. В воображении мигом сформировалась яркая картина: Лёша ушёл за дровами, забрёлся и замерз насмерть. Маша, не дождавшись возвращения отца, испугалась, побежала искать его, но девочку постигла та же участь.

- Не смей так думать!- приказал он себе. - Сейчас же пойдёшь их искать, они наверняка живы. Если их присыпало снегом, тело не скоро растеряет тепло, есть шанс успеть. Я обязательно их спасу!

Осознавая призрачность своей надежды, Шаталов, тем не менее, хотел броситься на поиски сразу же, но закоченевшие ноги и руки, ломота в спине напомнили – ему нужно хоть немножко отдохнуть и согреться. Прикрыв за собой дверь, Шаталов скинул шубу, сходил в соседнюю комнату, которая выполняла функции кухни, и взял оттуда табуретку, поставил её у печки, сел, привалился к горячим камням, наплевав на пачкавшуюся побелку. Сам не заметил, как его глаза закрылись, он задремал. Проснулся, когда загрохотала калитка – кто-то пришёл на участок.

Хлопая глазами, Шаталов подскочил к окну, пытаясь разобрать, ветер хлопнул калиткой или Алексей с Машенькой вернулись. Силуэт мужчины, который он увидел в окне, напугал. Незнакомец одной рукой сжимал громадный топор, с которого стекала кровь, во второй нёс что-то ещё, Шаталов не разобрал, что именно. Сердце Петра стало биться быстрее, он отошёл вглубь домика, схватил табуретку, спрятался за фанерной перегородкой. Дверь распахнулась, протопал незнакомец, звякнул упавший на пол топор. Шумное дыхание, грозное бормотание, громкий стук шагов доносились всего в паре метров от Шаталова. Пётр был не робкого десятка, но сейчас дрожал от страха, сжался в комок, мотал головой из стороны в сторону, пытаясь найти способ выбраться из домика незамеченным.

Тем временем незнакомец хмыкнул, отшвырнул что-то в сторону, принялся подкидывать дрова в печку. Брошенный незнакомцем предмет шмякнулся об пол и покатился к переходу между комнатушками. Шаталов затаил дыхание, сердце замерло в груди – в проходе появилась окровавленная голова Машеньки. Мертвые остекленевшие глаза уставились прямо на Шаталова; губы девочки были измазаны кровью, посинели; взъерошенные волосы от холода скомкались, прилипли к скальпу; рот приоткрыт, язык распух, примерз к нёбу, в некогда стройных красивых рядах зубов девочки появились жуткие чёрные прорехи. Нет, выдержать это невозможно. Тихонько пискнув, Шаталов рванулся к окну, врезался в него плечом, и, разбив стекло, вывалился на улицу. Осколки впились в щёку, тыльную сторону ладони, свитер порвался, из порезанного плеча множеством ручейков потекла кровь. Шаталов слышал, как заторопился убийца, подбежал к окну, издал какой-то полузвериный злобный рык, зачем-то бросился назад. Наверное, хотел схватить топор. Пётр не стал дожидаться, поднялся, забыв об усталости добрался до забора, ногой размолотил шифер выбрался в образовавшийся проём на соседний участок. В этот самый момент топор, брошенный убийцей, обрушился на соседний кусок шифера. Шаталов заорал, но не переставал бежать. Двигаться было очень тяжело, чтобы не завязнуть в снегу приходилось высоко поднимать ноги, но судя по тому, что шум, издаваемый убийцей, стихал (обернуться Пётр не решался), Шаталов отрывался. Позади, не долетев шагов десяти, в снег врезался топор. На этот раз Шаталов не обратил на это никакого внимания, обогнул очередную дачную постройку, скрылся с глаз убийцы за домом, порезав обе руки, перемахнул через забор из сетки Рабица, убегал всё дальше и дальше, пока не стал задыхаться.

Холодный воздух больно обжигал разгорячённое горло, сосуды в глазах полопались, белки наполнились кровью. Стараясь хоть как-то защитить миндалины, Шаталов прикрывал рот ладонью, обернулся – позади никого, только дорожка оставленных им следов.

«Он меня найдёт, нужно идти, поскорее возвращаться к машине, если не успею, меня постигнет та же участь, что и Лёшу с Машенькой!»

Стараясь не обращать внимания на боль в горле, на мороз, пронизывающий до костей, Шаталов брёл по снежной пустыне в надежде выбраться отсюда живым.

…

На сороковой день поминать тётю Тамару пришло совсем немного людей. Помимо мамы, бабушки с дедушкой и меня, пришли её родители, брат, да какая-то подруга с работы. Было тихо, атмосфера царила жуткая, про Лидочку боялись вспоминать, а тут заявился профессор с Сашей. Они тихонько поздоровались, представились моими друзьями и сели рядом со мной.

- Соболезную, - прошептала Саша. – О девочке что-нибудь слышно?

Я отрицательно помотал головой. Мрачный профессор только хмыкнул. Бабушка принялась из вежливости расспрашивать Яковлевых, мама подключилась к разговору и очень скоро начала переводить его в русло моего поступления в университет в этом году. Мне стало неприятно – могла бы подобрать и другой момент. Но вспомнив, сколько раз я обещал ей попросить профессора помочь мне с поступлением и всякий раз это обещание нарушал, понял, почему она не смогла сдержаться теперь. Мама волновалась за меня, разве можно винить её за это? Думаю, можно. Я решил поскорее покинуть стол, чтобы не слышать подробностей разговора и не краснеть перед остальными. Профессор извинился и последовал за мной, не дав маме закончить. От этого мне немного полегчало. Мы вышли на лестничную площадку.

- Не знаю, насколько это уместно, Славик, но я приехал сюда не только ради того, чтобы помянуть твою тётю. Подвернулось очередное дело, но если не хочешь со мной больше связываться, я пойму.

- Вы-то здесь при чём? – пожал я плечами. – Мы с вами хотя бы пытались помочь, не смогли, но пытались. От этого больно, но теперь уже ничего не исправить. А с двоюродной тётей я не был близок.

- Значит, ты со мной поедешь?

- Поеду, только давайте договоримся точно по дате, а то я на работу устраиваюсь, времени свободного мало.

- Конечно, тогда я позвоню, - сказал профессор.

После нашего разговора, сославшись на занятость, Яковлевы ушли. Вскоре стали собираться остальные. Окинув напоследок квартиру своей двоюродной тётки, я с тоской взглянул на то место, где стояла кроватка Лидочки, вспомнил вечер, когда всё случилось, и глаза наполнились слезами. Нужно уходить и лучше всего забыть о горемычных Годиных – толку от сожалений никакого.

Вечером профессор созвонился со мной, и мы договорились совершить нашу поездку на выходные. Толком он мне ничего не рассказал, пообещав ввести в курс дела по дороге.

В назначенный день на улице было тепло – нехарактерная для наших краёв февральская оттепель вынудила одеться соответствующим образом, напялив на ноги резиновые сапоги с голенищами чуть ли не по колено. Заметив мои сборы, мама поинтересовалась, куда я. Ответил, она тут же выразила желание поговорить с профессором.

- Ты совершенно не думаешь о своём будущем, Славик. У вас с ним прекрасные отношения, он привязался к тебе – это сразу заметно. Так почему ты стесняешься поднять тему своего поступления?

- Потому что и я привязался к нему, - буркнул я.

- Так тем лучше: нет ничего постыдного в том, чтобы попросить друга об услуге.

- А я считаю, что есть. Тем более о такой. Он решит, что я общаюсь с ним из корыстных побуждений.

- Из каких же побуждений ты с ним общаешься? – мама ощерилась, сейчас она мне совсем не нравилась.

- Я тебе сказал из каких – я к нему привязался, как к родному отцу.

Мать опустила глаза, нервно кивнула несколько раз и ушла. Похоже, я невольно задел её – она сильно переживала расставание с папой до сих пор. Не стоило об этом упоминать. Голова и так раскалывалась от мыслей, поэтому я попытался отрешиться от действительности, вышел на улицу и стал дожидаться Станислава Николаевича.

Казалось, на дворе вторая половина марта: капель по-весеннему звонко отбивала ритм о железные навесы, на дорогах вместо снега образовывалась коричнево-серая мокрая каша, в светло-голубом чистом небе кружились стайки облезлых и похудевших за зиму ворон. Игравшая во дворе ребятня насквозь вымокла, а попадание увесистым мокрым снежком по голове могло оказаться ну очень болезненным. Я вышел на освещенную солнцем часть улицы, погреться в лучах, на душе стало легко и на время действительно удалось забыться. Холодный ветерок ерошил волосы, весёлые детские крики заполняли улицу, любопытные щенки, видимо, родившиеся зимой, с интересом изучали лужи, обнюхивали их, аккуратно, будто люди пальцами, прикасались лапами к поверхности луж.

Настроение резко улучшилось, потому, когда приехал профессор, я улыбнулся ему, залез в машину, поздоровался и не стал устраивать расспросов относительно того, куда мы едем, всю дорогу смотрел в окно и любовался оживающей природой. Добравшись до дачных участков на самом краю города, профессор остановил «жигули» у сторожки – проезд дальше был перегорожен шлагбаумом.

- Приехали, - сказал профессор, полез на заднее сиденье и достал рыболовные сапоги. – Я тебе такие же взял, Славик. Снимай свои, а то дачи и подтопить могло по такой погоде.

Спорить не стал, ухватил вторую пару сапог и надел. Они были большеваты, и потому выглядел я в них нелепо. Выбравшись из машины, мы обогнули сторожку и пошли вдоль залитой лужами грунтовой дороги. Здесь было заметно прохладнее, чем в городе, ветер сильный, порывистый, противный, под ногами громко чавкала грязь. Я очень быстро оценил преимущества новых сапог, провалившись по колено в какую-то ложбину. Не смени обувь – непременно вымочил бы ноги. По дороге Станислав Николаевич стал рассказывать, почему мы сюда приехали.

- Алексей Иванов с четырнадцатилетней дочерью Машей в начале месяца зачем-то сорвался сюда. То ли семейная традиция, то ли какая-то заморочка отца семейства. Прошли сутки, от них ни слуха, ни духа. А ночью была метель. Ты помнишь наверно, как мело недели две назад?

- Да.

- Жена с тёщей разумеется перепугались. В милиции их отправили, сказали, что пока трое суток не пройдёт, заявления принимать не станут. Тогда попросили друга Алексея, Петра Шаталова, разузнать, что случилось. Шаталов был в очень хороших отношениях с Ивановым, охотно согласился, поехал и тоже пропал. Они снова в милицию. Тут уж отказывать не стали, поехали. Машину Шаталова нашли возле сторожки, почти там, где мы свою поставили. Самого нигде нет. С трудом добрались на дачу. Печка – а дача, надо сказать, хорошо обустроена, эдакий домик на все случаи жизни – так вот, печка давно погасла, хотя наколотые дрова лежат рядом, там же обнаружили шубу, окно разбито, дом весь промёрз. Окрестности стали осматривать, ничего толком не нашли – из стекла, судя по всему, кто-то вывалился, шифер пробит, на сетке соседнего участка отыскали следы крови. Собак привели, всё без толку. Потом чудом набрели на полуживого Шаталова. Зарылся в какую-то нору в земле, просидел там сутки и, похоже, умом тронулся.

Пока профессор говорил, мы забрались на пригорок и впереди замаячили неказистые деревянные домишки. Некоторые из них уже сильно покосились, стены покрылись пожелтевшим мхом. Но попадались и довольно приличные каменные постройки, сделанные на совесть: небольшие и невысокие, они, тем не менее, были приспособлены для жизни. Что характерно: эти домики были окружены надежными высокими заборами, некоторые из которых были чуть ли не вровень с крышами самих домов. Вокруг дач было пустынно – в полутора километрах длинная лесополоса из уродливых голых деревьев, окаймлявшая участки до самой дороги, и внушительное неразмеченное пространство, вероятно, под продажу.

- Он рассказывал о каком-то человеке, который якобы отрубил голову Маше и бросил в дачном домике, а потом гнал его через поля. Милиционеры проверили, но история не подтвердилась – в домике только следы крови самого Шаталова. Куда пропали отец и дочь до сих пор неизвестно. Шаталова задержали, как главного подозреваемого в их убийстве, но пока тел не найдут обвинения выдвинуть не получится. А он твёрдо на своём настаивает – ничего не знаю, видел, как кто-то зашёл с головой девочки и топором в руках. Сейчас Шаталов слёг с очень серьёзным воспалением лёгких, неизвестно, оклемается или нет, после с ним побеседует психиатр и если выяснится, что Шаталов здоров, его попытаются расколоть. Как-то так, если вкратце.

- Откуда вы всё это узнали?

- Знакомый милиционер рассказал, когда с ним случайно встретился.

- А к нам-то это какое отношение имеет?

- Может и никакого, а может самое непосредственное. Ты слышал когда-нибудь слово блазнится?

- Нет.

- Так раньше говорили, когда человеку что-то мерещилось. А причину, вызывавшую эти видения, называли блазня. Считалось, что это самостоятельная сущность, что-то вроде вредного духа, который напускает на людей видения скорее озорного, чем опасного характера. И если бы Шаталов не рисовал такие жуткие картины, я бы с определенностью сказал – если дело по нашей части, то мы столкнёмся с блазнёй. А так нужно разбираться на месте. Может, отыщем тела девочки и отца, поможем следствию – тоже хорошее дело.

- Честно говоря, у меня нет желания смотреть на труп ребёнка с отрубленной головой, - ответил я.

- Если ты против, можешь вернуться, я и сам схожу.

- Да нет, это я так, к слову, - отмахнулся я.

- Вот и их дача, - сказал профессор.

Домик был из числа кирпичных, довольно уютный. Видно, что хозяева планировали наведываться сюда зимой – стены утеплены и побелены, крышу покрывал качественный широколистный шифер, печная труба высокая, да и сам дом возвышался над своими соседями, хотя, как и все остальные строения, был компактным.

Мы обошли его, поднялись на крыльцо и застыли возле двери – она была закрыта, опечатана милицией. Переглянулись, стали искать разбитое окно. Сразу стало понятно, насколько ответственно подошла к этому делу милиция, когда выяснилось, что окно открыто нараспашку и попасть через него в дом не составит никакого труда. Я подсадил профессора, потом он помог забраться внутрь мне. Обстановка была спартанской – мы оказались в отгороженной фанерной стеной комнатке, в которой стояли деревянный стол, четыре табуретки, шкаф, где хранилась кухонная утварь. Здесь ничего необычного не было, мы перешли в смежную комнату. Там оказались: печка, то ли слишком старая, то ли новомодная, но я таких никогда не видел - напоминала ту, на которой спал пёс Шарик из мультфильма про Простоквашино - широкий диван, импровизированный низкий столик, сколоченный из круглого среза и трех ножек, залакированный и украшенный выжженными узорами. Осмотр этой комнаты занял у нас не больше времени, чем осмотр комнаты предыдущей.

- Может подняться на чердак? – предложил профессор.

- Я нигде лестницы не видел.

- То-то и оно. Давай выбираться отсюда.

Вылезти оказалось гораздо проще – достаточно было забраться на подоконник и спрыгнуть, благо высота была метра полтора. Оказавшись снаружи, я посмотрел на Станислава Николаевича:

- Что теперь? Домой?

Он пожал плечами, неопределенно хмыкнул.

- Давай осмотримся. Я пойду, пролезу через эту дыру в заборе, ты попробуй обойти с другой стороны, сделаем круг и встретимся. Если ничего необычного, то поедем домой.

Я не возражал и пошёл в обратную сторону. Не переносил слякоть, потому не особо усердствовал и не смотрел по сторонам, больше глядел под ноги и старался не провалиться в какую-нибудь глубокую лужу. Вдруг слышу чьи-то тяжёлые шаги. Оглянулся – никого: поле, да одинокая невысокая высохшая липа. А шаги всё равно слышу.

- Станислав Николаевич! Это вы?! – крикнул я.

Тут со стороны дач выходит мужчина в плаще-дождевике и с топором в руках. Идёт по снегу, а следов не оставляет. И шаг прибавляет, прямиком ко мне направляется. Я ужаснулся, бросился на утёк, да только как бежать, когда через шаг проваливаешься? Обернулся – нагоняет. Мелькнуло искажённое злобой лицо, искривлённый яростью рот. Но самое страшное – убийца не издавал ни звука: ни тяжёлого дыхания, ни угрожающих криков, даже снег под его ногами не хлюпал и не хрустел.

«Господи, да меня же убьют сейчас!» - осознал я неизбежное и заорал что есть мочи. Позабыв об усталости, пробежал ещё пару шагов куда глаза глядят. Что-то треснуло, я провалился в речку, разом ушёл в ледяную воду с макушкой. Течение оказалось нешуточным – меня понесло, стал захлебываться, попытался выплыть, но на поверхности оказалась толстая корка льда. В груди стало больно, сердце колотилось отбойным молотком, ещё немного и я не выдержу, открою рот, захлебнусь, потеряю сознание, утону.

Сумел развернуться вверх ногами, ударил ступнями по корке, разбил её. Течение отгоняло в сторону, но я грёб. В глазах потемнело, я вдохнул, вода хлынула в рот, рефлекторно попытался закашлять, не получилось. Ничего не видя и не понимая, каким-то чудом оказался на поверхности. Меня рвало, изо рта текла вода вперемешку с кровью, я весь вымок и дрожал от холода. Никаких сил не осталось, казалось, упаду здесь и останусь лежать, пока не умру.

Рвота остановилась, я отдышался, огляделся. Не мог понять, где нахожусь, тут в снегу разглядел нечто необычное. Стал разгребать, когда увидел, глаза округлились, я отпрыгнул от образовавшейся ямки. На её дне лежала заиндевевшая отрубленная детская ручка. Ужас с отвращением охватили меня. Нужно было уходить и срочно. Но как же профессор? Убийца ведь доберётся до него!

Хотел начать звать Станислава Николаевича, но опомнился – можно ведь убийцу и к себе привлечь. Не знал что делать, до ушей донеслось поскрипывание. Обернулся – позади лесополоса, между деревьев маятником качалось… Нет, не может быть! Я встал, перебрался через речку и остановился у границы лесополосы. Пустыми открытыми глазами на меня смотрел сморщенный труп неизвестного мужчины, которого я поначалу принял за Станислава Николаевича. Лицо исказилось, зубы оголились, превратившись в оскал, волосы выпали, кожа сделалась пергаментной, сморщилась, добавив незнакомцу лишних двадцать лет, превратив его в древнего старца. Тело мертвеца качалось на ветру, под тяжесть груза ветки противно скрипели.

Я побежал. Нет, не в сторону дач. Звериный ужас толкал меня прочь, подальше от этого места. Я не мог думать ни о профессоре, ни о чём-либо ещё. Двигался по велению животной сущности, в тот момент полностью контролировавшей моё тело и желавшей только одного – удалиться от опасности, сберечь жизнь. Миновав лесополосу, выбежал на дорогу и только там опомнился. Не решился идти обратно, обогнул участок и вернулся к сторожке, двигаясь по обочине, в надежде, что отыщу профессора там. Повезло – Станислав Николаевич стоял у жигулёнка, привалившись к автомобилю спиной и схватившись за голову обеими руками. Увидев меня, отчаянное выражение на его лице сменилось нескрываемой радость.

- Слава! Живой! – воскликнул он. – Я думал всё, погубил тебя!

- Вы не поверите, что со мной произошло! – откуда-то появились силы, я мигом добрался до машины, стал напротив профессора.

- И не надо, садись скорее, ты весь мокрый.

- Сиденья вам выпачкаю.

- Что за глупость! Быстро садись! Отсюда нужно уезжать как можно скорее!

Мы забрались в машину, профессор торопливо вставил ключ, завёл двигатель.

- Что здесь происходит, Станислав Николаевич? Что это за убийца, который преследовал меня, порубил на куски маленькую девочку?

- Нет там никакого убийцы, Слава. Это место проклято. Убийца – сущность проклятия.

- Но почему, из-за чего?

- Кто его знает? Должно произойти какое-то святотатство, чудовищное преступление, чтобы возникло проклятие, да ещё такое мощное. Здесь мы бессильны, и вряд ли найдётся человек, который справится.

Мы уехали, так и не узнав, что стало причиной пережитого нами ужаса. Ответ на этот вопрос получили только в начале апреля, когда снег растаял, и тела девочки и отца обнаружили. Он изнасиловал и убил свою дочь, а осознав содеянное, покончил с собой.

Те дачи очень скоро забросили.