
Глава 1.
— Александр, вы уже бодрствуете?! — Раздался за дверью низкий, хрипловатый, но до боли знакомый голос, выдернувший меня из воспоминаний.
— Входи, Добрыня, — голос сорвался, пришлось прочистить горло. — Уже на ногах, как раз тебя ждал!
Дверь с тихим скрипом отворилась, и в комнату вошел пожилой мужчина, чья осанка и твердый взгляд выдавали бывшего воина, а не слугу. Его седая, борода и грубоватые черты лица не особо сочетались с невероятно добрыми, умными глазами. В жилистых, исчерченных шрамами руках он держал свежее полотенце.
— Доброе утро, барин! Вода нагрета, завтрак подавать сразу али после омовения?
— После, спасибо тебе. Всё как обычно! — я поднялся с кровати, взял полотенце и направился в ванную. По пути глянул на свое отражение в массивном овальном зеркале.
Смотрел на меня уже не юнец: лицо с резкими, угловатыми чертами, будто вырубленное топором, запавшие карие глаза, в которых притаилась тень той далекой высоты и возраст. Возраст не по годам читался в этом взгляде юноши. Мне всего семнадцать, но в этом взгляде читаются все двадцать пять, а то и больше. На войне вообще можно стать стариком за считанные дни, что там говорить!
В прошлой жизни я был простым сержантом Советской Армии из девятой роты, 345-й гвардейского парашютно-десантного полка. И я должен был там остаться! На той высоте 3234, где мы держались до последнего патрона, до последнего вздоха. Я должен был остаться там с моим отрядом, с братьями, чьи образы до сих пор приходят ко мне по ночам. Они разговаривают со мной, делятся историями из жизни, будто ничего не закончилось на той долбанной высоте. Должен был вместе с ними сгореть в огне того последнего взрыва.
Но судьба, насмехаясь, подарила мне второй шанс. Очнулся я здесь, в мире, где не было ни СССР, ни войны. В мире, где Российская империя не рухнула в огне революции, а выстояла, окрепла и разрослась до невероятных масштабов, поглотив Европу, пол-Азии и добрую часть Африки. И это была не та империя из советских учебников, что развалилась в 1917 году. Здесь Россия — огромное государство, в основе которого развитая наука, техника и, конечно же магия. Здесь паровые экипажи соседствуют с каретами, а магия вплетается в быт наравне с электричеством. Но суть остается прежней: всем заправляет аристократия. Император и десятки, сотни князей — тибетских, дагестанских, сибирских, узбекских и прочая, прочая. До сих пор всех блин запомнить не могу, хотя по своему статусу должен знать как отче наш. Короче целое лоскутное одеяло из культур и традиций, подчиняющееся железной воле того, кто восседает на троне в Северной Пальмире.
Здесь правил балом род, он определял всё: положение в обществе, доступ к знаниям и магии, выбирал за тебя твое будущее. Ты мог быть гениальным стратегом или мудрейшим политиком, но если твой род был слаб, высот тебе не видать. Система каст, прозрачная и неумолимая, как айсберг. Что-то подобное было в Индии, читал в прошлой жизни про их систему общественного устройства. Только здесь всё было куда круче и беспощаднее.
Я — Александр Бобринский или Саша Бобёр, как меня называли за глаза юнцы из местных аристократов. Ох и не хило они получали за это по щам от меня, но в итоге мне даже стало нравится мое прозвище, привык короче к нему. Сейчас мне семнадцать, и я — последний мужчина в некогда могущественном, а ныне опальном и обнищавшем роду Бобринских, так сказать экземпляр из красной книги, последний из могикан, черт побери! Все остальные мужики либо полегли при загадочных обстоятельствах, либо сгинули без вести, и остался лишь я, да три мои родные сестры — Оля, Соня и Полина, ну и наше родовое гнездо — видавший лучшие времена особняк под Петербургом, давно требующий ремонта.
Пока умывался вспомнил дебильный анекдот про бобра из прошлой жизни, и он никак не выходит из головы:
Идeт мyжик пo бaзару, видит — грузин бобра продает.
— Че за бобёр?
— Бобёр сука умный. Это бобёр-маникюрщик!
— Та нy, бобёр и ногти стрижет?
— Ну дa, возьми, проверишь, ежели понравится - завтра бабло принесешь мне!
Cлeдyющий дeнь, утро, мужик просыпается, а бобер ему левую ногу всю зубами своими сточил до колена. Тут мужик и понял, что у грузин, лучше бобров-маникюрщиков не покупать
Моего отца подставили свои же соратники, жаждущие наживы, отобрав всё: земли, заводы, капиталы. Остался лишь дом да резервный счет в банке, с которого до моего совершеннолетия нельзя снять ни копейки больше, чем прописанная в договоре скромная сумма, которой нам признаться хватало впритык. Нашим опекуном назначили дядюшку Петра Орлова — двоюродного брата матери, прожженного лудомана и афериста, который с радостью спустил бы и эти деньги, будь на то его воля. Терпеть его не мог. Скоро, очень скоро мне исполнится восемнадцать, и я смогу наконец выписать этому проходимцу шикарного такого пенделя под зад и отправить восвояси!
Помимо политики, в этом мире балом правила родовая магия, у каждого клана как правило была своя стихия. Например, Бобринские — маги огня, но пока что мои способности слабы и хреново управляемы. Но уже сейчас я чувствую, как сила копится внутри меня, это началось примерно через неделю после моего осознания в новом теле. Видимо та ярость, страх, и боль, что мне пришлось пережить в афгане осталась со мной, и сейчас подпитывая, разворачивается во мне во всю ширь.
Быстро ополоснувшись и облачившись в простую, но добротную одежду, я спустился в столовую. Воздух пах свежим хлебом и молоком. Ольга, старшая из сестер, встретила меня суровым, испепеляющим взглядом. Не со зла — так она пыталась держать нас всех в ежовых рукавицах, но получалось с каждым днем всё хуже и хуже. Я молча подошел, потрепал по светлым волосам младшую, Полину, получив в ответ сияющую улыбку, и занял свое место во главе стола. Добрыня появился с дымящимся самоваром.
— Софья, подай соль, пожалуйста. — попросил я среднюю сестру.
— Держи! — кивнула она, передавая изящную солонку.
Тишину нарушил Добрыня, кашлянув в кулак: — Барин, пришло письмо от князя Голицына.
Я нахмурился, обычно вести от аристократов сулили лишь новые проблемы: — Опять про долги отца напоминают? Пусть к дяде Петру обращаются, он пока что формально глава семьи.
— Нет-нет, барин!— слуга смущенно потупился. — Касательно вашей помолвки. Вы не забыли?
Я поперхнулся чаем, обдав рубашку горячими брызгами:— Что?! Какой еще на х… м-м-м, на фиг помолвки?!
Добрыня вздохнул, расстроено глядя на испорченную ткань, он терпеть не мог моего сквернословия, которое появилось у меня с момента попадания в это тело. Но видать списывал его на последствия той жестокой дуэли, которую прежний хозяин этого тела не пережил.
— Князь напоминает, что брачный контракт между родами заключен и скреплен рукопожатием, его дочь, Екатерина Голицына, должна стать вашей супругой по достижении вами совершеннолетия, а до него осталось… — он многозначительно посмотрел на меня, — менее двух месяцев.
Я замер. Вот это поворот. Я об этом и не знал вовсе:
— То есть, в день моего восемнадцатилетия я должен… жениться?
— Именно так. Князь интересуется датой венчания, списком гостей с нашей стороны и… разделением расходов на торжество, ну и как водится требует немедленного ответа.
Я отставил чашку, чувствуя, как по спине бегут противные мурашки. Зае… зашибись! Мало того что род на грани краха, так теперь еще и жениться на какой-то…
— Саша, да это же Катька-свинота! — взорвалась Полина, не в силах сдержать эмоций. — Она старше тебя на десять лет, весит больше сотки, а эта бородавка на носу! Фу-у-у!
— Полина! — строго оборвала ее Ольга. — Не смей так отзываться о будущей супруге твоего брата! Наш отец всё решил, и мы обязаны следовать его воле. И вообще, как ты себя ведешь!?
Но по ее побледневшему лицу я понял, что сестра тоже не в восторге. Картина, нарисованная Полиной, была удручающей. Под такую «принцессу» меня не положили бы даже после трех бутылок самогона.
— Тише, тише, девочки! — я поднял руку, унимая их. — Добрыня, кто блин эти Голицыны такие?
— Род не из знатных, но… состоятельный — Аптекари в общем. У вашего батюшки были трудности, и этот союз был выгоден: они получали фамилию, а нам финансовое подспорье, да и на бумаге всё выглядело вполне…
— Только на бумаге? — уловил я нотку сомнения в его голосе.
Добрыня лишь многозначительно вздохнул.
— Хватит паниковать, по ходу пьесы разберемся! Добрыня, напиши в ответ, что Александр Бобринский, наследник рода, крайне занят подготовкой к итоговым экзаменам на поступление в Академию. И просит отложить обсуждение столь важного вопроса до дня своего совершеннолетия, когда сможет лично заняться всеми приготовлениями.
Я не собирался жениться на этой «барышне», ни за какие коврижки и преференции, чур меня! Это был просто маневр, чтобы выиграть время, да и через пару месяцев я буду полноправным главой семьи, тогда уже и посмотрим, что делать с этим отцовским подарочком.
Посолив яйцо, я принялся за еду, запивая ее горьковатым кофе, которое было признаться не лучшего сорта, но и так сойдет!
В разгар завтрака в столовую ввалился дядя Петя, от которого за версту разило дешевым коньяком и табаком.
— Завтракаете, птенчики? А для вашего дядюшки ничего не осталось? — он икнул громко и протяжно.
Ничего, кроме презрения, я к этому человеку не испытывал.
— Опять всю ночь в «холдеме» просидел, дядюшка? — спросил я, намеренно грубо. — Или в очко? Есть чем похвастать? Или опять в долг играл?
— Не твое собачье дело! — он вспыхнул, как спичка, его лысая макушка побагровела. — Ты еще слишком молод, чтобы мне указывать!
Я не стал спорить, а просто уставился на него молча и абсолютно не моргая, взглядом, от которого у старослужащих мороз бежал по коже. Смотрел на него, словно на пустое место целую минуту, затем еще одну. Он заерзал, покраснел еще сильнее, потом начал бледнеть и я почувствовал, как ему стало дурно.
Тогда я неспешно встал из-за стола, поблагодарил Добрыню и пошел к выходу. Проходя за спиной у дяди, я со всей силы пнул ножку стула, раздался неприятный хруст. И следом — грохот, ругань и визг: дядя Петр неуклюже грохнулся на пол, завалившись на бок.
Девчонки хихикнули, а я обернулся и одарил всех лучезарной улыбкой, что называется во все тридцать два!
— Да как ты смеешь! Засранец! — он орал мне вслед, барахтаясь на полу, но я уже шел по коридору, не оборачиваясь, на его вопли.
Вернувшись в комнату, скинул рубашку и принялся за тренировку. Сначала отжимания и приседания, затем пресс. Так четыре подхода каждого упражнения до отказа. Потом — лесенка на турнике, который Добрыня привинтил мне на стену. Все тело горело, а мышцы наливались тяжестью и силой. Я выжимал из себя всё, сбрасывая напряжение, гоня прочь призраков прошлого. Здесь и сейчас я должен быть сильным: за себя, за сестер, за пацанов, что остались там в Афгане.
В дверь тихо постучали.
— Войдите! — крикнул я, не прекращая подтягиваться.
В проеме показалась Соня.
— Саш… — она запнулась, увидев меня с голым торсом, покрытым каплями пота и играющими мышцами. — Что такое, сестренка? — спросил я, спрыгнув с турника и подхватывая полотенце.
— Я просто… Ты уже решил, что мы будем делать? После твоего совершеннолетия? — ее голос звучал спокойно, но в глубине глаз таилась тревога.
— Ого, а я думал, ты расскажешь новую сплетню про соседей, ты что мне совсем не доверяешь? — улыбнулся я, пытаясь снять напряжение.
— Доверяю! — она покачала головой. — А что мне остается? Я — девушка. Наша доля такая — доверять мужчине. Сначала отцу, потом мужу… или, как в нашем вот случае, брату, но меня очень пугает неизвестность, Саша! Знаешь, что? — подошла она ближе. — Ты сильно изменился за эти полгода. Стал… другим, более уверенным в себе, и каким-то надежным что ли.
— Приятно слышать! — я обнял ее за плечи.— И знай: я не подведу, у нас, у всех нас все будет хорошо, просто дай мне немного времени. И помни: доверять мужчинам — это хорошо. Но для начала только мне, а остальных — гони в шею. Ну а если кто посмеет тебя обидеть… — я сделал самое суровое лицо, какое только мог, — я ему руки с ногами местами поменяю, и кукарачу танцевать заставлю!
Соня рассмеялась, звонко и легко, подставила щеку для братского поцелуя и выскользнула из комнаты.
***
На дворе стоял конец августа, воздух был свеж и прохладен, небо затянуто серыми питерскими тучами. Сегодня предстояло ехать на ярмарку — закупать необходимое для учебы в Академии Боевой и Бытовой Магии. Дядя Петя, естественно, был не в состоянии, поэтому мы с сестрами и Добрыней, взяв дядюшкиного водителя, отправились на шопинг.
Дорога заняла минут тридцать, все это время я смотрел в окно, как завороженный. Все-таки этот мир не переставал меня удивлять. Здесь готические шпили соседствовали с огромными небоскребами, по брусчатке бесшумно скользили магические экипажи, а рядом фланировали дамы в кринолинах и молодые люди с «магофонами» — такими зеркалами для связи. Архитектура — смесь старого и нового, история прошлого на глазах становящаяся будущим.
На ярмарке было шумно, людно и пестро. Разноцветные палатки, запахи пряностей, жареного мяса и где-то даже прослеживались нотки магии. Мы уже загрузили покупки в экипаж, когда за спиной раздался скрипучий, неприятный голос, режущий слух, как ржавая пила:
— Александр..! Александр Бобринский! Какими судьбами?
Я обернулся, сестры замерли, вытянулись в струнку, на их лицах читался неподдельный испуг. Полина прошептала, немного трясущимися от страха губами: — Это же князь Голицын…
Передо мной стоял мужчина в богатом, но совершенно безвкусном кафтане. Его маленькие, заплывшие жирком глазки с любопытством меня оглядывали. Лицо одутловатое, самодовольное.
— Я получил ваш… ответ, — он протянул эти слова, словно пробуя их на вкус и находя их отвратительными. — Крайне легкомысленный и неуважительный, такого от вас я не ожидал! Готовы ли вы дать объяснения, юноша, немедля!
Его тон не предвещал ничего хорошего, а воздух ощутимо наэлектризовался. Я почувствовал, как по спине пробежал тот самый, знакомый холодок афганской высоты, но теперь я был не безоружным сержантом. Я был будущим главой рода, пока еще не полноценным, но все же. Придется показать этому мудаку у кого здесь яйца круче.
Медленно выпрямившись во весь рост, и глядя на него сверху вниз, спасибо армейской закалке и тренировкам, я улыбнулся ему той самой, холодной улыбкой.
— Готов, ваша светлость, готов! — мой голос прозвучал, на удивление для него, спокойно и твердо.
Взгляд князя дрогнул. Он явно не ожидал такой реакции. Игра только началась…