Я плохо помню свое детство. Только обрывками, и то, мне не нравится возвращаться к ним, ибо я всегда начинаю хотеть есть. Помню голод. Помню, что нас было много и что все мы жили в тесной комнатушке. Что каждый был сам за себя. Помню, что все, и я тоже, были напуганы, и что мы себе места не находили… Как многие дрались, как слабых забивали. Однажды кто-то напал на меня, но у меня хватило сил дать отпор. После этого меня не трогали, но и у меня не возникало желания ни к кому лезть.

Еды постоянно не хватало. Наш Бог, что кормил нас, иногда забывал это сделать. Но со временем я понял, что он приходил в одно и то же время, и я всегда забивал себе самое лучшее место, чтобы съесть как можно больше. И да, скажу не без гордости, но некоторые меня боялись.

Когда я немного подрос, к нам подселили чужака. Он не был похож на нас: огромный, темнокожий, всегда сидел в углу и не высовывался. На наши попытки растормошить его он даже не обращал внимания. Большую часть времени он не двигался, наверное, спал. Только его глаза при этом всегда были открыты. И из-за этого я не доверял ему. Хоть он и был похож на большого добряка, а первую очередь он был чужаком. Его кормили какими-то большими кусками, от которых пахло мясом. Он набрасывался на эти бледные кирпичи, поглощал их за раз. Помню хорошо, как он ударил моего хорошего знакомого, когда тот решил своровать кусочек его еды — ведь бедняга не успел перехватить порцию во время утренней кормежки, его задавили более сильные и рослые ребята… Хорошо, что мой приятель не пострадал. Но впредь никто больше из наших не приближался к здоровяку.

А однажды его забрали. Какой-то чужой Бог пришел к нашему. Он был каким-то вытянутым и таким же страшным и огромным, как и наш. Только наш был белый, а этот какой-то синий! Они общались, что-то делали, подходили и смотрели на меня, на нас всех. А потом синий Бог ушел. И пришли другие. А потом еще и еще. Когда это случалось, я прятался за спинами своих, когда замечал внимание этих чудовищ на себе. Но некоторые наши не боялись их, и их было немало. Наверное, они обезумели от жизни под постоянным светом, в полуголодном состоянии и из-за этого в перманентной тревоге из-за вечной конкуренции за выживание.

Потом Боги стали все чаще и все больше забирать наших.

Так уходило время. Мы росли. Кто-то быстрее, кто-то — медленнее. Кто-то погибал; если не от избиений сокамерников, так от болезней. Когда начиналась эпидемия, наш Бог не отходил от нас. Он что-то делал, но я не знаю, что конкретно. У меня из-за этого кружилась голова и мутнело в глазах. Но потом я видел, как уходила болезнь. Однажды она прошла очень близко от меня, и я только чудом не заразился.

А вот мой хороший знакомый не выжил из-за нее.

Частое появление нашего Бога после кормежки вскоре стало для нас дурным знаком, ведь он приходил не один; другие Боги забирали наших, и я не видел, чтобы кого-то вернули. А нас становилось все меньше, и никто не знал, куда и зачем всех уносили, почему их до сих пор нет. Некоторые мои сокамерники до того обезумели, что когда приходили за ними, они сами просились к незнакомому Богу в руки.

Другие же пытались бежать. Но разве можно убежать от Бога? Помню, как двое разбили себе носы, когда пытались скрыться, но Бог все равно добрался и забрал их.

Я тогда и представить не мог, куда и зачем Боги уводили их. Не знал и не знаю до сих пор, почему они выбирали именно их. Когда пришли за мной, нас осталось уже совсем немного.

Это было страшно и больно. Какое-то время я провалялся в бреду, и, наверное бы, умер бы, если бы рядом со мной не было бы моих сокамерников. Как назло, оба были из тех, кому я меньше всего доверял. Но и я им тоже не нравился.

А потом что-то произошло, какая-то вспышка, или резкая качка — я попал в иной мир. Он сильно отличался от того, в котором я жил прежде. Тут свет не бил в глаза, было много растительности и каких-то построек. От пола было сложно отвести взгляд: каменистый и чистый, с проплешинами песка. Такой, о котором я всегда мечтал где-то в глубине души, и которого никогда не было в моей прошлой жизни! Даже по прошествии времени я часто зависаю на одном месте и смотрю на него — меня восторгает наблюдать за маленькими уборщиками, постоянно чистящими его.

Тут даже был совсем другой запах. Но и дышалось намного свободнее и как-то было так, как должно быть…

Я и двое моих сокамерников тут были не одни. Здесь жили другие. Чужаки. Первые, кого я встретил, трио бледнокожих с роскошными шевелюрами: крупные, все тело покрыто белыми болезненными пятнами, вместо глаз — какие-то полосы. У них были длинные тонкие руки, которыми они ощупывали все подряд и даже друг друга. Эти существа напугали нас, протянув к нам свои лапы. Нам пришлось спрятаться от них одной кучей, в зеленой зоне среди растений. Пусть я и мои сокамерники не были союзниками, нам пришлось негласно объединиться, чтобы выжить. Этот чужой мир был незнаком и полон опасностей. Даже когда новый Бог пришел кормить нас, мы не стали есть. Мы только наблюдали, как эти безглазые жадно набрасывались на еду, как они кусали и отпихивали друг друга, если кто-то из них пытался урвать слишком большой кусок.

Появились и четверо стройных краснокожих незнакомца, юрких и наглых, с полубезумным взглядом, которые хватали крохи еды огромными ртами и сразу же удирали. Затем из-за зданий лениво выползи два чернокожих интеллигента с видом бандитов. По их надменному взгляду было понятно, что они всех живущих здесь считали безнадежно тупыми и любили поиздеваться над ними. Пока безглазые ели, они исподтишка накидывались на них и били, чтобы те бросились прочь. Либо, когда те начинали драться за еду, отбирали ее у них перед носом. Еще был тут и один громадный тихоня, очень похожий на того темнокожего добряка, что жил с нами в прошлой жизни. Тьфу ты, в прошлом мире!

Чем больше мы смотрели на этих жильцов, тем больше понимали, что они странные, пусть они и ели еду, очень похожую на ту, которую нам приносил в прошлой жизни наш Бог. Я знал это, потому что пахла она точно так же…

Пока мои бывшие сокамерники боялись, я решил приблизиться к сытым чужакам, чтобы немного пособирать остатки, пока до них не добрался тихоня. Пусть я все еще был напуган, я еще и был ужасно голоден.

Собравшиеся на одном месте насытившиеся краснокожие кидали на меня недоверчивые взгляды, но уступали мне дорогу, не желая связываться со мной. Широкобокие бандиты стояли возле зеленой зоны и молча наблюдали за мной. Безглазым же явно было не до меня — они занимались важным занятием: ощупыванием построек и друг друга с особо высокомерным видом. Я уже не раз замечал, что они любили этим заниматься, и негласно прозвал их снобами.

Шансы наесться здорово возросли. Я не стал выбирать — схватил самый первый попавшийся кусочек и быстро его съел. Заинтересовавшийся мной чернокожий бандит метнулся ко мне и попытался ударить, но я успел уйти.

Мои трусоватые сокамерники побоялись добыть себе еду. Потому, она вся досталась тихоне. Но это только сыграло мне на руку — они стали уважать меня и держаться меня.

Когда погас свет и стало темно, ожил тихоня. Но он возился сам с собой и ни к кому не приставал, поэтому, я не счел его опасным. А вот от других можно было ожидать чего угодно. Особенно от бандитов.

На следующий день, когда стало светло и новый Бог принес нам всем пищу, я и мои сокамерники не стали сходиться на место кормежки, а ждали, пока все остальные наедятся и можно будет спокойно поесть объедки. Они тоже еще не знали толком, чего и что от кого ждать, поэтому, мы посоветовались и приняли коллективное решение не вмешиваться раньше времени.

Когда мы приступили к трапезе, большеротые краснокожие и обманчиво узкотелые бандиты осторожно наблюдали за нами.

К тому времени, как стемнело, я понял, что оказался прав: остерегаться приходилось разве что чернокожих бандитов-интеллектуалов. Те, как и прежде, периодически всяко-разно кошмарили безглазых на вид снобов и заставляли их убраться в другую часть нашего маленького мирка, а затем гоняли их обратно. Когда безглазым это надоело, они вступили с бандитами в перепалку и стали отпихивать их своими тонкими ручками, что тем сильно не нравилось. Когда бандиты отстали, эти пятнистые снобы, заимев смелость, пошли приставать к краснокожим, но те были против этого и умчали в заросли зеленой зоны. Эти странные жильцы вообще держались особняком и лишний раз старались не появляться на пути бандитов и безглазых. А потом стали остерегаться и нас.

Мы не наглели, но нам следовало правильно поставить себя, дабы чернокожие бандиты не сделали нас своей новой мишенью.

На пятый день мы освоились и осмелились претендовать на свою порцию еды. Безглазые не очень этому обрадовались — потому как мы опередили их, — и начали пихать нас своими длинными руками, в надежде прогнать. Я решил, что стоит проявить себя и, схватив самый большой кусок из-под их носа, умчал в угол и спрятался, чтобы меня никто не трогал. Когда эти пятнистые дурни меня нашли, я уже все съел и удрал, оставив им склевать крохи.

Я узнал и еще кое-что: бандиты и безглазые в спокойном состоянии были довольно ленивыми и медленными. Они шевелились только когда давали еду или когда появлялось непреодолимое желание ударить обнаглевшего, по их мнению, соседа. Тогда с ними не следовало шутить — разогнаться и надавать они могли здорово.

В своей «банде» я стал неформальным лидером. Когда по утрам я замечал Бога, я занимал самое лучшее место в зоне кормежки. Пусть возле меня вились мои союзники, я давал им понять, что помогать с едой я им не намерен. Я хватал куски и резко убегал, чтобы меня никто не хватился. Старался лишний раз не позволять дать слабину перед своими, когда тем вздумывалось выяснять со мной отношения либо претендовать на мой кусок еды. Тогда я гонял их, пока они не скрывались с моих глаз.

Это явно бесило снобов; своими погонями мы часто нарушали им спокойствие, которое они так любили. Желая отомстить мне, они не раз пытались устроить мне взбучку, но путали меня с моими ребятами, и часто доставалось тому, кто не участвовал в погоне. И, когда я видел их прячущимися в зеленой зоне с растениями, понимал, что снобы не такие уж и вредные ребята.

Со временем меня зауважали и чернокожие бандиты. Пусть мы очень отдаленно были похожи формой тела, они смотрели на меня снисходительно и многое мне прощали, наверное, из-за склок с безглазыми. Но порой переклинивало и их. То, что я был шустрым малоросликом, только сыграло мне на руку: я мог спрятаться в каком-нибудь укромном уголке в зеленой зоне, куда черные не могли добраться.

Пришел день, когда я начал дразнить и их, а они ничего не могли мне сделать. Раздражал я и снобов; это засидевшееся на одном месте пятнистое трио затаило на меня обиду. Все резко срывались с места и гнались за мной, но редко когда я получал от них. Свою злость от склок с бандитами они вымещали на краснокожих, которые все чаще и чаще держались от меня подальше, и даже уступали мне место при кормежке.

Я стал больше замечать присутствие Бога. Он наблюдал за нами, наши проделки нравились ему. Иногда он давал нам много еды, и даже перестал забывать приходить к нам на седьмой день… Тогда я стал ждать его, перестал бояться его. И, когда он стал приходить к нам все чаще, я каждый раз мысленно просил его покормить меня. Однажды Бог услышал мои просьбы. Когда сверху сыпалась еда, я позволял, пусть и не добровольно, есть всем.

Так я стал самым уважаемым барбусом в аквариуме.

27.10.2025 г.

Загрузка...