Боги безмолвствуют

Мертвые возвратились из Иерусалима, где не нашли того, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их к себе и наставил.

К.Г.Юнг. Семь поучений мёртвым

В подземном мировом ярусе Гны не афишировал своего имени. Но бывал несколько невоздержан на язык: произносил мудрые речи при посторонних. Бывало, скажет что-то глубокомысленное тому же Флютрю, а кто-то идёт рядом, слушает, на ус мотает. Гны не препятствовал здешним мертвецам этак по мелочам просвещаться. И чего достиг?

Многие, слишком многие неглупые с виду соседи принимали его теперь за инкарнацию великого Цилиндиана. Те же, кто и с виду казались туповатыми, мудрёного слова «инкарнация», как правило, не знали – и вовсе полагали, будто бы Гны – это самый Цилиндиан и есть. В том же самом посмертии, неограниченно долгом.

Льстила ли некромейстеру возникшая путаница? Неправдой будет сказать, что совсем не льстила. Но мешала – уж это-то точно будет правдой. Куда ни пойдёшь – почитатели толпятся. Где бы от них спрятаться?

И хорошо бы, правильно было из этого подземельного городка исчезнуть куда-нибудь туда, где Гны вовсе никто и никак не знает – да вот незадача: Флютрю отправился в долгий поход к поверхности, вернётся с вестями оттуда именно сюда – и что же: солидный мудрец Гны столь малодушно сам собой удерёт, его не дождавшись? Нет уж!

* * *

А однажды под балконом пещерного жилища некромейстера собралась толпа наивных мертвецов, с которой «новоявленный Цилиндиан» повёл себя неправильно. И кто за язык тянул? Эх…

Некрофилософствовать с балкона в афористической манере – для Гны, в общем-то не характерно. Но он и не думал о философии. Сперва просто паясничал, вспоминая, с каким глубокомысленным видом возвещал посетившие его истины посланник Смерти Дрю.

Зачем паясничал? Единственной осознанной целью некромейстера было разочаровать толпу, побудить её разойтись и больше не собираться.

Казалось бы, чего проще: наговори им с три короба банальностей, они утомятся, изойдут скукой и разойдутся по делам. Но банальности что-то на ум не шли. Либо выглядели настолько глубокомысленно, словно содержали несколько слоёв зашифрованных посланий.

– Расскажи что-нибудь главное о нас, – попросили мертвецы.

Гны произрёк:

– Мёртвые душат.

– Ой, как интересно! – восхитились они. – А ещё?

– Мёртвые пляшут.

В этот момент мертвецы призадумались, им потребовалось время, чтобы сочинить для Гны разделительный вопрос:

– Так всё-таки что делают мёртвые? Пляшут, или душат?

– Мёртвые душат и на костях пляшут, – забавляясь, ответствовал Гны.

– На костях? – переспросил самый умный мертвец из собравшихся под его балконом. – На костях Вселенной?

– Мёртвые всегда пляшут на вселенских костях, – сказал Гны, – чтобы это ни значило. Мы…

– Погоди, – остановили его мёртвые, – мы записываем.

Когда мёртвые дописали, они спросили у Гны:

– А что вы скажете о демонах?

– Демоны сквернословят, – не задумываясь, выдал Гны.

– Ой, как интересно! Действительно ведь сквернословят, – восхитились мертвецы. – А о драконах?

– Драконы смеются, – вынужденно признал Гны.

– Над нами? – насторожились мёртвые.

– Нет. Сами по себе.

– Они в самих себе усмотрели что-то смешное?

– Нет. Драконы смеются, и это не смешно.

– «…не смешно», – высовывая языки от усердия, дописывали мертвецы. Им там, под балконом, приходилось писать на весу, а писать на весу даже мёртвому неудобно. – А… расскажи ещё что-нибудь!

– Гарпии визжат, – сообщил Гны.

– Ну, это мы знаем, – расстроились мёртвые. – Это мы и так знаем. Когда мертвечих набирают в самую захудалую школу гарпий, их ещё с порога обещают обучить художественному визгу.

– Но гарпии действительно визжат, – пожал Гны плечами, – как бы вы к этому ни относились.

– Как вы сказали? – переспросил мертвец поумнее, – гарпии визжат «действительно»?

– Да, – улыбнулся Гны. – Я рад, что вы заметили эту важную некрофилософскую категорию.

– А что же боги? – озабоченно спросили мёртвые. – Пока всё вышеозначенное происходит, что же поделывают они?

– Боги-то? – на миг остановился Гны. – А боги не чешутся.

Сказал и задумался сам. В последнем суждении применено отрицание. Что это значит? Что боги всё-таки чешутся, но сами не желают в этом признаться, робеют, безмолвствуют. Или – что не почесаться, когда чешется – само по себе важное действие. Действие ради сохранения нейтральности. Нейтральности – в каких таких целях?

– А в каких местах чешутся боги? – опомнились мертвецы.

– Семеро Божеств безлики и безымянны, – напомнил Гны. – но при этом традиция не возбраняет представлять их антропоморфно. Стало быть, места, которые чешутся, могут быть поняты вполне по-человечески. У кого-то между ног чешется – чтобы скорее начать новое творение. Но у большинства, насколько я могу судить, чешутся руки.

– Хочется вмешаться? – догадался мертвец поумнее.

– Хочется размешать варево, – подумав, уточнил Гны. – До полного растворения комков.

– Правильно ли я понимаю, – сказал приблудный мертвец с фальшиво благостным взглядом, который вполне мог быть шпионом Владыки, – верно ли секу, что Семерым что-то не нравится в вареве, кипящем в их же котле?

– Не знаю, верно ли ты сечёшь, но понимаешь ты правильно, – сказал Гны. – Вряд ли кипящее в котле может порадовать Божеств.

– А не значит ли это, что Семеро сами же швырнули в котёл негодные ингредиенты? – тут же забросил удочку подозрительный мертвец.

– Ингредиенты годные, – отбрил его Гны. – Просто в котле завелись черви. Из-за них варево берётся комками.

– Неужто самозародились? – захихикал его оппонент.

– Замозасеялись, – ответил Гны, – по божественному недосмотру и злой воле нанятого повара.

– Но кто же тот повар, который посмел обмануть Божеств? Дайте-ка я догадаюсь… Наверное, Живой Император? – и провокатор впился в некромейстера внимательным взглядом, проверяя, посмеет ли он возразить.

– Нет, – отвечал Гны. – Повар тот неживой. Его природа демоническая, надо полагать, ну а тело достаточно мертво, чтобы служить кишащим вместилищем ползучих тварей.

– Тогда я даже не дерзну предположить, кто таков повар, – быстро сказал мертвец. – Лучше поговорим о его червях. С какой такой миссией они были направлены в наш мировой котёл?

– Разумеется, с воспитательной, – ответствовал Гны.