Болотная ведьма

Болотная Ведьма с пустою корзинкой ступает по скользким холодным камням. Устала немного - путь вышел неблизкий, да и привыкла к корягам и пням. Болото и лес благосклоннее будут - предложат присесть сладку ягодку съесть, а скалы... Что скалы? То скользко, то остро, коварно заросших расщелин не счесть. Ветра продувают и запах разносят, а птицы небесные зорко глядят. Ох, если б не снадобья, если б не вереск, то Ведьма б сюда не пришла никогда.

Когда-то давно, когда ей было восемь, шаман напророчил такую судьбу - невестою взять ее Бог к себе хочет. Ой, мамки да няньки, гоните беду! В ту ночь костры жгли, и целой деревней лари собирали - карминовый шёлк на детской фигуре смотрелся нелепо, на полуслове Шаман вдруг умолк. Узрел духом что-то, всем телом затрясся, как будто заморский скрутил его яд, в болота на ушко шепнул ей податься, и видела, как янтарём застыл взгляд.

Уж две сотни лет удаётся скрываться, но чувствует Ведьма, как Око Богов нет-нет, да макушек деревьев коснётся, болото от этого рябью идёт. Возможно, судьбу она только отсрочит... Но кто позволял им такое пророчить? Кто жребий однажды тащил за неё? А вдруг то пророчество - просто враньё?

Не знала она, что Шаману на ушко слова про болото сам Бог нашептал. Тот Бог от рождения был непослушен, он ведь с безрассудства весь мир их создал. И Ведьма дана была, как наказанье, чтоб впредь выполнял Завет Старых Богов, вот только иные горели желанья в том сердце, что он отдать не был готов. В обличии Монстра приходит к избушке, под дверью храпит, пожирает волнушки, и стал уж давно родным запах полыни от той, что скрывается, что есть силы.

Он видит печали ее и улыбки, как чувства людей к ней уродливо-зыбки, как сердце ее может ярко гореть, а после за ночь в серый пепел истлеть. Как вновь зарождаются первые искры, как робко ростки тянут чувства, но близок очередной обречённый конец. И от волненья волнушки Бог ест. Уходит с рассветом, чтоб вновь возвратиться и в жуткого Монстра скорей превратиться.

И гладко всё шло, Ведьма мирно жила, но зимней грозой приключилась беда. Гром грянул средь ясного неба. Вмешалась в ход жизни злодейка-судьба. К такому готовым Бог не был. В умёте одном, на отшибе степей, того повстречала, кто сердцу милей. Отродие Тьмы, жалкий Демон из Бездны! Что нужно от Ведьмы ему? Неизвестно... Но каждую ночь он приходит в избушку, и Богу никак не наесться волнушек. Прикинулся, будто он Монстром тем был, и Богу никак не унять сердца пыл. Ревнует, и в мире бушует ненастье - живое ветра разрывают на части, потоками с гор сносит камни и корни... Но он же не злой, просто стало вдруг больно за то, что руками своими разрушил, когда перед Старшими был непослушен.

Болотная Ведьма с пустою корзинкой ступает по скользким холодным камням. Вернуться б до ночи, да чая напиться и свечку зажечь, словно в бурю маяк. Дождаться б того, кого безответно уж несколько месяцев любит она. Пусть призрачно всё, пусть судьба её зыбка, но с Демоном ей стал не страшен сквозняк.

***

Не всякая сказка имеет счастливый конец. Не всякое зелье у ведьмы достаточной силы. На лбу у клиента заметен холодный потец, а совесть супруги его не исправить отваром из липы. И вот уже толпы озлобленных дураков идут по болоту, ножи наточив и оскалы на лица напялив. Вершить собрались всей толпой свой святой приговор, по стопке махнув, да промямлив под нос: "Что ж, помянем".

А ведьма сидит у окошка с заженной свечой, для пледа квадратик очередной выплетая. Ей грустно, она понимает, что вот оно "всё", избушка ее вместе с ней сейчас заполыхает. Устала бежать, устала скрываться от взглядов, покоя бы ей, да болотной тугой тишины. Не видеть полипов души в тех, что ликом прекрасны, не слышать ночами проклятий для близких в час тёмной луны.

Задумчивый Демон из мрака соткал себе призрачный облик, он не допустит, конечно, трагедий, ее защитит. Что мёртво давно, еще раз погибнуть не сможет, но знает, что ведьмино сердце живое - стучит и болит. Как сделать ему, чтоб она поднялась из колодца, что вырыт на дне ее раненой и уставшей души? Возьмет ли его за большую когтистую лапу? Захочет шагнуть в его Тьму или жизнь завершить?

Он хитростью искушал сотни лет, план созрел за минуту до краха - и на пороге избушки уж Демон наш громко рычит, в нем нож между ребер застрял, да промокла рубаха и кровь на крылечке кармином, как клюква, горит. Люд в страхе бежит врассыпную, а бледная Ведьма готова отдать всю себя, как целебное зелье. И шепчет она, злость свою растворяя в спасительном яде: "Живи, мой хороший, живи, умирать нам не надо. Ты слышишь? Я своим разрядом в миллионы вольт верну тебя, и мне неважно, что ты - боль."

И вроде бы жизнь побежала привычным потоком. Люд ходит с опаской за снадобьями на болота. Она улыбается, шепчет ему свои строчки. Но будто ее, а не Демона та уколола заточка. И хочется лишь одного - к груди его снова прижаться, зажмуриться и уснуть. И чтоб не пришлось просыпаться.

И, глядя на это, тот Демон готов на абсурд - подняться на Небо и выкрасть с бессмертьем Сосуд.

- Скажи-ка мне, Ведьма, ты вечно хотела бы жить?

- Нет, Демон, тогда разучусь каждым днём дорожить. Откладывать стану признанья в любви и объятья, а мозг склонен помнить лишь горести и проклятья. Так жизнь испытанием станет, да еще бесконечным. А мне очень хочется быть до конца человечной. И пусть век мой будет при этом намного короче...

- Я понял тебя, можешь кратко сказать, что не хочешь. - и хлёстко хвостом ударяет о ножки стола, представив, как жизнь без нее станет в миг не мила. Да, любит (и любит до одури) Демон другую, но сердце по Ведьме, как по родной, от чего-то тоскует.

На это всё пристально смотрит с Небес Монстр-Бог. Бессмертья Сосуд он отдать ради Ведьмы готов. Вот только исчадию Бездны он не доверяет, и случая (под-хо-дя-ще-го) всё выжидает. Конечно, у Ведьмы о вечности верные мысли, но только в том случае, если утеряны для жизни смыслы. Если же сердце горячее и заживает с годами, вечность прекрасна и вовсе не на-до-е-да-ет.

Решает Бог Монстром пробраться к заветной избушке и прям из корзины наесться любимых волнушек. Вот слышит, как Ведьма идёт по оббитым ступеням, как дверь, раскрываясь, пускает морозную свежесть, как платья подол шелестит по шершавой стене...

- О, Боже! - корзина волнушек летит Богу в лоб по дуге. Осечка... Ну, с кем не бывает? Она испугалась. Забилась в углу и к коленям своим же прижалась. Всё шепчет на Монстра какие-то странные строчки, да чертит руками отточенные заморочки. Он тыкает нос свой холодный к ней прямо в карман, вдыхает полыни так страстно любимый дурман, и вроде бы мягко старается ей порычать. Она замирает, от страха забыв, как дышать. Тогда он волнушкой хрустит, как под дверью когда-то ночами, и Ведьма тот звук узнает, посмотреть на него всё ж решает.

Впервые глазами встречается со странным Монстром. Он светится в темноте и не кажется слишком уж грозным. Забавно почавкивает, наслаждаясь горою волнушек. И вот уже страха барьер между ними разрушен.

У Монстра глаза удивительны - цвет синей пыли, зрачки вертикальные Ведьму заворожили, шерстинки сплетаются: снежный-маренго-смола, нос розовой бляшкой, но с пасти свисает слюна. Скривившись, платочек достала дрожащей рукой:

- Откуда ты, чудо? Дай вытру, фу! Ну-ка, не тронь! - и пальцем грозит, брови хмурит, а Монстр смеется - утробным урчанием смех на всю клеть раздается. Подходит к окну, там огромная светит Луна, под светом Луны распахнул Бог два белых крыла. И охает Ведьма, увидев его красоту, не может и слова сказать - вдруг всё пересохло во рту. Наверное б, так и осталась у стенки сидеть, но Демону свечку в окошке ей нужно зажечь.

Где бродит сейчас ее друг из пугающей Бездны? Собрал ли эмоций с людей, тех, что демонам очень полезны? Наелся иль голод придёт снова с ней утолить? Ведь знает, лишь Ведьма умеет так вкусно любить. Он хищник. И это толкает его на поступки, которые с первого взгляда всем кажутся жуткими, но если всмотреться, для жертв они даже полезны - ведь вместе с хорошим он тянет из них все болезни, а после звенящей пугающей пустоты наполнятся светом, кто праведны и чисты.

Не видит она, зажигая огарок свечи, как в облике Монстра оскалились Бога клыки. Сын Неба, миры создающий двух пальцев щелчком, не может с собой совладать, будто в теле земном был рождён. Простить за ошибку себя он всё так и не смог, но вынес из этой ошибки огромный урок - коль слеп, значит, слушайся мудрых и зрячих Богов, сокруши грех гордыни и счастье свое обретёшь, ну, а если ослушаться хочешь, к последствиям приготовься - лишь горе в итоге пожнёшь, прими этот промах, покайся и успокойся.

Вернемся же к сказке. Она, Он, Луна... а возле окна - мужика, что скончался, жена. Совсем потеряла рассудок, пришла Ведьме мстить. Понять ее можно, ведь тяжко родных хоронить. Стрелою отравленной метко в грудь Ведьме стреляет, а Монстр, хоть Бог, на мгновение не успевает. И снова кармином залиты одежды и руки, и снова в округе всё замерло, и нет ни звука. Болото молчанием душу Хозяйки встречает и недра свои - двери Вечности - приоткрывает.

Врывается в комнату Демон, рычит и жутко смеётся. Ему сохранить душу раненой не удается, Бог рябью идет, возвращая привычное тело, с Бессмертьем Сосуд достает из кармана коряво, несмело.

- Режь вены и напои поскорей её Тьмой. Доверься, я Свет ей волью и найду за Чертой. - сказал и вложил в ее рану Бог Бусину Света. Не стал дожидаться от Демона он ответа, руками раздвинул Завесу меж жизнью и смертью, окутал желанную душу невидимой сетью. Не мешкая, за собою ее потащил, как раз когда Демон Тьму медленно в Ведьму вводил.

Всего лишь три капли. И вновь появилось дыханье. Еще три - и к Ведьме мгновенно вернулось сознанье. Последние три - и не страшно ее оставлять, бессмертные прокляты - им не дано умирать. Небесный Сосуд опустел, его Бог вновь отправил в карман, став Монстром, прижался спиною к любимым ногам, и тихо рычал, поскуливая и вздыхая - как страшно ловить души смертных у самого края...

***

Ведьма молча по лесу бредёт. Заживает душа в бледном теле. Говорят, что зима - это сон, говорят, что снежинки - добро, что несли, но отдать не успели. В ее жизни не будет зимы, больше нет временного предела, и добро ей наскучит нести, и седин не появится, как и снега.

Всё живое должно умереть... А она теперь что? Не живая? Ее давит бессмертия цепь, постепенно от мира людей, так привычного ей, отделяя. Ярко синим горит правый глаз, чёрным омутом светится левый. Это Бусина Света и Тьма, что владеют теперь ее телом. В ее венах бежит эликсир, что хранился в Сосуде Бессмертья. Постоянно у Ведьмы болит, ноет левое подреберье.

Для прощения нужно понять, для смирения - нужно время. Ведьма бродит одна по полям, не приходят ни Монстр, ни Демон. Пьют в таверне соседней деревни, наблюдают издалека. Ведут речи свои задушевные, пока Ведьма простить не смогла. Демон громко рычит, зовёт дурой, что не видит, как ценен и крут. Монстр фыркает в это время: "Замолчи уже, баламут." Они будут теперь неразлучны, два светила - Солнце, Луна - только им спасти Ведьму по силам, чтобы вечно сияла она.

Ведьма с детства жила на болоте, ей привычно решать всё самой. И сейчас снова вспомнила время, как боролась с проклятой судьбой. Как боялась ступить за болото, как звала: "Обнимите, хоть кто-то... Помогите понять, разобраться... Мне так хочется просто прижаться..." Но родня отказалась от Ведьмы в тот год, вот и в этот на помощь никто не придет.

Вдруг у ёлки пурга закружилась, снежным смерчем в секунду всё взвилось, замерцало сиянием звёзд, и ступил на тропу Ведьмы гость. Лишь осыпался снег, тишина разлилась по округе, красна девица к Ведьме направилась, расправив руки:

- Здравствуй, милая, ты прости, что пришла я к тебе очень поздно. Но вела ты себя эти годы все так осторожно, что ни следа, ни махонького намёка не оставила тем, кто искал тебя через Око. Я богиня весны и заступница перед Богами, я храню свет Любви, ты зови же меня просто - Лада. В моем сердце живет о тебе много лет беспокойство. Расскажи, что тревожит сейчас, от чего жить не хочется?

- Ничего. Пустота. И мираж. Блохи слов расползлись из-под пальцев. Я могла бы сюжет продолжать яркой нитью узора меж пяльцев. Только ткань эта - жалкий клочок, что зажат не по собственной воле. Что с того, что красивая вязь? Эта вязь полна страха и боли. Я могла бы давиться отваром, уверяя себя, что не сон. Наслаждаться приятным обманом, безделушку приняв за Кулон. Ждать, когда же откроются двери, и откроются ли вообще? Вдруг, толкнув их легонько коленкой, разлетятся на тысячи щеп? И окажется, что за дверью никого много лет уже нет...

- Можжевельника завязь укрыта легким пледом из снега и льда. Пустота легко искоренима, как весенняя марь-лебеда. Семя в лунке взорвется росточком, когда тёплое время наступит. Напои его жизненной силой, тут Беда - Пустота и убудет. Вереск будет хранить твоё Сердце, Сказки - Были на ушко шептать. На рассвете услышишь зов Леса, побежишь, будут пятки сверкать. И обнимешь поляны полыни, устремишь в лазурь неба свой взор. Эти ветви такие родные! Засветится жизнью узор!

А сейчас, когда зыбко и вязко, позволь людям стучать в твою дверь. Перестань, наконец, убиваться, и в Судьбу свою просто поверь. Жизнь длинна - не прожить без потерь. Каждый дар, Ведьма, это проклятье. Всё решает твоё состоянье. Отпусти все сомненья и в путь! Пьяниц двух с собой взять не забудь - пусть помогут тебе разобраться, раз решили в судьбу вдруг вмешаться.

И доверилась Ведьма Богине:

- Лада Светлая, уговорила. Пусть помогут они мне с болотом, да расчистят ручей в месте брода, пусть коренья по списку достанут и на капище старое глянут. Есть там Камень, а в Камне том жизнь. Сотни лет он бездвижно лежит, навещаю его, обнимаю, как помочь ему, я не знаю.

- Быть тому. - Лада белым платочком махнула и в портал свой обратно шагнула.

Ведьма проще на жизнь посмотрела, привыкает к бессмертному телу, учит пассы, толчёт фимиамы, иглы тыкает в меридианы, в тонких колбах настои хранятся, а иные ещё и дымятся. Замахнулась на душ исцеленье, и ей по силам такое уменье - у нее ведь бессмертье теперь, открывающее эту дверь. На болоте порядок царит, над болотами Демон парит, Монстр гать проложил и доволен, что дух Ведьмы бессмертьем не сломлен. И в назначенный день, нужный час, Ведьма капищем занялась.

Камень. Мохом покрыт, в землю врос. Нет ни скола, ни символа, ни зарубки. Но исходит от Камня тепло, лишь приложит к нему Ведьма руки. Гулко пульс начинает стучать и в висок болью ей отдавать, будто Камень сказать что-то хочет, но молчать обречен дни и ночи. Ведьма в детстве сюда забрела и рыдала на нем, что есть мочи, а, пригревшись, на Камне спала, он и сейчас ее нежно щекочет.

Демон первый разгадку нашел и стащил Ведьму с Камня скорее. Бог - чуть позже, теперь же стоит и от ревности к Камню немеет. Они знали его человеком и наблюдали судьбу век за веком. Он был воином сильным и смелым, ему нравились юные девы, каждый вечер одну соблазнял, ну, а утром ни с чем оставлял. Кто-то прыгал из них в пену волн - те, кто вынести это не смог, кто-то молча его ненавидел, кто-то суд призывал у Богов. И однажды, когда совратил он нежный, юный прекрасный цветок, Бог Карающий Небо покинул, вынес воину свой приговор: сотни лет каменеть на болоте, не касаясь дев своим взглядом. Если Ведьма проблем с ним не хочет, не стоит пусть тогда даже рядом. Этот Камень - тот ещё плут, оторвать бы ему его уд.

Покивала, со всем соглашаясь. Брови хмурила, сокрушаясь: "Ах, какой негодяй! Вот негодник!" Обливалось в тот миг сердце кровью. Вы представьте себе, столько лет он стоит и конца каре нет. Есть хоть капля в нём от человека? В одиночестве здесь век за веком... Ведьма книги листает сама, раз уж помощи лишена. И однажды заклятье находит, что проклятья богов вспять отводит. Есть надежда, что Камень очнётся, что не мхом, а рукою коснётся, и услышит она через боль: "Не реви, Ведьма, я же с тобой." Он был другом ей все эти годы, счастье с нею делил и невзгоды.

***

В ночь тёмной луны в избушке у Ведьмы затоплена печь и не замкнуты двери. Треск дров, хвойный запах, мерцанье свечей. И шёпот о том, кто стал сердцу милей. Касание ветра в изгибе ключицы, дымок фимиама со вкусом лакрицы; бег пальцев, хранящих на кончиках жизнь. Клинок лишь на миг возле сердца завис. В груди поднимается волнами жар, и плоть рассекает голодный санжар. Сосуды сталь рвёт, и алтарь орошён - под тёмной луной ритуал совершён. Вот только нет силы добраться до Камня, и смерть усмехается где-то за Гранью: "Пар-шииив-ка, не смееей, мой Ка-а-амень, не суй-ся-а-а!" Но Ведьма справляется с её буйством. Шажочками мелкими к Камню идёт и кровью целебной на нём руны льёт. Возможно, усилия эти напрасны. Узоры все вспыхнули и угасли.

Сознание долго не возвращалось. Казалось, что лба ее что-то касалось, что кто-то большой, надёжный и тёплый по тропке несёт её на болоте. Что бережно дверь открывает избушки, затем поправляет под нею подушки и шепчет: "Мой маленький славный ребёнок, я знаю тебя почти с самых пелёнок. Твоя теплота меня в мире держала, объятия смерти столько раз разрывала. Скорей возвращайся, теперь я с тобой, покараулю твой сон и покой." И тёплые губы в районе макушки... а утром ее разбудили лягушки.

Болото кармином за ночь расцвело. Она вдруг осознала, что произошло. Спиной подперев в ее комнату дверь, мужчина сидел и тихонько сопел. Уставший, измученный, в грязных лохмотьях, живой, настоящий, из плоти и крови.

Неловко, волнение давит в груди, молчанье нарушить у Ведьмы нет сил. Вдруг слышит шаги, затем скрип половиц, и ручка дверная уж клонится вниз. Мгновенно на ноги мужчина вскочил и Ведьму спиною своею закрыл, жестом коротким молчать приказал, остро смотрели лазурью глаза. Дверь отворилась, впустив в спальню Бога, да только споткнулся он возле порога, увидев, что Ведьма его натворила, кого этой ночью от сна оживила.

Его имя Вереск. Маг, воин не слабый. И сил накопил за сотни лет кары, стоит теперь Богом, новорождённый, не понимая, ЧЕМ был пробуждён он. Бессмертья вода течёт в венах у Ведьмы, примешаны Неба Свет и Тьма Бездны, и как рассказать теперь об этом Старейшим, не вызвав при этом их страха и гнева?

- Меня зовут Эдом. Я младший Бог Неба и всей трансформацией в мире заведую. По новой звезде на ночном небосводе я понял, что ты, Вереск, вновь на свободе. Из камня ты вылупился, как птенец, положен тебе теперь Божий Венец. Хранить тебе в мире земном Равновесие, иначе ему придёт полный конец.

- Постой. Как же так? - встревожилась Ведьма. - Была я когда-то невестою Эда. В болотах всю жизнь от него я скрывалась.

- Прости. Понимаешь... зря так старалась. Со смерти Шамана за тобой наблюдал и, где наследила, каждый раз подчищал. Не жаждал прощаться тогда со свободой, и Монстром к тебе приходил на болота.

Тут будто в груди Ведьмы что-то разбилось, что к Монстру всё складывалось, да не сложилось. Он это во взгляде ее прочитал и молча шагнул в зеркальный портал.

- Тих-тих, моя маленькая, успокойся, приляг и своим тёплым пледом укройся. Я помню, как ты его летом вязала, петельку к петельке на мне прибавляла, как пела мне песни и яблоки грызла, я помню и то, что сама ты забыла. - он гладит её по плечам, обнимает, она ему верит и засыпает.

Сам думает (это теперь он умеет, научится думать, кто окаменеет).

Что-то грядёт. Способности Ведьмы слишком опасны и неизведанны. Сложно проклятье разрушить Богов, освободить из надёжных оков. Она же - не просто освободила, силой Создателя наделила. И Небо в смятении хмуриться будет, пока кандалы для нее не добудет. От страха спокойно ей не дадут жить, ведь кто порождает, способен убить.

***

Потехе - час. Болото Ведьму ждёт. И время для живых по-прежнему течет. Она же к вечеру, набравшись сил, о помощи у Вереска спросив, отправилась в дорогу. На Чёрном озере, вороны донесли: вновь чьи-то свежие следы нашли, и тут же зародилась у нее тревога.

И снова она с корзиной волнушек шагает по мшистым зеленым коврам. Подол замарался, шуршит еле слышно, прохладно елозит по голым ногам. Корявые мáкушки старых деревьев кудрявятся зеленью вешней листвы, и так же лохматятся волосы ведьмы, торчат, выбиваясь из чёрной косы. Бредёт по тропинке, петляющей между коряг и огромных седых валунов, вот-вот и появится проклятый берег, сгубивший так много людских животов. В народе зовут это озеро Чёрным с тех пор, как вошла в его воды душа, что так опрометчиво бросила тело, упавшее в воду, весь лес оглуша. И зеркало водное вмиг потемнело, впитав боль с отчаяньем глупой души. Здесь каждую ночь появляются тени - на них не смотри и домой поспеши. Иначе заманят, пытаясь согреться огнем безответно влюбленных сердец. Болотная ведьма нашла одно средство - волнушки, рябина, полынь, лядвенец. Раз в месяц, когда наберет луна силу, по кромке воды ей ходить босиком, и с ветром пускать над водой травы пылью, с рассветом без сил падать в землю ничком. Потом возвращаться к себе на болото, пока не заметил ее местный люд, ведь кажется им - это ведьмы работа, дай повод, придут и от страха сожгут.

А возле избушки, в тени, как и раньше, стоит мрачный Демон, суров и могуч. Лохмотьями Тьма расползлась по поляне, фонарик в руке, от фонарика - луч. И говорит:

- Смотри же на меня! Все маски сняты, вот он Я. Без приукрас, заученного этикета - всё вместе с кожей снято, до скелета. Мои сомнения клубятся за спиной, грехи укрыли ветошью - за слоем слой, а страхи все скормил я фонарю и ровным гневом изнутри теперь горю. Мои ли губы раньше ты хотела целовать? Они истлели, я не помню уж, как ими обладать. Язык мой вырван с корнем - мне не нужен он, он помнил другой имя и теперь сожжён. Развеен прахом по ветру с надеждой вперемешку, надежду ненавижу - стёр её усмешку. Что от меня осталось, Ведьма? Мне скажи! Навешанные на меня тобою миражи? Мне память бы стереть забвеньем вечным, но проклятым "гореть во муках бесконечных". Принадлежит тот свет не мне, а фонарю. Ну, что вздыхаешь? На! Его тебе дарю. А мне одно осталось в жизни (ль?) наслажденье - в объятьях Тьмы гасить свои мученья.

"То, что не может умереть, не может жить. " И ты теперь не сможешь никого любить. А без тепла же, Ведьма, ты мне не нужна. Зло посмеялась надо мной судьба. Прощай, покой твой страстью больше не нарушу. Не сберегла ты свою солнечную душу." - сказал и растворился. Ведьма с фонарём поплакала о прошлом, о своём. И отпустила Демона и Бога - её ждала в своя дорога.

- Мой верный Вереск, я о помощи тебя просила. Нашёл ли для меня ты имя? Всё прошлое отрезано, и будущего нет...

- Ты будешь так же нести людям свет. Твои глаза сиять не перестанут, а в сердце чувства не перегорят. Отныне нарекаю тебя Мира, и значит это то, что ты - звезда, смотрящая сквозь время и пространство бытия, ты Мира или "Удивительная".

Так смерть настигла то, что дóлжно было умереть, что не смогли герои меж собой преодолеть. Но в то же время новая открылась дверь, к которой ключ приложен был из боли и потерь. Пусть настоящее пугало Миру пустотой, она на прошлое не обернулась. Не крикнула: "Не уходи! Постой!", и за спиною дверь замкнулась. Шагнёт ли в будущее или в настоящем побудет, будто в тишине звенящей? Ей руку Вереск обязательно протянет и верным спутником однажды станет. Вот только к счастью идёт длинная дорога, что тянется от самого порога. Ждут приключенья эту пару молодых Богов, как только выберутся каждый из своих оков.

Конец.