Больница

Я сижу на железной кровати с опухшими от слез глазами и держу в руках кулек гостинцев. При вдохе грудная клетка вздрагивает, нос всхлипывает. За окном нависло зимнее небо асфальтового цвета. Летят белые крошки, бьются о стекло.

Напротив меня лежит девочка, сосет палец и смотрит в потолок. Её ноги напряжены и скрючены в неестественном положении. Молодая женщина в темно синем костюме с русой косой до пояса снимает с неё теплые штаны, кофту и нежно берет на руки:

- Пойдем, доча, врачу покажемся. – Уносит девочку из палаты.

Палата прямоугольная с белой дверью, напротив окно. Вдоль стен по две кровати между ними тумбочки. При входе справа темно-коричневый лакированный шкаф. Напротив него – умывальник.

На кровати у окна, по диагонали от меня, сидит девочка с черными волосами, стриженная под ёжика. Перед ней лежит тетрадь и цветные карандаши:

- Здесь тараканы. Гостинцы надо быстро съедать. – Складывает она карандаши в жёлтый пластмассовый пенал. – Скоро обед принесут. Надо тумбочку освободить.

Я встаю с кровати, запихиваю гостинцы в тумбочку. По дверце прошмыгивает таракан.

Открывается белая дверь, заходит пожамканный белый халат округлой формы, бодро озвучивает слово «обед» и хозяйственной походкой разносит тарелки с супом по тумбочкам.

Сажусь на стульчик у тумбочки, стоящей за спинкой кровати, коленки упираются в дверцу. Наклоняюсь вперед и пытаюсь, набрав в ложку супа, дотянуться до рта, рука вздрагивает, и суп расплескивается по сторонам: на пол, стены и одежду. Вторая, третья попытка, снова всё разлетается по сторонам.

- Я сейчас скажу нянечке, тебя покормят. – Говорит девочка со стрижкой ёжика и на носках, шаркая ботинками по полу, выходит из палаты.

Около меня появляется белый халат с застиранным подолом. Женская рука быстрыми движениями берет ложку и засовывает мне в рот. Снова, снова и снова. Я не успеваю глотать, суп льется по подбородку. Но ложка упрямо, в быстром темпе, заталкивается в меня.

Тарелки пусты, компот выпит. Белый халат уносит посуду и возвращается с тряпкой. Вытер мой рот, тумбочку и капли на полу, хлопнув дверью исчез.

Мучительно скучно сидеть в палате, и я высовываю голову в коридор.

- Нельзя без взрослых выходить из палаты. – Сказала девочка-ёжик, сидя на кровати у окна. – Сейчас тихий час. Потом придет воспитательница, и мы пойдем гулять.

Я направляюсь к кровати, ложусь на живот, складываю руки на подушку, кладу подбородок на запястье. Сквозь железные прутья кровати, вдали, видны серые крыши многоэтажек.

Скрипит дверная ручка, входит женщина в темно синем костюме и мягко кладет девочку на кровать, приподняв ей голову подушкой. Она берет тарелку в руки, и кормит дочь, медленно преподнося ложку ко рту. Периодически аккуратно вытирает ей губы платком.

Наплывает туман, веки смыкаются, и я проваливаюсь в сон. Просыпаюсь от толчка в плечо. Передо мной стоит тетя в клетчатой юбке, коричневой водолазке, с кудряшками на голове.

- Кефир, печенье на тумбочке. Ешь и одевайся. Пойдем гулять.

Я сажусь на кровать.

- Шевелимся, шевелимся. – Бодро звучит женский голос.

Подхожу к тумбочке, наклоняюсь и отпиваю кефир, не поднимая чашки. Съедаю пару печенек «Юбилейное». Двумя руками цепляюсь в кружку, приподнимаю её, и пока руки дергаются сносно, выпиваю всё залпом.

Кучерявая женщина, вытаскивает из шкафа зимнюю одежду, бросает мне на кровать. Достает обувь и ставит в ряд у входа.

- Разбирайте, где, чьё. Пойду других собирать. – Хлопнув дверью, скрывается в коридоре.

В куче одежды нахожу свои рейтузы и шубку с шапкой.

Девочка-ёжик подходит к моей кровати, берет черное пальто и коричневую шапку:

- Это воспитательница Наталья Игоревна. А тебя как зовут?

- Лена.

- Меня Таня.

Воспитательница влетает в палату, быстро натягивает на нас по очереди верхнюю одежду, застегивает пуговицы и выводит из палаты. В коридоре дети из отделения стоят в ряд у стены, некоторые держат в руках лопатки.

Воспитательница протягивает Тане совочек:

- Нате, один на двоих. – И кричит. – Встали парами, идем!

Мы проходим в тусклый холл с гудящей лампочкой и кафельным полом. Наталья Игоревна с грохотом открывает железные двери лифта. Заходим в будку грязно-коричневого цвета. Серые двери резко хлопают. Лифт, кряхтя и вздыхая, едет на первый этаж.

Мы выходим из лифта, мимо белых дверей и наконец-то высвобождаемся из окружения зеленых стен и аптечного запаха.

Воспитательница приводит нас на пустырь к песочнице перед забором напротив больницы. По другую сторону мчатся машины, шагают черные столбики прохожих. Вдали виднеются многоэтажки с хаотично горящими окнами.

Колючая, белая крупа вертится в воздухе, оседает на землю. Ледяной ветер раздувает её в стороны до голой земли.

- Берем лопатки, совочки и строим башню. – Командует Наталья Игоревна, поднимая пушистый воротник серого пальто.

Песок замерший, со снежным напылением. Все усердно ковыряют его лопаткой и складывают отколовшиеся кусочки друг с другом.

Рядом с песочницей я нахожу палку и, зажав её в кулаке, раздалбливаю комочки песка. Палка ломается пополам. Вылезаю из песочницы, поискать палку покрепче.

- Ты, куда? Нельзя! – Звучит строгий голос Натальи Игоревны.

- Другую палку поискать.

- Разбегаться, расходиться нельзя. Играем все в песочнице. – Поучительно произносит Наталья Игоревна, переминаясь с ноги на ногу.

Сажусь на край песочницы и ковыряю дырку отломком палки, в закостенелой песочной куче. Затем обрываю несколько сухих травинок возле песочницы, втыкаю их в выдолбленную дырку и придавливаю песочными крошками.

- Ты что делаешь? – Спрашивает Таня.

- Сажаю лес.

Таня кладет несколько песчаных комочков вокруг травинок:

- Это будет забор.

Я рву травинки, Таня ковыряет дырки. К нам подползает мальчик в рыжей шапке:

- Хочешь с нами? – Говорит Таня. – Ковыряй камушки и складывай их вокруг “леса”.

Мальчик отползает в сторону и стучит лопаткой по песку.

- Там, где я родилась, горы и лес. – Говорю я, утрамбовывая в песок травинки.

- Это где?

- На Дальнем Востоке. Там сейчас мама с папой и Татошкой живут.

- А Татошка кто?

- Кошка черная с белой грудкой. Её нам соседка принесла. Никто не брал, а мы взяли.

Воспитательница кричит:

- Всё, пора на ужин!

Строит нас парами. Собирает совочки и складывает их в тряпичную, темно-синюю сумку.

На ужин манная каша сизого цвета, без сахара и соли. В середину манных комочков брошен омлет. От кормления нянечкой я отказываюсь. Мне не хочется, чтобы в рот запихивали манные комочки.

Ем стоя. Жестко и неудобно сидеть, упираясь коленками в дверь тумбочки. Путь ложки от тарелки до рта слишком длинный, ненадежная правая рука может вздрогнуть в любой момент — тогда еда достанется стене, полу или измажет одежду. Я нагибаюсь, приседаю и быстрыми движениями уминаю омлет. Съедаю кусок хлеба, запиваю шиповником.

Палата душит монотонным однообразием, хочется бегать, прыгать, размахивать руками и я шмыгаю за дверь. В конце коридора снуют белые халаты. Крадучись заглядываю в соседнюю палату. Там на полу, сидят мальчики в белой и синей футболках, катают друг другу машинку.

Палата такая же коробка, как и наша. Напротив двери окно с тумбочками, по краям четыре железные кровати, при входе лакированный шкаф, умывальник.

На тумбочке, с правой стороны, между кроватями, дружно в ряд выстроились машинки разного цвета. Их разноцветный окрас завет зайти в палату посмотреть и покатать. Я дотрагиваюсь указательным пальцем до синей машинки, крайней в ряду справа и катаю её по тумбочке вперед-назад «ж-ж-ж-ж», отпускаю палец, «вжих» автомобиль мчит вперед, падает с тумбочки и уезжает под кровать.

- Эта моя! – Взволнованно кричит мальчик в белой футболке.

Я лезу под кровать, достаю её и толкаю к ребятам.

Мальчик в белой футболке хватает машинку:

- Не дам.

- А можно я с вами? Я тоже хочу. – Сажусь на пол рядом с мальчишками.

Мальчик в синей футболке толкает мне другую, черную машинку одной рукой. Вторая рука у него скрючена и неподвижна. Я ловлю её ладонью и запускаю обратно. Автомобильчики резво мчат по линолеуму, проскакивая трещины и бугорки. Порой пролетают мимо пальцев и уезжают под кровать.

Появляется рука в белом халате, берет меня за запястье:

- Что ты тут делаешь? Нельзя. – Строго звучит голос.

Я приподнимаюсь от пола и чувствую, как меня волокут по линолеуму. Стараюсь поспеть за рукой, перебираю ногами, спотыкаюсь и падаю. Халат настырно тащит меня по коридору в палату, забрасывает куклой на кровать.

- Нельзя выходить из палаты.

Железная кровать стонет со скрипом, тело само собирается в клубок зародыша. Белый халат исчез, хлопнув дверью. Ком обиды застрял где-то в гортани, немного похныкал и провалился в живот, но глаза остались сухие.

Девочка-ежик Таня шаркает к умывальнику с зубной пастой и щеткой в кулачке. Шумит вода из крана.

Женщина с косой до пояса переодевает дочку в пижаму и напевает:

Пусть всегда будет солнце,

Пусть всегда будет небо,

Пусть всегда будет мама,

Пусть всегда буду я.

- Ну, вот и всё, Викуся. Сейчас книжку почитаем. – Укрывает её до подмышек, подтыкает одеяло по бокам. Девочка мычит и сжимает в руках попискивающую резиновую кошку. Её мама, наклоняется ко мне, трогает за плечо:

- Тебе помочь переодеться?

Я качаю головой. Женщина берет с тумбочки зубную пасту, щетку и протягивает мне.

- Иди, умывайся, а я расправлю тебе кровать. А где твоя пижама или сорочка? Ты в чем спишь?

Подхожу к шкафу, открываю скрипучую лакированную дверь, беру с полки мешок и протягиваю его женщине:

- Вот тут.

Она берет мешок, достает сорочку и раскладывает её на кровати. После умывания я переодеваюсь и залезаю под одеяло, лицом к стене.

- Давайте я вам почитаю. Сказка три медведя. Одна девочка ушла гулять в лес…

Скрипнула дверь в палату:

- Так, почему ещё не спим? Отбой. - Звучит строго голос.

- Сейчас сказку дочитаем и заснем. Я всё контролирую. - Отвечает Викина мама.

Дверь хлопнула, звякнув ручкой.

- Девочка выпрыгнула в окно и медведи не поймали её…

Веки тяжелеют, и я проваливаюсь в сон. Последнее, что вижу – пробегающего по стене таракана.

Больше попыток выйти из палаты я не предпринимала. Следующие дни были, как будто один и тот же день, который повторялся, каждый раз точно такой же, как вчерашний. Белые халаты делали всё соответственно должностной инструкции - ставили уколы, давали таблетки, водили на процедуры, лечебную физкультуру и массажи. По субботам приезжала бабушка - дарила коробки конфет белым халатам, меняла мои грязные вещи на чистые, кормила домашней едой. Когда я утыкалась в неё носом и просила меня забрать, она гладила мою спину, приговаривая: «Надо лечиться, ничего не поделаешь».

Девочка-ежик выписалась на неделю раньше меня. Я была на процедурах и не смогла её проводить. Когда меня вернул в палату белый халат, на моей кровати лежали две пачки печенья «Юбилейное» и Викина мама сказала:

- Таню забрали. Печенье нам оставили. Будет с чем попить чай перед сном.

Вскоре наступил день моей выписки. Бабушка вошла в палату, приобняла за плечи, чмокнула в щечку. Достала вещи из шкафа.

- Ну что, домой? – Улыбнулась она, надевая на меня рейтузы, шубу и шапку. – Мама звонила. Билеты купила. Через два дня прилетит.

- А Татошку привезёт?

- Ей в самолет нельзя. Дома останется ждать хозяйку.

Я взяла бабушку за руку. Мы помахали женщине с русой косой, её дочке Вике с резиновой кошкой. И покинули зеленые стены, белые халаты, застывшую песочницу и направились к остановке. В ту сторону, где хаотично зажигались окна многоэтажек.