Ночью переменился ветер. Он принёс запах воды, и снег с той стороны, откуда пришёл ветер, ощутимо подтаял. Совёнок не спала — вдыхала новый ветер, пила его, пробовала на вкус. Весна приходит. Скоро отец велит выступать в путешествие.

Мужчины тоже встали рано — почуяли ветер. Всем не терпелось отправляться в путь — навстречу теплу, охоте, сытости. Зимовка у Сладкой реки была нетрудной, но под конец охота стала нехороша, звери поуходили. Слишком много людей жило в этот год на Сладкой реке, звери к такому не привыкли.

Люди Бизона зимовали в этот раз вместе с людьми Большерогого оленя; так было теплее и безопаснее. Всю зиму Совёнок дивилась, как живут олени: они почти не путешествовали, так, бродили по окрестностям, охотились, ловили рыбу в Сладкой реке, а пещеры у них были на самом верху большого холма. Конечно, оттуда неохота уходить, там тепло и уютно. Но Совёнку было непривычно долго сидеть на одном месте. Ноги сами просились в путешествие, будто она настоящий бизон. Особенно сейчас, весной.

Большерогий олень удивлялся:

— Зачем вам идти? Ниже по Сладкой реке есть большие пещеры, вы все можете жить там, и даже если вас станет ещё раз по столько, как сейчас, там не будет тесно! Живите! Мы будем приходить к вам, а вы — к нам, здесь полно зверя, рыба есть, ягоды… Что же вы всю жизнь бродите?

Бизон хлопал его по плечу — благодарил:

— Мы пойдём. Мы бизоны — нам хорошо в путешествии. И мы ведь несём камни, ты не забыл? За Красивой горой будут ждать ваших серых камней, а вам дадут камни-слёзы и камни-лёд.

Олени подарили им в дорогу сушёной еды — пусть немного, но так принято. Нельзя же отпускать гостей без подарков. Камни — это не подарок, камни — для дела. Но ходить за камнями далеко олени уже не хотели, потому у них почти не осталось камней-слёз. Придётся им ждать, когда бизоны или другие путешественники придут с запада: от Красивой горы или вовсе издалека, из-за Реки больших дубов.

Сюда, к Сладкой реке люди сходились из разных мест для обмена полезными вещами. С востока, от Большой дымной воды, приносили камни в кожуре, словно орехи, и красивые раковины, что так весело блестят на солнце, острые кости больших рыб, пригодные для игл, закрученные рога удивительных козлов, которые жили только в тех краях. А бизоны несли много, целые мешки камня-слезы и камня-льда — для шильев и свёрел, радостные цветные и пёстрые камни и ещё другие, похожие на взболтанное яйцо. Они плохо раскалываются, но их можно выглаживать на красной шершавой плитке, и получаются узкие ножи для разделки мяса. Красивая гора богата разными камнями! Но камня в кожуре там нет, и приходится ходить за ним далеко на запад, за Реку больших дубов, через степи, полные диких антилоп и злобных носорогов, или сюда, на восток — к Сладкой реке. Здесь Совёнку нравится больше: она любит леса, а не степи.

Начались сборы в дорогу. Совёнок не могла сдержаться, прыгала от радости: идти, снова идти в путешествие! Как птицы, как бизоны, как реки бегут. Только Белка плакала тихонько: она оставалась у оленей. За зиму она подружилась с молодым оленем по имени Дрозд, теперь у неё рос потихоньку живот, и маленький бизон, который родится осенью, будет уже немножко оленем. Дрозд нежно обнимал подругу, шептал что-то утешительное, но всякому было ясно: больно расставаться со своими. Мама Белки торопливо давала ей наставления, как рожать малыша, как растить, во что одевать… Через три, четыре, пять зим бизоны, может быть, снова придут в эти края, а олени и так поселились тут насовсем. Свидятся!

Совёнок тоже обняла Белку, потёрлась носом о её нос. Белка так любит путешествия, не станет ли ей тоскливо тут, у оленей? В следующий раз, когда они придут на Сладкую реку, она, быть может, уже соскучится и пойдёт с ними обратно на запад… И малыш пойдёт с ней, он будет уже большой.

Вышли, когда солнце стояло высоко, грело сильно и светило ярко. Снег чернел на глазах, проваливался под ногами, и Совёнок смеялась, вытягивая ноги из дырок в рыхлых сугробах. Одно хорошо в снеге: пока он есть, легче тащить камни на волокушах. Когда земля сырая, это становится трудно!

Бизон, отец Совёнка, всё время шёл впереди — выбирал дорогу. Он двигался этим путём уже в третий раз и помнил все приметы. Он-то уж не засядет на одном месте, как эти олени! Он великий путешественник, видевший Солёную воду. И Совёнок тоже однажды сходит к Солёной воде, ей так хочется проверить, что же она такое? И правда ли там живут ползающие рыбы?

Вечером на стоянке Бизон подозвал дочь:

— Покажи мне направление на Красивую гору, сможешь?

Совёнок всмотрелась в рисунок звёзд, понюхала ветер:

— Туда, только сначала немного к югу, а то не перейдём Мутную реку.

— Правильно! — похвалил отец. — Но завтра мы возьмём к северу, вон на те две звёздочки. Не перепутай!

— Зачем? — удивилась Совёнок. — Там ведь ещё зима, а нам надо к весне!

— В этот раз мы зайдём на Мамонтовые холмы, — таинственно сказал Бизон. — Там нас ждёт белый мамонтовый зуб — много!

*

От устья Красивой реки двинулись к северу, через холмы и равнины, местами ещё заснеженные. Но уже просыпались ручьи, на пригреве зацветали жёлтые цветочки — Совёнок очень их любила за то, что они весной самые первые! Пахли они не сладко, но бодро, и Совёнок срывала иногда эти цветочки и вставляла за ухо, чтобы пить в дороге их запах.

В небе пели жаворонки, и путешественники старательно обходили их гнёзда, что лежат прямо на земле. Весной птиц трогать не надо — чем больше их выведется, тем лучше они будут есть противных комаров летом. А комарья на пути к Красивой горе ух сколько! Тучи. В долинах мелких рек охота бывает хороша, но комары портят всю радость. Пусть, пусть будет побольше жаворонков!

Перелётные птицы обгоняли их, спеша на север: вскрывались реки, пора была строить гнёзда, выводить крикливых птенцов. Глядя вслед гусиному каравану, Совёнок впервые задумалась, почему весной так хочется обнять кого-то, прижаться потеснее, потереться носом… Она вспоминала Белку и Дрозда. Завидовала немного. Зажмуривалась, представляла, как её обнимает молодой парень — незнакомый, но очень сильный, гибкий. Прижимает к себе, кусает легонько за ухо, тянет за собой на мягкую траву… В животе рождался холодок, и Совёнок придерживала эти мысли до вечера, когда можно с удовольствием подумать их лёжа под пологом...

Стоянки становились всё короче, потому что удлинялись дни и надо было спешить: охота, необходимая в дороге, занимала время, а Мамонтовые холмы были ещё далеко. Шкуры у добытых зверей были уже облезлые, линючие, и с собой забирали только те, которые можно было хорошо отскоблить с обеих сторон. Вечерами у костров натирали их золой и чистили мездру, чтобы поскорее избавиться от запаха. Совёнок тёрла шкуру своей старой скоблилкой и думала, что надо бы сделать новую: эту уже бесполезно обкалывать, вся тонкая, как ноготь. Рукоятка у неё получилась удобная, а режущая сторона уже вся обкрошилась.

Совёнок сама делала скребки, иглы и ножи; другим тоже делала, когда просили, но первым делом обеспечивала себя и маму. У неё лёгкая рука, говорил отец: она ловко отбивает у камня плоскую сторону, чтобы от неё начать скалывать наискосок длинные тонкие отщепы. Костяной отбойник у неё почти такой же тяжёлый, как у отца, но покороче. А на другой стороне отбойника — узкий шип, которым хорошо отжимать малюсенькие каменные щепочки, чтобы сделать проколки или узкие вставные лезвия для зубастого ножа. Но на походе некогда делать новые скребки и ножи: очень устаёшь за день. А для откалывания камня нужна твёрдая рука!

Погода стала неровной, часто шли дожди, и бизоны двигались медленно. По раскисшей земле трудно было тащить волокуши, люди часто сменяли друг друга. Отец тоже впрягался и тащил, а Совёнку велел держать направление:

— Видишь там, впереди, блестящее? Это нужная река. Идти надо так, чтобы она оказывалась чуть справа. Там есть брод, переправимся — и будет легче!

Река иногда совсем пропадала из виду в дождевых струях и туманах. Но теперь Совёнка вели водоплавающие птицы: их крики и летающие стаи ясно показывали, где вода. Мимо брода она всё же немного промахнулась, на неё поворчали, но не сильно: в первый раз ведёт путешествие, может и ошибиться по неопытности. Зато брод был удобный: камни перетащили всего за день.

Костры жгли большие, чтобы успевать согреться и высохнуть за ночь, и Совёнок как самая младшая часто вызывалась караулить огонь. Сидела до излома ночи, поглядывала в костёр. Часто смотрела в сторону осени, туда, где лежала в туманах Больша дымная вода. Что там? Какие звери живут, какие птицы? Если бы спросить волков, что приходят отттуда… но прошлой осенью бизоны никого из волков не встретили. Когда приходило время будить нового караульщика и ложиться спать, Совёнок засыпала, глядя на звёзды.

Когда поутихли дожди и стало теплее, охотники, что шли впереди отряда, заметили следы мамонтов:

— Их тут много! Целые стада!

— Да, — согласился Бизон, — тут их тучи, как комаров. Но берегитесь больших мамонтов, не пугайте их: бросятся — могут затоптать! Нам нужны мёртвые звери, а это дальше, в низине.

Перевалили высокую гряду холмов, похожую на хребет тощего быка, — и попали в звериную страну. Не одни мамонты, но и бизоны, лошади, олени бродили по склонам в таком количестве, что в глазах рябило.

— Зачем они сюда собрались? — спросила Совёнок шёпотом, будто все звери могли разом услышать её и побежать.

— Соль, — улыбнулся Бизон. — Они едят соль. Особенно весной, когда линяют.

По низеньким кустам и правда висела там и сям клочьями бурая мамонтовая шерсть. Она сразу отличалась от шерсти бизонов и оленей своей невообразимой длиной.

— Ну и чудища, — сказала мама Белки. — Зачем мы сюда пришли?

— Там, внизу, лежит много мёртвых зверей, — объяснил Бизон. — Их зубы не гниют, можно спуститься туда, где не ходят стада, и выбрать самые лучшие зубы. Но будьте осторожны: когда они пугаются, здесь некуда скрыться! Надо, чтобы кто-то сторожил нас, пока остальные собирают зубы.

— Я буду сторожить! А вы рога мне найдите, — попросила Совёнок. — Я из оленьих рогов сделаю резцы.

— Поищем, — пообещали охотники и один за одним начали спускаться в звериную долину.

*

Никогда в жизни Совёнок ещё не видела так много зверей. Мамонты были обычные, такие же, как на Красивой горе, только не рыжие, а бурые. А вот разных оленей тут было видимо-невидимо! И огромные — с широкими, как крылья, рогами, и средние — с рогами как ветки дерева, и совсем небольшие, с рожками, торчащими вперёд. Кроме мамонтов, появлялись ещё похожие на них звери, но лысые. Увидев такого впервые, Совёнок решила было, что это облезлый мамонт, но потом подошло целое семейство лысых зверей. Она разглядела, что и зубы у них немного другие, и очертания тела отличаются, да и размером они поменьше.

А однажды, наблюдая за долиной с выступа скалы, она увидела вдалеке, на зеленеющих травах, такого зверя, про какого только иногда рассказывали! Ростом он был пониже мамонта, весь покрыт тёмной клочковатой шерстью, шея толстенная — от туловища совсем не отличить, а зад — как у кабана, с маленьким хвостиком. На морде у него было два рога, один за другим, и этими рогами он поддевал куски дёрна, выворачивал их и жевал что-то — может, корни, может, червей… Это сколько же надо вскопать, чтобы прокормить такую тушу!

Странный зверь был один и вскоре ушёл. Но вечером Барсук притащил на стоянку громадный тяжеленный рог, найденный в куче костей; он был явно не по размеру ни бизону, ни туру, ни здешнему носорогу. Посовещались и решили, что это рог с морды зверя-копателя. Рог был, правда, безобразный — весь выщербленный, обломанный, и домой его решили не тащить. Здесь есть рога и получше.

День за днём люди жили поодаль от зверей, и постепенно быки, мамонты и олени стали к ним привыкать. Лизали соль, паслись на траве, уходя всё дальше от холма — поблизости трава не успевала отрастать, так много было зверья. Берега речки все были разбиты множеством тяжёлых ног, вода текла мутная, грязная. Люди пили из ключа прямо на холме. Подниматься туда было нелегко, зато и звери там не бывали, ключ оставался чистым.

С холмов было далеко видно! В ясный день можно было разглядеть истоки Сладкой реки и лес по её берегам. Совёнок всё мечтала увидеть Красивую гору, но синяя дымка закрывала край земли в той стороне, и видны были только болота, степь и маленькие перелески, а ещё дальше поблёскивала на солнце россыпь солёных озёр. На этих озёрах бизоны побывали прошлой весной, в пути на восток. Там задержались поохотиться на водоплавающих птиц, и самые смелые купались в солёной воде, рисовали на теле узоры чёрным вонючим илом. Совёнок не могла взять в толк, для чего эта пакость, но отец рассказал: ил со дна этих озёр целебен. Если хоть несколько дней мазать им кожу, сойдут опрелости, сыпь, ороговения, а солёная вода помогает от болей в руках и ногах.

Тогда на озёрах побыли подольше: надо было подлечить Барсука и старую Рысь. Барсук ещё зимой упал со скалы на охоте, сильно расшибся, хотя кости не сломал. С той поры у него болело колено, а после купаний в озере боль утихла. Чудеса! Рысь купаться опасалась, зато щедро мазалась грязью и скоро перестала кашлять и жаловаться на усталость в спине. Тогда Бизон успокоился за неё.

Сначала он не хотел брать старую женщину в поход, но Рысь лучше всех разбиралась в полезных травах и грибах, в путешествии это очень нужно! Внуков она тоже учила этой премудрости, но они ещё слишком малы, чтобы идти со взрослыми. Рысь знала, что это её последнее путешествие; может случиться, что она не вернётся из него домой, на Красивую гору. Ну что ж, вся жизнь человека — одно большое путешествие, говорила старуха, и нет разницы, где его окончить. Совёнку от этих слов становилось грустно; Рысь, конечно, права, но так хотелось однажды увидеть Солёную воду! Ну хоть разок.

Бизоны — прирождённые путешественники, но ходят они не куда попало, а по заранее продуманным направлениям. Если бы им зачем-то понадобилось к Солёной воде, нашлось бы много охотников, но что там сейчас может быть нужно? Когда отец Совёнка ходил туда совсем молодым, отряд бизонов принёс туда камень-слезу, а обратно много всякого припаса — порошок из непонятной породы, с которым лучше выглаживается вязкий камень-яйцо, куски необычного дерева, что после обжигания становились твёрже камня, а ещё много ракушек, которыми бизоны до сих пор украшали причёски и одежу. Ракушки, говорил отец, им отдали просто так, их там множество, бери не хочу. Там у отца остались дети, но их матери не пошли за ним, решили жить как прежде и научить детей ловить в Солёной воде сладкую жирную рыбу. Вот любопытно было бы поглядеть — похожи эти дети на Совёнка и её братьев-бизонов или нет?

Радостные крики Барсука отвлекли Совёнка от мечтаний и разглядывания далей. Небольшое стадо мамонтов полезло вверх по холму, добралось до берёзок на склоне и принялось питаться. Рощу быстро вытоптали и съели, собрались назад — и тут один молодой зверь сорвался с кручи и рухнул вниз. Совёнок не видела падения — Барсук завопил, когда мамонт уже грянулся на камни у подножия холма. Стадо отступило от края и, тревожно трубя, зашагало в обход, по пологой тропке. Барсук, рискуя сломать шею, полез по обрыву вниз — надо опередить падальщиков! Тут, внизу, звери частенько умирают просто от болезней и от старости, и тогда их сразу же растаскивают вечно голодные волки, ласки и мелкие кошки. Сожрать мамонта для них совсем нетрудно, хоть они сами и маленькие!

Люди, свесившись с края скалы, следили, как Барсук ловко спускается по выступам камня. Вот он уже внизу, машет руками: сюда, тут мясо! Бизон собрал охотников, позвал Рысь и маму Белки, а дочери велел оставаться и наблюдать: не появятся ли крупные хищники. Звери могут заметить их раньше людей — а могут и не заметить, если ветер будет от них! Зрение у людей лучше, чем у травоядных, это бизоны поняли давно. Так что дело Совёнка — смотреть во все глаза!

Разделывать мамонта, пусть и небольшого, — работа долгая. Шкура у зверей до того толстая, что, бывает, затупится десяток ножей, прежде чем вообще удастся её прорезать. Но за долгую зиму у Сладкой реки бизоны наделали себе много ножей, скребков, рубил — хватит и на поход, и домой привезти с запасом. Опытные бизоны быстро взрезали мамонта в самом мягком месте — внизу живота, достали кишки; Совёнку казалось, она прямо отсюда ощущает пряный запах. Маленькие кусочки печени охотники тут же попробовали — сладко, хорошая печень! Рысь напластала ножом ещё кусков, побольше, и понесла наверх, к стоянке: часть надо испечь на плоских камнях, а часть охотники, когда вернутся, съедят сырьём.

Из мамонта нарезали самых мягких мышц — их раскроят на длинные полоски и высушат на камнях. Это хороший запас в дорогу — меньше времени придётся тратить на охоту, а значит, можно быстрее идти. Хорошо бы добраться до Красивой горы к концу осени! Ещё одна зимовка вдали от дома — это очень скучно.

— Давайте вырежем зубы! — предложил неугомонный Барсук. Бизон покачал головой:

— У свежего мамонта зубы вынуть трудно! Надо поискать те, что сами выпали. Да не берите самые крепкие — намучаемся с обработкой. Лучше всего те, где уже есть мелкие трещинки, их проще раскалывать.

Барсук огляделся, подбежал к белому, ещё не потемневшему зубу длиной больше его роста:

— Вот хороший!

Потянул на себя — и уронил: тяжело! Старшие охотники рассмеялись:

— В нём весу больше, чем в тебе самом! Выбирай поменьше.

Постепенно бизоны натаскали к подножию холма подходящих зубов, но из них ещё предстояло выбрать те, что им подходят. Слишком длинные и тяжёлые отвергли: трудно тащить. Изогнутые — самые ценные, ради низ стоит постараться! Таких нашли два, остальные не устроили знатоков:

— Тут длинная трещина, тут, глядите, кто-то погрыз, а этот весь изъеден, как старая кора… Не годится!

Выбрали ещё один ровный зуб, длинный, но довольно тонкий. Бизон велел связать их вместе, обернуть шкурами и положить на отдельную волокушу. Ещё несколько зубов, рогов и костей набрали просто так, обрабатывать по дороге. Кто присмотрел себе новый отбойник для камня, кто подходящий кусок для скребка, кто будущее точило…

Вечером, жуя свежее печёное мясо, рассуждали, когда пора будет уходить с Мамонтового холма. Здесь хорошо и сытно, не донимают насекомые, все отдохнули, но теперь пора отправляться дальше. Камни и зубы ждут внизу, у подножия холма, осталось только собрать мясо — и в путь!

Пока горит костёр, Бизон решил подправить свой лучший топор — с рубящим камнем, вклеенным в деревянную рукоятку. Топор он берёг — сила и точность удара у него лучше, чем у рубила без ручки. А тут, с заботами о зубах и мясе, упустил из виду, что асфальт, которым залито рубило, местами покрошился, надо заплавить заново.

— Давай помогу! — вызвалась Совёнок. Ей очень нравилось мастерить разные штуки, а камни интереснее, чем шкуры и жилы, чешуя и кости… Вдвоём с отцом они долго и осторожно разогревали асфальт, потом Совёнок размяла его пальцами, выравнивая камень в прорези, потом рукоять перемотали верёвкой, чтобы застывало в правильном положении. Когда закончили, было уж близко к полуночи; отец зевнул, посоветовал Совёнку ложиться спать — за костром последит Барсук. Она бы ещё повозилась с камнями, но отец прав: завтра рано вставать.

*

В степи начиналось лето. Дневная жара и ночные налёты комарья, сладкий запах цветов и запоздалые кукушки в рощицах — верные спутники весёлого, но короткого времени. Охотники шагали днями и ночами, делая только короткие привалы, когда солнце поднимается на самую высоту. Усталые успевали даже поспать днём. Совёнок спала мало: каждый раз, как удавалось найти время, она что-нибудь мастерила. Из ненужного обломка рога, который ей отдал отец, она хотела сделать гребень, а для этого надо пропилить много тонких щёлочек между зубьями.

Сидя в тени берёз, на ветерке, она старательно возила куском камня по роговой пластине: вперёд — назад, вперёд — назад... Руки уже ныли, но бороздки углудлялись — значит, всё получится! Не сразу Совёнок заметила, что на неё кто-то смотрит. Подняла голову — рядом стоял Барсук.

— Брось ты этот рог, зачем он тебе?

Парень присел на корточки рядом, протянул Совёнку веточку с мелкими земляничинами. Она задумчиво съела ягоды:

— Это какой-то необычный рог. Хочу посмотреть, что из него получится.

— Зачем?

— Любопытно, — повторила девушка уже сердито. — Тебе-то что?

— Ты стала красивая, — невпопад сказал Барсук. Сорвал стебель с пучком розовых пахучих цветов на конце, вставил в густые волосы Совёнка. И ушёл.

Совёнок отложила камень, поглядела ему вслед. Попробовала представить себе Барсука на месте того придуманного парня из своих мечтаний… похож, но не совсем… а всё же что-то схожее есть. Барсук уже взрослый, ему четырнадцать зим. Ростом не уступает самому Бизону, но уже сейчас шире в плечах, и мышцы мощнее. На восточных склонах Красивой горы, у лисиц, он оставил сына, но его подруга не пошла с бизонами. Кажется, Барсук обиделся на неё… Ну и зря! На что в путешествии такая подруга, которая не хочет жить его жизнью. Детей ему ещё родят: может, дома, а может, в других местах.

Она попыталась представить, как она могла бы родить Барсуку барсучонка. Стало смешно: трудно было вообразить себя мамой. Совёнок помнила, как её мама родила второго младшего брата, которого прозвали Сурком за привычку много спать. Старший, Жеребёнок, всё время бегал вокруг, требовал маминого внимания, а Сурка надо было то кормить, то мыть, то укладывать спать, а спал он лучше всего на коленях у мамы. Сколько надо терпения, чтобы растить маленьких сурков, барсуков и бизонов! Это ведь не то терпение, которое нужно, чтобы выглаживать камень. Совёнок вздохнула, коснулась цветка в волосах. Хорошо бы Барсук ещё что-нибудь подарил — ей понравилось.

После сильной грозы сделали долгую стоянку — на четыре дня поселились в излучине речки, заросшей камышами. Земля после дождей размокла и мешала тащить груз, надо было ждать, пока просохнет. А за это время можно хорошо высушить одежду, чтобы на коже не появлялась противная сыпь, помыться в реке, отоспаться… Находилось время и для мелкой работы: кому-то надо подновить рубило или скребок, кому-то починить завязки на плаще, кому-то выкроить новую обувь взамен порванной камнями на Мамонтовом холме. А Рысь попросила Бизона отпустить её на рыбалку: есть всё время одно мясо вкусно, но не полезно. А в реке кроме рыбы можно накопать остро-сладких корешков водной травы, они нужны, чтобы жирное мясо не заставляло живот болеть. Бизон отпустил, но послал с Рысью Совёнка — помогать ловить, таскать и шарить по речному дну.

На реке было хорошо, даже мелкие мошки не особенно мешали. Ветерок постоянно отгонял их, и жара у воды на так донимала. Совёнок сняла плащ, разложила изнанкой вверх на камнях, под солнце — пусть прожарится, просохнет, потом можно обколотить и стряхнуть грязь. Рысь тоже разделась, разложила одежду, улеглась в мягкую траву. Вся её жизнь была видна в следах и рубцах на теле. Волчий укус на ноге, падение на острый ледяной торос, рассёкший руку, тёмный длинный след на локте — это давно, когда молодая Рысь сорвалась с осыпи и покатилась вниз, в ущелье, ссаживая руку до мяса об остроугольные камни. А рубец на спине — это от удара Соловья, он однажды наелся плохих грибов, сошёл с ума и стал на всех кидаться с рубилом.

У Рыси совсем не осталось зубов, потому что она родила пять детей, трое из них выросли: две дочери и сын. Все они ушли в свои путешествия, а у Рыси остались два внука, которых она учила узнавать травы, хорошие грибы и полезную соль, которую едят при болях в животе. Многие старики с возрастом всё меньше ходят и больше лежат на тёплых шкурах или на травяных подстилках, едят только мягкую рыбу и плохо видят. Рысь видит отлично и ходить ещё не разучилась. Совёнок хотела бы в старости быть такой, как Рысь. Лежать целыми днями у огня, как другие старики, очень скучно!

Старуха села на кочку на берегу и показывала Совёнку, где надо встать у переката и куда бить острогой. Стоять надо было так, чтобы тень рыбака не падала на воду: рыбы боятся тени. Совёнок еле удерживалась на скользких камнях — ей помогало охотничье возбуждение: вот же рыбы, совсем рядом! Ну же, ну подплыви ещё немножко, ну давай ближе, ну ещё!..

Первые несколько ударов остроги были мимо — рыбы оказались шустрее. Потом Совёнок приноровилась к этой реке: здлесь течение такое сильное, что успевает немного отклонить острогу, пока она проходит сквозь воду. И когда она ударила, сделав поправку на течение, всё получилось: на остроге забилась блестящая рыбина. Не самая большая из тех, что подплывали на перекат, но очень неплохая.

— Меткая рука! — похвалила Рысь. — Попробуй ещё.

И Совёнок добыла за короткое время ещё двух рыб. Потом Рысь велела ей возвращаться на берег:

— Надо согреть ноги, а то заболеешь! Очень холодная вода.

— Ну я ещё хочу! — заспорила Совёнок.

Но Рысь была непреклонна:

— Потом добудешь, а сейчас выходи. Онемеют ноги в воде — что будешь делать? Я тебя не вытащу.

Совёнок больше не упрямилась: сейчас съедят эту рыбу, а потом можно ещё наловить. С собой не унесёшь — слишком долго пришлось бы вялить или квасить. Лучше свежей поесть.

На солнце ноги быстро согрелись, и Совёнок начала задрёмывать.

— Давай поспим тут, а потом я ещё порыбачу!

Рысь согласилась, улеглась поудобнее в тени тальника и скоро в самом деле уснула. Совёнок тоже легла в траву, подстелив высохший плащ, посмотрела немного в небо, где кружили коршуны, и задремала.

Её разбудили голоса мужчин:

— Эй, рыбаки! Где там рыба? Мы есть хотим!

Бизон и Дрозд спускались к речке:

— Что, не можете унести улов — столько добыли?

Совёнок вскочила, хотела похвастаться рыбой, но вовремя остановилась: пусть лучше Рысь расскажет. Старуха всё ещё спала — пригрелась на солнце. Бизон окликнул её. Подошёл поближе, наклонился — и лицо его изменилось.

— Рысь ушла от нас, — сказал он тихо.

Старую травницу уложили в глубокую яму, выстелив дно нарезанным камышом. Заплаканная Совёнок принесла две охапки густо пахнущих луговых цветов и положила под руку Рыси. Сняла с шеи подвеску из розового камня-ягоды, опустила сверху. Бизон подарил Рыси ожерелье из медвежьих когтей — ах, какое ожерелье, многие хотели бы себе такое! Барсук положил рядом совсем новый нож. Низки раковин, каменные бусины, подвески из клыков барса, фигурки зверей из рога и дерева легли сверху, каждый отдавал Рыси на память свои украшения. Пусть дарит их предкам, ушедшим раньше, и пусть они знают, что потомки их не забыли…

*

Через два дня двинулись дальше. Жара стояла такая, что приходилось вставать на рассвете и идти допоздна, пока не стемнеет, а в середине дня делать привал. Но Красивая гора приближалась медленно, и однажды утром, представив, сколько ещё шагать, Совёнок едва не пожалела, что отправилась в это путешествие. Но всё-таки не пожалела: дорога, запахи лета, новые сокровища, которые они несли домой, — всё это стоит усилий! Ведь мир такой огромный. И та страна, в которой осталась Рысь, теперь тоже немножко их страна, в её земле лежит человек из бизонов. Да и Сладкая река тоже немножечко своя: ведь там теперь живёт Белка. Где бы ты ни шёл, везде оставляешь немного себя, зато уносишь с собой немного той земли, которая помнит твои шаги.

Как и раньше, Бизон велел дочери выбирать направление, только иногда поправлял, если она путалась. Но места пошли уже хорошо знакомые, всё чаще посреди степи появлялись рощи, в стороне осталось солёное озеро — к нему не стали сворачивать, жалко времени. Здесь Совёнок уже не ошибалась: по одному запаху берёзовых перелесков, болотец и зарослей кипрея она могла бы понять, где дом!

Лето кончилось, и птицы на заводях и озёрах стали готовиться к долгому странствию за границы степей, за Реку больших дубов. Зачастили холодные дожди, потом вдруг снова пришло дневное тепло, но для ночей его уже не хватало — чтобы спать, жгли большие костры и укладывались тесно друг к другу. И когда уже пролетали в воздухе колкие снежинки, а лёд на лужах не таял днём, навстречу путешественникам побежали дети-дозорные с Красивой горы.

— Мы ждали! Ждали! Ух, сколько зубов! А камни какие, покажите? А это что? А это?..

— Всё посмотрите дома, не спешите, — смеялись путешественники. — Всем подарки будут.

В тепле знакомых пещер Совёнок первую ночь не могла уснуть. Хотелось выйти под открытое небо, как бы продолжая путешествие. Нет, она была рада, что пришла домой, но вспоминала треугольники птиц, улетающих за степи и холмы, в неизведанные края… и хотелось лететь следом за ними. Да что же это такое! Пока сидишь дома — хочется в путь, а когда измеряешь шагами бескрайние земли — ждёшь не дождёшься, когда же покажется дом…

Зима была полна забот. Присматривать за детьми, заготавливать мясо и меха, что приносили с охоты мужчины, делать из принесённых камней полезные вещицы и украшения… Жизнь состоит из мелких дел, и огромные пространства за стенами пещеры могут померкнуть. Только с Барсуком они могли вспоминать пройденный путь. Зимовку на Сладкой реке, весенний путь к Мамонтовым холмам, охоту, переправы через реки, жаркие ночи середины лета… Вдвоём они перебирали эти воспоминания, как разноцветные бусины, и на душе становилось легче.

Но однажды Барсук спросил, устроив голову Совёнка на своём плече:

— Когда у нас будут барсучата и совята?

— Угу, — лениво, в полусне, ответила Совёнок и лишь потом поняла, о чём он говорит.

Дети — это много лет заботы. Это короткие перекочёвки с зимних стоянок на летние, и никаких путешествий. Изо дня в день, из года в год — одни и те же стены одних и тех же пещер. А потом — кто знает, останется ли в ней желание отправиться в путь, когда она станет такой, как Рысь? И будут ли силы? И что если она не одолеет путешествие и ляжет в незнакомую землю на полпути к Солёной воде?

Барсук понял её молчание по-своему. Повернул её лицо к себе, заглянул в глаза:

— Ты не хочешь? Я не подхожу тебе?

Совёнок не удержалась, всхлипнула, прижалась к нему:

— Подходишь. Я очень хочу барсучат и совят… А ещё я хочу в путешествие.

— Неужели не устала?

— Устала. И скучала. Но всё равно хочу.

Барсук обнял её крепче, погладил по густым тёмным волосам:

— Мы пойдём с тобой к Солёной воде. Через три зимы. Оставим здесь маленького барсука и пойдём.

Совёнок подняла на него глаза:

— И ты… тоже пойдёшь?

— И я пойду. Но с условием! — он грозно сдвинул брови.

— Что? Какое условие?

— Обязательно надо вернуться. И принести всё, что сможем принести.

— Да, конечно! И ракушки, и камни…

— И ракушки, и камни, и совёнка, если он родится там.

Совёнок рассмеялась, шутливо ударила Барсука кулаком в грудь:

— Ты настоящий барсук — хитрый, как зверь! А что если родится целый выводок совят?

— Сделаю большую волокушу, — будто бы серьёзно сказал Барсук. — Усадим всех пятерых… или семерых…

— И ракушки сверху! — хохотала Совёнок.

Наверно, это была самая весёлая ночь с прошлой зимы.


2022 — 2024

Загрузка...