Я вышел из парикмахерской, чувствуя себя обновлённым человеком, мои волосы аккуратно подстрижены, гладковыбритые щёки пахли лавандой, а в кармане лежала сдача - две монетки и обрывок квитанции с датой, которую я не запомнил. Пройдя через парк, я так увлёкся размышлениями о сущности человеческой жизни - о том, почему мы цепляемся за воспоминания, как за спасательные круги в океане пустоты, - что незаметно перешёл дорогу на красный свет.

Машины затрубили, но я уже не слышал их. Перед глазами мелькали лица, голоса, моменты, которых, возможно, и не было. Проходя мимо старых трёхэтажек с облупившейся оранжевой штукатуркой, я увидел, как какой-то дедушка ругался и угрожал кулаком кому то наверху кто случайно вылил на него ведро помоев. Я посмотрел на девушку в окне - она пыталась извиниться, махала руками, краснела. И вдруг вспомнил об Элоизе.

О той, чьё имя я не произносил вслух уже семь лет.

Она тоже жила в таком доме - с запахом сырости в подъезде и скрипучей деревянной лестницей. Тогда я думал, что её окно - портал в другой мир, где всё мягче, тише, и где борьба с пустотой заключается лишь в осознании самого смысла этой пустоты, то есть того что пустота которая окружает нас не такая уж и вездесущая, и что портреты на стене в моей комнате образуют цепочку событий, которая обрывается лишь только в том случае если людей изображенных на них не станет, но так как они уже есть, то соответственно изменить что то уже невозможно, только разве что имея великую силу над всей этой стихией, которой нет ни у кого, даже у самой этой жизненной силы которая толкает меня на ежедневные подвиги. А теперь - помои, крики, и этот странный свет заката, будто кто-то вылил на небо разбавленную акварельную краску.

Я сел на скамейку и попытался укрыться от реальности в чтении Бальзака. Но книга выпала из рук - будто сама реальность отказалась от литературности. Пришлось идти на городскую площадь. Там скоморохи бегали туда-сюда, смеялись хриплым, вымученным смехом, будто давно забыли, зачем это делают. Чтобы не выглядеть нелепо в этой кутерьме, я тоже начал бегать с ними.

И вскоре уже не понимал, где кончается их игра - и начинается моя.

Один из них швырнул мне деревянную маску с улыбкой до ушей и пустыми глазницами. Я надел её. И в тот же миг почувствовал, как что-то внутри меня - напряжение, воспоминание об Элоизе, даже саму мысль о себе - начало стираться, как надпись сделанная свежими чернилами на мокрой бумаге под проливным дождем.

Толпа росла. Люди смеялись, хлопали, бросали монеты. Кто-то кричал: «Беги! Пока не поздно!» - но я уже не знал, бегу ли я от чего-то или к чему-то.

Вдруг среди толпы мелькнуло знакомое платье - серое, с вышитым петушком на груди. То самое, в котором Элоиза ушла. Я рванул вперёд, отбрасывая маску, но скоморохи схватили меня за руки, закружили, запели - и голоса их слились в один звук, похожий на шум ветра в пустой квартире.

Когда я снова оглянулся, площадь опустела. Остался только я с цитатами из прочитанной книги что крутились как маленькие волчки в голове: "Чтобы дойти до цели, надо прежде всего идти".

Я догнал девушку. Это была не Элоиза - или так мне показалось. Она спросила, кто я. Я ответил, что я скоморох, показывая на упавшую маску. Она сказала, что живёт неподалёку и хочет, чтобы я проводил её - «чтобы не дай бог никто не подумал, что она гуляет одна».

Мы пошли. По пути нам встретился артиллерийский аттракцион. Там любой желающий мог зарядить снаряд и бахнуть из пушки. Разумеется, мы подошли.

Пушка называлась «Гром Судьбы». Я выбрал ядро с надписью «За Элоизу» - хотя, может, надпись была другой, а мне просто так показалось. Мы вкатили снаряд в ствол. Старый артиллерист в картузе потянул за верёвку. Грохот разнёсся по площади. Ядро упало где-то за рекой - глухо, как будто земля приняла его без вопросов.

Девушка засмеялась - легко, почти по-детски. И вдруг сказала:

- Я тоже кого-то потеряла. Не знаю, ищу ли я его… или просто боюсь, что однажды перестану вспоминать. Я ответил ей сухой цитатой Бальзака - “За каждым богатством кроется преступление”. Она загадочно улыбнулась и я увидел как по ее розовым щекам медленно скатилась слеза.

Мы шли дальше. Уже не как незнакомцы, но и не как друзья. Просто двое, которым на мгновение стало легче дышать под одним и тем же небом, ещё тёплым от выстрела.

Я и не заметил, как мы прошли весь город, вышли на лесную дорогу, пересекли чащу и очутились посреди поля.

- Вот тут я и живу, - сказала она. - Спасибо, что проводили. Кстати… это я - Элоиза.

Я взглянул на неё - и действительно, это была она. Среди суеты я и не признал её.

Сердце сделало шаг назад.

- Элоиза? - переспросил я.

Она кивнула.

- Ты не искал меня. Ты искал то, что осталось после меня. А я… я просто жила. Здесь. Где нет помойных вёдер, скоморохов и красных светофоров, за которыми теряешь себя.

Я хотел сказать что-то важное. Вместо этого передал «послание для её сестры» - хотя у Элоизы никогда не было сестры. Это была уловка. Или прощание, замаскированное под вежливость - я был вежлив даже в самых тяжелых для меня ситуациях.

Я не зашёл. Повернулся и пошёл обратно в город.

Когда я оказался в лесу, уже стемнело и я заблудился. Пришлось спускаться в глубокий овраг. Там, у ручья, я понял: это не лес сбил меня с пути. Это я сам не хотел возвращаться. Город, парикмахерская, скоморохи - всё это было попыткой сбежать от того, что ждало меня здесь.

Утром я вернулся в город. Надел маску скомороха и начал бегать по площади что есть мочи. После обеда заглянул к цирюльнику. Когда меня подстригли, я снова почувствовал себя человеком.

Загрузка...