Боттом-Сити: Львиное Сердце

Комната — убогая конура. Голые стены, запах дешёвых сигарет и духота летней ночи. Кондиционер сдох, телик чёрно-белый, зеркало треснуло — отражения не сыщешь. Изо дня в день одна и та же картинка. Хотелось содрать её, как старые обои, и нарисовать что-то новое. Но сил не было. Я так и продолжал гнить в собственном чистилище.

Но той ночью ко мне пожаловала Саша. Красотка. Лежала на кровати, пялилась в потолок, весь в оспинах от отвалившейся штукатурки. Грудь ходила ходуном — то вверх, то вниз. Чёрные как смоль волосы расплылись по кровати, вытолкнув меня на самый край. Я сидел рядом, смотрел через окно на небо, затянутое дымом. Вдруг Саша взвыла.

— Какого хера это было?!

— Не понравилось? Я говорил, что тебе не стоит со мной связываться.

Саша вскочила, прижалась ко мне липким от пота телом. Руки обвили шею, волосы сползли на грудь.

— Шутишь? Это была лучшая ночь в моей жизни! Тебе точно за пятьдесят?

— Почти шестьдесят.

— Пиздец ты дед! Но мотор у тебя работает как надо!

— Спасибо, внучка.

— Фу, не веди себя так! Это отвратительно!

Саша перебралась ко мне на колени. Лёгкая, как перышко. Никогда не забуду её тонкие пальчики, так нежно гладящие моё лицо, нос, уши. Даже шрамы она изучала с какой-то особенной заботой. Если всё вокруг было адом, а эта комната — чистилищем, то Саша была ангелом. Юная, красивая, святая девочка, связавшаяся со стариком, которому пора на свалку. До сих пор не могу понять, чем я её зацепил. Однако с надеждой спросил.

— Останешься до утра?

— Прости, не могу. Скоро смена.

— Паршивая у тебя работа.

— Барменом быть нелегко, но интересно. Каждый день — новые, безумные истории. Слушая их, начинаешь ценить свою заурядную жизнь. А тебе самому на работу не пора?

В то время я за любую работу хватался. Лишь бы не делить кусок хлеба с крысами в помойке. Вышибалой как-то подрабатывал в баре, чуток переборщил — дебоширы в неотложку отправились. Потом мне улыбнулась удача — приглашение на должность телохранителя. И не кого-то, а владельца этих баров. В ту ночь я должен был быть на месте, там же, где и работала Саша. Эта мысль меня и грела. Только в её синих глазах я мог спокойно утонуть, не крича о помощи. Я бы хотел навсегда там остаться, забыть про всё. Пусть даже это будет просто сном. Я бы променял всю свою жизнь на этот сон. Но звонок телефона Саши кувалдой вернул меня в реальность.

— Мне точно пора. Можно душем воспользоваться?

— Конечно. Только холодная не работает, осторожнее.

Улица. Вокруг — тьма. Где-то слабо мерцают фонари, в окнах серых домишек — ни огонька. Ночью в трущобах Боттом-Сити света не сыщешь. Только фары Сашиного авто освещали дорогу, которая, как мне тогда казалось, ведёт в будущее. Но это была ложь. Боттом-Сити — город надежд и отчаяния, город жизни и смерти, серый город, пропитанный беззаконием, построенный на амбициях и костях, жестокий, дикий, необузданный, управляемый зверьми, которые называют себя людьми.

Каждый раз, когда я выбирался из трущоб, меня словно перебрасывало в другой мир. Мир, где все было чужим, но манящим, полный ложной романтики и кричащих огней. Бар «Blue Rose» был одним из таких порталов, эпицентром, куда стекалась вся эта блестящая и фальшивая жизнь. Я, привыкший стоять снаружи, вошел туда впервые, ощущая себя чужаком. Вспышки стробоскопов, музыка, долбящая по вискам, и люди, дергающиеся в танце, словно марионетки, дергаемые наркотическими нитями. Зрелище, от которого только тоска сводила скулы.

Но среди этой фальши, Саша была как глоток свежего воздуха. Она носилась за стойкой, разливая пойло с улыбкой, которая могла заставить забыть обо всем этом дерьме. Однако я решил ждать снаружи, когда приедет мой босс, предварительно нацепив чёрный костюм. Скорее всего, это была самая дорогая тряпка, которую я когда-либо носил. Так же в личном расположении был пистолет ИЖ-71 калибра 9 мм.

Ровно в полночь к бару подкатил тонированный Кадиллак, за ним вереница таких же черных гробов на колесах. Из машин вылезли люди в таких же костюмах, как у меня. Они оглядывались, словно шакалы, готовые разорвать любого, кто осмелится нарушить покой их вожака. И только потом появился он. Дидье Кроветто, владелец сети баров "Blue Rose", мой босс, и голодный зверь, не пропускающий ни одной возможности вырвать еще кусок мяса из Боттом-Сити. Пацан, едва ли тридцатник. Прилизанный, в белом костюме за миллион. Самодовольная ухмылка, словно у кота, нажравшегося сметаны. Он знал себе цену. Ходили слухи, будто он сам оценил мой "талант" выбивать дурь из назойливых посетителей. Однако он прошел мимо, даже не взглянув на меня. Впрочем, было плевать, кого и от кого защищать. Пачка денег была такой жирной, что можно было купить себе немного покоя в этом аду.

Я сменился с одним из громил и пристроился к остальной дюжине. Зайдя, мы сразу поднялись на второй этаж, разминувшись с толпой. Шесть охранников остались снаружи, у входа. Еще шестеро, включая меня, зашли в комнату, где Дидье Кроветто проводил свои "свободные часы". Комната, раза в три больше моей конуры. Синяя мебель, бархатный диван, плазма, несколько ваз с синими розами и бар. Казалось, что у него, наверное, даже зубочистки были позолоченными.

Кроветто проводил досуг, как любой другой толстосум: бухал, пялился в телик, уплетал макароны, изысканно по дебильному названные ризотто. Работа казалась плевой. Стоишь, как истукан, ждешь. Скука смертная. Однако, лучше бы так и продолжалось. То, что случилось дальше, скрутило меня в узел. В комнату впустили двух девчонок. Близняшки. Из Японии. Лет по десять, не больше. Кукольные лица, покрытые белой пудрой, губы намазаны синей помадой. На них были легкие синие кимоно. Они боялись, смотрели в пол, как загнанные зверьки. А Кроветто распирало от счастья. Подсадив к себе, он гладил их по волосам, нюхал, прижимал, как свои игрушки. Вскоре Кроветто перешёл черту, запустив свои мерзкие лапы им под кимоно.

В тот момент мое сердце заколотилось, как бешеный мотор, а по телу пробежал ледяной сквозняк. Я искал такой же реакции среди громил, но в их глазах ничего не было. И тогда я понял, что Кроветто не зверь. Он был хищником, тварью, педофилом, от которого надо землю выжечь. Мразь, недостойная дышать. Кроветто приказал нам всем выйти, чтобы сделать грязное дело. В ту ночь я должен был вмешаться. Должен был свернуть ему шею. Однако, я ничего не сделал. Получив оплату, я тут же уволился. Это был мой первый и последний раз в качестве телохранителя Кроветто.

Прошла неделя. Каждая минута тянулась адски долго. Я не выходил на улицу, не спал, не пил, жратва не лезла в глотку, В голове кавардак из боли и чувства вины. Стены будто размалывают, воздух душит, живот воет от голода. Наверное, так и надо. Заслужил. Сдохну, как и подобает жалкому трусу.

Но потом – стук. Ангел. Саша. Юная, красивая, святая девочка пришла ко мне. На лице – тревога, в руках – еда, вода, таблетки. Я был не достоин ее света. Не достоин ее внимания. Не достоин дышать с ней одним воздухом.

Она скинула провиант на стол. Бутылка воды полетела прямо мне в лоб и я жадно все выпил. Это, наверно, самый добрый жест в мою сторону.

— Что случилось? Почему уволился? Даже не попрощался.

— Долгая история. Ты не захочешь ее слушать.

— Сегодня выходной. У меня есть время. Говори.

Набрав воздуха, я заговорил. Каждое слово давалось с трудом, словно я выплескивал яд.

— Кроветто… Он любитель детей. Я не мог быть телохранителем этой мрази.

— Почему нет?

— О чем ты вообще?

— Все мы грешны. Кроветто известен своими… странностями.

— То есть ты знала? Все это время ты знала, что он мучает детей?

— Знала.

В тот момент меня захлестнул… Гнев? Отчаяние? Неважно. Захотелось схватить эту ангельскую шейку. Посмотреть, как она задыхается, страдает. Сдержавшись, я рухнул на кровать. Полились слезы. Бабские. Мерзкие.

— Почему тебя так это волнует?

— У меня была дочка. Маленький ангел, с самой прекрасной улыбкой из всех. Тогда я этого не замечал. Бухал как скотина, отталкивал ее, не хотел сближаться. Однажды она сказала, что за ней кто-то следит. Она была напугана. Моя малышка… И что я сделал? Наорал на нее. Послал прочь. Ее изнасиловали. Перерезали горло. Я не могу поверить, что её больше нет…

— Шон, прости…

— Я должен был что-то сделать. Должен был защитить тех девочек.

— Шон, прошу…

— А я ничего не сделал! Промолчал. Взял эти грязные деньги и сбежал, как последний трус. Пиздец… Ебаный пиздец.

Саша молчала. Скорее всего, перепугалась. Бедняжка. Зря я ее в это болото затащил. Мысли – как черви, грызли меня изнутри. Причинить вред Саше? Никогда. Она жалостливо смотрела на меня. Ей было жаль этого старого труса. Иначе зачем ей возиться со мной? Зачем пытаться утешить?

Ночь. Комната пронизана тьмой. Единственный свет в этой дыре – Саша. Ангел. Говорю это уже, как молитву. Ее прикосновения, ее губы, ее тело, ее стоны… Я схожу от этого с ума. Схожу с ума от нее. Две ночи. Всего лишь две гребаные ночи. А она уже ближе, чем кто-либо.

Саша спала, как ребенок. Обнимала меня, прижималась, будто я вот-вот исчезну. Так или иначе, теперь я могу думать и знаю, что нужно сделать. Спасибо, Саша. Сегодня ночью Кроветто сдохнет.

Узнать где он будет — плевое дело. Он, как идиот, выкладывает все в сеть. В двенадцать он там, а через пару часов – новые жертвы. Просто убить было бы легко, но еще есть дети, которых обязательно нужно спасти. В этом мне будут мешать телохранители, но даже разобраться с ними не такая большая проблема. Кроветто, естественно, богат, но нанимать только профи за баснословные деньги не станет. Да и не требуется это, когда под рукой есть этот человек – Богдан Андреевич. Начальник охраны, личный рыцарь Кроветто, а для остальных палач. Видел его все один раз, но этого хватило, чтобы прочувствовать превосходство над собой. Завяжись драка и меня отмудохают в лучшем случае. Оставалось только надеяться на удачу и ждать.

Через час подъехала вереница машин, вылезли люди в костюмах. Удача. Палача среди них не было. Но это была единственная удача на весь вечер. Под руку они тащили двух девчонок — тех самых близняшек. Сердце стыло, глядя на их измученные лица, стеклянные глаза, дешёвый макияж, сквозь который проступали синяки.

Они двигались быстро, слишком быстро, чтобы кто-то начал задавать вопросы. Громилы увели их к чёрному входу. Они знали, как работать без шума. Я шёл следом, не отставая, притворяясь обычным прохожим, который слишком занят своим смартфоном, чтобы оказаться частью этой драмы. Но у чёрного входа меня ждал тупик. Глухая дверь захлопнулась, ключ провернулся в замке. Один из громил остался снаружи — он был сторожем. Делать нечего, пришлось импровизировать. Я смело вышел к нему, говоря голосом, который использую только за партией в покер.

— Эй, парень, окажешь старику услугу?

— Чего тебе?

— Где тут туалет? Не знаю города.

— Старый, ты издеваешься? Иди за угол помочись.

— Не пропустишь за дверь? А я тебе заплачу.

— Дед, иди нахуй, пока не поздно.

— Тогда, дружище, я вот прямо сейчас обоссу твою дверь. И тебя заодно!

Я подошёл ближе, начал расстёгивать ширинку, провоцируя. Он купился слишком легко, одной рукой схватив за ворот майки, а второй приставил нож к глотке.

— Совсем больной, да? Подыхать захотел?

В следующий миг я ударил. Лоб врезался ему в переносицу. Дальше я сбил его руки вниз и перехватил нож. В горло лёг удар. Чистый, быстрый. Не более секунды. Громила задёргался, запрокинув голову, захрипев, потом ничего. Чужая смерть — это как пиво: горчит только первые несколько минут. Если достал нож — будь добр воспользоваться им по назначению. Ключ был в кармане громилы. Дверь открылась легко и я попал внутрь.

Лестница тянулась вниз будто тропа в ад. Света не было, только холодный бетон под ногами и глухой звук собственных шагов. Бояться мне нечего. Я пришёл, чтобы убить дьявола.

Коридор встретил меня тусклым мерцанием одной-единственной лампы. Её дрожащий свет падал на дверь в конце пути. Аккуратно потянув ручку, дверь открылась. Отлично.

Я ворвался внутрь. Комната небольшая, повсюду запах косметики. Передо мной — двое девочек, их красят. Женщина склонилась над ними, опыта в её движениях точно не было. Грим выходил рваным, но плотно ложился на свежие синяки. Тишина сменилась паникой, в глазах женщины я был монстром. Окровавленный нож в моей руке не оставлял шансов не испугаться.

— Не двигайся и не трогай детей.

Она замерла. Я подошёл ближе, оттолкнул в сторону. Девочки вжались в кресла, будто их удерживали цепями. Я улыбнулся им, чтобы успокоить. По крайней мере, попытался.

— Всё хорошо. Скоро вы будете дома. Обещаю.

За спиной — резкий звук. Дверь захлопнулась. Оказалось, что он сидел там всё это время, в углу. Этот человек — Богдан Андреевич. Палач. На вид лет сорок, седина расползалась по вискам, тонкие усы и бородка словно нарисованы. Приглядевшись, я заметил, что правый глаз слеп.

Палач держал пистолет с глушителем на уровне живота. Звук выстрела точно не выйдет за пределы этой комнаты. Вскоре Палач заговорил, слегка надменно, с сильным акцентом.

— Мистер Шон Леонхарт, если я правильно запомнил имя?

— Всё так.

— Жаль, что наши пути пересекаются при таких обстоятельствах.

— Возможно.

— Ты, наверное, задаешься вопросом, как я оказался здесь?

— Отчасти.

Он усмехнулся. Небрежно махнул рукой, приглашая присесть. Женщине он приказал продолжать. Та сжала губы в тонкую линию, но подчинилась. По ощущению, для Палача всё происходящее было обычным вторником.

— Это занятно. Видишь ли, именно я рекомендовал твою кандидатуру господину Кроветто. Ты ушёл слишком рано, я даже расстроился тогда. Такой талантливый человек. А ещё я взялся изучить твою жизнь. Тщательно. И нашёл одну неприятную деталь твоей жизни. Инцидент с ребёнком. Мои соболезнования. Потеря дочери… это ужасно.

— Ближе к сути.

— Конечно. Я подумал, что ты хочешь мести. Догадывался, что рано или поздно эмоции возьмут верх. Так и случилось.

— И что дальше? Убьёшь меня?

— Нет. Я предлагаю тебе жить. Сейчас. Без лишнего шума. Уходи. Ты нужен этому городу, Шон. Таких людей, как ты, мало. Боттом-Сити скучает, когда вы, один за другим, исчезаете.

— Если я откажусь?

— Близкие могут пострадать, мистер Шон Леонхарт.

— У меня их нет.

— Мистер Шон Леонхарт, вы меня не слушали? Я же говорил что тщательно изучил вашу жизнь.

Жилы на моих руках напряглись. Палач знал. Он знал про неё. Знал про Сашу. Всё внутри кипело от ярости, но голос остался спокойным.

— Значит, мне просто уйти? И всё?

— Именно.

— Почему я должен тебе верить?

Он усмехнулся. Его ответ остался таким же спокойным.

— Во-первых, я мог выстрелить в любой момент. Во-вторых, не хочется потерять Сашу. Она очень нравится посетителям. В-третьих, мы одинаковые.

Его голос – холодный, суровый, безжизненный. Без намёка на сочувствие. Каждое слово было правдой, тяжёлой, угнетающей. Казалось, будто я карабкаюсь по лестнице на плаху. Ступень за ступенью. Сейчас — последняя. Палач видел беспокойство.

— Мистер Шон Леонхарт, не стоит сомневаться. Мы одинаковые.

Сказал он, медленно разводя руки, как проповедник. Теперь пистолет смотрел в сторону. Палач допустил глупую ошибку и поплатился за неё.

Одним движением я вскочил, колено врезалось в его лицо с хрустом. Он упал назад, выбитый зуб глухо звякнули о металлическую дверь. Палач потерял сознание, я вырвал из руки пистолет, направив его прямо в лицо.

И застыл.

Палец уже был на курке, но холодный металл словно прирос к моим рукам. Что-то в груди давило моё сердце, сжало его, не давая сделать последний шаг. Слабость? Раскаяние? Нет. Это было хуже. Это было отвращение. Я не смог выстрелить и выбросил пистолет.

Я развернулся и подошёл к девочкам. Те сидели всё так же, сжавшись в комок, их глаза смотрели в пустоту. Я присел перед ними, попытался заставить голос звучать мягче.

— Не бойтесь. Всё будет хорошо. Я обещаю. Только побудьте здесь ещё немного, хорошо? Я вернусь за вами. Обязательно.

Мои слова казались для них ничем. Я видел это на их лицах. Они даже не дрожали. Но потом, медленно, одна из них кивнула. Едва заметное, почти машинальное движение, но для меня оно выглядело как луч света. Я хотел верить, что они все поняли.

Женщина, сжавшаяся у стены, уловила момент и инстинкт взял своё. Она просто вскочила и выскользнула прочь, исчезнув за дверью. Я не стал её останавливать. Она была такой же пешкой в этой дерьмовой игре. Пешке не выжить на доске против королей и ферзей.

Меня затянуло в подвал. За дверью жухлый полумрак, запах пыли и плесени впивается в лёгкие. Тяжёлый воздух скребёт горло. Мне нужен выход. Скрип лестницы отдаётся в висках. Выходя наверх я оказываюсь в служебке. Тишина. Только музыка сочится сквозь стены где-то неподалёку. Громкая, наглая — как сам Кроветто. Значит, он тут. Где-то рядом. Вероятно, наверху.

Дверь. Снова лестница. Чёртов лабиринт. Он начинает пожирать моё самообладание, но спешить нельзя — силы ещё понадобятся. Лестничные шаги отбивают ритм наверху. Тяжёлые, размеренные. Я слышу такие же, охрана наготове. Им уже сказали, что тут неладно. Может, Палач. Может, та женщина. Теперь неважно. Этот рейд изначально было невозможно провернуть втихую, как и забрать детей. Убегу с ними сейчас, но жертвы всё равно будут. Кроветто вновь всплывёт где-то, как крыса на поверхности канализации. Единственный способ прекратить – убить его.

Поднимаясь, я вижу приоткрытую дверь, за ней коридор. Длинный, холодный, как хищная змея. Открывая её полностью, прямо на меня сыпется тройка громил. Недолго думая, хватаю ближайшего за руку, ещё прежде, чем его кулак встречается с моим лицом. Дергаю в сторону, и его плечо идёт на разрыв. Нож, зажатый в другой моей руке, входит ему в бок, между рёбрами. Пара ударов и он оседает вниз, как поваленное дерево.

За ним накинулись остальные. Один — гора мяса, другой — щенок, но чертовски быстрый. Гора хватает меня за горло, тянет вверх, а я пятясь налетаю спиной на стену. Воздуха больше нет. Подпрыгивая, я вбиваю обе ноги ему в корпус, едва удерживаясь на ногах. Он отпускает, хватается за живот, и покачивается. Очередной точный удар ногой — и его голова врезается в стену, оставляя кровавый след. Картина, достойная современного искусства.

Щенок не даёт опомниться. Гибкий и быстрый, он накидывается сверху, пытаясь всадить нож в горло. Пригнувшись, я перекатываюсь через плечо, хватаю его за корпус и вбиваю в бетонный пол. Наконец-то можно отдышаться. Только пройдя дальше я замечаю порез. Мелочь, но хлещет кровь. Щенок был быстр, надо отдать должное.

Эти ребята сильны в мордобое, но оружие держать совсем не умеют. Сомневаюсь, что они хотя-бы в армии стреляли.

Я двигаюсь дальше. Каждый шаг отдаётся эхом, мои ботинки словно кричат в пустоту: «Я здесь».

Ещё четверо охранников в следующем коридоре. Они вынимают пистолеты быстрее, чем мой взгляд успевает оценить помещение. Выстрелы. Одна из пуль пробивает плечо. Боль — невыносимая, раздирающая. Только адреналин даёт её заглушить и спрятаться. Я жив.

Один из них достаёт телефон. Ещё два направились в мою сторону. Осматриваясь, я подобрал осыпанною штукатурку и засыпал ей глаза громил, когда они смело решили выглянуть. Несколько выстрелов наотмашь и мимо. Удача. Несколько ударов и оба падают. Остальным не повезло. Их головы встречают мой выстрел быстрее, чем палец спускает курок.

Громила с телефоном падает плашмя и устройство прикатывается под ноги. Подобрав телефон, я вижу неотправленное сообщение. Удалив, я отправляю новое от своего имени. Основной выход заблокирован, пусть выводят Кроветто на крышу.

Перезарядившись, я отправился на последнюю вылазку. Проходя мимо комнаты, где обычно отдыхал Кроветто, я понял, что они поверили сообщению. Дальше по коридору — крики. Заглядываю за угол. Там — сцена: громила возится с дверью на крышу, железная, ржавая, она противится ему. Позади Кроветто нервно лупит по его затылку, будто это может ускорить процесс. Ещё четверо стоят тихо, терпеливо, как укрощённые звери.

Больше никаких искусных ходов. Только прямота. Ствол поднимается, щелчок предохранителя — огонь. Четыре пули. Четыре трупа.

Кроветто падает на колени за их телами, как крыса за помойкой. Дверь наконец-то поддалась и Кроветто рванул вперёд, толкнув своего подручного. От стука о бетон у него, кажись, вытекли мозги.

Крыша. Воздух режет лицо. Ночной ветер пробирает до костей. Чёрное небо без звёзд тянется, где-то вдали огни города мерцают, как глаза крыс. Здесь нет места, чтобы спрятаться.

Кроветто замер, руки подняты, взгляд полон презрения. Смотрит на меня так, будто я бутылка дешёвого пойла. Даже не пытается убедить меня словами. Ждёт, что я начну. Как будто он хоть что-то здесь контролирует.

Выстрел. Его тело дёргается. Коленка превращается в месиво. Он рычит, орёт, но этот крик тонет в музыке из бара под ногами. Кроветто пытается тянуться к чему-то в пиджаке, но второй выстрел отрезает пальцы. Указательный и средний летят в стороны, а его позолоченный револьвер падает на бетон.

— Блять! Чего ты хочешь, а?! Деньги? Возьми их! Я дам тебе сколько хочешь! Всё, что угодно!

— Последний человек, с кого я бы взял деньги – ты, мразь.

— Тогда на хрена ты здесь, а?! Из-за детей пришёл? Это из-за них? Так?

— Да.

— Блять… ты конченый псих. Пойти на это ради каких-то детей? Ты ж реально ебнутый на голову!

— Это и есть твои последние слова?

Он нервно откашливается. Решил, что всё ещё может меня пробить своим идиотским высокомерием.

— Ты… ты хоть слышал… про станции утешения? Японцы на войне… девушек и детей брали для солдат. Детишек из Кореи, Китая и Филиппин и так далее. А я… видишь… я только японок держу! Иронично, да? Это ведь… тонкая разница…

— Разница? Ты просто наглухо отбитый уёбок…

— Это блядская ирония, выблядок!

Выстрел в другое колено. Ещё выстрел. Потом ещё. Его тело дёргается, как марионетка на порванных нитях, тяжело карабкается к краю крыши. Я выбрасываю пустой магазин, использую пистолет охранника. Ещё семь выстрелов. Он рыдает. Беспомощный, жалкий, ползёт к краю крыши.

— Хорошо, ладно. Я пощажу тебя.

— Чт… что?

— Скажи, где остальные дети. И можешь уёбывать.

— Во… восточный район… скла… склады восемь и… де… девять!

— Молодец. Теперь можешь сдохнуть.

Последний выстрел. Чистый. Прямо в лоб. На лице Кроветто появилось разочарование, мимолётное, как вспышка света. Будто он только что понял, что жизнь — это глупая шутка.

Тишина. Наконец-то все закончилось.

Я почувствовал это раньше, чем услышал выстрел. Спину пронзило, ноги подкосились, и я опустился на колени и оглянулся. Палач. Конечно, это должен быть он.

— Мистер Шон Леонхарт. Браво. Вы справились даже лучше, чем я ожидал.

— Так помог бы сразу… если так хотел убить Кроветто…

— Нет, мне нужен был человек для грязной работы. Вы хорошо справились. Но давайте поговорим. Как вы всё поняли?

— Из-за твоих подсказок. Мы одинаковые, а значит ты тоже испытываешь отвращение к увлечениям Кроветто, к тому же… когда я хотел выстрелить, то понял, что пистолет чуть легче и не заряжен...

— Оставить детей в той комнате был правильным выбором, я не тронул бы их. Но бить меня… это было лишним. Теперь я обдумаю, какой поставить имплантат. Как думаете, золотой или серебряный?

— Уже воротит от золота…

— Вижу, мы понимаем друг друга.

— Что будет с детьми?

— С ними все будет хорошо. Я не допущу, чтобы их продолжали эксплуатировать.

— Спасибо…

— В любом случае, пора прощаться, мистер Шон Леонхарт. Боттом-Сити будет скучать по вам.

— Да, пора прощаться…

— Не боитесь смерти?

— Когда моя дочка умерла… я пошёл добровольцем на войну. Хотел героически сдохнуть. Однажды грузовик потерял управление и упал в реку. Он долго тонул, и четверо солдат погибли. А когда вода достигла моей шеи, я почувствовал, будто сама смерть душит своими ледяными костлявыми руками. Не раз я слышал её мерзкий шёпот: «Сдайся. Сдайся. Сдайся». Я был близок к смерти, как никогда. Даже под градом пуль я не чувствовал такого страха. Одна только мысль о жалкой, бесславной смерти заставляла меня дрожать. Однако, волей Бога, судьбы или кого-то ещё, грузовик удалось вытащить. Умереть сейчас… высшая награда. Жаль лишь Сашу… Может, я и правда нашел что-то хорошее в этой жизни. И как же больно, черт возьми, терять это снова…

— Когда я последний раз доверился женщине, она лишила меня глаза.

— Саша не такая. Она… ангел.

— В таком случае я передам ей твои слова.

Адреналин закончился, я потерял сознание. Тьма. Бесконечная, липкая тьма поглотила меня. Не знаю, сколько времени прошло. Но потом... был свет. И звук мотора. Я очнулся на заднем сидении, перемотанный бинтами, но… живой. За рулем Саша. Говорить сил не было, как и сил оставаться в сознании. Палач отменил свой приговор. Не знаю, как, но Саша вырвала меня из лап смерти. Спасибо, Саша. Ты молодец. Ты святая. Ты Дева Мария. Ты ангел.

И снова сон. Странный. Но почему-то... счастливый.