На выходе нас встречает группа гвардейцев Семибоярщины. Они уже открыли остальные камеры, как я и приказал через мысленный канал. Оттуда, один за другим, начинают вываливаться другие твари — боломуты, зибаны и всё те же скорпионусы. Также поднятые мной заранее. Запах крови и агонии манит их, как огонь манит мотыльков.
Они мчатся к шестому контейнеру, туда, где сейчас вопит и отбивается Паскевич.
Гвардейцы выстроены по периметру, автоматы наизготовку, взгляды напряжённые. Молча, в полном офигевании, наблюдают за бойней внутри шестой камеры.
— Боевая готовность, — бросаю, проходя мимо.
Я подключаюсь к Ломтику, который уже прокрался внутрь контейнера. Картинка в голове отчетливая: Паскевич сражается с хрипами и бешеными рывками. Он уже успел нарастить ледяной доспех и сыплет ледяными техниками ранга Мастер — всё из арсенала княжича Паскевича, то есть тела, в котором теперь ютится Демон.
Но сам Демон, похоже, не добавляет ничего своего. Техники неплохие, да. Но всё-таки — это всего лишь Мастер. А своего набора для ближнего боя у Попутчика, выходит, и нет. Только некромантия и телепатия?
Кстати, один из боломутов еще сохранил в жвалах яд и делится им с Паскевичем через укус в щеке – сразу же голова княжича распухает как гелевый шар. А зибан откусывает ему левую руку. Но всё же княжич держится. Перемалывает туши одну за другой — в ход идут ледяные клинки. Его регенерация отлично работает, позволяя держаться на плаву. Наконец Паскевич вываливается наружу. Весь в крови, кожа разодрана, доспех рассеялся. Голова раздулась как воздушный шар. Левая рука отсутствует, вместо правого глаза — дыра. Живота почти не видно — одни рваные мышцы, явно кто-то пытался добраться до позвоночника.
Княжич шатается. Из глотки вырывается сиплый рык:
— Филинов! Твою мать, что это было?!
Я делаю лицо, полное искреннего изумления. Даже руками развожу, театрально.
— Без понятия, Дима. Видимо, кто-то охотится на тебя. Как и на банкете. Некромант какой-то. Опять поднимает тварей — и они идут туда, где ты. Это ж, по всей видимости, личное. Вы в большой опасности, Дмитрий Степанович.
Он шипит, пытается заговорить — и срывается в кашель. А я стою рядом с Машей. Княжна спокойно держит меня за руку. Как будто мы просто вышли из магазина и мимо нас проехала скорая.
Я, конечно, мог бы попробовать закончить всё прямо сейчас. Добить раненого Демона, пока он ранен. Но при Маше — слишком рискованно. Телепортировать ее прочь? Тоже не вариант — засвечу лишнее. Здесь гвардия Семибоярщины. Да и сам Демон — мощнейший телепат. Если почувствует угрозу, может накрыть всех одним импульсом. Лучше его на сегодня отпустить.
– Дима, может, тебя домой отвезти? – предлагаю.
Паскевич поднимает раздутую как арбуз голову.
— Иди ты нахрен, Филинов… — хрипит он и бредет прочь из ангара.
Я улыбаюсь вслед. Ну топай, топай.
***
Ставка Семибоярщины, Междуречье
Семибоярщина вновь собралась на одной из своих проверенных баз в Междуречье. На местах сидели Трубецкой, Лыков, Шереметьев, Хлестаков и Годунов. Каждый — в дорожной шинели с нашивками гербов, каждый — с большой кружкой кофе. У многих кофе было с коньяком, а у кого-то и вовсе чистоган.
Не было лишь Воробьёва. Он выбыл из игры ещё до начала охоты на гулей — бесславно сдав всё своё оружие Филинову под каким-то идиотским предлогом, а затем просто исчез из радаров.
Мрачный, круглолицый Годунов озвучил то, что все и так знали:
— Господа, гулей физически осталось слишком мало. Нам уже никак не обойти Филинова. Ни одной орды нет больше. Фактически мы проиграли гонку.
Повисло тягучее молчание. Бояре вздыхали, чесали бороды, пили, кто-то негромко хрустнул костяшками пальцев. Терять земли никто не хотел, но гонка, задуманная как парад мускулов, обернулась финансовой катастрофой. Боеприпасы — дорогие, как мех ламии, — летели в гулей, не принося дивидендов. Люди отвлечены от производств, логистика встала, поля зарастают. Приходилось платить огромные деньги наёмникам. А гули даже тушами были бесполезны. Мясо — жилистое, почти без витаминов, не годится ни для развития Дара, ни для магических субстанций.
Особенно громко посапывал Шереметьев — он потерял не только доходы, но и шевелюру и сейчас блестел лысиной. А Мстиславские, ну, они и вовсе попали. Их юный дебил — младший сын — решил устроить покушение на Филинова прямо на Авиарии. Это было сродни публичному харакири. Мстиславским пришлось откупаться предприятиями.
Филинов же выжимал из гонки всё: заполучил оружие Воробьевых, отжал предприятия у Мстиславских, а теперь, по всем прогнозам, вот-вот получит и само Междуречье— свои древние родовые земли.
Трубецкой, худой и нервный, с глазами загнанной ласки, стиснул кулак:
— Да как он это делает, чёрт подери?! Это же просто мальчишка!
— Кто-нибудь слышал про голема-гиганта? — вдруг подал голос Лыков, не отрывая взгляда от полированной поверхности стола.
— Ты предлагаешь ещё раз дать Филинову повод стать героем?! — подскочил Трубецкой, скрипнув стулом. — Да о нём и так уже «Новостной лев» поёт дифирамбы каждое утро! Я скоро начну думать, что у них там секта. Репортажи Ольги Валерьевны — это уже не журналистика, это хвалебные оды.
— Хочешь сказать, княжна втюрилась в этого телепата? — едва слышно уточнил Лыков, будто бы сам удивившись тому, что сказал.
Годунов резко вскинулся, аж пот потёк по виску:
— Прекратите нести чушь о царской семье. Мы и так по уши в дерьме, а вы ещё хотите нарваться на царский гнев? Не наше дело — что у Ольги Валерьевны в голове. Не наше.
Он шумно отпил коньяк из кружки и с грохотом поставил её на стол.
— Лучше думайте, — продолжил Годунов уже тише, с нажимом. — Как выбираться из этой ямы, пока нас всех окончательно не закопали.
Шереметьев выглядел необычно. Лысый, без бровей, в мешковатом камуфляже, он напоминал не знатного боярина, а списанного прапорщика. Последствия недавнего инцидента с уисосиками, которых кто-то «доброжелательно» подбросывал ему даже в баню. И все равно отмытый и отбритый боярин попахивал.
Шереметьев недовольно покосился на остальных и процедил, мрачно и с нажимом:
— Итак, господа. Мы что в итоге, отдаём Филинову Междуречье? А потом ещё и идём в Антарктику воевать за него?
Рядом с ним, устало опираясь на подлокотник, сидел Хлестаков. Когда-то этот боярин был полным и румяным, с пышными усами. Теперь — кожа да кости, обтянутые серым костюмом, который висел на нём, как на вешалке. Всё из-за злополучных слабительных капель, которыми Ломтик заправил его напитки. С тех пор Хлестаков стал меньше говорить и больше страдать.
Он тяжело вздохнул и ответил:
— Похоже на то. Если уж нам всё равно придётся влезть в эту авантюру с Антарктикой, то, может, лучше сделать это сейчас. Чем раньше — тем дешевле. Потому что Междуречье, по сути, мы уже потеряли. Мы просто не хотим это признать. Гонка сожрала всё — и резервы, и репутацию. А если мы застрянем в Антарктике надолго, то от наших родов останется только надпись на мраморе.
В комнате повисла пауза. Каждый мысленно перебирал остатки активов, прикидывая, насколько долго они ещё смогут воевать без краха.
Годунов вздохнул:
— Что ж, если возражений нет, тогда я свяжусь с Филиновым.
***
Паскевич убыл. С грохотом опустился в свой чёрный лимузин, завалился внутрь, как мешок с мясом, и тяжело затряс своей вздутой головой. Дверца хлопнула, и машина уехала.
Я оборачиваюсь к гвардейцам склада «Звериный». Парни стоят по стойке смирно, явно не зная, как реагировать на произошедшее.
Киваю:
— Спасибо за службу. Передавайте привет своим господам-боярам.
Один из них, молодой, с неуверенной щетиной и глазами слегка смущённого хаски, виновато мотает головой:
— Ваше Сиятельство, мы не общаемся с боярами. Мы просто охрана.
Улыбаюсь, шаг уже в сторону машины, но оборачиваюсь через плечо:
— Сегодня вы были не только охраной. Сегодня вы были зрителями.
И вот мы уже едем. Везу Машу домой. Она сидит рядом, расплывшись в довольной улыбке, но видно, что внутри неё бурлит огонь. Не выдерживает — взрывается смехом. Смех чистый, звонкий, как у девчонки, впервые увидевшей клоуна в цирке.
— Даня, боже мой! — хохочет княжна Морозова, хлопая ладонями по коленям. — Я думала... ну, я даже представить себе не могла, что этот кровожадный Демон может быть таким... таким жалким! Ничтожным! Ха-ха-ха!
— То ли ещё будет, — усмехаюсь. — Вечер не окончен.
Едем недалеко от кортежа княжича. Паскевич ещё в пределах досягаемости — я чувствую его, будто он в поле зрения. Его машина маячит в мысленной карте. Самое время добавить Темному Попутчику десерта.
Из внутреннего кармана пиджака вытаскиваю кольцо Буревестника. Тёплое, будто его кто-то недавно надевал. Натягиваю на палец.
Маша удивлённо смотрит:
— Красивый перстень. А зачем ты его надеваешь?
— Сейчас увидишь, — говорю, и захожу в синхрон. Подхватываю Машино сознание и увожу вместе с собой. Плавный переход — и мы уже не в салоне машины.
Мы смотрим глазами Ломтика, который устроился у обочины, наблюдая за машиной проезжающей Паскевича.
Я ментально тянусь вперёд. Щупами касаюсь водителя. Его щиты — базовые, гражданские, слабо заземлены. . Скользящим движением накрываю их ментальной иллюзией.
Перед его машиной возникает лось. Вроде бы обычный лось — если не считать драконьих крыльев, пламени из пасти и змей, извивающихся из копыт.
— Ого, — говорит Маша сбоку, даже не испуганно, а скорее заинтересованно. — Какой оригинальный лось!
Пожимаю плечами:
— Первое, что в голову пришло.
Водила орёт, визжит, чуть ли не рыдает. Резко дёргает руль, пытаясь уйти от столкновения, но, увы — не туда. Машина юзом летит в сторону лесополосы и врезается в дерево.
Я уже заранее всё рассчитал. Из сиденья вырастают лианы, мягкие, гибкие и крепко хватают водителя за грудь и плечи, гасят инерцию, не давая ему впечататься в стекло. Зачем гробить обычного водилу? Он же не виноват, что везет арбузоголового Демона.
А вот и кульминация.
Паскевич, как истинный самоуверенный княжич, не пристегнулся. Видимо, полагал, что его тушу бережёт сама судьба. Авария застала его врасплох — и уже в следующую секунду его вышвыривает из салона, как пробку из бутылки шампанского. Вот только раздувшаяся от яда голова не пролазит и намертво клинит в перекошенном окне.
— Вытащите меня! — орёт он так, что у воробьёв на деревьях, наверное, начинается паническая атака. — Я застрял! Чёртова машина! Дрянь!
Я усмехаюсь. С такой головой придется пилить дверь автогеном. По-другому княжича не выковырять. Но это уже род Паскевичей пускай решает.
Ментально я отпускаю Ломтика — и мы с Машей возвращаемся в свои тела. Глаза снова видят салон моей машины.
Маша откидывается в кресле, снова захлёбываясь смехом. Да что же за день сегодня у княжны? Второй раз уже прорывает на хохот!
— Господи, Даня! — сквозь смех говорит она. — Я никогда бы не подумала, что мое свидание может закончиться тем, что я буду угорать над Демоном, застрявшим в машине! Он как пробка в бутылке! А этот лось с крыльями! С змеями из копыт! Как ты вообще такое придумал?
Пожимаю плечами:
— Воображение — сильная сторона телепата.
Она вдруг притихает. Смотрит на меня не просто весело, но с загадочными искорками в глазах. Медленно придвигается ближе и, обвив мою шею, целует.
— А это тебе... — шепчет она. — За то, что ты пожалел и спас того беднягу-водителя. Это было по-настоящему мило.
Ещё один поцелуй. Глубже и дольше.
— А это, — добавляет она с мягкой улыбкой, — спасибо за вечер. Один из самых веселых в моей жизни.
– Мне тоже понравилось, – улыбаюсь.
Я везу Машу домой. Затем вместе с ней поднимаюсь до самого крыльца. А потом и дальше, в холл. Думаю, князь Морозов захочет со мной перетереть итоги вечера.
Из-за поворота выходит Юрий Михайлович — встревоженный не на шутку.
— Слава богу, доча, ты вернулась! — восклицает он, быстро подходя ближе. — Вы не пострадали? Всё в порядке?
Маша смеётся. Сначала коротко, а потом уже не сдерживается — вспоминает, видимо, того самого лося, вопли Паскевича, его застрявшую башку.
— Ранена? Папочка, я же с Даней была! — сквозь смех отвечает она.
Морозов удивленно смотрит на дочь. А Маша тем временем поворачивается ко мне.
— Даня, спасибо тебе, – целует в щёку, — за то, что я замечательно провела время.
Потом разворачивается и уходит по лестнице вверх.
Морозов стоит растерянный.
— «Замечательно провела время»? Я думал, вы отправляетесь в ловушку к опаснейшему Демону…
Улыбаюсь, чуть пожимаю плечами:
— Одно другому не мешает, Юрий Михайлович.
Он качает головой и одновременно теребит бороду:
— А что с Паскевичем?
— Отрастил себе башку размером с бочку и потерял левую руку, — спокойно отвечаю. — Но сомневаюсь, что это надолго. За ночь он наверняка всё обратно нарастит. Регенерация у него бешеная. Я даже подумывал добить, но, во-первых, заживает слишком быстро... а во-вторых, при Маше — не комильфо.
Морозов кивает, вздыхает:
— Жаль, конечно, что уцелел проклятый. Но ты правильно сделал, Данила, что учел Машеньку в этом урванении. Думаешь о своих женщинах в первую очередь.
Улыбаюсь краем губ:
— Я думаю о своём роде в первую очередь.
Он хмыкает, усмехаясь в бороду:
— Слова настоящего дворянина. Ну что ж... Кстати, а как насчёт свадьбы? Когда, по-твоему, проведём?
— Хм. К слову про свадьбу – я пригласил на неё Паскевича.
Морозов подаётся вперёд, на лице — абсолютное охренение:
— Его то за каким хреном, прости господи?!
— Надо было его разозлить, чтобы потерял бдительность и полез первым. Так он и попал в ловушку. Но на самой свадьбе он мне, конечно, не нужен. Придётся немного подождать, пока не устраню его окончательно. А уж потом — жениться на Маше, как положено.
Морозов качает головой, тяжело, с грустью:
— М-да… А я-то думал, мы с тобой раньше успеем замутить что-то по объединению бизнеса…
Спокойно отвечаю, даже немного примиряюще:
— Нам никто не мешает начать это делать уже сейчас, Юрий Михайлович. Присылайте предложения моему гендиректору. Или Лене — она у меня в роде за экономику отвечает. Всё обсудим. Я готов работать с вами, объединяться, выстраивать проекты. Тем более, мы с вами уже родственники — благодаря принцессе Ненее.
Морозов оживляется:
— Конечно, Данила. Дело ты говоришь. Я всё подготовлю.
На том и еду домой, расслабленно откинувшись в кресле. За окном проплывают ночные улицы, как будто сам город решил немного отпустить поводья. Но я — не отпускаю.
Набираю Красного Влада. Он берёт почти сразу — видимо, ждал.
— Владислав Владимирович, — говорю весело, — думаю, вам будет интересно узнать, как прошла моя встреча с княжичем Паскевичем.
В трубке слышен облегченный выдох.
— Раз ты такой бодрый, Данила, значит, Демон не слишком расстроил тебя и княжну Морозову.
— Вовсе нет, — отвечаю. — Думаю, вам интересно, что Тёмный Попутчик владеет ледяной магией в ранге первого Мастера. Наследство тела княжича.
— Вот как, — отзывается он. — Значит, ледяная в копилку к некромантии и, предположительно, телепатии. Но это не так уж и страшно, наверно.
А он еще что-то рассуждает, но я подустал и сейчас не настроении.
– До скорого, Владислав Владимирович.
Разрываю связь — и тут же переключаюсь на гвардию. Интересуюсь, как там обстановка в особняке Паскевича. Моя прослушка всё ещё работает, спрятана в обивке кресла с монограммой. И вот поступает свежий отчёт: Паскевич, судя по всему, уже догадывается, что я его раскусил. Но предпочитает и дальше играть в «тёмную», не раскрывая карт. Ну что ж. Раз он решил продолжать спектакль — я куплю билет в первый ряд. Пусть пляшет дальше. Может, даже прикончу его под шумок.
Вспоминаю, как он орал, застряв в дверной раме. Башка, как арбуз, застряла намертво — только лоб наружу торчит. Смешно же.
Отправляю воспоминание жёнам. Пусть поугорают. Особенно кадр, где он орёт «ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ» фальцетом. Ну и, конечно, мой эксклюзивный огнедышащий лось — крылатый, с копытами-змеями. Прямо из моего воображения, а теперь — в их голове. Наслаждайтесь.
Когда подъезжаю к дому, вхожу — и слышу смех. Захожу в гостиную — и сразу понимаю, что воспоминание зашло как надо.
Светка уткнулась в Камилу, та чуть не падает от хохота. Даже Гепара улыбается уголком губ — для скромной избранницы это уже почти истерика. А Олежек — тот вообще пищит на руках у Лакомки. Малыш получил только образ крылатого лося, без бонуса-Демона. Но и этого хватило.
Прикольно, что мои жёны— такие же, как и я. С чувством юмора у нас полный порядок — и это, пожалуй, главное. С благоверными мне действительно повезло. Ведь что страшнее Демона?
Жена без чувства юмора.
Мобильник в кармане завибрировал настойчиво. На экране — Годунов. Ну конечно.
Вздыхаю, выхожу из гостиной, чтобы не мешать семейному веселью. Поднимаю трубку:
— Слушаю, Федот Геннадьевич.
Годунов говорит без тени энтузиазма, даже мрачно как-то.
— Данила Степанович, мы с боярами посоветовались. Семибоярщина готова немедленно отправить войска в Антарктиду, как мы с вами и договаривались.
Усмехаюсь, но беззлобно. Почти с пониманием:
— Хотите поскорее отстреляться, да? А как же Междуречье? Вы его мне уступаете?
– Ох, не надо только строить из себя неумного, Данила Степанович. Вам это точно не идет, – вздыхает боярин. – Вы прекрасно знаете, что гонку мы по факту проиграли. Кучка гулей ничего уже не решит.
Тут боярин дело говорит. Даже удивительно, что Семибоярщина переборола свою жадность и решила сдаться, пока совсем не поздно.
— В принципе, вы правы. Гулей там осталось немного. Моих альвов хватит, чтобы зачистить всё без лишнего шума. Так что да, можно считать, что вы "сдали участок". Я принимаю. Можете заняться разгромом Обители Мучения. Готовьтесь к высылке войск в Невинск, — даю распоряжение. — Оттуда перебросим силы в Антарктиду через мой портал.
Секундная задержка, будто Годунов внутренне переваривает это новое подчинённое положение. Потом, неохотно:
— Принято. Начинаем логистику.
Скоро разберусь с Обителью, а там и до Короля Теней рукой подать. Когда упокою этого Демонюгу, мой род наконец заживёт без подпрыгиваний на каждом шорохе.
Ну и, само собой, монахи-гомунклы не уйдут в мир иной просто так. Своими секретами они поделятся — даже если сами этого пока не знают.
И вот сижу в кабинете. Тишина, только ритмично тикают старинные часы, а в кружке остыл чай. Пора собираться — и пора кое-что прояснить.
— Лакомка, зайди ко мне, — бросаю мысленно, и через пару минут в дверном проёме появляется альва, да не одна. Рядом Камилла, чуть смущённая, и Светка, как всегда уверенная, будто хозяйка не только этого дома, но и всего материка.
Я поднимаю взгляд на жен:
— Собираемся в Невинск. В Москве пока делать особо нечего. Ну, вам точно. Мне — частично. У меня ещё хвост с Паскевичем, но это уже будет без вас. Разберусь сам.
Лакомка молча кивает, уже всё поняла. А вот Камилла переминается с ноги на ногу, глаза прячет, как школьница, попавшаяся с дневником.
Лакомка смотрит на брюнетку, потом поворачивается ко мне:
— Камила хочет остаться в Москве и записаться на курсы интерьерного дизайна. Вполне полезное решение — нам как раз не помешает обновить обстановку в Шпиле Теней, Невском замке и ещё в паре резиденций. Работы для неё точно хватит.
Я перевожу взгляд на Камиллу. Та стоит чуть в сторонке, будто ждёт приговора.
— Конечно, оставайся, — говорю мягко.
— Правда?.. Можно, Даня? — глаза у неё моментально загораются.
Улыбаюсь:
— А почему нет. Всё равно Золотой пока на диете. Как только долечится и вернётся в форму — приедешь в Невинск ненадолго и сделаешь ему Одарение.
Камила вся светится. Мечтает, красотка. Ну и пусть мечтает — она у нас не про битвы, а про красоту.
Светка фыркает:
— А я не буду стесняться. Скажу сама! Хочу к родителям, Даня. На месяцок. Можно же?
— Конечно. Только пей зелья Лакомки и не забывай докладываться ей о состоянии здоровья по мыслеречи, дважды в день.
— Трижды в день, — спокойно поправляет Лакомка.
— Трижды, — повторяю, глядя на Светку.
Та фыркает снова, но улыбается, уже мягко:
— Да знаю-знаю. Я ответственная будущая мать, между прочим.
— Вот именно, — киваю. — А теперь, оставьте меня с Лакомкой, пожалуйста.
Младшие жены выходят. Камилла напоследок машет рукой, Светка — показывает язык, но по-доброму. Лакомка остаётся.
— Думаю, сегодня уже перенесёмся в Невинск. Гепара остаётся здесь, будет следить за старой усадьбой вместе с Катей. Так что летим вчетвером: ты, Лена, Катя и Её Высочество Алира.
— Мазака! — раздаётся вдруг из стены, и из обоев просовывается кружка кофе, а за ней — ехидно скалящаяся Змейка. — А Мать Выводка, рррр?
Я усмехаюсь, разворачиваясь:
— И, конечно же, Мать Выводка.
— Змейка! — из глубин дома раздаётся голос Шархана. Причём с идеальной имитацией моего тембра.
Змейка зарычала и рванула прочь — слышно, как топочет, рыщет по комнатам. Видимо, потому она и гоняется за Шарханом постоянно, что он её Змейкой кличет. Ох, настоящий тигр-самоубийца.
После разговора с альвой связываюсь с Заром, пока не забыл.
— Лорд Данила, слушаю.
— Хочу отправить разведгруппу в Молодильный Сад. Это возможно?
— Давно пора! Только скажи — организую.
— Отлично. Отправятся трое.
***
Молодильный Сад, земли Багрового Властелина
Трое — Дед Дасар, Палёный и друид Пень — перенеслись в Молодильный Сад. И нет, это не начало анекдота. Это суровая реальность. Лорд Зар, как только сбросил их с портала, махнул рукой:
— Вернусь через пару-тройку часов. А пока — разведывайте, господа.
И растворился, как сквозняк в дверях.
Троица осталась наедине с троллем. С урчащим, массивным, свирепым, пахнущим мхом и плесенью существом. Ростом в два человека, с клыками как сабли и глазами, в которых явно жил кто-то ещё.
— Ну, показывай, уважаемый, — говорит Дед Дасар, заложив руки за спину, будто на экскурсии. — Где тут ваш заповедник?
— РА-РА-РА-РА-РА-РА! — отвечает тролль. Утробно. Так что вибрация идёт снизу вверх, от земли к позвоночнику.
Палёный и Дасар переглядываются, синхронно тыкают в переговорные амулеты.
— Не контачит, что ли? — бурчит Палёный. — Или троллий язык у нас не в базе.
— Пень! — поворачивается к ним Дасар. — А ты чего встал как вкопанный?
Друид, наставник Лакомки, застыл с вытянутой рукой, указывая на раскидистое дерево с позолоченными плодами.
— Это же Золотая груша, — произносит он с благоговейной дрожью в голосе. — Легендарное дерево. Если верить мифам, его плоды способны пробудить Дар даже у тех, кто от рождения им не обладал.
— Ну так тянись да ешь, пока не поздно, — фыркает Палёный, подталкивая его локтем.
Пень, не веря увиденному, поднимает руку. Но — тут же:
— РАААА! — рычит тролль, уже ближе, голосом гораздо менее туристическим.
Пень резко отдёргивает руку:
— Понял! Всё понял! Не трогаем. К грушам не прикасаться!
Их проводник успокаивается, тем не менее подозрительно поглядывая на Пня. Видимо, друид ему особо понравился.
Палёный заинтересованно указывает в сторону:
— А это что за истуканы?
На опушке — ряд древних деревьев. Корни вросли в землю, стволы треснули от времени, а на коре — лица. Человеческие, только деревянные. Глаза закрыты, рты приоткрыты, будто вечно в ожидании вдоха.
— Энты, — с дрожью в голосе шепчет Пень. —По легенде — они спят тысячелетним беспробудным сном.
— Красота, — бурчит Дасар. — Ну и какие выводы, друид?
— Лорду Даниле достанется настоящее сокровище! Ради этого Сада, — восхищенно говорит Пень, — можно уничтожить целую цивилизацию и ни разу не пожалеть.
В этот момент тролль снова рычит:
— РААА!
— Да что ж ты всё рычишь?! — не выдерживает Палёный. — Может, в другой тональности попробуешь, а?
Но тролль вдруг машет лапой. Потом снова. Кивает за опушку. Однозначно зовёт куда-то.
– Ну пойдем что ли, – решает Дед Дасар. – Наш провожатый явно хочет что-то показать.
Они идут за троллем. Сначала — через рощу с полупрозрачными листьями, потом — сквозь кустарник, усеянный мелкими шипами, как капкан. И, наконец, выходят на поляну.
На поляне — ещё десяток троллей. Огромных. Серых. Плечи шириной с два шкафа, глаза — как старые линзы. Все гиганты смотрят на восток.
А там, вдали, поднимается пыль. Кто-то скачет через степь навстречу. И их чертовски много.
Дасар сдвигает брови:
— Пень, ты говорил, что ради этого Сада можно запросто уничтожать кого угодно?
— Говорил, — вздыхает друид.
Палёный на всякий случай накидывает на себя огненный доспех:
— Ну и? Что будем делать?
Дасар достаёт из ножен на поясе тесак.
— Будем уничтожать врагов, — говорит он. — Раз уж мы здесь, куда нам, чёрт побери, деваться? Защитим имущество, доверенное нашему шефу!
***
Девушки еще собираются — Лакомка, Лена, ну и Змейка точит медные когти в дорогу, для нее это важно
Я в это время сижу в кабинете, играюсь с кольцом Дамара. Тестирую встроенные закладки. Пытаюсь записать туда пару ментальных инструкций, но кольцо упрямое, как блохастый кот. Перезаписывает только с моего полного сосредоточения — а это, с гулом женского смеха из соседней комнаты, задача не из лёгких.
Телефон вибрирует, и я краем глаза вижу имя на экране.
Дмитрий Паскевич.
Уже в строю? Быстро, регенерация у него действительно бешеная.
Поднимаю трубку, голос нарочито будничный:
— Да, слушаю.
Секунда паузы. На том конце тихо, только гул дороги или кондиционера. А потом:
— Данила Степанович… — голос Паскевича звучит глухо, сдержанно. — Хотел вас лично порадовать новостью, что род Паскевичей присоединится к вашей миссии в Антарктиде.
Друзья-мазаки, роду Вещих-Филиновых необходимы ваши лайки! Поставьте пожалуйста под книгой! А внизу сцена, что увидел водитель Паскевича в лобовом стекле за минуту до аварии:
