Бойся желаний

Когда спускался вечер, Роман Непомнящий всегда совершал пробежку: три километра в одну сторону, три обратно. Бежал он по тропинке вдоль берега Байкала. Иногда тропа уводила в лес, где справа и слева его сопровождали вековые сосны… и не только.

Однажды Роман заметил, как из кустов за ним наблюдает рысь. Крупная кошка разглядывала странное существо, тратящее силы напрасно. Если бы человек гнался за добычей или обходил свои владения, помечая территорию — цель его была бы ясна, а бегать ради забавы, чтобы устать и вспотеть… Странные они, эти люди.

Но Роман точно знал — перед сном нужно снять напряжение. Ему всего тридцать восемь, а ночь уже превратилась в сущий кошмар. Хотя тело его тренированное, мышцы пружинистые, а лёгкие не задыхались, даже если он ускорялся, совершив приличный рывок.

Проживал Роман Непомнящий в одиноком доме на холме, совсем рядом с Байкалом. Из соседей у него только лес, озеро и любопытная рысь.

Вернувшись с пробежки, он принимал контрастный душ; обтирался насухо полотенцем и переодевался в чистое, словно к чему-то готовился. Потом заваривал травы в чайнике и, устроившись у панорамного окна во всю стену, любовался, как мерно или взволнованно качаются волны на могучем озере, а на небе светит луна — если тучи не прячут её от глаз.

На воде сегодня было спокойно. С кружкой чая Роман подошёл к холодильнику.

Вот «кола» в литровой бутылке: газированный напиток, безусловно, неполезный, но шестнадцатилетнего Глеба иногда можно баловать. Сын всё-таки.

Вот итальянский сыр с плесенью, мелкими трещинами и голубыми прожилками — это для тёщи, Татьяны Николаевны. Любит она сыр — и итальянский знает, почти как родной.

Для восемнадцатилетней дочери, которую звать Анюта, куплена упаковка пирожного с кремом и в шоколаде, а ещё апельсинов килограмма три, чтобы сок надавить полный кувшин.

Для жены Ольги — китайские груши: такие крупные, пузатые, жёлтые. Груши у наших китайских друзей бывают невероятно сочными и воздушными.

У самого Романа вкус был непритязательный. Он достал докторскую колбасу, извлёк из хлебницы ржаной каравай и соорудил бутерброд. Откусив краешек с поджарой корочкой, снова открыл холодильник и подумал: «Для чего я купил столько еды? У меня ведь и жены нет… нет детей. А той весной тёща погибла в Иркутске».

Растерянно Роман присел на стул, сложил руки на коленях.

Ровно год назад в таком же тёплом мае они все умерли; ушли из его жизни. А он продолжал не только думать о них и покупать для них продукты, но и встречаться с мёртвой семьёй. Обычно это происходило после пробежки, холодного душа, чаепития, проверки содержимого холодильника и заката. Роман выходил из дома, разжигал костёр в камине, присаживался на деревянную скамейку у стола, где могли уместиться ещё семеро, и ждал появления родных.

Переживания об ушедшей семье совершенно запутали Романа. Назвать его сумасшедшим не решился даже доктор лётного отряда; но от полётов всё-таки отстранил. Всё по закону…

Хлопая по карманам, Роман искал телефон. Телефон нашёлся сам, запиликав под лавкой функцией «напоминания».

«Пора пить таблетки, — опомнился Роман. — С ума можно сойти без этих таблеток».

Он вернулся в дом, чтобы проглотить вечернюю дозу. Запил таблетки остывшим напитком из трав и снова отправился в беседку, прихватив с собой бутылочку воды.

Его карие глаза заискрились. На вытянутом, худощавом лице, с длинным прямым носом и острым подбородком — играла улыбка. «И кто только придумал эти лекарства? — качал головой Роман. — Пей не пей, а семья всё равно вернётся. Опять я увижу детей, родную жену и тёщу… куда без неё…»

Он разжёг в камине огонь. Дрова занялись быстро. Щёлкали сучки, потрескивали сосновые ветки, пылали сухие иглы; в ночи засыпал великий Байкал. Волны мерно покачивались, переливаясь в темноте под светом большой луны. Роман всматривался в даль озера, погружаясь в мир видений. Иногда ему было уютно прятаться во мраке от реальности и ошибок.

Первый признак погружения — это боль между лопаток и вздрагивание подбородка, будто звучал приказ командира: «Равняйсь». Голова его дрожала, челюсть становилась ещё крепче, ещё острее. Роман «равнялся» не один раз и не два. Его подбородок, словно в него втыкали острые провода под напряжением, выдавал нервные рывки, заставляя выплёвывать слюни, — и так раз пять-десять пока не послышится хруст в шее, пока не появятся они.

— Тише, дорогой, — первой заговорила жена Ольга. — Мы уже рядом. Успокойся. Посмотри на нас.

Трясущейся рукой Непомнящий потянулся к бутылке. Он отвернул пробку, сделал глоток. Вода пахла тиной, словно минералка трёхдневной протухлости, которую подала ему пожилая женщина в Геленджике на пляже, со словами: «Пей сынок на здоровье. Это полезно».

На языке стало горько. Роман знал, что нужно проглотить воду, иначе пользы не будет, а видение сбежит и спрячется за валунами на берегу озера. Потом ищи своих родных в темноте — ни за что не найдёшь, только рысьи глаза в лесу встретишь.

— Ромочка, всё таблетками балуешься? — послышался голос тёщи.

Непомнящий поставил бутылку на стол.

Ну, ладно… все в сборе: сын, дочь, жена, тёща, которая вечно что-то спрашивала.

В беседке у самой крыши горела лампочка. Она была не яркой, но внутри беседки светло. Огонь в камине прибавлял тепла, а призраки отбрасывали длинные тени и казались живыми.

Жена сегодня пришла в синей юбке и чёрной кофточке. Сын в сером спортивном костюме: куртка у него с засученными рукавами и короткие резиновые сапоги на ногах. Дочь в кроссовках, джинсах и толстовке с капюшоном. Тёща, как всегда, сидела на стуле в халате и тапочках, будто ждала, когда ей включат телевизор.

— Вот мы и встретились, — пересчитал семью Роман. — Каждый вечер у нас собрание. Куда от вас только деться? Непросто мне с такой ношей.

— А папа всё мечтает… — закатила глазки дочь Анюта, поправляя русую прядь. — Ты бы завёл себе кошку, что ли… или сторожевую собаку. Пап, нельзя так мучить себя. Купи себе компьютер или планшет. В интернете, знаешь, сколько всего интересного?

Роман представил, как покупает собаку: почему-то сразу громадную, лохматую, с мордой в колючках. По вечерам он бегал бы с ней по берегу, кидал здоровенную палку и кричал: «Тузик, мать твою!.. апорт!» — а пёс вместо палки волочил бы к нему дохлую рыбу и весело вилял хвостом.

С барбосом было бы весело, но что делать, если снова вызовут на работу? Роман — вертолётчик со стажем. Уважаемый человек. Профессиональный пилот, а не кинолог.

— Дочь, я не могу взять собаку, — постучал по пробке на бутылочке Роман; его голова уже успокоилась, а голос невидимого командира стих, не заставляя равняться куда-то в сторону. — А вдруг мне завтра в полёт, Анюта? Я человек ответственный. Собаку оставить не с кем. Не брать же её в кабину? Животные в вертолёте запрещены. Так что, отставить покупать пса.

Сын Глеб почему-то усмехнулся. Он перевёл взгляд на луну и сказал, словно хотел обидеть отца.

— Папа, какой из тебя пилот? Тебя даже сторожем не взяли после того случая… Тебе летать запрещают. Ещё убьёшь кого-нибудь.

На лице сына появилась кровь. Глеб немного удивился, заметив капающие с подбородка капли, но затем вытер ладонью и нос, и губы, и щёки, — и сплюнул на землю красную слюну.

Челюсть Романа снова ожила и задёргалась, не боясь потерять фантомную связь.

— Не говори со мной так! Я не заслуживаю от тебя порицания. И вообще, я хороший пилот и добрый отец! Я делал, что должен! Тебе это ясно, Глеб?

Тёща слушала и вязала, перебирая невидимые нити. На её лице появились очки, мышиная старческая шаль упала на плечи, и вмиг поседели волосы. Из доброй пожилой женщины она быстро превратилась в старуху.

— Ты виноват и не виноват, Ромочка, — сказала тёща, просто оттого, что не хотела слушать, как ругаются сын и отец. — Прошлого не вернёшь и ничего уже не изменить… А собачку ты заведи. Пусть она дом охраняет, играет с тобой и есть из миски. Я люблю смотреть, как кто-то ест; и готовить я люблю, вернее, любила... А ещё твоя собака будет выть по ночам, а собачий вой лучше человеческого плача. Верно, я говорю, Анюта?

Дочь Романа была красивая, стройная девушка, с личиком ангельским. Она лишь качнула ровными бровками, то ли соглашаясь с бабушкой, то ли принимая безысходное прошлое.

— Я думаю — отец всё-таки виноват. Конечно, он меня не убивал, но его желания принесли много беды. Папа уже не ребёнок и должен был предвидеть. А как иначе? Он всё-таки хозяин семьи и отвечает за всех нас. Я так думаю…

Продолжая оттирать кровь, сын резко повернулся к отцу. На лице Глеба сверкнул оскал. Голова его была острижена, как у призывника, плечи широкие, шея короткая, уши сломанные, потому что парень занимался классической борьбой.

— Лучше бы ты оставил меня в покое. Может, из меня толк бы и вышел, если б не ты. Ведь многие были против… Давай спросим у мамы — хотела ли она брать меня в семью?

Жена Ольга была самым сдержанным призраком. Она и при жизни терпеливо переживала судьбу, данную ей вселенной. А в те дни, когда Роман настаивал усыновить маленького Глеба, Ольга покорно приняла его волю.

— Ты несправедлив к отцу, сынок. И не смей разговаривать с ним в таком тоне! Научись уважать старших, Глеб… Твой отец — добрый человек. Он всегда заботился о семье.

Ольга жевала губы, кусая их, словно тоже хотела залить кровью лицо. Но разве у привидений течёт что-то в жилах? Призрак всегда лёгкий, пустой.

— Меня не волнует наше общее прошлое, — с горечью произнесла Ольга. — Меня расстраивает мой муж в настоящем. Потому что Рома слишком быстро нашёл мне замену и скоро забудет о нашем существовании. Ты ведь ждёшь её — свою любовницу?

Роман Непомнящий пожал плечами, не желая докладывать призракам о любовных тайнах:

— Возможно, она приедет, возможно, нет — какая вам разница?

— Есть разница, — улыбнулась Ольга. — Ты ждёшь её, и мы подождём. Хочу посмотреть, как ты изменяешь мне с Ритой.

Роман скривил губы в улыбке. Мёртвая жена ревновала к живой любовнице. Ну, надо же, какая интрига!

— Не будет Риты сегодня. Завтра приедет… У Риты недельный отпуск намечается. Семь дней с ней вместе проведу, представляете? Семь дней она будет отвлекать меня от встреч с вами. Так что, не наговаривайте на неё. Вас уже не вернуть, а Рита мне больше чем друг.

Вся семья насторожилась.

Дочь тоже ревновала к новой женщине. Тёща Татьяна Николаевна вязала невидимыми спицами невидимую нить, причмокивала и хмурилась. Глеб играл желваками, будто это касалось его лично. А бывшая жена с сожалением сказала:

— Ничему тебя жизнь не учит, любимый... Пора бы тебе уже выучить, что у всякого человека есть привычки и гены: то есть его порода, передающаяся от кровного родства. Тебе ли не знать об этом. Но твоя традиция неизменна. Твоя неугомонная похоть сильнее уроков прошлого. Всё ты делаешь по-своему, назло другим…

— Да что ты такое говоришь? — изумлённо воскликнул Роман. — Откуда тебе знать, что происходит со мной и Ритой? Тебе не приходит в голову, что в моём сердце рождается чистая любовь? Тебе не кажется, что моя связь с Ритой не просто похоть — а моё будущее. Да, милая… я не желаю бронировать место на кладбище. Мне нравится жить без вас. Это ты понимаешь?

— Папа, ты не горячись. Скажи лучше, что ты знаешь о наследственности? — спросила дочь, и в её руке неожиданно появилась кроличья шапка-ушанка.

— Наследственность существует. Она — незримая, но неотъемлемая часть каждого из нас, — ответил Роман.

После такого ответа призраки были единогласны. Все они синхронно кивали, а Глеб широко улыбался.

— Так, семья!.. предлагаю голосовать! — оживилась Анюта. — Пусть каждый из нас выскажется прямо. Тот, кто против новой папиной женщины, которую все знают, под именем Рита — поставит крестик, а кружок будет означать согласие с похотью отца… Ой, извини папочка — с желанием отца!

— Хорошая идея. Умничка-внучка! — обрадовалась тёща.

— Глеб, где твоя школьная тетрадь? Организуй нам быстро листочки, — попросила Ольга.

— А у меня уже всё готово, — раздавал аккуратно нарезанные маленькие бюллетени Глеб.

У каждого из призраков в руке оказалась шариковая ручка.

Все быстро поставили свои знаки, отправляя бумажки в шапку, с которой к каждому подходила Анюта.

Затем дочь протянула ушанку отцу.

Роман вытащил первый листок, за ним второй, третий, четвёртый. На всех листочках нарисован жирный крест. Значит, все против его новой женщины. Значит, они против его желаний.

— Сговорились, да? — понял Роман. — Приходите ко мне каждый вечер. Я встречаю вас, время своё трачу, а вы учить меня вздумали и жизнь мою отравить хотите?

Он силой бросил шапку, попал точно в руки дочери.

Анюта ловко поймала ушанку, и та тут же исчезла.

— Ты должен быть осторожным, папа, — прищурилась дочь. — Не хотела говорить, но я подозреваю, что Рита может оказаться опасна для тебя.

Отцу не нравилось, что говорит Анюта. К тому же голосование вызывало жуткую тревогу: а вдруг они правы, и его новая пассия представляет угрозу?

Роман прикрыл глаза лишь на секунду, а когда открыл, то семья исчезла.

Он снова потянулся к бутылке с водой, как вдруг услышал знакомый голос.

— Надоели они. Еле дождался, пока твоя семейка свалит отсюда, — негромко сказал мужской голос. — Я тоже хочу дать тебе совет. Хочу поучить тебя немного. Ты не против?

Семья испарилась. Зато материализовался друг детства, Андрей Смирнов. В вытянутой руке у него тоже был листочек, с красным крестиком точно посередине.

***

В первом классе у Романа появился друг. Звали его Смирнов Андрей.

Играли они в русский хоккей, ходили в обычную школу, вместе возвращались с уроков. Андрей был мальчиком весьма странным: жила в нём страшная физическая сила, выделяя на фоне прочих сверстников. Друзей, кроме Ромки Непомнящего у него не было… В хоккей Андрюша играл вратарём; играл жестоко. К домашним животным относился брезгливо и однажды признался, что обладает особенным чувством, когда хочется рвать на части обидчика, хомяка или собачку. Ему хотелось врезать нападающему соперников клюшкой по зубам или того хуже — железным коньком наступить на горло, чтобы по воротам его не бил.

В те годы Роман был ещё слишком юн, чтобы заметить в друге душевную болезнь. Он доверял Андрею; воспринимал его слова как шутку.

Детская дружба продолжалась вплоть до окончания школы. Потом Роман уехал в Омск учиться на пилота. Там женился на омичке, по имени Ольга. Брак подарил прекрасную дочку Анюту. Затем молодая семья вернулась в Иркутск, где лейтенант Непомнящий был принят пилотом в лётный отряд гражданской авиации.

Судьба на время развела друзей… В институт Андрей не поступил. У него даже документы не приняли, зато забрали в армии. После службы он сразу женился и устроился в полицию. Через год жена родила ребёнка. Назвали малыша Глеб.

Но отчего-то Андрей не радовался первенцу. Он часто и много пил… и надолго в органах не задержался. Сержант Смирнов нарушал дисциплину, проявлял халатность и был уволен по собственному желанию — после чего возненавидел весь мир и самого себя в этом мире.

И вот однажды вечером Андрей вернулся в свою квартиру, где проживал с женой и маленьким сыном. Там он обнаружил хмельное застолье — совсем безобидное. В домашних посиделках участвовала его жена, её подруга, в окружении жениха подруги, которого все знали с детства. Но Андрей отчего-то взбесился.

Схватив столовый нож, Андрей убивал одного за другим. Сначала ударил в сердце парня, который не ожидал бешеной реакции, затем убил его невесту. Всего два удара в живот и она свернулась клубком, словно хотела просто уснуть, чтобы проснуться и понять, что это не бойня, а чудовищный сон. Бывают такие сны, когда нападают злые люди или медведь, или монстры — и убивают, но когда просыпаешься, то обнаруживаешь себя целым и невредимым…

Жена молила сжалиться. Хотела жить и была готова выпрыгнуть в окно с пятого этажа, пока Андрей расправлялся с подругой и её парнем. Но сбежать от ошалевшего маньяка удаётся немногим. А Смирнов Андрей оказался самым настоящим зверем…

В течение года в Иркутске находили убитых молодых женщин. Все девушки погибали от множественных ударов ножом; все пятеро перед смертью были изнасилованы.

Сыщики не сомневались, что почерк убийств был одинаков. Совершал нападение один и тот же человек. Полиция разыскивала серийного убийцу, прозванного Ангарским маньяком, но попался Андрей, в общем-то, случайно.

На первом же допросе Смирнов признался и в других преступлениях. Он оказался тем самым маньяком, насиловавшим перед смертью своих жертв. Оказался тем недочеловеком, который убивал девушек.

До суда Андрей не дожил. Его нашли в камере висящим на трубе отопления у потолка. Горожане шептались, что полицейские сами расправились с убийцей (и правильно сделали) — немногие верили в раскаяние преступника, выбравшего смертельный грех, а не открытый процесс, чтобы держать ответ перед всем городом.

Маленький Глеб, сын Андрея Смирнова — был помещён в дом малютки. От него отказались все родственники со стороны матери и по линии отца. Почему бабушки и тётки поступили так? Вероятно, боялись замараться и утонуть в грязных воспоминаниях о маньяке-родственнике, глядя на его дитя.

Узнав о трагедии школьного друга, Роман твёрдо решил забрать к себе его несчастного сына, которому в то время ещё не исполнилось и двух лет. Непомнящий считал своим долгом спасти мальчика. Он не думал о генах, передающихся по наследству, не слушал жену Ольгу, которая лишь однажды и очень робко — высказалась против усыновления.

Ему говорила мать. Предупреждала тёща. Был сигнал от психолога из лётного отряда. Но Роман никого не слушал; он решил забрать малыша к себе, значит, так тому и быть.

Глеб был замкнут, молчалив и не по-детски спокоен. Глаза у него были задумчивые, внимательные, выжидающие, словно знал он страшную историю своего настоящего отца. Но правда о прошлом была надёжно скрыта от мальчика. Семья Романа даже переехала в другой район, чтобы Глеб случайно не узнал о себе нечто мерзкое, потому что всегда найдётся человек с длинным языком, который будто хлёсткой плетью из шкуры змеи, своими словами испортит соседу жизнь — так ради шутки.

Мальчик рос в полной уверенности, что Ольга и Роман его кровные родители. А как иначе? Глеба любили, баловали. Всевозможные игрушки, дорогая одежда, пожелания спокойной ночи и сладкий пирог — были привычными в его детстве. Новая мама оберегала мальчика как родного сына. Роман не отставал, но всё-таки чувствовал чужое семя в доме.

Глеб был жесток, скрытен, малообщителен. В детсаду он частенько поколачивал малышей. От него плакала вся группа. Бил он и мальчиков, и девочек.

Однажды на Глеба пожаловалась воспитательница. Женщина сорока двух лет была шокирована увиденным в раздевалке и боялась, что ей попросту не поверят, если она расскажет родителям о диких наклонностях ребёнка.

Во время тихого часа пятилетний Глеб незаметно покинул спальню, проскочив в раздевалку, где хранилась верхняя одежда детей, чтобы провести страшный эксперимент над собственным здоровьем. Глеб засовывал тоненькие пальцы в щель и дверью кабинки давил на собственные ногти.

Он не плакал, не кричал, терпел, не издав ни звука, хотя лишился трёх ногтей, сорвав их полностью. Пальцы кровоточили. Маленькие ноготки, вырванные с кусочками мяса, валялись на полу, а малыш упрямо давил следующий палец, потом следующий. Если бы дверь была ещё массивнее и сил в юном теле больше, то, вероятно, Глеб лишился бы нескольких фаланг вместе с ногтями. Никто не знает, чего добивался мальчик, но когда его обнаружила воспитательница, то потеряла сознание…

Были и другие пугающие странности. Например, после окончания первого класса Роман отправил Глеба в летний лагерь.

За пределами лагеря протекала тихая речка. Была речка не глубока, не широка. Её можно назвать, скорее, лесным ручьём. В ней водилась мелкая рыбка, у берега летали стрекозы, квакали лягушки, по поверхности носились водомерки. Глеб не ловил рыбу, не пускал кораблики, он лишь собирал головастиков, складывая их в нагрудный карман рубашки. А к вечеру детёныши превращались в засушенных земноводных, размером с кузнечика. Вытаскивая из кармана затвердевшее блюдо — а именно как пищу использовал головастиков Глеб, — он без соли и хлеба поедал их вместе ножками, ручками и всем остальным. Каждое утро садист-натуралист убегал из лагеря к реке, пока его не поймал один из вожатых, заметив, как ребёнок хрустит сухими головастиками, будто сухариками.

Сразу позвонили Роману. Рассказали об утренних и вечерних причудах сынишки; но, честно признаться, новость не стала скандальной и ужасающей. Потому что дети вытворяли с лягушками и не такое. Ну, поймали… ну, засушили или надули, что в том плохого?

***

Год назад. Середина мая. Трёхкомнатная квартира в Иркутске.

Семья Непомнящих была показательной. Муж — лётчик; человек непьющий, представительный. Жена — красивая женщина, в прекрасной форме, отличная хозяйка, бухгалтер в известной компании. Сын — сильный парень, спортсмен. Дочка — красотка-студентка; поклонников у дочери предостаточно, но Анюта была неприступна; ничего плохого о ней сказать нельзя.

Соседи уважали Романа. Побаивались Глеба. Роман был приветлив, здоровался с бабушками у подъезда, руку дворнику пожимал, а сын всегда смотрел исподлобья недобрым взглядом и лишь кивал соседям при встрече. Мальчишка был похож на молодого медведя и телосложением, и лицом — потому что волнения в нём нет. Непонятно, что на уме. Хотя никого во дворе пальцем не тронул, — и коты в подъезде не пропадали.

В то утро Роман проснулся рано. Жене Ольге сообщил, что сегодня у него будет тяжёлый день. Но на работу он так и не поехал, а отправился к любовнице.

Пожелав хорошего дня, Роман вышел из квартиры, в последний раз увидев своих родных живыми. Прошло полчаса, и он уже обнимался с миловидной девушкой, которая была младше его на тринадцать лет. Её звали Рита.

И всё было бы замечательно в то утро: он проводил время с любовницей, жена ничего не подозревая, сводила дебет с кредитом, дочь убежала в институт, сын, как обычно, пошёл в школу, а тёща осталась дома; Татьяна Николаевна жарила сырники, пекла пироги с грибами, варила борщ. Жизнь продолжалась. И утро было как утро, только в семье не заметили главного: как сын Глеб тоже обманул мать, сказав, что отправился в школу.

Последний год семья его раздражала. Глеб к лету хотел мотоцикл — отец наотрез отказал. Мать следила за ним, будто он сам не знал, что водку пить вредно, а курить, только травиться. Мать не доверяла Глебу, а ещё Анюта бесила. Она просто ведьма! Бывало, ходила перед ним в нижнем белье, наклонялась, как шлюха… и ноги задирала на диване, будто он не мужик, а деревянный Буратино, — и трогала грудь, аж кровь в жилах закипала!

К Анюте были двоякие чувства. Запираясь в ванной, Глеб трогал себя ниже живота, представляя именно её. В мечтах он подкрадывался к ней сзади, а сестра испуганно оборачивалась, но видя лицо брата, гладила его по щеке; а он дёргал в воде рукой, пока не выгнется тело, и семя не выскочит на свободу.

Неделю назад Глеб получил на электронную почту поразительное письмо — подписанное «От сестры». Но он сразу сообразил, что Анюта к сообщению вовсе не причастна. В письме было много удивительных смыслов и слов: о том, что его настоящая фамилия Смирнов, о том, как погиб его родной отец, за несколько дней до смерти, убив свою жену и мать полуторагодовалого мальчика, которого звали Глеб.

Он не поверил. Письмо казалось бредом. Но подсказки в тексте и вездесущий интернет, помогли докопаться до истины.

Тот, кто отправил послание, отлично знал о случившемся в прошлом. Этот кто-то попал точно в цель, зародив в юноше необузданную бурю эмоций, пробудив в нём сына маниакального отца.

Тринадцатого мая в 9:05 он вернулся в квартиру на шестом этаже, застав бабушку на кухне за готовкой пирога. Глеб подошёл к ней тихо сзади и хладнокровно воткнул нож в печень.

Татьяна Николаевна умерла мгновенно. Кровь, брызнувшую из раны, Глеб вытирал с пола салфетками. Тело он завернул в обмоточную плёнку, в которую обычно упаковывают чемоданы или детали сборной мебели. Юноша обмотал пожилую женщину, как паук муху — с одним лишь отличием, что паук упаковывает ещё живую жертву, а Татьяна Николаевна была уже мертва.

Далее кокон с бабушкой он перетащил в кладовую, решив соорудить там склеп для тех, кто воспитал его, кто вырастил. Оставив труп в темноте, прошёл на кухню, налил кофе с молоком, перекусил сырниками, макая их в варенье, приготовленное добрыми руками старушки и, включив телевизор, ожидал, когда вернётся его сестра.

Анюта вышла из дому раньше брата, но Глеб всё предусмотрел, незаметно вытащив из её сумочки телефон. Сестра непременно вернётся за телефоном и совсем скоро, поскольку, как можно существовать юной девушке без любовных сообщений, даже на паре в институте. Ведь все парни влюблены в старшую сестру по уши, потому что она очень красивая, желанная, сексуальная, но только не для Глеба. Для Глеба Анютка грязная шлюха — и непонятна, как китайский иероглиф.

— Ты вернулась? — поинтересовался Глеб.

— Телефон дома оставила, — раздевалась Анюта; она скинула обувь, прошла на кухню. — Ты почему не в школе? И где бабуля?

Анюта тоже схватила сырник, окуная его в варенье. Она быстро жевала, смотрела в окно, вспоминая, куда могла сунуть свой телефон.

— Телефон у меня, сестричка. А бабушка в кладовке лежит. Потому что я убил старуху, — с улыбкой сказал Глеб и, подойдя со спины, буднично перерезал девушке горло, словно проделывал такую работу в тысячный раз.

Кровь хлестала на грудь. Анюта широко открывала рот и негромко хрипела, но совсем не могла говорить. Она только хлопала глазами и зачем-то натягивала на голову капюшон, будто хотела спрятаться под ним, словно он может спасти.

Глеб хорошо знал, на что способна Анюта. Если она поймёт, что грозит ей смертельная опасность, то будет упорно сопротивляться, а ему тратить силы никак нельзя. Силы ещё пригодятся, чтобы справиться с отцом. Потому действовать нужно было решительно, не оставив девчонке шанса. Он посмотрел в её испуганные глаза и нанёс ещё пять ударов в живот, добивая сестру.

Всё было кончено. Анюта лежала на спине в луже крови.

Бросая на пол салфетки, Глеб почувствовал возбуждение. Хотелось скинуть штаны — и с неё, и с себя… Но он придерживался плана.

«Потом я её… потом!» — судорожно думал Глеб.

Второй труп он тоже обмотал плёнкой. Получалось уже ловчее, словно всю жизнь упаковывал мертвецов, чтобы складывать их в склепе... Один оборот, второй и вот уже не видно глаз и не болтается челюсть. Ещё поворот, ещё пару мотков, и кровь уже не сочится на пол. Кровь собирается под плёнкой и быстро сохнет. Это так удобно.

Глеб остановился у кладовки и облизал нож.

Кровь сестры показалась безвкусной, а вот у его отца, у Смирнова Андрея — кровь была совсем другой, — и это не миф, это непреложный факт! «У моего настоящего папы кровь как кипящая рыжая ртуть. Ей можно отравиться, если попробовать на язык. У неё особый вкус, и по-другому не может быть! — затаскивая остывающее тело в кладовку, размышлял Глеб. — Потому что мой отец был сильный, как дикий лев. И я тоже под стать отцу…»

Он уложил кокон рядом с бабушкой. Свет в кладовке не выключал. Смотрел на лица под плёнкой спокойно. В этот раз задержался дольше — проверил, не капает ли красным на пол. А вдруг?!

Затем он мыл пол на кухне и в коридоре. Мыл тщательно. Потом вскипятил воду, сделав чашечку кофе, ожидая прихода матери, которую в мыслях уже не называл мамой, а звал просто — Ольга.

Мать отворила дверь своим ключом. Она всегда приходила после двенадцати на обед, потому что работала рядом с домом.

— Глебушка, а ты чего не в школе? — удивилась мама, увидев сына.

Женщина немного запыхалась, но была приветлива. Улыбалась.

Она поднялась на шестой этаж пешком. Лифт работал исправно, но Ольга всегда тренировала ноги, держа их в тонусе. Хотела остаться красивой навсегда. Шла она вверх и трогала ягодицы, думая о муже — о том, какой он у неё верный. Роман лучший из мужчин и любит её.

Глеб ходил за Ольгой, прятал нож за спиной, выжидая момент. Напасть хотел именно на кухне. Там был постелен линолеум. Пол проще отмыть. В коридоре и в других комнатах ламинат — выковыривать корку из щелей совсем не хотелось.

— Борща налить? — спросил Глеб, чуть не прибавив «Ольга».

— Подожди, сынок, — смотрела в телефон мать. — Сейчас отец должен приехать. Звонил недавно, сказал, что рейс отменили. Он домой торопится. Ты разогрей борщ минут через пять.

И тут Глеб испугался — засуетился. Приедет отец? Прямо сейчас? Но сейчас Глеб должен убить мать, вернее, Ольгу. И плёнки припасено много, ей хватит. А потом ещё один кокон в кладовке и нужно ждать самую опасную жертву. Отец должен вернуться после семи вечера — не раньше. Но вдруг всё пошло кувырком. Как же не вовремя!

— Что ты прячешь за спиной, сын? Ты странно себя ведёшь, — нахмурилась Ольга и требовательно потрясла вытянутой вперёд ладошкой, призывая отдать то, что парень скрывал от неё. Она всегда так делала, подозревая в нём скрытого психопата, зная правду о его настоящем отце.

Глеб всегда чувствовал недоверие к себе. А ещё он знал, что в этом доме его боятся.

— Пожалуйста, пройди на кухню. Я приготовил для тебя сюрприз, — исподлобья улыбался сын.

Ольга задрожала. Вот таким она его и представляла: ухмылка, холодный взгляд и булыжник за спиной.

— Что у тебя в руке? Камень? — спросила мать

— Нет, Оля, у меня там нож! — оскалился по-звериному Глеб, выбросил руку и вонзил длинное лезвие в грудь третьего размера.

Ольга негромко вскрикнула: от неожиданности, не от боли, а Глеб нанёс ещё три удара точно в сердце.

Она качнулась. Голова её завалилась назад, словно сломана шея… руки обвисли, на пол выпал телефон, но не разбился. Губы её шевелились, что-то шептали. Но смерть была сильнее. И женщина рухнула на спину замертво.

Глеб ни о чём не жалел, убивая своих родных. Даже не задумывался, что совершает непростительную ошибку. Просто волочил труп на кухню, где плотный линолеум.

Ольгу он обмотал быстро. Поднаторел. Кокон взвалил на плечо, перетащил в кладовку, бросил к другим коконам.

Он не расслаблялся, не улыбался, не испытывал удовлетворения. Глеб оставался серьёзен, потому что торопился встретить Романа.

Вытирая пол в коридоре, чуть замарал стену. Ну, ничего… отмоет позже, когда всё закончит. А пока наследный маньяк направился к сейфу, где хранилось охотничье ружьё.

Глеб подготовился. В интернете подсмотрел, как сделать слепок ключа. Потом взял на минуту отцовскую связку, сделал слепок и всего за час в специальной мастерской ему выточили дубликат. Дел-то оказалось, раз плюнуть: всего триста рублей за ключик.

Сейф подался легко. Ключ подошёл идеально. Тогда Глеб достал ружьё в чехле и собрал его за минуту. Потом зарядил два ствола и услышал, как открывается входная дверь. Он всё-таки успел...

— Дорогая, ты уже дома? — позвал Роман жену.

Непомнящий надеялся, что Ольга ему ответит: «Заходи, любимый, мы ждём тебя» — но в ответ лишь крались шаги из дальней комнаты. Кто-то таился в конце длинного коридора.

Роман позвал ещё раз: «Олечка… ты где?» — а сам, скинув обувь, сделал всего пару шагов и увидел сына с ружьём наперевес. Он хотел спросить, мол, зачем ты ружьишко собрал?.. но не успел.

Раздался выстрел. Глеб метил отцу в лицо, но попал в левое плечо и грудь, оттого что Роман изловчился и частью туловища нырнуть в дверной проём большой комнаты. Падая, сунул правую руку в карман и завалился набок. В кармане лежал нож — подарок от любовницы Риты, — нож с фронтальным выбросом лезвия. Нож крупный; с таким оружием и на волка ходить не страшно.

Глеб приблизился к отцу. Наклонился, чтобы перевернуть его на спину и выстрелить в лицо, но Роман, собрав все силы, кинул руку навстречу сыну, воткнув лезвие в солнечное сплетение.

***

Ночь прошла в раздумьях. Роман сидел в одиночестве, смотрел на озеро… Уснул под утро.

Он поставил раскладушку у беседки и, накрывшись одеялом с головой, проспал до обеда.

Днём занимался по хозяйству. Строил голубятню: стругал полочки для выводка, вырезал лобзиком кормушки, утеплял щели в окне. Всю голубятню он сделал своими руками. Получился настоящий птичий дом. Давно Роман желал завести почтовую птицу. Голуби с хохолками, с пушистыми штанами невероятно влекли его. Голуби в клетке — это его детская мечта.

Наступил вечер — особенное время для Романа.

Он надел спортивный костюм, кроссовки и отправился на пробежку.

Бежалось легко. Роман ускорился в подъём, выжимая из себя максимум, но даже не запыхался. Где-то справа в лесу он чувствовал взгляды. «Звери… это дикие звери восхищаются мной, — думал Роман. — Поскольку я сильный. Я всё смогу…»

Пробежав три километра, обратно брёл пешком. Он не устал, его терзали мысли. Думалось о семье — о фантомах, навещающих после вечернего чаепития.

«Припрутся и учат! Крестов на листочках понаставили! — злился он. — Советуют мне, будто я сам не знаю, как поступить… Тёща полоумная вечно кудахчет, и Олечка хороша — всё туда же. Глеба настроили против отца. А кто его мнение спрашивает? Он псих и сын маньяка… Но Анюту всё-таки жаль. Нехорошо с ней вышло. Совсем плохо с ней вышло! Не хотел я твоей смерти, дочка».

Вернулся Непомнящий в дом, когда стемнело. Взял в руку телефон, потому что тот настойчиво звенел уже почти полчаса.

— Алло, — сухо сказал Роман.

— Здравствуй, любимый! Почему трубку не берёшь? — послышался голос Риты.

— Ты ведь знаешь, что я бегаю. Зачем спрашивать, если знаешь? — сердито ответил Роман; говорил он с любовницей грубо, словно не ждёт её вовсе, и живут они вместе уже целую вечность и приелись друг другу.

— Меня на работе задержали. Здесь такой завал! Сейчас собираюсь и выезжаю к тебе, — оправдывалась Рита, будто Роман засыпал её вопросами; а голос её был радостный, будто она влюбилась только вчера.

Год назад Рита окончила медицинский институт. Профессия у неё более чем серьёзная — она патологоанатом. С недавних пор Рита работала в морге. Работа ей жутко нравилась. Внутренний мир человека она изучала на практике, разрезая сердце и лёгкие.

— Значит, только после двенадцати приедешь? — всё-таки дрогнул голос Непомнящего.

— Постараюсь быстрее, — чувствовала напряжение на той стороне трубки Рита. — Всё, любимый, скоро выезжаю. До встречи.

Роман ещё минуту держал телефон возле уха. Смотрел в окно на беседку, где вечерами встречался с семьёй.

«Сегодня опять придут», — понял Роман и отправился в душ.

После душа он заварил чай, не забыв проглотить таблетки.

Потом налил бутылку воды и отправился в беседку.

Роман сидел на скамейке, над ним светила грустная лампочка, в кирпичном камине горел огонь.

Его голова затряслась, его челюсть задрожала. Он снова и снова боролся с собой, пока не объявилась мёртвая семья.

— Любимый, мы пришли к тебе. Мы уже здесь. Видишь вас? — улыбалась жена.

Ольга всегда начинала разговор первой.

— Не слепой, — бросил Непомнящий.

Тёща всё так же сидела на стуле и вязала невидимыми спицами, невидимые нити.

— Как твои дела, Роман? — спросила тёща.

Он не ответил. Когда шёл по берегу обратно домой, то решил прекратить навсегда вечерние посиделки. Ему надоело собрание призраков и вечные придирки мертвецов.

— Папа, ну чего ты молчишь? — забеспокоилась Анюта. — Мы пришли к тебе издалека. Поговори с нами… пожалуйста…

— Не хочу. Нет желания, — глотнув из бутылки тухлой воды, ответил Роман. — Вы все мёртвые. Вас нет. Я говорю с ветром или с костром, или чёрт знает с кем ещё…

— Перестань кривляться! — строго отчитала мужа Ольга. — Где бы сейчас мы ни находились, знай, мы всегда будем приходить к тебе, и спрашивать твоего согласия нам не нужно!

Роман зажмурился, напряг желваки, потёр пальцами виски. Но открыв глаза, снова увидел всю семью в сборе.

— Ладно, давайте разбираться, кто вы и откуда, — дипломатично начал разговор Непомнящий. — Сделаем так. Я сейчас проверю, насколько вы самостоятельны. Я буду задавать вам вопросы, а вы, в свою очередь, ответите мне.

Фантомы переглянулись.

— Валяй, пап, мы готовы! — весело отозвался Глеб, скрестив руки на груди, пряча кровавое пятно на куртке от удара ножа с фронтальным выходом лезвия.

Роман призадумался, а потом задал общий вопрос:

— Почему вы против Риты? Чем она может быть опасна? Начнём с тебя, моя дорогая жена. Отвечай.

Ольга положила руку тёще на плечо, строго посмотрела на мужа и спросила:

— Скажи, Роман, откуда в твоём доме травы, которые ты завариваешь по вечерам? И кто купил тебе эти травы?

Непомнящий лишь пожал плечами, потому что все знали ответ.

— Правильно, это Рита потчует тебя галлюциногенной травой, — продолжила Ольга. — А твои таблетки от рассеянности, вообще не выносят критики. Кто прописал тебе это лекарство? Тоже она?

— Бред! — усмехнулся Роман. — Мята, валерьяна и пустырник не вызывают галлюцинаций. А таблетки купила Рита — по рецепту врача. Так что, безосновательно… Давай, следующий пошёл!

Непомнящий указал пальцем на тёщу и подмигнул ей, как девчонке.

Старушка вздохнула и ядовито заговорила:

— Вся беда в том, что твоя Рита совершенно не умеет готовить. Она не печёт пироги, не жарит картошку и не варит борщ. Разве, это русская женщина? Мы тут посоветовались и поняли, что Рита может только трупам вспарывать животы. Разве это нормальная профессия? Смотри, Ромка, как бы она человеческими почками тебя ни накормила. А то отрежет из какого-нибудь дедушки мясцо и на сковородку его с маслицем… на сковородку…

Все призраки рассмеялись. Даже Анюта улыбнулась, удивляясь шуточному настроению своей бабули.

— Вы, Татьяна Николаевна, ерунду говорите, — отмахнулся Непомнящий. — Когда Рита станет моей женой, всему быстро научится. Нехитрая наука — щи варить… Теперь давай ты, Анюта. Чем тебя Рита не устраивает?

Дочь сделала шаг вперёд:

— Молодая она, пап — чуть старше меня; да и хитрая какая-то... Вы как поженитесь, то Рита сразу заберёт у тебя и квартиру нашу в Иркутске, и дом этот на себя оформит. Дом ведь большой. Помнишь, как ты меня на качелях раскачивал? Хорошо ведь нам было тогда, правда?

Роман пожал плечами. Да… Рита молода, но и он не стар. Сорока ещё нет.

— И снова мимо, — не соглашался Роман. — Призрак, переживающий за квадратные метры и крышу из черепицы, это не настоящий призрак. Это не аргумент, Анюта. Так что давай послушаем, Глеба. Ты следующий, сын.

Глеб встряхнул руками, размял шею, будто приготовился к схватке.

— Я за тебя вообще не переживаю. Мне наплевать и на тебя, и на твою Риту… Я ведь знаю, что это она написала письмо, то самое письмо для меня. Это Рита рассказала мне о моём настоящем отце. В письме она назвалась сестрой, но Рита мне не сестра, а родная тётка. Ты ведь знаешь, что фамилия у Риты, Смирнова. Она младшая сестра Андрея Смирнова… И сдаётся мне, что именно Рита во всём виновата. Она меня настроила против семьи… она и до тебя доберётся. Ты ведь прекрасно знаешь, что такое наследственность. Гены они не только в крови, они в бессмертной душе прячутся.

Вся семья внимательно разглядывала Романа, ожидая его реакции.

Тёща перестала вязать. Ольга смотрела собачьим взглядом. Анюта встала в позу, сложив руки на груди. Глеб сунул руки в карманы спортивных штанов и сутулился, как пацан на улице.

— Вы все!.. вы все — никто и ничто! — наконец-то, сказал Роман, снова глотнул водички из бутылки. — Вы только часть моего воображения и не более. Колдовские травы, домашние пироги, борщи и письмо — это всё пустое, эфемерное. А всё потому, что я надёжно умею хранить тайны. Я сам себе не признаюсь в содеянном. Я сам себя умею обманывать так, что не говорю правды. Я убедил себя, что ничего не знал о письме, предназначенном для тебя, Глеб. Но всё дело в том, что это я прислал тебе сообщение. Это я управлял тобой, сынок, и ты выполнял лишь мои желания. Это я хотел избавиться от Татьяны Николаевны и своей жены, надоевшей мне так, что самому жить не хотелось… И знайте, всё, что я устроил в тот день, всё ради моей Риты! А ещё мне нужна наша квартира и этот дома у Байкала! Но только нужна без вас! Я хотел отправить вас на тот свет, я и отправил… Вот только Анютку жаль. Не желал я твоей смерти, дочь… не желал…

***

Ещё год назад Роман Непомнящий придумал план, как избавиться от жены, тёщи и этого выродка — сына Андрея Смирнова.

Роман не ошибся, пробудив письмом маньяка. Короткий, но познавательный текст превратил Глеба в своего отца.

Это всё наследственность, гены и ядовитая кровь, жаждущая чужой смерти.

Глеб убил тёщу, зарезал жену — и всё шло, как задумал Роман, но не по плану в квартиру вернулась Анюта.

Почему дочь пришла так рано? В то время, когда Глеб расправлялся с женой и тёщей, она должна была быть в институте. За день до трагического дня Анюта отпросилась у отца на день рождения однокурсницы. В тот день она вообще не должна была возвращаться домой.

Роман вошёл в квартиру сразу после убийства Ольги. Он знал, что Глеб готовит для бойни ружьё и потому заранее испортил патроны. Роман отмочил их как грибы в бочке, а затем высушил.

Глеб стрелял дуплетом, но сработал лишь один патрон и тот в десятую часть своей мощи. Хотя дробь порвала плечо и ранила в шею. Потому сейчас Романа преследует нервный тик: голова его дёргается в сторону так, что наушники слетают, когда он за штурвалом.

Его отстранили от полётов, но это лишь на время, поскольку провернуть такое сложное дело больному человеку не под силу. Он запросто избавился от семейного балласта, но Анютку всё-таки жаль. Наверное, поэтому и преследуют его призраки по вечерам: ругают его, советуют, не зная всей правды, кто отправил их всех в лучший мир…

Роман встал с лавочки и закурил. Курил он редко, в особых случаях. Сейчас Роман слышал, как сигналит машина. Волновался. Это Рита навестила его.

— Убирайтесь отсюда! А ну, пошли со двора! У меня теперь новая жизнь! — крепко затянулся Роман, сообщив бывшей семье, о своём решении расстаться навсегда.

Эпилог

В доме играла музыка. Любовники пили коньяк, много болтали. Потом они прошли в спальню.

Роман обнимал Риту, целовал, раздевал её.

Уснули они вместе на большой кровати, сделанной тоже своими руками, только матрас пришлось заказать. Хороший, дорогой матрас — упругий, удобный для позвоночника.

Проснулся Роман часа в три ночи. Риты рядом не было. Он позвал её негромко, но в ответ услышал лишь тишину. Тогда Роман встал с кровати и подошёл к окну.

На улице ночь — темно, но горела одинокая лампочка в беседке. За столом сидела Рита, перед ней бутылка воды, а на привычном месте, где обычно с ним встречалась семья, стояли два призрака: его друг Андрей Смирнов и сын его друга, Глеб Смирнов… Через стекло не было слышно, о чём они говорят, но Роман понял, что в чудесном доме на озере, вопреки его желаниям, поселилась вторая семья фантомов из прошлого.

«А вот вторая семья совсем ни к чему, — подумал Роман, сжимая в руке нож с фронтальным выходом лезвия. — Значит, призраки моей семьи были правы. Надо непременно избавиться от маленькой Риты, пока она не превратилась в большую проблему…»