Братство

"Von der ersten Jugendblüthe

Bis in fernste Zeiten hin".

Империя много, жадно и, как правило, бессовестно воевала, поэтому нажила себе в противники обширную коалицию, желавшую покончить с беспокойным соседом, отнимавшим территории, а главное, граждан её стран-участниц. Зная вышесказанное, неудивителен факт того, что вслед за рядами имперских патриотов оскудели потоки жителей новоприсоединённых областей, мечтавших стать частью великой армии, каждый по своим причинам: инкорпорироваться с искренней, пусть даже корыстной, верой; вульгарно улучшить материальное и/или социально-политическое положение, в некоторых местах доведённое до крайностей; и прочее подобное. А затем борьба на истощение, действующая взаимно, превратила добровольное наёмничество в нечто кажущееся таким чуждым, странным и далёким, хоть оно и существовало какие-то годы назад; теперь спектакли на сценах театра войны ставил постоянно расширяющий свои границы всеобщий призыв, и ныне призываемые молодые люди в недалёком прошлом, том – другом времени, ясно видном, если обернуться через плечо, были бы названы не иначе, как "дети". Но многие из участников по обе стороны не желали оборачиваться, они считали себя правыми, да и как же иначе, ведь: "Мы – имперский порядок и единство, доказавшее свою состоятельность за век существования", что могло в отрицательные величины нивелироваться заявлением оппонентов: "Мы разные и имеем право на свою самобытность, пусть и с иногда возникающими конфликтами"; а прочих, чуть более прозорливых, трудно судить, ибо решившиеся оглянуться ужасались, нередко теряя дееспособность ввиду невозможности осознания "Зачем всё это?!". Однако большинство уже не могло ничего, и лежало смирно, иногда одновременно в разных местах; потому и воевали дети... всё чаще исключительно друг с другом.

После продолжительной артиллерийской подготовки следует как можно скорее добраться до позиций противника, пока тот, ещё не поверив в мысль "Всё, кончилось", опасливо продолжает прятаться в блиндажах и иных укрытиях. Названное прекрасно усвоил к своим пятнадцати годам Клод, равно как то, что в окопной стычке удобнее кинжал с широким и не слишком длинным, не как у ружейного штыка, клинком – основной инструмент умерщвления, а также топорик, помогавший отводить уколы стальных жал, да и рубящим ударом позволявший решить иные проблемы, например с засеками. Юноша ворвался в на треть заполненную водой траншею и мельком огляделся, удостоверяясь, что никто из лежащих рядом не прикидывается мёртвым, но оставленные обстрелом на телах раны устранили сомнения, а потому Клод уже спустя пару мгновений ринулся к входу в блиндаж и обомлел.

– Жан-Жак?! – протянул он с выражением лица более подходящим его возрасту, которое сменило лик высушенного войной бойца, буквально уродовавший внешность парня своей чуждостью его юности, из которой настоящее бытие будто ненасытно тянуло оставшиеся соки, стремясь поскорее состарить, а затем превратить в мумию-мертвеца.

Стрельба и крики, доносящиеся из других секторов укреплений, всё-таки фронт куда длиннее, нежели часть траншеи, где произошла встреча, стихли для Клода и он не мог найти ещё слов для солдата в форменной одежде противной стороны.

– Я думал... – начал он дрожащим голосом.

– Сука! – раздался вопль за спиной, выдернувший часть сознания юноши словно из дрёмы.

А пуля, выпущенная кричавшим, по всей видимости, в встреченного, представлявшегося в перспективе с высоты над траншеей заколовшим Клода в упор, и ударившая в почву совсем рядом с лицами стоящими тет-а-тет, окончательно отрезвила парня-штурмовика. Клод резко развернулся и лишь на миг восприняв силуэт стрелявшего, метнул в него свой кинжал; оружие, отправленное тренированным движением в цель уже в который раз всё также беспристрастно выполнило свою задачу и вонзилось в плоть. Стрелок уронил винтовку, с ошарашенным удивлением посмотрел на торчащий из него кинжал, и обессилев, сполз по брустверу.

– Это мой брат! – выпалил юноша, спеша к раненому и не замечая сопротивление воды и плавающих в ней тел. – Мой брат Жан... – повторил он, заливаясь слезами и настолько сильно хватаясь за жакет товарища, будто надеялся удержать его в этом мире.

– Но… Я же твой брат... – наконец выдавил вместе с обильной порцией крови из себя раненый, до этого бегавший взглядом от одного глаза Клода к другому, будто в поисках ответа или стараясь понять произошедшее в всей глубине.

– Макс! – крикнул Клод спустя несколько секунд, но товарищ лишь безответно смотрел неморгающим взглядом в общее для всех небо.

В сознание ворвалось мельтешение заполнявших траншею союзных солдат, и Клод, опомнившись от очередного потрясения, молниеносно обернулся к блиндажу, но там никого не оказалось.