Братья по оружию

Шехман держал речь перед толпой добровольцев. А те, выстроившись на футбольном поле стадиона, ему внимали.

– До отправления двадцать минут, – говорил Шехман. – Парни, еще не поздно отказаться. Одно слово – и вы свободны... Желающие, три шага вперед!

Никто из строя не вышел.

– Хорошо. Тогда я коротко. Вы знаете, зачем записались, но я напомню... Рабство – это позорно. Это унизительно и отвратительно, поэтому рабовладелец не имеет право на существование. Это наш выбор. Многие не вернутся с поля боя, но это наш выбор. Я вами горжусь, парни. У меня все... Аплодисментов не надо – похлопаем, когда с рабством будет покончено, раз и навсегда.

Шехман сошел с импровизированной трибуны.

Он заранее переоделся в желтый кафтан-халат, пурпурную накидку и шаровары. На плече висел лук, за поясом – клинок. Добровольцы пока оставались в гражданском. Ничего: получат обмундирование по прибытии – какое полагается.

А митинг еще продолжался.

До Шехмана доносилось:

– Ошибочно думать, что можно достичь справедливости в одном месте и в одно время. Нельзя, потому что – согласно теории Альберта Эйнштейна – существует единое пространство-время. И в этом едином пространство-времени Мидия – небольшая страна, находящаяся под гнетом династии Ахаменидов, – восстала против рабовладения. Мидийцы – наши братья во времени. Точнее, в пространство-времени... Мы обязаны поддержать огонек будущей свободы. Пока еще слабый, только зарождающийся. Поддержать руководителя восстания – бесстрашного Фархада Мидийского. Его опередившее века духовное озарение...

Пора было открывать портал.

– Стро-о-ойся! В шеренгу по четыре.

Добровольцы принялись неумело выстраиваться и равняться. На стадионе включили бравурную музыку. Родственники, только-только успокоившиеся, залились слезами и кинулись ненаглядным на шеи.

– Ша-а-агом марш!

Шехман – в желтом кафтан-халате и пурпурной накидке – возглавлял колонну. Достал из-за пояса клинок, блеснувший в свете софитов. И сейчас же – дрожащий и голубоватый – открылся портал, куда Шехман шагнул первым, со словами:

– За мной, ребята!

И оказался по ту сторону – на каменном дворе, щедро залитом южным солнцем. Он здесь и раньше бывал: в Экбатане – во дворце мидийского правителя. Следом – четверка за четверкой – из портала показывались добровольцы.

Убедившись, что прошли все, скомандовал:

– Вперед! Шагом марш!

И вывел колонну на середину царского двора.

Там уже подготовились. Глазела прислуга, но в основном стражники, вооруженные.

– Бойцы! – молодецки обратился Шехнер к своим. – Поздравляю с успешным прибытием в древнюю Мидию. Можете оправиться. А я пойду потолкую с начальством насчет одежды и оружия. Негоже в этом воевать.

И направился во дворец.

В трапезной был накрыт богатый стол, играла музыка, полуголые танцовщицы ублажали взоры десятка придворных.

У человека, сидевшего во главе стола, были длинные – уложенные на затылке – волосы, красная борода и выражение врожденного благородства на лице. Одет он был в кафтан-халат и просторную накидку – побогаче чем у Шехмана. На голове красовалась круглая шапочка, как у гномов из диснеевского мультфильма. На холеных руках - золотыми перстнями с драгоценными каменьями.

При появлении гостя человек с красной бородой приветственно улыбнулся и сделал повелительный жест. Музыка тотчас смолкла. Танцовщицы, похватав прозрачные накидки, разбежались по сторонам.

Шехман выговорил на мидийском:

– Здравствуй, Фархад.

– И ты благоденствуй, Олег. Не желаешь утолить голод?

– Спасибо, некогда. Принимай пополнение, всемирный борец с рабством.

– Сколько воинов? – деловито осведомился Фархад.

– Восемьдесят шесть.

Царь вышел из-за стола и, не глядя, проследовал к дверям. Шехман поспешил за ним.

Едва они появились во внутреннем дворе, людской гул смолк. Дворцовые служители и стражники воззрились на царя с почтением, а новоприбывшие – с нескрываемым любопытством.

– Сми-и-ирно! – прокричал Шехман, уже на русском.

Добровольцы вытянулись в струнку.

– Вот, поглядите, – обратился к ним Шехман, плавно поводя рукой в сторону величественно замершего царя. – Перед вами Фархад Мидийский – человек, отринувший рабство. Задолго до Линкольна и Нельсона Манделы. Тем самым бросивший вызов не только существующим порядкам, но и самому времени.

Кто-то из добровольцев захлопал в ладоши, остальные подхватили.

Фархад Мидийский недовольно повел бровью, и Шехман поспешил его успокоить – на мидийском, естественно:

– Они тебя приветствуют, царь.

Когда аплодисменты отзвучали, скомандовал:

– А сейчас, парни, – баня. Обещаю, вы отлично попаритесь. Древние мидийцы – наши сегодняшние братья по оружия – знают толк в банном деле. Стены в старинных изразцах, полы с подогревом. И прекрасные банщицы, само собой разумеется. Таковы традиции гостеприимного мидийского народа.

Добровольцы заулыбались.

– А теперь раздевайтесь, банщицы заждались, – приказал Шехман. – После помывки вам выдадут новое обмундирование и оружие. Гражданскую одежду оставьте здесь, в ближайшее время она не понадобится. Ее отправят на склад имущества... Поживей, поживей: здесь некого смущаться. В древнем мире люди по большей части голые.

Среди слуг, выглядывавших из окон и скрывавшихся за пальмами, имелись и женщины – но мало. В основном, присутствовали вооруженные мужчины.

Добровольцы помялись, помялись и принялись раздеваться, складывая одежду перед собой. Вскоре на выложенном камнями дворе переминалась с ноги на ногу куча здоровенных голых парней.

Шехман скомандовал:

– А теперь – в баню! Вас проводят. Ша-а-агом марш!

Голых добровольцев повели на выход, за ними неспешно – словно из любопытства – потянулись охранники с копьями. Вскоре внутренний дворик опустел. На нем остались лишь аккуратные стопки одежды.

– Куда ты их? – спросил Шехман.

– Куда обычно.

Шехман забеспокоился.

– Погоди, мы же договаривались: десять человек из каждой сотни отправляешь в войска, через полгода возвращаешь. Кто-то должен возвращаться, причем с боевым опытом, иначе я не смогу набрать новых людей.

Фархад Мидийский огладил красную бороду.

– Они плохие воины, Олег, совсем не имеют фехтовать. К тому же не владеют мидийским: командиры не понимают их, они не понимают командиров. А язык плетки надсмотрщика понимает всякий... Но не беспокойся: я обещал и выполню обещанное. А теперь – принимай пополнение.

Царь хлопнул в ладоши.

Раскрылась дверь – противоположная той, куда увели добровольцев, – и сквозь нее потекли смуглые мужчины, несколько десятков. Они столпились посередине двора, напротив портала, продолжавшего голубовато светиться и мерцать.

– Сколько? – спросил Шехман.

– Пятьдесят девять.

– Мало, Фархад. Я привел восемьдесят шесть. Обмен получается неравным.

Царь ухмыльнулся в красную бороду.

– Олег, я иногда возвращаю твоих людей. А из моих кто вернулся, хоть однажды?

Шехман благоразумно промолчал.

– Ладно, не обижайся, – Фархад Мидийский лукаво улыбнулся. – Лучше скажи моим воинам пару приятных слов. Укрепи их мужество, Олег. Тебе следует совершенствовать мидийский: он все еще не слишком хорош.

Шехман выступил вперед, поднял вверх правую руку и – энергично, вместе с тем задушевно – прокричал:

– Братья по оружию! Я явился к вам из далекого будущего. В нем хотят запретить иметь рабов, вы представляете?! А кто, спрашивается, станет обрабатывать поля? Кто станет собирать урожай? Кто станет присматривать за другими рабами? Но враги не желают прислушаться к голосу рассудка: они наседают. К сожалению, люди будущего изнежены и слабы: совсем разучились драться. Без помощи вас – выносливых и бесстрашных мидийских воинов – обезумевшего врага не одолеть.

В рядах мидийцев произошло оживление: некоторые воины принялись колотить себя кулаками в грудь и что-то выкрикивать. Так они выражали ненависть к врагу и готовность сразиться с ним.

– Спасибо, храбрецы!.. А теперь переоденьтесь в это, – Шехман указал на стопки одежды, оставшейся от его современников. – Там, куда мы отправляемся, ваши одеяния давно вышли из моды.