Брукатчик. Хладморосная война

В каменной келье, освещенной лишь тусклым светом лампады, стоял брукатчик. Его выбритый череп отражал пламя, а глаза, цвета грозового неба, были устремлены ввысь, к потрескавшемуся потолку, будто надеясь увидеть там ответы. Звали его Таарин. Или просто — брукат.

За окном, словно в кошмарном сне, бушевала Хлаодморосная война. Радио, потрескивая, выдавало сухие сводки, пропитанные ужасом: «…Эльфы захватили город Вестхорн… огнестрельное оружие практически бесполезно… потери исчисляются тысячами… президент Ятворской Империи призывает к…». Слово «героизм» всегда выходило из динамика с надрывом.

Таарин не сомневался в том, что это начало конца. Президент Ятворской Империи, этот старый лис, правивший столетие, цеплялся за жизнь, продлевал ее бруккогневным колдовством, но не смог уберечь свою империю от гнева эльфов. По слухам, все началось с отказа. Отказа передать земли, вся Ятворская Империя должна была стать землей эльфов. Отказа принять магию, переступить порог запретного знания. Цена за гордость оказалась непомерно высокой.

И вот — Хладморос. Ядерная зима, порожденная взрывами, покрыла мир ледяным саваном. Воздух был пропитан едким холодом, колющим кожу, проникающим в кости. Огнестрельное оружие, гордость имперской армии, стало бесполезным. Эльфы, порождения природы, не знали страха. Они выросли из деревьев, из животных, из мифов, воплощая в себе древнюю, неумолимую силу. Их предводитель — по слухам, лапиф, получеловек, полудерево, стал символом их ярости.

Таарин опустился на колени, его тонзура коснулась холодного камня пола. Губы шептали молитву. Неважно, к кому он обращался — к Солнечному Свету, к Холодным Ветрам, к Великому Неизвестному. Важно было одно — сохранить людей. Сохранить жизнь. Неважно, кто стоит у власти, кто правит миром, кто развязал эту бойню. Важно — выжить.

— Брукк, услышь мольбу мою, — шептал он, — сжалься над душами людскими. Защити их от холода, от страха, от смерти. Дай им силы выстоять, дай им надежду на спасение. Не дай им забыть о милосердии…

В глубине души Таарин знал, что надежда тает с каждым часом, как снег под весенним солнцем. Радио изредка прерывало его молитвы, врываясь в келью ледяными сводками.

«…город Эйзендорф пал… эльфы вошли в столицу, Вечный Город… сопротивление подавлено… потери…».

Голос диктора дрожал, передавая панику, охватившую имперский аппарат.

«…Президент Ятвора… обращается к народу… призывает… к…».

Таарин не слушал. Он молился. Он всю жизнь был брукатчиком. Его обязанность — быть связующим звеном между миром и высшими силами. Даже если мир погружался в хаос.

Старик видел в своем воображении ужасные картины: мерзнущих солдат, беспомощных жителей, феерические, дикие создания, костяные стрелы, пронзающие тела. Он чувствовал мороз, сковывающий его конечности, холод, обжигающий его душу.

Внезапно радио умолкло. Тишина. Несколько мгновений, исполненных напряжением. Потом — оглушительный вой сирены.

Таарин знал, что это значит. Эльфы добрались до дворца президента. До сердца империи.

Брукатчик встал. Спина его была пряма, глаза горели решимостью. Он должен был идти. Он должен был быть с теми, кто нуждался в нем.

Старик открыл дверь кельи и вышел в коридор. Там уже царил хаос. Брукаты спешно собирали скудное имущество, прятали книги, иконы. Некоторые плакали, некоторые молились, некоторые выглядели отрешенными.

— Куда ты идешь, брук Таарин? — спросила молодая брукатка, лицо которой было покрыто слезами.

— К людям, — ответил он. — К тем, кто нуждается в утешении. К тем, кто умирает.

Он шагнул в ледяной ветер. Температура, казалось, упала еще ниже. Тридцать градусов мороза. Хрустящий снег скрипел под ногами. Небо, затянутое серыми тучами, предвещало новый шторм.

Он шел по пустым улицам, мимо разрушенных зданий, мимо застывших фигур людей, покрытых снегом. Город был безлюден, мертв. Только вой ветра и отдаленные звуки битвы нарушали тишину.

Он видел, как из домов выходили солдаты, у которых не осталось оружия, только отчаяние в глазах. Он видел, как плачут матери, прижимая к себе детей. Он видел раненых, которые пытались ползти в укрытие. И на горизонте — огромное древо. Оно росло, словно смех над морозом, что вызвал столетний безумец хладморосом. Именно оттуда шли новые и новые эльфы. Древние лучники, с оружием, что ятворские девочки использовали только на соревнованиях, менады, боевые женщины, не боящиеся ничего, чудовища — минотавры, с головами быков.

Брукатчик шел и молился, молился, не переставая. Его молитва была не просто словами, но и его силой, его опорой, его щитом. Он молился о выживших, об их защите, об их искуплении.

Вскоре Таарин добрался до дворца президента. Высокое здание было охвачено кольцом эльфов. Они были повсюду: из деревьев выросли ужасные создания, с когтями, как лезвия, с глазами, как у зверей. Траволюды нападали на солдат, наносили удары, убивали.

Взмахнув посохом, брукат прогнал перед собой волну магии и прошел сквозь стену. Солдаты, видевшие это, бросились за ним, но минотавры разорвали из в клочья. Таарин вошел во дворец. Зрелище было ужасным. Стены внутри были разрушены, полы залиты кровью. Тела солдат лежали повсюду, искаженные гримасами смерти.

Он нашел президента в его кабинете. Толстый лысый старик сидел за столом, его лицо было бледным, глаза — пустыми. Вокруг него стояли несколько придворных, одни плакали, другие бормотали молитвы. В стене была брешь. Оттуда вместье с морозным воздухом в помещение вошел главный монстр.

Лапиф, получеловек, полудерево, стоял перед президентом. Его глаза светились яростью, его руки были подобны ветвям, готовым сокрушить все на своем пути.

— Ты, — обратился Лапиф к президенту, — ты должен заплатить за свою гордость. Ты должен заплатить за кровь, которую пролил. Не я начал все это.

Президент прошептал что-то, что-то неразборчивое. Но в его глазах застыл ужас.

Таарин приблизился к ним.

— Лапиф, — произнес он спокойным голосом, — остановись. Не надо больше крови.

Лапиф повернул голову. Его глаза сверкнули.

— Ты кто такой? — спросил он. — С чего ты взял, что я тебя послушаюсь? — Однако траволюд не набросился.

— Я — брукатчик, — ответил Таарин. — Я молюсь о людях. Я молюсь о мире.

— Мире? — усмехнулся Лапиф. — Этот мир прогнил. Он должен быть очищен. Вы загадили его серыми корками, грязным дымом, и чудом зимы. И говорите о мире?

— Нельзя очистить мир кровью, — возразил Таарин. — Кровь порождает кровь. Насилие порождает насилие.

— Ты ничего не понимаешь, — прошипел Лапиф. — Ты просто глупый жрец.

Он сделал шаг вперед, готовый нанести удар.

Таарин закрыл глаза. Он знал, что это конец. Но он не отступил. Он продолжил молиться, шептать слова, которые могли бы спасти души людей.

Внезапно Лапиф остановился. Его глаза смягчились. Он посмотрел на Таарина, потом на президента, потом на трупы вокруг.

— Может быть, — произнес он тихо. — Может быть, ты прав.

Он отвернулся.

— Уходите, — сказал он своим воинам. — Оставьте этого старика. Они так нагрешили, что смерть -избавление. Пусть этот. брукатчик займется ими. Скоро магия Эльфеона превратит их всех в деревья.

Эльфы подчинились. Они начали отступать, исчезая в холоде, как тени.

Таарин открыл глаза. Брукат не услышал слов лапифа. Он увидел, что президент все еще сидит за столом, потрясенный, но живой. Он посмотрел на Таарина, его глаза наполнились слезами.

— Ты… ты спас меня, — прошептал он. — Почему?

— Я молился о людях, — ответил Таарин. — О всех людях.

Брукат подошел к президенту и положил руку ему на плечо.

— Пора подумать о мире, — сказал он. — О мире, который мы все должны построить.

В этот момент радио снова заработало. Голос диктора был тихим, но полным надежды.

«…Остатки имперских войск отступают… переговоры… о перемирии… начались… эльфы… согласны…».

Таарин посмотрел в окно. Снег падал, покрывая землю белым саваном. Хлаодморосная война закончилась.

Он знал, что впереди — трудные времена. Но он знал, что надежда еще жива. И он молился, чтобы эта надежда никогда не умерла. Он молился о людях. О мире. О будущем.