1.
Пандемия началась в середине марта, а к концу апреля добралась до Ефремовска.
Артём поначалу думал, что уж их-то городка всякие там пандемии и прочие неприятности не коснутся. Любая Беда приходит не к ним, а куда-то далеко, за океаны, в другие страны, в крайнем случае - в столицу, а в совсем-совсем уж крайнем - в крупные областные центры.
Провинции, где всегда тихо и тоскливо, такие события не касаются. Здесь уже имеется своя Беда – жуткая скука, когда ничего не происходит годами, а то и десятилетиями. Последнее происшествие, запомнившееся всем в Ефремовске – даже не смерть казавшегося бессмертным Брежнева и Горбачевская перестройка, а разрешение торговать любому жителю, прямо на улице и чем угодно.
Впрочем, и к этой «революции» ефремовцы привыкли быстро.
Когда однажды за ужином мама пересказывала новости из телевизора, о том, что где-то там (в Китае, а может быть, в Австралии?) идет эпидемия новой, неизвестной науке болезни, Артем слушал вполуха. Подумаешь… Какой-нибудь новый грипп. Был птичий, свиной был, недавно, этой зимой, закончилась эпидемия собачьего… И что? По радио всех уговаривали носить медицинские маски и ставить прививки – никто и не почесался.
Ну, заболело десятка два ефремовцев. Отец сказал, что и в этих случаях не подтвержден именно собачий грипп. Симптомы похожи – лающий кашель, но он бывает почти у каждого больного ОРЗ.
Так и эта… пандемия… Проскользнет мимо, покуражится в своем Китае, в своей Австралии, в Европе, заглянет в Москву (пятьсот-тыща случаев заболевания), поймает одного-другого зазевавшегося в областном центре, и снова схлынет. Как всегда и бывало…
Телевизор Артем не смотрел. Тот висел у родителей в комнате, а Артему что там делать?
Тем более что в последнее время мама с отцом по вечерам, после работы, ругались, и слушать их предварительные вялые претензии, внезапно переходящие в яростные нападки, упреки и даже проклятия, заканчивающиеся слезами мамы и скрипом зубов отца, совсем не хотелось.
Артему гораздо интереснее было сидеть в ютубе, где можно выбрать, что смотреть: видеоклип или экстремальный спорт.
Тот разговор за ужином состоялся двадцать второго апреля.
А первый случай новой болезни случился в Ефремовске, вопреки мыслям Артема о невозможности Беды в их захолустье, тридцатого апреля.
Прямо на его глазах и случился.
******
Людмилу Васильевну Кораблёву, учительницу истории, ученики школы номер два Ефремовска обожали. Несмотря на строгий вид, несмотря на жесткие требования к дисциплине.
Главное, что дети чувствовали - «Корабли́на» (так за глаза называли Людмилу Васильевну школьники и даже некоторые родители) своих подопечных любила. По-настоящему! Не сюсюкала, не заигрывала, пытаясь завоевать доверие, а – уважала. И ценила!
А Тёму – особенно.
Еще всем детям нравилось, что в конце каждого урока Кораблина доставала из своей необъятной дамской сумки, скорее похожей на мешок, какую-нибудь историческую или приключенческую книгу и зачитывала отрывок, минут на десть. Про чей-то подвиг, про интересное сражение, про приключения…
Всегда что-то захватывающее. После этого каждому хотелось прочесть книгу самому.
На такие уроки интересно же ходить, правда?
Особенно жутко было то, что ЭТО случилось именно с Кораблиной!
На том самом уроке в десятом «А», в котором учился Артем, Кораблина читала отрывок из книги писателя Герберта Уэллса про нападение на Лондон марсиан.
Главный герой прибывает на место падения метеорита. Он, герой, заглядывает в воронку, и видит, что на дне ямы находится вовсе не метеорит, а раскаленный цилиндр, явно не природного происхождения. Крышка цилиндра начинает откручиваться, и…
- «…взглянув, я увидел что-то копошащееся в темноте — сероватое, волнообразное, движущееся; блеснули два диска, похожие на глаза. Потом что-то вроде серой змеи, толщиной в трость, стало выползать кольцами из отверстия и двигаться, извиваясь, в мою сторону — одно, потом другое.… коммуникация с трудом верится желаю признать начальное образование сгорел в пожаре страстей идиотизм в высшей степени…»
Вначале никто не понял – неужели вся эта белиберда действительно написана в такой поначалу захватывающей книге?
Но Артема и других учеников насторожило даже не это.
Голос Кораблины внезапно «просел», потерял живость, эмоциональность, она неожиданно заговорила сухо и блекло, без выражения, монотонно и равнодушно. Она уже не смотрела в книгу, а уставилась перед собой, глядя на детей пустыми глазами.
Речь ее напоминал бубнеж. Это когда психически больной человек говорит что-то сам себе под нос – говорит, говорит и говорит… Неважно что…
- Людмила Васильевна, - робко позвала Мила с первой парты, сидящая ближе всех к учительскому столу. – Людмила Васильевна!
Кораблина даже не повернулась на слова ученицы, не обратила внимания на медленно поднимающийся шум, удивленные перешептывания, скрип парт.
- Экологическое противостояние неизменно проводится к расселению и миграции в отдельных территориях органы власти позволяется наказание исходя…
То, что происходит что-то ужасное, Артем понял мгновенно.
Это было невероятно жутко! Привычное течение событий вдруг ломается, меняется настолько кардинально, что ты с тоской понимаешь: по-старому не будет уже никогда.
Ладно бы, если б забубнил вечно поддатый физрук по фамилии Фесик, или злобная географичка «Каланча», или высокомерная математичка «Горгона».
Но Кораблина? Строгая, умная, тонкая Кораблина, всегда прекрасно выглядящая, лучшая учительница во второй школе, благодаря усилиям которой многие брались за ум, уроки которой никогда не пропускали без уважительных причин…
- Милка, дуй в учительскую. Что-то не то! - тихо сказал Артем с третьей парты. Все зашумели, поддерживая его.
Мила, староста класса, умница, красавица, в которую хоть чуточку, но был влюблен каждый из ее одноклассников, осторожно встала. Она не сводила глаз с учительницы, монотонно бубнящей совершенно не связанные между собой слова, похожие на части официальной речи. Стала продвигаться мимо учительского стола к выходу из класса…
Голос Кораблины внезапно стал усиливаться, в нем появились нотки завывания.
- …невосполнимые, неизвестные, субботняя, процедура, восходит к античности, художествеННАЯ ИДЕОЛОГИЯ…!!!
Кораблина бросилась на Милу, когда та была у двери.
Не переставая выкрикивать бессвязные слова, лучшая учительница в школе вцепилась пальцами в девочку, широко раскрыла рот и прижалась к шее ребенка.
Мила завизжала и забилась, пытаясь вырваться из цепких рук, напоминающих сейчас когтистые птичьи лапы.
Ученики вскочили с мест и в панике бросились из класса. Один Артем, застыв в ступоре, никак не мог отвести широко раскрытых глаз от обмякшей Милы и от густо перепачканного кровью рта Кораблины, визгливо кричащего: «…партия и правительство отдать дань нынешнее поколение вахта памяти за три года…», брызгающего алыми каплями на стол, на зеленую доску и на портрет Васко Де Гамы.
То, что раньше было человеком, женщиной и учителем, теперь изо всех сил трясло несчастную Милу. Голова девочки, залитая кровью, билась о блузку, минуту назад бывшую белоснежной, а сейчас казавшуюся черной.
Казалось, что в руках одного не-человека находится другой не-человек.
2.
Все собрались на спортивной площадке. Учителя, дети, примчавшиеся родители, полиция и какие-то важные дядьки и тетки.
Занятия на завтра отменили. Пока на завтра, а там обещали всех известить. Директрисса металась кругами с белым, как стена школы, лицом, родители галдели, выбирая лидера, который будет отвечать за всё, а ученики… Ученики были предоставлены сами себе.
Домой Артем вернулся только к вечеру. За ним заехал отец. Почти все уже разошлись, - и школьники, и учителя, и полиция.
Дольше всех пришлось разговаривать с психологами. И эти разговоры были самые бесполезные за день. Вначале со школьной «Психичкой», которая и в обычное-то время двух слов связать не могла, только пучила глаза и говорила «мнэээ, Артёём…эээ», потом с теткой из психдиспансера, настороженно смотревшей исподлобья.
Что они понимают…? Обе несли какую-то чушь, таблетки назначили.
Как будто он сам не заснет.
К вечеру кому-то из пацанов позвонили и сказали, что Милка жива, хотя она и в искусственной коме. Артем тогда ненадолго воспрял духом. Конечно, остается шок, непонимание – ваттафак? Сердцем такое принять невозможно. Но разум уже всё принял.
Трудно поверить, что она это не нарочно. Что это в ней болезнь так проявилась… Но с другой стороны, это же Кораблина! Ясно же – только болезнь могла ее изменить! Только что-то очень, очень сильное!
Лобный вербально-кататонический неспецифический псевдокоммуникацизм неясной этимологии!
Во!
Это было пока предварительное название. Скорый и острый на язык народ мгновенно окрестил саму болезнь «бубнилизмом», а зараженных – «бубнилами». Как раз за главный симптом – впадение в ступор и неконтролируемое произнесение бессвязных слов.
Мама переволновалась, и, только Артем вошел в квартиру, кинулась ему на шею, принялась обнимать, как в детстве, даже чуток всплакнула. Да и отец, угрюмо молчавший до этого всю дорогу в машине, тут же заглянул к сыну в комнату: ты как, дружище?
Ну как? Айм файн! На его глазах любимая учительница сошла с ума, и попыталась перегрызть горло девочке, в которую он был немного влюблен.
- Да норм, - махнул рукой Артем, чтоб не расстраивать тревожно глазеющего отца.
Тот успокоился немного, подошел, похлопал по плечу: держись, братан…
Через час мама позвала ужинать. Артем наконец-то оторвался от стены, в которую уставился с тех пор, как отец закрыл за собой дверь, и с неохотой вышел на кухню.
Впрочем, его за ужином порадовало, что сегодня родители друг другу даже слова поперек не сказали, только улыбались. Правда, печально так, тревожно. Натянуто.
О происшествии – вот молодцы! - ничего не говорили: может, рассосется само, забудется. Ну да, происшествие – шок, неординарное, мягко говоря! Но на этом же и закончится. Иначе бы уже объявили… что-нибудь… Военное положение… Комендантский час… Чего там обычно объявляют? Придумают, на то они и взрослые-важные!
Лег спасть Артем уже почти спокойным. Мама посидела на его кровати, подержала за руку, прямо как в детстве, отец тоже заглянул. И Артему понравилось, что тот не только его по плечу потрепал, но и маму в макушку мимоходом чмокнул.
Может, хоть этот ужасный случай поможет им помириться? Жить, как прежде…???
Родители ушли, в спальне у них заработал телик. Под его тихий бубнеж Артем и заснул.
******
Проснулся он от кошмара: на полу его спальни, рядом с кроватью, лежала Кораблина, с заплывшим от удара охранника Василия глазом и свернутой челюстью, покрытая кровью Милы. Женщина смотрела прямо в его, Артема, глаза, но не видела своего прежнего любимчика, продолжая говорить и говорить, даже не пытаясь превозмочь жуткую боль после избиения двухметровым чоповцем.
Парень рывком сел, судорожно заглянул за край кровати: никого!
Он медленно побрел в ванную комнату, по дороге порадовался родителям – те на кухне готовили завтрак. Однако мысли о Кораблине не испарились с утренними солнечными лучами. Наоборот, ему было ужасно жалко учительницу. Она все-таки болеет, ее лечить как-то надо. Она наверняка в психушке… там опыты над ней ставят…
Ситуация усугублялась еще и тем, что, болезнь, по полуофициальным слухам, была в большинстве случаев смертельна.
Через 30 часов, а то и раньше, мозг больного разлагался. Тело еще какое-то время жило, потому что остальные органы были в порядке. Но… зачем телу жить без мозга?
«Надеюсь, Людмилу Васильевну срочно направят в Москву! – подумал Артем. - Может, там уже лекарство придумали? Не могли не придумать! Их там вон сколько – ученых всяких, умных дядек-тётек. Взрослые всегда всё разруливают! Наверняка придумали уже. Прототип… Экспериментальное лекарство… Как в кино про зомбиапокалипсис. Или привезли из-за границы, где эпидемия раньше, значит, и лекарство раньше. Все наладится!»
- Мне позвонили с работы, сказали, чтобы пока не приходила, - объявила на кухне мама своим мужчинам.
- Везёт! – иронично усмехнулся отец. – А у меня работу не отменишь. Люди всю жизнь будут ездить по дорогам, и нарушать ПэДэДэ. Кто их наставит на путь истинный?
- Ты мой самый лучший инспектор… - мама игриво обняла отца, и они чмокнулись.
Артем демонстративно фыркнул, но в душе почувствовал нарастающую радость. Родители давно не показывали все эти любовные сюсю-мусю… А с учетом прежнего натянутого настроения… Прогресс!
Все правда наладится!
Они с мамой проводили отца, Артем немного помог с обедом, потом пошел к себе – поболтать с друганами, узнать новости.
Как ни странно, ни Олег, ни Серега на звонки не ответили. Сигнал проходил, но… Мобильные никто не брал.
Странно. Чем таким они могут быть заняты? Если только поехали Милу проведать, в больнице поставили на беззвучный? Кстати, это мысль! Наверняка там уже полкласса. Могли бы и ему позвонить.
- Мам! Я смотаюсь в больницу, - Артем вышел на кухню, - хочу проведа…
Мама сидела на стуле съежившись и тихо плакала.
- Что такое? – перепугался Артем.
Та не ответила, обняла сына, прижала к себе.
- Тёмочка… Мой Тёмочка…- зашептала она.
- Да что случилось? – отстранился Артем.
-Тётю… Тётю Лену увезли… - она заплакала еще сильнее.
- Блин… Ну… может… где она… подхватила…? Руки не мыла!
Мама горько улыбнулась:
- Если бы… И Николая Степановича забрали… Марину… Мне Петрова звонила. Рассказывала новости, потом вдруг говорит: «стой, у меня мама что-то кричит в своей комнате», трубку бросила, и я… я… услышала… бубнеж… Это жутко!
- Надо отцу позвонить, - серьезно сказал Артем. – Нечего ему на трассе стоять. Пусть ездят теперь – кто как хочет. Мне… Мне страшно, мам!
Та снова обняла его, потом действительно стала набирать отцу.
Тот трубку не взял.
3.
К счастью, отец быстро вернулся. За эти двадцать минут Артем с мамой чуть с ума не сошли. Передумали черт знает что… Артем даже предложил Васильеву позвонить – начальнику городского ГИБДД, и мама стала поспешно искать где-то записанный номер отцовского друга и начальника.
Но вдруг входная дверь щелкнула, открылась, и вошел отец.
Он без слов обнял сына и плачущую маму.
- Ничего, ничего, - бормотал он, - все решим, не волнуйтесь!
Однако новости он принес плохие.
Очень плохие.
На работу не вышло человек десять. Трое забубнили прямо на планерке, встав и уставившись в противоположную стену.
Васильев предложил всем расходиться по домам, до возможных указаний властей.
Отцовский напарник, Семеныч, на папиных глазах газанул с парковки прямо в автобусную остановку. Несколько человек погибло, а Семеныча вытащили из автомобиля с проломленным черепом, но громко бубнящего. За то время, пока ждали скорую, Семеныч вдруг повернулся к отцу, сказал, улыбнувшись: «Необычайно теплая стоит сегодня погода», и из носа, глаз, ушей и рта его хлынула черная вонючая жижа.
Папа не стал никого дожидаться и поехал домой.
******
Они сидели молча не меньше часа.
Мама периодически начинала плакать, шептала: «за что? за что?»
- Это сейчас не важно – за что. Не за что, что ли? - шептал в ответ отец. – Что делать – вот вопрос!
Никто из них на улицу не выходил. Мама просто лежала на диване, отец сидел рядом, гладил ее по плечу. Иногда каждый из них пытался дозвониться хоть до кого-нибудь.
Никто не отвечал.
Ночь была беспокойной: не спалось. К тому же на улице вдруг раздался шум, звон бьющихся окон.
Артем вскочил с кровати, но отец рукой молча указал ему: держись в сторонке от окон. В руке его был «Макаров», который Артем видел всего раза три в жизни: тот был намертво заперт в сейфе.
Отец долго смотрел из-за занавески на улицу, потом отошел, пригнувшись.
- Мародеры, - прошептал он маме. – Значит, всё совсем хреново. Продуктовый напротив грабили…
- У нас… - мама снова зашмыгала носом, – …у нас тоже… продуктов почти нет… молока, окорочка вчера последние потушила.
- Предлагаешь мне присоединиться? – усмехнулся отец.
Артему казалось, что он смотрит типичный фильм про постапокалипсис… Еще два дня назад он сидел за партой в обычной школе в Богом забытом Ефремовске. А теперь… Мародеры, эпидемия. Паника… Смерть…
Нафиг такое дрянное кино!!!
Утром отец стал молча собираться.
- Выйду, осмотрюсь, - сказал он спокойно маме. – Ты права – надо думать и о продуктах, может, и вода скоро кончиться…
Он сунул «Макарова» во внутренний карман куртки, закинул за плечо два пустых рюкзака.
- Короче… - он посмотрел на Артема, - ты пока за главного. Никому не открывать. НИКОМУ! Даже соседям. Особенно – соседям. Затаитесь и не шевелитесь, если будут стучать. Если дверь выбьют – не перечьте. Отдайте все, что скажут. Лучше быть голодным, но живым. Тём! Не геройствуй. Они – уже не люди. Они – обезьяны, наконец-то скинувшие цирковые галстуки и юбочки. Если не приду к утру – не ждите. Уезжайте в Клиновку, к моему дядьке. У него глушь, может, там пронесет…
Он вышел, мама закрыла дверь на обычный ключ и на тот, которым они пользовались всего раза два, когда они всей семьей уезжали на море.
В течение дня на улице изредка раздавался шум, пару раз что-то хлопнуло.
Выстрелы?
Когда хлопки стихли и Артем выглянул осторожно в окно, на тротуаре он увидел тело, под которым уже натекла лужа.
4.
Они решили лечь спать пораньше. Уже в восемь выпили чаю с последний кусочком сыра, потом мама понесла кружки на кухню.
Вернулась, села на диван, уставилась на Артема. Из ее глаз покатились слезы, которые оставляли на щеках влажные полоски. Артем к ним уже привык, но в этот раз она смотрела на сына как-то странно.
- Тёмушка, - прошептала она, давясь слезами, и торопясь договорить, - сыночек… Я очень тебя люблю. Я ТАК тебя люблю!!! И папочку нашего… очень… Я ужасно рада, что вы у меня такие… такие... Мне очень, очень…
Дрожащий голос ее внезапно стал спокойным и монотонным.
- …населения земного шара стремительно никогда ранее только первый коэффициент множественности самый знаменитый роман умеет обращаться военный потенциал…
Она уже его не видела.
Артем вспомнил Кораблину и ему стало жутко. На мгновение показалось, что он умирает и все это просто предсмертные галлюцинации.
Тогда Кораблина перестала быть знакомым ему человеком…
А сейчас - мама перестала быть мамой…
Она не прерывалась ни на секунду. Говорила, говорила, говорила – монотонно, словно читая заранее заготовленный текст, не повышая голос, но и не делая тише. Она была похожа на радио, настроенное на одну волну. На единственную волну.
Артем сидел в кресле напротив и боялся пошевелиться.
Отца все не было и не было, а бывшая мама все бубнила и бубнила, глядя перед собой.
Тема медленно встал с кресла и шагнул ей навстречу. Будь что будет.
Закрыл глаза и весь сжался в ожидание боли.
Но ничего не произошло. Голос ее не изменился. Парень подошел к дивану, на котором сидела мама, осторожно присел рядом. Никакой реакции. Он взял маму за руку. Та была теплой. Словно не случилось ничего плохого.
Он погладил ее по волосам. Они были такими мягкими. Захотелось прижаться к ней.
Он прижался.
- …никогда ранее в свете происходящего реформа здравоохранения и высшего образования приносит прибыль не менее того выступила с обращением никогда не считали за человека…
Мамины слезы давно высохли, Артема она уже не видела, как и не обратила внимания на щелкнувший замок входной двери. Звук, который она так горячо ждала. Но не дождалась.
Артем не хотел пускать отца в комнату, но тот отшвырнул набитый рюкзак в сторону, оттолкнул сына, схватил жену в объятия, затрясся в рыданиях:
- Нет! НЕЕЕТ!!!
- …постепенное превращение наследник великой создается и применяется силовой вариант не рассматривался…
Артем не стал ему мешать. Ушел на кухню, где принялся разбирать рюкзак.
Отец вышел минут через десять. Молчал, смотрел на мальчика в упор.
- Давно?
- Больше двух часов.
- Тёма…
Тема обнял его. Отец снова заплакал. Артем молчал, на душе его было пусто.
- Это… всё… - отец отступил на полшага, голова опущена…
Таким Артем не видел его никогда в жизни. Сломан. Растоптан.
Убит.
- Что – всё? – не понял Артем.
- Всё! Почти никого нет. Пустота. Я видел всего троих. Живых. Они не стали подходить ко мне. Я и не настаивал. На улицах много людей. Разных. Все мертвые…
Они сели на стулья в кухне. В зал идти не хотелось. Там было даже тяжелее. Знать, что она еще жива. Как будто жива… А на самом деле…
Её больше нет.
- Сынок, - тяжело вздохнул отец. Достал из внутреннего кармана «Макарова». Посмотрел на Артема, решительно сунул пистолет ему в руки, - возьми…
Тот попытался оттолкнуть не нужный «подарок», которым и прежде-то не особо интересовался.
- Ты не понимаешь, - горячо зашептал отец, - не понимаешь! Я об одолжении прошу! Понимаешь: об одолжении! Не хочу…
Он запнулся, указал на дверь в зал:
- Как… она… - он снова замолчал, потом сказал уже спокойно: - ты выживешь, я уверен. Не спрашивай, откуда я знаю. Знаю, поверь! Все, кому за двадцать… уже… А я не хочу. Как истукан. Как… бубнила… Смотри, это просто…
Он стал лихорадочно рассказывать, как снять с предохранителя, где потянуть… Потом показал на висок:
- Сюда! Только скоси чуть дуло. Вот сюда, к уху, но чуть выше. Вот, вот. Да!
Артем замотал головой, представив эту картину.
- Надо! Надо так, сынок. Тёмка, надо, я… мне самому… блин… страшно… А ты… Прости… Я…
Он снова обнял сына.
- Я люблю тебя. Господи, как же я полевой командир караван судов международная космическая животноводством повышение уровня обеспеченности населения…
Артем отпрянул. Отцовские глаза, еще не высохшие от слез, уже не видели ни сына, ни ужаса на его лице…
******
Отец тоже не был агрессивным. В отличии от Кораблины, которая кинулась на первое же движение.
Артем взял его за руку, и тот покорно пошел следом.
У дивана мальчик легонько подтолкнул отца и тот покорно сел рядом с мамой. Именно так, как Артем и хотел: как сидели бы его прежние родители. Будь они живы…
Тут случилось странное: их бубнеж неожиданно стал пересекаться, вначале одним-двумя, вроде бы случайно проскакивающими, словами, потом они сразу и одновременно заговорили одно и тоже, на два голоса, абсолютно синхронно. Артему даже показалось, что мама чуть улыбнулась, услышав рядом голос отца.
Пистолет мальчик осторожно положил на стол, рядом с диваном.
Сам же прилег на ноги папы и мамы, стоящие теперь рядом. Мама не обняла его, как сделала бы, будь она жива. Но Артему было и так достаточно.
Он долго слушал их, пытался понять смысл всей этой белиберды.
Но бубнеж усыпил его быстро.
Он ушел на рассвете. Взял с собой лишь немного еды: хотел идти быстрее. До Клиновки еще топать и топать, и не факт, что с грузом он быстро дойдет пешком.
Вдруг папины слова о том, что до двадцати лет у людей иммунитет – неправда?
Да и мало ли кто попадется на пути…
В городе Артем не встретил никого. Зашел в аптеку, в продуктовый, в хозяйственный. Взял кое-что из самого необходимого.
Минут через двадцать вышел из города.
А когда прошел часа два по трассе, увидел Их.
С неба, в дыму и пламени, падали звезды.
Глядя на сотни огненных шаров, мчащихся в ясном голубом небе к далекому и недостижимому теперь горизонту, Артем всё понял.
Яростно подумал: «Явились, твари? Думаете, потравили нас, как крыс, и будете теперь новыми хозяевами опустевшего дома? Ну, это мы еще посмотрим!».
И зашагал быстрее…