Лето у бабушки в деревне было для Антошки удивительным приключением. Речка, где вода прогревалась до парного молока, бескрайние луга, пахнущие медом и земляникой, и полная свобода от школьных уроков. Всё было чудесно, но был один, казалось бы, незначительный, но очень назойливый минус – это бабушкин петух по имени Григорий, а попросту Гришка.
Гришка был не просто петухом. Он был маэстро утреннего побудка, дирижером рассвета с непоколебимой уверенностью в своем праве будить все живое. И особенно – Антошку. Спать в деревне хотелось сладко, до самого обеда. Но Гришка с этим был категорически не согласен.
Первые лучи солнца только-только золотили верхушки яблонь в саду, а в окошко Антошкиной комнаты, под самой крышей, уже врывался первый, пробный, хрипловатый крик:
- Ку-ка-ре-кууу?
Антон, уткнувшись лицом в прохладную подушку, натягивал одеяло на голову. Тишина. Надежда теплилась. Может, пронесет?
Но нет. Гришка не сдавался. Второй крик был громче, настойчивее:
- Ку-ка-ре-кууу!
Как будто он спрашивал: «Спишь еще?!» Антошка ворочался, зажимал уши. Потом третье кукареку, четвертое… Крик Гришки становился не просто громким, он становился вездесущим. Он проникал сквозь стены, сквозь одеяло, сквозь подушку, которую Антон натягива вибрировал в костях. Казалось, сам воздух гудит от этого петушиного ультиматума.
– А-а-а! Гришка-а-а! – стонал Антошка, сбрасывая одеяло и подбегая к окну.
Петух важно расхаживал по двору, его огненно-рыжие перья переливались на утреннем солнце. Он гордо топтался возле крыльца, бросал вызывающие взгляды на Антошкино окошко и снова задирал голову:
- КУ-КА-РЕ-КУУУУ!!!
Бабушка Матрена лишь посмеивалась, ставя на стол горшок с парным молоком:
- Что, Антошенька, Григорий Иваныч спать не даёт? Хороший у нас будильник, хоть и в перьях. Надежный. Вставать пора, Антошка, солнышко уже высоко!
Антошка бурчал что-то про «противного пернатого» и «хоть бы он охрип наконец», но вылезал из кровати. Сонное недовольство медленно растворялось в свежести утра. Воздух, еще не успевший накалиться, был чистым и сладким. Роса на траве сверкала алмазами. А на столе уже ждали бабушкины пышные оладьи с густой сметаной и банка душистого малинового варенья.
Однажды, окончательно измученный ежеутренней побудкой, Антошка решил нанести ответный удар. Спрятавшись за старым плетнем, он дождался, когда Гришка, распушив перья, приготовится к своему соло. И как только петух задрал голову, Антошка изо всех сил заорал:
- КУ-КА-РЕ-КУУУ! - за секунду до его крика.
Гришка ошалел. Он захлопал крыльями, отпрыгнул назад и уставился на плетень круглыми, недоумевающими глазами. Его гордый крик застрял в горле, превратившись в удивленное квохтанье. Антошка, довольный своей маленькой победой, вылез из укрытия. Петух, увидев его, нахохлился, но кричать не стал. Он лишь недоверчиво покосился на мальчишку и важно удалился к курятнику, будто решил, что сегодняшнее утро слишком странное для пения.
Увы, победа была недолгой. Уже на следующее утро Гришка пел с удвоенной силой и энергией, словно отыгрываясь за вчерашний испуг. Его крики были громче, настойчивее и как будто адресованы лично Антошке:
- КУ-КА-РЕ-КУУУУ!!! Не выйдешь меня запугать, соня!
Но что-то в том утро изменилось для Антошки. Когда он вышел на крыльцо, злясь на петуха, его вдруг ослепило низкое, теплое солнце. Он увидел, как стелется туман над речкой, как стайка воробьев купается в пыли у колодца, как бабушка несет из сада первую горсть румяных яблок. Воздух был напоен ароматами трав и свежеиспеченного хлеба. И Гришка, гордо стоящий на заборе, его яркое оперение, пламенеющее в лучах рассвета, вдруг показался ему не врагом, а… частью этого чудесного, живого утра. Частью лета.
С тех пор Антон все реже злился на петуха. Да, Гришка по-прежнему не давал ему спать. Его победные крики все так же врывались в сон. Но теперь Антошка ворчал уже не так яростно. Он знал: стоит только открыть глаза, встать и выйти во двор – и его ждет целый мир, полный летних чудес, которые не увидишь, проспав до полудня. Мир, который бабушкин Гришка будил своим несносным, громким, но таким… деревенским «Ку-ка-ре-ку!».