Будни Патрика Финнегана

Я спрыгнул с чубарого рядом с полицейским участком, набросил поводья на перекладину коновязи и поднялся по скрипучим ступенькам крыльца.

— Привет, Пайк, — сказал я могучему помощнику шерифа, который сидел за столом своего босса и, шевеля губами, разбирал какие-то бумаги. — А где Браун?

Джерри Пайк, даже не глянув в мою сторону, проворчал что-то нечленораздельное — то ли «скоро вернется», то ли «сдохни в мучениях, Финнеган».

— Ладно, я подожду, — оптимистически сказал я. Джерри не отозвался, и я подвинул к себе стул для посетителей, уселся и начал отстегивать шпоры.

— Может, ты еще штаны снимешь, Финнеган, — не поднимая головы, пробурчал Джерри. — И спать уляжешься?

— Неплохая идея, кстати, — одобрил я, подавив зевок, и сунул шпоры в карман. — Разбуди меня, когда вернется Браун. У меня к нему важное дело.

Я прошел в одну из камер — обе были свободны — и, не снимая сапог, с удовольствием растянулся во весь рост на койке, застеленной шерстяным одеялом. Джерри наконец поднял голову и уставился на меня.

— Отлично смотришься, Финнеган, — одобрил он. — Вот там и сиди. Там тебе самое место!

Не удовлетворившись констатацией этого факта, он не поленился выбраться из-за стола, подойти к камере и задвинуть железную решетчатую дверь, которую я оставил открытой. Я никак не отреагировал, и он, вдоволь налюбовавшись на меня через решетку, вернулся на место и снова принялся за работу. Я прикрыл лицо шляпой и погрузился в приятную полудрему.

Тишина, царящая в участке, нарушалась только жужжанием мух, бьющихся в оконное стекло, шуршанием бумаг на столе у Джерри и громким тиканьем часов. Через некоторое время я услышал, как поворачивается ключ в ящике письменного стола, потом раздался скрип отодвигаемого стула, а потом тяжелые шаги — Джерри поднялся из-за стола и направился к двери.

— Остаешься за старшего, Финнеган, — по-хозяйски бросил он мне. Я отозвался ленивым мычанием, и он хмыкнул и вышел наружу.

Я снова задремал, на этот раз уже по-настоящему. Из сна меня вырвал резкий, требовательный стук в дверь.

— Не заперто! — громко крикнул я, приподнимаясь на локте. — Заходите!

Дверь скрипнула, открываясь, и неведомый визитер последовал моему совету. Шаги были явно женские, и я поспешил принять более пристойную позу — убрал шляпу с лица и сел на койке.

Перед столом шерифа стояла женщина лет тридцати или тридцати двух, высокая и статная, одетая в саржевый дорожный костюм темно-коричневого цвета. На ее правом предплечье висел сложенный зонтик от солнца, а в руках она теребила носовой платок, обескураженно оглядывая безлюдное помещение.

— У вас что-то случилось, мэм?

Вздрогнув от неожиданности, она резко обернулась в мою сторону. В ее глазах мелькнуло смятение, и она невольно сделала шаг назад. Я запоздало сообразил, как выгляжу со стороны. В Солти-Спрингсе меня хорошо знали в лицо, но эта женщина была не из местных. И ей было явно не по себе оттого, что с ней заговорил человек, отделенный от нее решеткой.

Впрочем, она тут же взяла себя в руки и произнесла с решительным видом:

— Мне нужен шериф. Где он?

— Он в отъезде, мэм, но должен вернуться до вечера. Его помощник, Пайк, ушел обедать. — Я бросил взгляд на часы, которые висели на стене напротив стола Брауна: — С полчаса назад, наверное. Он скоро придет. Присаживайтесь.

Несколько мгновений она колебалась, вероятно, гадая, не будет ли благоразумней дождаться возвращения служителей закона снаружи, на крыльце, а не внутри, в компании подозрительно словоохотливого заключенного. Но в конце концов ее глаза блеснули, как у человека, поднимающего брошенную перчатку, и она прошла к стулу для посетителей, расправила юбки и уселась на него, глядя на меня чуть ли не с вызовом. Мне было неловко, но я не знал, как развеять ее заблуждение: маршальской звезды при себе у меня не было, а без доказательств моим словам вряд ли бы поверили. Я подавил вздох: теперь придется оставаться в камере, пока она не уйдет.

Джерри появился минут через пятнадцать. Бросив недоверчивый взгляд на посетительницу, появившуюся в его отсутствие, он пробурчал не слишком радушное приветствие и поинтересовался, какое у нее дело.

— Я приехала забрать свою сумочку, — холодно произнесла дама, явно не впечатленная его манерами. — Я забыла ее в дилижансе вчера днем, в Суитдейле. Почтовая контора телеграфировала в Солти-Спрингс, и оттуда ответили, что кучер нашел ее и передал на хранение в участок шерифа. Я приехала за ней.

— Угу, — пробурчал Джерри. — Ваше имя, леди?

— Маргарет Оукс. Мы с мужем живем на ферме в двенадцати милях от Суитдейла.

— Как выглядит эта ваша сумочка?

Миссис Оукс нетерпеливо фыркнула.

— Какая разница? У вас на хранении что, кучи дамских сумочек?

— Не исключено. Опишите, как выглядит ваша.

— Не понимаю, зачем это нужно. Она из бежевой замши, с латунной застежкой в виде двух ягод земляники. Ее ни с чем нельзя перепутать.

— Что было внутри?

— Это не ваше дело! Что за глупые и бестактные расспросы, вам что, нечем заняться? Немедленно верните мне мою сумочку!

— Леди, вы зря тратите свое и мое время. Назовите вещи, которые лежали внутри.

— Мне некогда играть с вами в эти детские игры! Отдайте мне мою сумочку сейчас же!

— Это не игры, мэм. Я должен удостовериться в том, что отдаю ее законной владелице. Таков порядок.

— Вы что же, обвиняете меня в воровстве? Да как вы смеете! Я буду жаловаться вашему начальству!

— Жалуйтесь сколько хотите, но я не отдам вам ваши вещи, пока не удостоверюсь точно, что они действительно ваши. Будьте благоразумны, мэм. Вам бы и самой вряд ли понравилось, если бы я отдал ее кому попало.

Это замечание попало в цель. Мисисс Оукс негодующе фыркнула, но начала перечислять разные женские мелочи.

Джерри отпер нижний ящик стола, извлек оттуда светлую дамскую сумочку, заглянул внутрь (миссис Оукс опять вспыхнула, но промолчала) и протянул ей.

— Проверьте, все ли на месте, мэм. И напишите расписку, что получили ее в целости и сохранности.

— Ну и зануда же ты, Пайк, — не выдержал я. — Какая еще расписка? Хватит уже, просто отдай леди ее вещи. Ты же видишь, она спешит.

— Заткнись, Финнеган, — пробурчал Джерри, даже не глянув в мою сторону. — Тебя никто не спрашивает. Вечно ты лезешь не в свое дело.

Я человек покладистый и миролюбивый, но даже моему терпению есть предел. Я открыл было рот, чтобы сообщить Джерри, что я о нем думаю, но тут мой взгляд случайно упал на женщину, и мне пришла в голову идея получше.

— Да, мистер Пайк, простите, мистер Пайк, сэр, — скороговоркой произнес я, стараясь, чтобы мой голос звучал испуганно. — Я не подумал.

Джерри отозвался раздраженным ворчанием, давая понять, что оценил мой сарказм. Он перечитывал расписку, написанную посетительницей, и не мог видеть, как изменилось ее лицо. Воодушевившись, я подпустил в голос жалобно-просительных интонаций:

— Я буду сидеть смирно, мистер Пайк, честное слово. Только… только не надо… не надо опять…

Мой голос упал до безнадежного шепота. Джерри, почуяв неладное, поднял голову. Я ухмыльнулся и подмигнул ему, а потом вновь состроил жалостливую физиономию. Джерри сообразил, в чем дело, и мгновенно рассвирепел.

— Знаешь что, Финнеган… — начал он угрожающим тоном и стал подниматься из-за стола. Это было роковой ошибкой. Я немедленно вжался в стену камеры, закрывая голову руками:

— Не надо, сэр, ради всего святого! Я больше не раскрою рта, клянусь! Только не надо, как в прошлый раз, вы же меня убьете!

Любой, кто увидел бы сейчас Джерри Пайка, был бы готов поклясться, что именно это он и намеревается сделать. Миссис Оукс не стала исключением.

— Как вы можете! — дрожащим от негодования голосом произнесла она, выпрямившись во весь рост. — Вы… вы просто негодяй!

Обычно Джерри не лез за словом в карман и мог дать отпор любому, но здесь он явно растерялся.

— Леди, вы не понимаете, — промямлил он наконец. — Этот человек…

— Этот человек — заключенный, который находится в вашей власти, а вы издеваетесь над ним и готовы избить до полусмерти только за то, что он заговорил без разрешения!

— Дайте же мне сказать…

— Вам должно быть стыдно, но вы, очевидно, не знаете, что это такое! Этот несчастный и так перепуган и готов на что угодно, лишь бы избежать наказания, но вам непременно нужно продемонстрировать свою власть! Вы не просто негодяй, вы еще и жалкий трус, потому что истязаете тех, кто не может вам ответить!

— Леди…

Но остановить миссис Оукс было так же легко, как мчащееся во весь опор стадо быков. Разгневанная женщина не давала ему вставить ни слова, бросая в лицо хлесткие, уничижительные обвинения одно за другим. Джерри мог только беззвучно открывать и закрывать рот, словно выброшенная на берег рыба. Я наслаждался.

Этот спектакль настолько увлек меня, что я даже не заметил, как открылась входная дверь. Шериф Браун какое-то время молча стоял на пороге, потом кашлянул и произнес в пространство, не обращаясь ни к кому в отдельности:

— Что здесь происходит?

Они резко повернулись к нему, застигнутые врасплох его появлением.

— Вы начальник этого человека? — Миссис Оукс требовательно ткнула зонтиком в сторону Джерри, и он инстинктивно качнулся назад и втянул голову в могучие плечи.

— Да, мэм. Я шериф округа, мое имя Уильям Браун. Чем я могу вам помочь?

— Ваш подчиненный ведет себя совершенно отвратительным образом, мистер Браун, и вам должно быть стыдно за то, что на вас работают такие люди! Он издевается над заключенными, он едва не убил этого несчастного! Вы должны положить этому конец!

— Над заключенными? — Браун слегка нахмурился, и Джерри шагнул в сторону, демонстрируя ему камеру с «заключенным».

— Это все Финнеган, — беспомощно сказал он и устремил на босса умоляющий собачий взгляд. — Это он устроил.

Я встретился взглядом с Брауном. Следует отдать ему должное, на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Обещаю вам, мэм, что проведу беседу со своим помощником на эту тему, — произнес он наконец сдержанным тоном. — Прошу вас, примите мои извинения. Этого больше не повторится.

Джерри хотел что-то сказать, но Браун жестом остановил его.

— Мы поговорим потом. Мэм, если у вас остались какие-то вопросы, я предлагаю обсудить их за чашкой кофе в кафетерии отеля. А заключенный пока побудет один и сможет немного отдохнуть и прийти в себя после побоев и издевательств.

Он прошел к камере и достал из кармана связку ключей.

— Джерри, ты не закрыл замок до конца, — попенял он помощнику и дважды провернул ключ в замке. — Я же всегда говорил тебе — поворачивай на три оборота. Как можно быть таким неосторожным! Ты что же, хочешь, чтобы все заключенные разбежались?

— Прости, Билл, — радостно пробасил Джерри, бросив на меня торжествующий взгляд. — Обещаю быть внимательней!

— Эй, погодите! — запротестовал я. Но было поздно. Браун с равнодушным видом отвернулся от меня и, предложив руку миссис Оукс, вместе с ней вышел из участка. За ними последовал Джерри, злорадно ухмыльнувшийся на прощание. Щелкнул врезной замок входной двери. Я остался один.

Часы на стене показывали девять часов утра, когда Браун появился в участке и, посмеиваясь, отпер дверь камеры.

— Ну как, Финнеган? — поинтересовался он, выпуская меня наружу. — Удалось отдохнуть? Побои поджили? Может, позвать доктора Коллинса, чтобы он дал тебе свинцовой примочки для синяков?

— Иди к дьяволу, Браун, — пробурчал я, ощупывая подбородок, чтобы определить, насколько остро он нуждается в бритве. Маленькое зеркало над фаянсовым умывальником отразило мою физиономию, и я, поколебавшись, решил, что выглядит она более-менее сносно. Я умылся, провел гребешком по волосам и на этом счел свой утренний туалет законченным.

— Ладно, как скажешь, Финнеган. — Ухмыляясь, шериф прошел к своему столу и, сняв пиджак, набросил его на спинку стула. — Лошадь свою заберешь у Уильямса. И ты ему должен полтора доллара за постой и овес.

— Это за одну-единственную ночь? Он когда-нибудь лопнет от жадности, этот толстяк.

— Это еще по-божески, Финнеган. Скажи спасибо, что я не арестовал твоего одра как бесхозную скотину, брошенную на улице без присмотра. Тогда тебе бы пришлось заплатить еще и штраф в городскую казну. И сказать по правде, следовало бы — бедняга Джерри еще долго будет шарахаться от дам со складными зонтами. Кстати, он поклялся как следует намять тебе бока при первой же возможности, так что я бы на твоем месте поостерегся. Джерри слов на ветер не бросает.

— Как вы с ним меня напугали. Ладно, Браун, если ты закончил упражняться в остроумии, то, может, поговорим о деле? Я искал тебя вчера. У тебя есть какая-нибудь информация о человеке по имени Кейлеб Хендерсон?

Браун задумчиво кивнул.

— Братья Хендерсоны. Держали небольшое ранчо в соседнем округе, милях в пяти от Бейкерс-Бенда. Мелкие растлеры [1] — пощипывали соседские стада и подправляли тавра на чужой скотине, но по мелочи, не больше трех — пяти голов зараз, так что соседи терпели и просто списывали это на естественную убыль: никому не хотелось связываться. Их было пятеро, считая старика Хендерсона, и характер у всех был препаскудный, хватались за пушки почем зря. Но Кейлеб слыл паршивой овцой даже в собственном семействе. Разругался с родней в пух и прах и уехал из дома. Ему хотелось настоящих дел, хотелось развернуться как следует. Больше ничего я о нем не знаю, но краем уха слышал, что он угодил за решетку.

— Да, ему дали восемнадцать лет за подделку векселей, несколько ограблений и двойное убийство. Две недели назад он бежал из тюрьмы в Небраске. Мое начальство думает, что он мог направиться в родные края, чтобы залечь на дно, пока не утихнет шумиха. Кто-то из его родни еще жив?

— Двое братьев. Сам старик Хендерсон и его старший сын умерли от лихорадки несколько лет назад. С тех пор Хендерсоны вроде бы остепенились, жалоб на них давно не слышно. Не знаю, примут ли они блудного брата с распростертыми объятиями или велят проваливать туда, откуда явился. В конце концов, за укрывательство беглого преступника их не погладят по голове.

— Да, я понимаю. Все же, думаю, лучше всего будет начать с родни. А потом попробую поискать в горах и бедленде. Предупреди своих помощников, пускай тоже будут начеку: Хендерсон вооружен и, скорей всего, не захочет сдаваться живым.

***

Ранчо Хендерсонов называлось «Дабл-Эйч», если судить по таврам на коровах, которые мирно паслись в долине, зажатой между двумя рядами лесистых холмов. Я заарканил пару бычков и как следует изучил отметины, оставленные на их боках раскаленным железом. Таврение, как и положено по закону, было сделано штампом, а не прутком, и никаких следов подправленных клейм мне обнаружить не удалось. Похоже было, что Хендерсоны и впрямь забросили свое старое ремесло и теперь вели честную жизнь. Но проверить все же не мешало.

Дом Хендерсонов располагался у дальнего края долины, на склоне одного из холмов. Это была настоящая крепость, сложенная из вековых бревен, массивная и угрюмая, с небольшими окнами, напоминающими бойницы. Амбар, конюшня, кузня и прочие хозяйственные постройки стояли у подножия холма, там же был устроен жердяной корраль для лошадей. Даже отсюда, за три четверти мили, я видел, что он пуст. Впрочем, это ничего не значило: лошадь беглеца, если он действительно вернулся в фамильное гнездо, могла стоять в стойле или пастись с другой стороны холма. Я тронул шпорами бока чубарого, и он потрусил по узкой тропе, ведущей через всю долину в сторону дома.

Над головой у меня просвистела пуля.

Я пришпорил чубарого и поскакал вправо, туда, где долину прорезал ручей, под прикрытие окаймлявших его берега ивовых кустов. Раздался еще один выстрел — судя по звуку, это был винчестер, — но свиста пули на этот раз я не услышал, она прошла где-то далеко. Добравшись до зарослей, я спрыгнул с седла, выдернул из кобуры кольт и прислушался. Новых выстрелов не последовало, и я понял, что стрелок потерял нас с чубарым из виду.

Я свел чубарого вниз, к воде, под защиту высокого берега, а сам начал продвигаться вверх по течению ручья. В том месте, где он делал широкую излучину, я вскарабкался на берег и, укрываясь за густой порослью молодых ив, улегся на землю и стал вглядываться в ту сторону, откуда прилетели пули. Довольно быстро я определил, что стрелок, по всей видимости, укрывался в небольшом леске на левой стороне долины, ярдах в трехстах от моего убежища, на склоне одного из холмов. С высоты этого склона тропа, пересекающая долину, была видна как на ладони. Но вот ручей, где я прятался, скорей всего, оттуда просматривался очень плохо, благодаря густому ивняку вдоль его берегов.

Я прошел с полсотни ярдов вверх по течению, потом вниз. Вскоре мне удалось обнаружить место, где в ручей весной впадали потоки талой воды, сбегавшей с холма. Вода оставила после себя глубокую узкую промоину, которая сейчас, в середине лета, была суха. Оставив чубарого внизу, я начал карабкаться по этой промоине, пригибаясь, чтобы мой силуэт не выделялся на фоне неба. Через несколько минут я добрался до деревьев, покрывавших склон холма.

На то, чтобы пешком обогнуть долину по гребню холма, у меня ушло почти сорок минут. Оставлять лошадь так далеко было рискованным шагом, но приходилось рискнуть: светлая шерсть чубарого делала его слишком хорошей мишенью, а вместе с ним и меня. Оказавшись на гребне противоположного ряда холмов, я отыскал взглядом нужный мне лесок и начал спускаться к нему, периодически замирая и прислушиваясь. Вскоре я услышал глухие, тяжелые удары о землю — такой топот издает пасущаяся лошадь со спутанными передними ногами, когда подволакивает их и затем с силой опускает на них свой вес. Я поднял брови. Стреножить лошадь, когда ее можно просто привязать, — странное решение для человека, засевшего в засаде с винтовкой. Ориентируясь на этот звук, я продолжил путь и вскоре увидел коня — это был крупный темно-гнедой мерин, увлеченно щипавший траву на лужайке и не обративший на меня ни малейшего внимания. Седла на его спине не было — оно лежало под одним из деревьев, немного поодаль была расстелена подседельная попона. А на попоне на животе лежал человек, сосредоточенно целящийся из винтовки на противоположную сторону долины.

Стараясь ступать бесшумно, я подобрался к стрелку сзади на расстояние десятка ярдов, а потом взвел курок. Металлическое клацание отчетливо прозвучало в лесной тишине, и человек с винтовкой крупно вздрогнул всем телом и застыл, не смея пошевелиться.

— Убери правую руку от винчестера, — скомандовал я. — Теперь возьми его за ствол левой рукой и отбрось от себя. Отлично. Теперь поднимайся — так, чтобы я все время видел обе руки. Малейшее сомнение, и я стреляю.

Он повиновался, не без труда, держа обе руки с растопыренными пальцами на уровне плеч. Я велел сделать ему пять шагов вперед, потом подошел ближе, поднял винтовку и повесил ее на плечо. Кобуры на его бедре не было — но это, разумеется, не означало отсутствие у него револьвера.

— Можешь поворачиваться, — разрешил я. — Рук не опускай.

Он повиновался. Это был подросток лет пятнадцати, коренастый, смуглый и темноволосый, с упрямым подбородком и недобрым взглядом исподлобья. Он смотрел на меня дерзко, с вызовом, но я видел, что он очень напуган.

Я похлопал по его карманам, проверил голенища сапог и разрешил ему опустить руки.

— Хендерсон? — спросил я.

Мальчик угрюмо кивнул. Я указал подбородком на гнедого мерина.

— Сними путы и заседлай. Потом забирайся в седло. И помни — я все еще держу тебя на прицеле.

Он повиновался. Я достал из кармана наручники и защелкнул на его запястьях. Он побледнел от унижения и сверкнул на меня глазами.

— Мой отец тебя убьет! — выпалил он с бессильной злостью. — Тебя никто никогда не найдет в этих горах, маршал!

Я не удостоил его ответом и, взяв поводья гнедого, повел его вниз по склону, в долину, а потом к ручью, где я оставил своего чубарого. Он дожидался меня на том самом месте, где я его оставил, несмотря на то, что не был привязан. Я забрался в седло и, намотав поводья гнедого на рожок, тронул шпорами бока чубарого.

Револьвер я на всякий случай держал в правой руке, не убирая в кобуру, чтобы не давать мальчишке соблазна сотворить какую-нибудь глупость. Путь прошел в молчании — по дороге нам никто не встретился. Только когда мы уже подъехали к корралю, навстречу нам из кузни вышел человек — рослый, крепкий мужчина лет сорока, с лицом, заросшим темной бородой. Его взгляд метнулся от мальчика и наручников на его запястьях ко мне и маршальской звезде на моей груди. Правая рука дернулась было к кобуре, но тут же прервала движение и медленно упала вдоль бока. Он уставился на меня снизу вверх тяжелым угрюмым взглядом исподлобья, выдававшим разительное семейное сходство с моим юным пленником.

— Мистер Рубен Хендерсон? — осведомился я.

Чернобородый мужчина угрюмо кивнул, не сводя взгляда с моей правой руки, все еще сжимавшей револьвер. Я спрыгнул на землю.

— Патрик Финнеган, особо уполномоченный помощник федерального маршала. Молодой человек — ваш сын?

Хендерсон изменился в лице и впился в меня взглядом. Вопроса он, похоже, даже не услышал.

— Финнеган? Патрик Финнеган?

— Да, сэр.

— Тот самый Финнеган?

— Боюсь, что так.

— Помощник маршала?

Я кивнул. Во взгляде чернобородого Хендерсона мелькнула явно несвойственная этому могучему и грубому человеку затравленность.

— Зак арестован?

Я помедлил с ответом. Вообще-то я не собирался связываться ни с волчонком Заком, ни с его папашей — у меня были дела поважней. Но немного припугнуть их обоих явно стоило.

— Покушение на жизнь федерального служащего, — произнес я наконец. — Юноша стрелял в меня из своего винчестера. Из засады.

— Я не знал, что он маршал, — буркнул мальчишка, прожигая меня ненавидящим взглядом. — Если б я видел звезду, я бы прицелился получше!

— Заткнись, Зак! — лицо Хендерсона потемнело. Он явно разделял антипатию своего отпрыска к служителям закона, но имел достаточно ума, чтобы не заявлять о ней вслух. — Ступай в дом и жди там! И чтобы не смел раскрывать рта без позволения!

Когда мальчик исчез в недрах бревенчатой крепости, Хендерсон, проводив его взглядом, повернулся ко мне. На его лице появилась кривоватая усмешка.

— Сколько вы хотите, маршал?

Я не сразу понял, что он имеет в виду. Потом до меня дошло.

— Он ведь еще мальчишка, — протянул Хендерсон, безуспешно пытаясь придать своему грубому голосу заискивающие интонации. Они плохо сочетались с откровенной ненавистью, продолжавшей гореть в его глазах. — Не соображал, что делает. Мы ведь можем как-то уладить этот вопрос, верно?

Он выразительно потер большим пальцем об указательный. Я покачал головой.

— Он не собирался меня убивать, во всяком случае — поначалу. Он стрелял очень высоко, поверх головы, чтобы не задеть. Видимо, просто хотел припугнуть незваного гостя. Я не буду его арестовывать, но полчаса в наручниках пойдут ему на пользу. Такие шутки с винчестером могут закончиться очень плохо.

На лице Хендерсона отразилось некоторое облегчение, но враждебность и настороженность из взгляда не исчезли.

— Тогда какого дьявола вам понадобилось на моем ранчо, маршал? Опять этот сутяга Лоуэлл со своими кляузами? Я его когда-нибудь пристрелю, этого вонючего скунса! Я веду дела честно, мистер. Можете прочесать хоть всю долину — не найдете ни одного фальшивого клейма. Да и как можно было бы переправить «Лейзи-Эл» на «Дабл-Эйч»?

— Никак, это верно, — согласился я, хотя пара вариантов у меня была. — Нет, мистер Хендерсон, коровы меня не интересуют. Я приехал, чтобы задать вам пару вопросов о вашем брате.

Взгляд его стал еще более настороженным.

— Что насчет моего брата?

— Вам известно, где он сейчас?

Хендерсон пожал плечами, продолжая сверлить меня подозрительным взглядом.

— Он уехал в Грейт-Фолс по делам. Две недели назад. Вернется еще через две недели. Если кто-то утверждает, что видел его здесь, то этот человек грязный лжец, маршал. У нас есть свидетели, сколько угодно. Весь Грейт-Фолс, если понадобится. Что бы они ни пытались свалить на нас в этот раз, эти грязные койоты, им не повезло.

— Про которого из ваших братьев вы говорите, мистер Хендерсон?

Он нетерпеливо хмыкнул.

— Элай, Элайджа Хендерсон. Кто же еще? Майка уже шесть лет кормит червей на кладбище позади дома. Хотя, зная Лоуэлла и Паттерсона, не удивлюсь, если они присягнут на библии, что своими глазами видели, как Майка по ночам ворует их скотину. Чертовы ублюдки, как они еще не захлебнулись собственным ядом.

— Я имел в виду вашего четвертого брата. Кейлеба. Вам известно, где он?

Глубоко посаженные глаза Хендерсона опасно вспыхнули. Глухо тлевшая неприязнь уступила место неподдельной ярости.

— Кейлеб! — прошипел он, сжав здоровенные кулаки. — Кейлеб мне не брат! Я не знаю, где он, но если он только посмеет сунуться сюда…

Он резко оборвал себя.

— Мы порвали все связи с тем человеком, о котором вы говорите, — уже спокойней произнес он. — Его имя не произносится в нашем доме. Я не знаю и не желаю знать, где он, до тех пор, пока он держится от нас подальше. Надеюсь, он свернул себе шею и теперь коротает время в преисподней, в компании своего приятеля дьявола. Там ему самое место.

Я покусал губу. Рубен Хендерсон не вызывал у меня особого доверия — я хорошо знал этот тип людей еще по своей прошлой жизни и старался не поворачиваться к ним спиной. Все же мне показалось, что он не играл — его вспышка ярости была, по всей видимости, искренней.

— Кейлеб бежал из тюрьмы, — сказал я наконец. — Есть информация, что он направлялся в эти края.

Он недобро усмехнулся.

— Ну, это вряд ли, маршал. Если ему дорога его вонючая шкура, он не станет…

Он вдруг покачнулся и согнулся пополам, схватившись за правое бедро. Секундой позже пришел звук выстрела.

Не раздумывая, я рухнул на землю, и следующая пуля ударила в дощатую стену амбара, пролетев над моей головой. Хендерсон попытался сделать шаг, но нога подкосилась, и он мешком осел наземь. Новый выстрел выбил фонтанчик земли в десяти дюймах от его руки. Я подскочил к нему, закинул его правую руку на плечо и потащил к кузне — от нее нас отделяло не больше пяти ярдов. Очередная пуля взвизгнула в неприятной близости, и я почувствовал, будто меня хлестнуло раскаленным бичом повыше правого локтя. Но уже в следующее мгновение я, нагнув голову, нырнул в низкий дверной проем и втащил Хендерсона за собой.

Еще одна пуля ударила в притолоку над дверью, потом все стихло — было слышно только тяжелое, сбивчивое дыхание Хендерсона. Даже в полумраке, царящем в кузнице, я видел, как посерело его лицо; кровь ручейками бежала из-под его пальцев, которыми он зажимал рану. Я снял с себя шейный платок и замотал его ногу как можно туже прямо поверх брюк.

— Па? Па, ты в порядке? Что за стрельба? — донесся со стороны дома встревоженный голос юного Зака.

— Не высовывайся! — заорал Хендерсон во всю мощь легких. — Не подходи к окнам! Скажи матери и тетке! Это Кейлеб!

Я стащил рубашку через голову, закатал рукав исподней рубашки и внимательно осмотрел руку над локтем. Пуля чиркнула по коже, пропоров ее меньше чем на четверть дюйма, рана кровоточила, но не слишком сильно. Порывшись в карманах, я обнаружил почти чистый носовой платок и с помощью Хендерсона забинтовал себе плечо.

— Уверены, что это он, мистер Хендерсон? Как я понял, у вас немало недоброжелателей. Возможно, ваши соседи?

Он помотал головой.

— Нет. Эти койоты слишком трусливы. Это Кейлеб, точно он. Я знаю. Это он.

Я осторожно выглянул наружу. Мой чубарый и большой гнедой мерин Зака по-прежнему стояли в нескольких ярдах от кузницы, озадаченные, но не слишком напуганные. Ни один из выстрелов не задел их.

— Странно, почему он не стрелял по лошадям, — пробормотал я. Кейлеб — или кто он был, этот неизвестный стрелок, — не мог не понимать, что это отличный способ помешать погоне. Вероятно, у него было плохо с патронами, и он предпочел не тратить их на второстепенные цели.

Я взял винтовку Зака и проверил магазин. Юный Хендерсон оказался аккуратным и предусмотрительным молодым человеком: магазин был полностью заряжен, и дополнительный патрон уже покоился в патроннике. Ориентируясь по следу, который оставила на земле одна из пуль, я прикинул примерное направление и дважды выстрелил в ту сторону. Подождав немного, я выстрелил еще трижды. Ответных выстрелов не было.

— Мне кажется, он ушел, — с сомнением проговорил я наконец. Хендерсон не ответил. Я выбрался наружу, готовый нырнуть обратно в свое убежище при первых признаках опасности, но все было тихо. Я завел в конюшню чубарого, а вместе с ним и гнедого, поводья которого все еще были намотаны на рожок моего седла. Потом я вернулся в кузню и помог Хендерсону подняться на ноги.

Опираясь на мое плечо, он кое-как доковылял до дома, дверь которого мгновенно распахнулась, стоило нам оказаться на крыльце.

— Па! — испуганно вскрикнул Зак, увидев, что его отец весь в крови. Рослая, сурового вида женщина средних лет, одетая в глухое серое платье с высоким воротом и белый чепец, полностью закрывающий волосы, отодвинула мальчика в сторону и указала мне на большое деревянное кресло перед камином. Я усадил Хендерсона туда, и женщина, отдав Заку несколько коротких приказаний, начала разрезать большими кривыми ножницами одежду раненого.

Другая женщина, помоложе, в таком же уродливом сером платье и чепце, вероятно, жена Элайджи Хендерсона, спросила, указывая на мое плечо:

— Вы тоже ранены?

Я покачал головой.

— Царапина. А вот мистеру Хендерсону не помешал бы доктор.

— Ханна справится сама. Ханна знает толк в ранах. Лучше любого доктора.

— Хорошо. В доме есть еще взрослые мужчины? Кто-нибудь, кто защитит дом до возвращения брата мистера Хендерсона?

— Никого старше Зака. Мы не держим наемных работников. Только члены семьи. Вы заберете Зака?

— Что? — Только тут я вспомнил, что мальчик все еще в наручниках. Я поманил его к себе.

— Твой отец поручился за тебя, — сообщил я ему, расстегивая браслеты. Он бросил на меня взгляд, полный злобы, но промолчал, растирая освободившиеся запястья. Я убрал наручники в карман и подошел к Хендерсону.

— Мистер Хендерсон, у вас есть предположения, где может скрываться Кейлеб? Возможно, какое-то убежище в горах поблизости? Пещера или что-то в этом роде?

Хендерсон зажмурился от боли и втянул воздух сквозь сжатые зубы — как раз в этот момент его жена начала извлекать пулю.

— Не знаю, — хриплым голосом проговорил он наконец, когда длинный стальной пинцет вынырнул из раны вместе с округлым кусочком свинца. — Ничего не приходит в голову.

— Понимаю. Что ж, извините за беспокойство, мистер Хендерсон. Мэм.

Я слегка поклонился обеим миссис Хендерсон, приподняв на прощание шляпу, и вышел из дома, надеясь, что женщины не позволят юному Заку выстрелить мне в спину.

Расстояние, с которого в нас стреляли, я оценил на слух ярдов в четыреста. Примерное направление было мне известно, и я решил прочесать лесистый склон холма в поисках следов. Сухая каменистая земля не хранила отпечатков копыт, поэтому моей основной надеждой были кучки лошадиного навоза. Они никак не попадались, и я уже был готов сдаться, когда по чистой случайности заметил тусклый блеск латуни в траве и, наклонившись, поднял стреляную гильзу. Я поднял ее и покрутил в руках. Сорок четвертый калибр, по всей вероятности, от винчестера образца 1873 года. Такого же, как у Зака или любого другого охотника в округе.

Дальнейшие поиски позволили обнаружить еще четыре гильзы, и я пришел к выводу, что стреляли в нас действительно отсюда: Кейлеб выпустил по нам ровно пять пуль, а потом стрельба прекратилась. Привязав чубарого к дереву, я пешком двинулся по широкому кругу, огибая место засады и внимательно выискивая взглядом любые следы, которые указывали бы, откуда явился стрелок или куда он направился потом. Внезапно я застыл. Чубарый, смирно стоявший под деревом в ожидании, пока я вернусь к нему, поднял голову и вздернул верхнюю губу, принюхиваясь. Потом он издал короткое тоненькое ржание, каким лошади обычно приветствуют друг друга. Ответное ржание донеслось из-за деревьев, приглушенно, издалека.

Я упал на землю под прикрытие небольшого валуна и выдернул из кобуры кольт. Вскоре я услышал треск ветвей, а за ним раздался знакомый голос:

— Маршал! Эй, маршал!

Я не откликался. Треск ветвей стал ближе, и через пару минут я смог различить силуэт юного Зака, ехавшего верхом. Он оглядывался по сторонам. Удостоверившись, что его винчестер находится в седельной кобуре, я подождал, пока он подъедет почти вплотную, а потом поднялся из-за своего укрытия.

— Что ты здесь делаешь?

Зак вздрогнул от неожиданности, но мгновенно взял себя в руки и повернулся ко мне.

— Меня послал отец. Он вспомнил два места, где может скрываться Кейлеб.

— Отлично. Рассказывай, Зак.

— Я лучше покажу. Я знаю, где это. Так будет проще.

— Это слишком опасно. Я не имею права рисковать жизнью гражданского, тем более ребенка. Объясни на словах, Зак.

Лицо мальчика залилось краской при слове «ребенка», и я понял, что смертельных врагов у меня прибавилось.

— Не хочешь — как хочешь, маршал! — выпалил он, сгорая от ярости и унижения, и грубо дернул повод своего гнедого, разворачивая его на месте. Обернувшись на прощание, он крикнул мне через плечо:

— Я найду Кейлеба сам!

— Стой, Зак!

Но мальчик уже скакал прочь по еле заметной тропе, вьющейся среди деревьев. Я выругался себе под нос и начал отвязывать чубарого от дерева. Теперь придется не только разыскивать опасного преступника, но и беспокоиться об этом отвратительном мальчишке. Просто отлично.

Его гнедой был резвее моего чубарого, и я отстал от него довольно быстро. Тропа постепенно поднималась вверх по склону холма, и я перевел чубарого на шаг. Через некоторое время тропа перевалила через гребень и начала спускаться в соседнюю долину. Здесь следы лошади Зака были хорошо видны на рыхлом, осыпающемся склоне, но я не торопил чубарого: крутой спуск верхом куда опаснее, чем подъем. Потом тропа исчезла вовсе, и мне приходилось ориентироваться на отпечатки копыт, примятую траву и сломанные веточки кустарников. А потом я услышал револьверный выстрел и сдавленный мальчишеский возглас.

Уже не думая о безопасности, я дал шпоры коню. Чубарый помчался вниз по склону тяжелыми прыжками, дважды вызвал небольшую осыпь и проехал несколько ярдов на крупе в облаке сухой пыли вместе с мелким гравием и песком, но, на мое счастье, ни разу не споткнулся. Через несколько минут я был уже у подножия холма.

Зак лежал на земле, укрываясь за большим валуном и выставив перед собой винтовку. Его гнедого нигде не было видно, а следы на одежде и ссадины на руках говорили о том, что седло мальчишка покинул не по своей воле. Я подъехал ближе.

— Он там, — сказал сквозь зубы Зак, кивая вперед на густое переплетение кустов ярдах в сорока впереди. — На рыжей лошади.

— Кейлеб? Уверен? Ты его видел?

Зак раздраженно пожал плечами и не ответил. Я сощурился. В кустах напротив возникло какое-то движение, и я действительно заметил рыжую шерсть лошади, а затем за ветками и листвой мелькнул и силуэт ее хозяина — он вел ее в поводу, пробираясь в нашу сторону. Зак зло усмехнулся и поднял винтовку, прицеливаясь. Я спрыгнул с седла.

— Погоди. Не стреляй.

— Иди к дьяволу, маршал. Он хотел убить моего па!

Я перехватил его руку. Зак дернулся, вырываясь. Грохнул выстрел — через долю мгновения после того, как я направил дуло его винтовки в землю. В ответ раздался выстрел из револьвера, и пуля ударила в дерево за моей спиной.

— Не стреляй! — крикнул я, удерживая правую руку Зака и не давая ему дернуть скобу затвора. — Пайк! Это ты?

Джерри Пайк со своим рыжим квотерхорсом вынырнул из кустов и через пару минут уже стоял перед нами.

— Финнеган, чтоб тебе пусто было, — с чувством сказал он. — Так и знал, что без тебя не обойдется. Какого черта ты тут делаешь?

— Иду по следу беглого преступника. Кейлеб Хендерсон, слыхал про такого?

— Нет. А это с тобой кто?

Я бросил взгляд на Зака. Внушительная фигура Джерри явно произвела на него впечатление: он глядел на помощника шерифа с опаской и уважением. Ничего подобного в свой адрес я в его глазах не замечал.

— Закария Хендерсон. Проводник.

— Родственник того беглого?

— Племянник.

— Выстрелит тебе в спину, едва зазеваешься, и правильно сделает. Впрочем, ты всегда был идиотом, Финнеган. Что за Кейлеб Хендерсон, откуда?

Я коротко объяснил, кто такой Кейлеб, и рассказал про стрельбу на ранчо Хендерсонов.

— Он сначала сказал, что не знает, где может прятаться его братец, а потом вдруг вспомнил и послал за тобой сынишку? — скептически осведомился Джерри, имея в виду Рубена.

Я ухмыльнулся. При всей моей неприязни к Джерри, дураком он точно не был.

— Не думаю, чтобы Зака кто-то посылал. Готов спорить, он улизнул потихоньку, без спроса. Рубен явно догадывался, где следует искать Кейлеба, просто не хотел говорить. Эта семейка издавна промышляла угоном скота, у них должно быть полно укромных местечек в местных горах, и вполне понятно, что они не горят желанием рассказывать о них федеральному маршалу. Я прав, Зак?

Зак угрюмо глянул на меня исподлобья и промолчал.

— Значит, прав. А вот как ты сам тут оказался, Пайк? Если ничего не знал о розыске Кейлеба Хендерсона?

— Шел по следу конокрада. — Джерри бросил многозначительный взгляд на юного Зака, и я с легкой завистью отметил, что мальчик поежился и нервно переступил с ноги на ногу. — На старого Джона Уиллоугби напали вчера вечером. Подстерегли на лесной дороге, когда он возвращался домой из города, милях в пяти от фермы Уиллоугби. Ударили сзади по голове, забрали лошадь и все, что было в карманах.

— Что за лошадь?

— Гнедой морган [2], семилетка, с белой звездой, на левом бедре тавро «Серкл-Эм». Высокий — семнадцать ладоней в холке. Недавно подкован. Следы от подков хорошие, четкие.

— Далековато они тебя завели, Пайк. Ты ведь в курсе, что граница округа осталась милях в двух к востоку отсюда? Ты здесь не помощник шерифа. Ты здесь никто.

Джерри посмотрел на меня с отвращением.

— В седельной кобуре Уиллоугби была винтовка, — продолжил он. — Винчестер. А ну-ка, дай сюда, сынок!

Последняя фраза была обращена к Заку. Не дожидаясь, пока тот повинуется, Джерри шагнул к нему и протянул руку, чтобы вырвать у него винтовку. Я загородил ему дорогу.

— Прекрати, Пайк. При чем тут Зак? Такие пушки тут у каждого первого.

— А лошадь? Тот конь, что сбросил его и удрал, — это был крупный гнедой с белой метиной на лбу!

— Но не морган. И тавра на нем не было, ни «Серкл-Эм», ни «Дабл-Эйч».

— Почему я должен верить тебе на слово, Финнеган?

— Я не предлагаю верить мне на слово. Давай найдем его и поглядим, есть на нем тавро или нет.

Гнедого мы обнаружили довольно быстро: испугавшись револьверного выстрела, он взбрыкнул, скинул Зака, пробежал с полсотни ярдов, а потом, успокоившись, полностью посвятил свое внимание сочной зеленой траве, окаймлявшей небольшой ручеек. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы убедиться, что ничего общего, кроме масти и роста, с похищенной лошадью Уиллоугби он не имеет. Вместо звезды его морду украшала широкая белая проточина, а статями он куда больше напоминал моего чубарого, чем горделивого, нарядного моргана с длинной шеей, изящной головой и стройными, сильными ногами. Джерри проверил его левое бедро, убедился в отсутствии на нем какого бы то ни было клейма и проворчал что-то себе под нос.

— Ты думаешь, это Кейлеб Хендерсон напал на Уиллоугби? — спросил я.

Джерри пожал плечами.

— Может быть. От того места, где на него напали, не больше полутора миль до железной дороги. Если Кейлеб спрыгнул с поезда, не доезжая Суитдейла, ему нужна была лошадь, чтобы добраться до родового гнезда. Лошадь и оружие.

— Ясно. — Я подобрал повод чубарого и запрыгнул в седло. — Постараюсь с ней поаккуратней. Уиллоугби сможет забрать ее в Солти-Спрингсе, если это и впрямь окажется его морган. Поехали, Зак.

Зак забрался на своего гнедого и ударил его пятками. Я последовал за ним.

Никакой тропы, даже звериной, мне заметить не удалось, но мальчик выбирал дорогу без колебаний, уверенно направляя лошадь то в самую глубь лесной чащи, то вверх по крутому склону холма, то прямо на неприступную скальную стену, которая в последний момент расступалась узким, незаметным с десяти футов проходом. Я следовал за ним, понимая, что без помощи проводника мог бы ловить беглеца в этих горах до второго пришествия, и гадая, действительно ли Заком движет желание отомстить за отца или же он ведет меня прямиком в западню. Доверия мальчик вызывал у меня ненамного больше, чем его папаша.

Наконец Зак натянул повод и повернулся в седле.

— Вон там, — указал он подбородком.

Я проследил за направлением его взгляда и присвистнул. Внизу перед нами в кольце скал лежала крошечная долина, больше похожая на широкий каньон. С противоположных сторон в нее вели два узких прохода, и я готов был поклясться, что снаружи их невозможно разглядеть, если не знать о них заранее. С одной из скал водопадом срывался ручеек, который протекал через всю долину. Примерно посередине его была сооружена запруда, и строили ее явно не бобры: пруд, образованный ею, имел аккуратную квадратную форму, примерно тридцать на тридцать футов. Вокруг пруда и по берегам ручья, несмотря на самую середину лета, росла сочная зеленая трава, которой вполне хватило бы на небольшое стадо в полтора — два десятка голов. Я покосился на Зака. Несмотря на то, что коров сейчас в долине не было, никаких сомнений в ее предназначении не оставалось. Теперь я понимал, почему Хендерсон так уверенно утверждал, что на всей его скотине клейма в полном порядке: ему просто не было нужды заниматься перебивкой чужих. Достаточно угнать у соседей пять или десять маток с маленькими, еще не клейменными телятами, и подержать их здесь, пока они не подрастут достаточно для того, чтобы есть траву. После этого молодым бычкам и телкам можно будет поставить тавро «Дабл-Эйч» или просто вырезать на ушах метки и выпустить на волю до весны, когда их затаврят вместе со всеми остальными во время общего раунд-апа [3]. Десяток-другой «слиперов»[4] не возбудят никаких подозрений ни у инспекторов Ассоциации скотоводов [5], ни у наблюдателей с соседних ранчо — в том случае, если Хендерсоны вообще приглашают на свои раунд-апы наблюдателей. Да, лишние десять или даже двадцать голов скота не принесут ворам баснословных прибылей. Но безусловно станут неплохим подспорьем в хозяйстве.

Зак глядел на меня дерзко, с вызовом. Я пожал плечами. В конце концов, его отцу я сказал чистую правду: коровы «Дабл-Эйч» интересовали меня в последнюю очередь. Мне нужен был беглый убийца Кейлеб Хендерсон, а с грязными делишками его братьев пускай разбирается местное отделение Ассоциации.

— Там большая пещера, — после короткой паузы сказал мальчик, ткнув пальцем куда-то в сторону долины. Я проследил взглядом за его жестом, но ничего не увидел. — Из нее хорошо видны оба выхода из долины. И в ней есть вода. Ручей течет через пещеру.

— Вы держите там… то есть, я хотел спросить, кто-нибудь держит там запасы провизии и патронов?

Поколебавшись, мальчик кивнул. Я мысленно чертыхнулся. Это значительно усложняло мою задачу.

— А лошади? Если Кейлеб в пещере, то где он оставил лошадь?

— Отсюда не видно. Корраль прямо под пещерой, недалеко от входа. Его закрывают камни.

— Ясно. Жди меня здесь, Зак. Если Кейлеба там нет, мне понадобится твоя помощь. Покажешь мне остальные места, про которые говорил твой отец.

— Вот еще! — Зак спрыгнул с гнедого и выдернул винчестер из седельной кобуры. — Я пойду с тобой, маршал.

— Нет, Зак. Ты ждешь меня здесь.

Он наградил меня очередным яростным взглядом исподлобья, но я пригрозил приковать его наручниками к дереву, и он, зло сверкнув глазами напоследок, смирился. Я спрыгнул с чубарого, бросив поводья на землю, велел ему приглядывать за Заком и начал пробираться к предполагаемому убежищу Кейлеба.

Попасть в долину верхом можно было только через те два прохода в скалах, которые, по словам Зака, прекрасно простреливались из пещеры. Я предположил, что беглец, если он действительно прячется в ней, следит в основном за ними. Обогнув долину по верху, я наметил место, где от пещеры меня закрывал бы выступ скалы, и начал спускаться, стараясь делать это по возможности бесшумно и особо следя за тем, чтобы не вызвать своими движениями осыпи. Это отняло у меня немало времени, но в конце концов я достиг своей цели. Оказавшись внизу, в долине, я потратил еще несколько минут, прислушиваясь, но все было тихо. Я осторожно обогнул скальный выступ, закрывавший меня от пещеры, и мое сердце заколотилось. У подножия скалы действительно имелся самый настоящий корраль, и в нем, лениво пощипывая траву, передвигался высокий, статный гнедой конь. Клейма на его бедре я различить не мог, но готов был спорить, что это и есть похищенный морган старого Уиллоугби.

Корраль был огорожен жердями только с двух сторон: третьей его стороной служил крутой склон холма, четвертой — гряда разновеликих валунов, тянувшаяся вдоль склона. Из-за того, что корраль использовал естественный рельеф местности, он имел не строго прямоугольную форму, а напоминал вытянутую, слегка изгибающуюся кишку. Я бросил взгляд на пещеру. Дальняя от нее (и ближняя ко мне) оконечность корраля оттуда, судя по всему, не просматривалась.

Стараясь держаться как можно ближе к склону холма, поминутно прислушиваясь, я начал продвигаться к корралю. Мне повезло. Жерди, перегораживавшие каменную кишку с этого конца, были не прибиты к опорам гвоздями, а прикручены толстой просмоленной веревкой. Мне хватило пятнадцати минут, чтобы перепилить ее складным ножом и аккуратно снять обе жерди. Гнедой, пасшийся на противоположном конце корраля, равнодушно поглядывал в мою сторону, но не выказывал ко мне особого интереса — пока я не достал из кармана сухарь и не положил его на ладонь. Тогда он, словно бы нехотя, со снисходительным видом порысил ко мне. Я поймал его за веревочный недоуздок, скормил ему угощение и повел за собой.

Двигаясь вплотную к склону, чтобы меня не было видно из пещеры, я отвел гнедого на полторы сотни ярдов вглубь долины и привязал там в кустах за недоуздок. Проверив на всякий случай барабан револьвера, я начал пробираться обратно. Ладони покалывало от тревожного предчувствия — слишком уж гладко все шло до сих пор, а это всегда плохой признак. Я изо всех сил напрягал слух, пытаясь поймать хоть какие-то звуки со стороны пещеры, но мне мешало громкое журчание ручья, серебристым водопадом срывающегося со скалы. Я пытался себя убедить, что оно играет мне на руку, потому что из-за него Кейлеб не услышит моего приближения, но, несмотря на это, тревожное предчувствие только усугублялось с каждым шагом.

До пещеры оставалось ярдов десять, когда во мне вдруг будто разом обострились все звериные инстинкты, и меня с головой захлестнуло неимоверно отчетливым осознанием полного провала. Шестое чувство кричало мне во весь голос, что пещера пуста, что это ловушка и что из охотника я сам превратился в дичь.

Я с размаху упал на землю, и ровно через мгновение пуля прошила воздух в том месте, где только что была моя голова.

Я откатился за камни и выдернул из кобуры кольт, пытаясь понять, откуда прилетела пуля. Еще два выстрела выбили каменную крошку из валуна дюймах в двадцати над моей головой, и после этого стрельба прекратилась: видимо, Кейлеб понял, что с того места, где он стоит, ему меня не достать. Судя по звуку, он стрелял не из винчестера, а из кольта, и это было странно, но внушало оптимизм: значит, он находился где-то поблизости, а следовательно, я имел неплохие шансы разделаться с ним в револьверной перестрелке.

Я выглянул из-за валуна сбоку. Ярдах в тридцати от меня, за камнями по другую сторону от водопада, возникло какое-то шевеление. Я взвел курок кольта и в самое последнее мгновение чудом удержал указательный палец на спусковом крючке.

Из-за камней вышел крепкий коренастый мужчина, который не мог быть никем, кроме как Кейлебом Хендерсоном. Левой рукой он удерживал за шею Зака, толкая его перед собой и прикрываясь им, словно живым щитом. А в правой он сжимал револьвер, дуло которого упиралось мальчику под подбородок.

— Эй, маршал! — зычно крикнул он. — Слышишь меня? Бросай оружие! Бросай оружие и выходи — или я пристрелю щенка!

Я с чувством выругал паршивца Зака, а заодно и собственную глупость. Как я мог не сообразить, что лисья нора всегда имеет два выхода? То-то мальчишка так быстро смирился, когда я велел ему оставаться с лошадьми! Он знал, что из пещеры есть еще один ход — скорей всего, выводящий куда-то за пределы долины, — и решил опередить меня, разобравшись с беглецом самостоятельно. Конечно же, матерому уголовнику не составило труда справиться с подростком и отобрать у него оружие.

— Не валяй дурака, Хендерсон, — крикнул я в ответ. — Отпусти мальчика и сдавайся! Тебе все равно не уйти отсюда, долина окружена!

Кейлеб громко расхохотался.

— Хорошая попытка, маршал! Нет уж, со мной этот фокус не пройдет! Я знаю, что ты заявился сюда один. Считаю до трех, и, если ты не выбросишь свой кольт и не выйдешь из-за камня с поднятыми руками, я прострелю этому щенку колено. Потом второе. Потом что-нибудь еще. Хочешь послушать, как он визжит от боли, словно свинья, а, маршал? Раз… два…

— Не стреляй, Хендерсон. Я бросаю оружие.

Я снял кольт со взвода и выбросил его из-за валуна.

— Отлично. Теперь выходи сам. С поднятыми руками, маршал!

Я повиновался — ничего другого мне не оставалось.

— Отпусти мальчика, Хендерсон, — произнес я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и убедительно. — Это же твой собственный племянник, сын твоего родного брата. Что он тебе сделал?

Я не особенно рассчитывал на успех: родственные чувства, как я уже успел понять, не слишком высоко котировались в семействе Хендерсонов. Я оказался прав.

— Рубеново отродье, — прошипел Кейлеб, сжимая захват на горле Зака так, что тот захрипел от боли. — Я разберусь и с ним, и с его папашей, и с Элаем тоже! Но позже. Сначала ты, маршал! Выбирай, куда ты хочешь получить пулю? В голову, в грудь? В живот, чтобы не сразу?

Я пожал плечами.

— Мне все равно. Никогда не был привередливым. Стреляй, куда удобней, Хендерсон. Точней говоря, куда попадешь. Не думаю, что это выйдет у тебя с первого раза — тридцать ярдов для тебя, пожалуй, далековато.

К моему удивлению, глаза Кейлеба вспыхнули — эта незамысловатая подколка всерьез задела его. Продолжая удерживать мальчика, он вскинул правую руку с кольтом и выстрелил из-за его спины, почти не целясь. Пуля прошла в дюйме от моего уха, и я, удержав равнодушное выражение лица, сокрушенно вздохнул:

— Ну вот, я так и знал. Хендерсон, если бы я стрелял так, как это делаешь ты, я бы пустил пулю себе в лоб, чтобы не позорить профессию. Сознайся, ты уже как-то пытался это сделать, но тоже промазал?

Взревев от ярости, Кейлеб отшвырнул Зака в сторону. Тот отлетел ярдов на пять, ударился головой о камень и обмяк, не издав ни звука. На лице Кейлеба появилась хищная, злая усмешка. Он неторопливо поднял правую руку с кольтом и несколько томительно долгих секунд тщательно прицеливался. Говорят, в такие моменты вся жизнь пролетает у человека перед глазами. У меня же в голове крутилась одна-единственная мысль: в барабане его кольта оставалось всего два патрона. Возможно, даже один: у кольтов этого образца не бывает предохранителей, ударник упирается прямо в одну из камор барабана, поэтому ее обычно оставляют пустой, чтобы револьвер случайно не выстрелил, например, при неудачном падении курком книзу. Если мне повезет, если мне очень повезет… Если он не дозаряжал барабан перед перестрелкой, если у него действительно остался всего один патрон… и если он промажет снова… Многовато «если» — но это было моим единственным шансом.

Грохнул выстрел. Кейлеб покачнулся и рухнул на колени, а потом с размаху упал лицом на камни. Револьвер выпал из его разжавшейся руки. Я одним прыжком подскочил к собственному кольту, подхватил его и, держа в опущенной руке, подошел ближе к телу. Между лопатками на одежде расплывалось багровое пятно. Я проверил пульс. Кейлеб действительно был мертв, мертвее маринованной сардины.

Только после этого я взглянул туда, откуда послышался выстрел. Джерри Пайк стоял на вершине скалы над пещерой, и его могучий силуэт вырисовывался на фоне вечереющего неба, словно вырезанный из плотного темного картона. Он как раз опускал винчестер, выстрел из которого спас мне жизнь, и я почувствовал внезапный прилив симпатии к ним обоим — к Джерри и к его винтовке.

— Спасибо, Пайк, — сказал я, когда он спустился со скалы и подошел ко мне поглядеть, как я помогаю усесться начинающему приходить в себя Заку. — Премного благодарен.

Джерри наградил меня увесистым взглядом в упор.

— Знаешь, почему я не дал ему тебя пристрелить, Финнеган?

— Теряюсь в догадках, Пайк. Наверное, от большой любви ко мне?

— Нет. За тобой должок, Финнеган. Ты про него часом не забыл?

— Какой еще дол… А, ты об этом. Нет, почему же. Никогда не бегал от долгов. Я к твоим услугам, Пайк, когда пожелаешь.

— Прямо сейчас.

— Отлично.

— Отлично.

***

Ранним утром следующего дня, когда я, позевывая, открыл дверь полицейского участка, Браун уже сидел за своим столом и писал что-то в тетрадку мелким убористым почерком.

— А, Финнеган, — поприветствовал он меня, не отрываясь от своего занятия. — Ну, как твои поиски? Удалось напасть на след Хендерсона?

— Удалось, но возвращаться в тюрьму он не захотел. Труп я привез с собой в город. С дознанием лучше поторопиться: Хопкинс, правда, пообещал обложить тело льдом, но все равно на этой жаре оно долго не протянет. Я съезжу за коронером, а ты пока подбери присяжных. И хорошо бы найти пару свидетелей, которые знали его в лицо и смогут подтвердить его личность.

Браун кивнул и, отложив ручку в сторону, поднял наконец голову и посмотрел на меня. Брови его взмыли вверх.

— Что это с тобой такое, Финнеган? — с искренним изумлением спросил он, разглядывая мое лицо. — Ты с ним врукопашную, что ли, дрался, с этим Хендерсоном?

— Случайно ударился, — проворчал я, отворачивая от него левую половину лица. — Тебе-то какое дело, Браун?

Браун неторопливо выбрался из-за стола и обошел меня кругом, не сводя с меня любопытного изучающего взгляда.

— Нет, это не Хендерсон, — убежденно заключил он наконец. — Этот автограф я узнаю где угодно. Ну, как тебе правый хук Джерри Пайка, Финнеган? Понравилось? Добавки просить не будешь?

— Ему тоже досталось, — уязвленно пробормотал я. — И неплохо досталось, уверяю тебя. Видел бы ты его физиономию!

— С меня достаточно твоей. Финнеган, скажи, каким местом ты думаешь? Он тяжелей тебя фунтов на пятьдесят, зачем ты все время ищешь с ним ссоры? Не то чтобы меня особо волновала твоя судьба, но мои дети успели привязаться к тебе, да и миссис Браун очень расстроится, если Джерри однажды все-таки свернет тебе шею.

— Спасибо за беспокойство, Браун, но я большой мальчик и могу сам о себе позаботиться.

— Оно и видно, Финнеган. Все-таки ты ничуть не изменился за эти десять лет. Жаль, что ты теперь носишь маршальскую звезду и я не могу тебя арестовать, а не то я бы с удовольствием подержал тебя за решеткой неделю или две. Исключительно для твоего же блага, Финнеган.

— Иди к дьяволу, Браун, а?

— Уверяю тебя, это пошло бы тебе на пользу. Может, ты даже научился бы ладить с Джерри Пайком.

— Мы с ним и так прекрасно ладим, Браун. Ясно?

— Вот как?

— Именно так.

Браун скорбно покачал головой, как бы говоря, что я безнадежен, нахлобучил шляпу, накинул пиджак и вышел на улицу. Я зевнул и потянулся — вчерашний день прошел беспокойно, так что спать я лег только под утро. Конечно, надо бы заняться организацией дознания, но коронер, в конце концов, никуда не денется, а Кейлеб Хендерсон — тем более. Пожалуй, после всего случившегося я заслужил небольшой отдых.

Обе камеры были свободны. Я отодвинул в сторону решетчатую дверь одной из них, растянулся на койке, не снимая сапог, и мгновенно провалился в сон.

1. Растлер: скотокрад, угонщик скота.

2. Морган: американская порода лошадей, использующаяся под верхом, в упряжи, а также для различных дисциплин вестерн-спорта.

3. Раунд-ап: в условиях скотоводства на открытых пастбищах — проводящийся дважды в год общий сбор стад. На весеннем («телячьем») раунд-апе проводилось таврение нового приплода, на осеннем («мясном») выделялась часть стада (обычно молодые бычки), планируемая к продаже на мясо.

4. Слипер: (англ. sleeper, букв. «спящий») — теленок, по каким-то причинам избежавший таврения, но имеющий на ушах идентифицирующие метки в виде вырезов, позволяющие затаврить его позже. Подобная практика предоставляла широкие возможности для кражи чужого скота, поэтому использование ее не поощрялось.

5. Ассоциация скотоводов: локальное, обычно на уровне штата, объединение владельцев скотоводческих ранчо (иногда также включающее предпринимателей смежных отраслей), защищающее и лоббирующее их интересы и вырабатывающее правила и стандарты ведения бизнеса, а также соответствующие законопроекты. В отдельных случаях, особенно в малонаселенных штатах/территориях, испытывавших трудности с поддержанием правопорядка, Ассоциация скотоводов принимала на себя также силовые функции, нанимая и снаряжая группы виджилантов, занимавшихся внесудебным физическим уничтожением скотокрадов и конокрадов (например, знаменитые «Душители Стюарта», возглавлявшиеся Грэнвиллем Стюартом, главой Скотоводческой ассоциации Монтаны).