Будущие грехи

Вишнёвая косточка ожила. Незаметно выдвинулись лапки из брюшка, и она двинулась по травинке, колыхающейся на ветру.

— Божья коровка, полети на небо, там сидят детки, кушают конфетки, — я напела песенку, как в далёком, беззаботном детстве напевала её в садике.

И улыбнулась. Вдруг вспомнила, как с соседским мальчишкой боролась за горшок. Ярко выкрашенный в красный цвет с зелёными лепестками, он уверенно намекал детскому сознанию, что подходит исключительно девочкам, а потому, вцепившись обеими руками, тянула к себе и молча терпела побои. В определённый момент вдруг поняла, что горшок уже не нужен, отпустила его и убежала в группу. Вернувшись через минуту и тихо подкравшись сзади, потянула мальчишку за ворот рубахи назад. Не ожидая от меня такого подвоха, он от неожиданности перевернулся. Содержимое горшка вылилось на него, а я, посчитав, что мы квиты, с чистой совестью удалилась.

Вишнёвая косточка, а точнее, её половинка, вскарабкалась на самую верхушку и теперь медленно кружилась на месте, словно решая, подходит ли ей эта взлётная полоса. Распрямила свои маленькие прозрачные крылышки и снова спрятала.

Я улеглась на бок в густой траве и, протянув руку, подставила указательный палец. Божья коровка послушно переползла на мой красный ноготок и почти мгновенно взлетела, скрывшись в листве деревьев.

Полетела. Она будет летать и тогда, когда меня уже не будет. Трава не успеет высохнуть, и деревья ещё не оголятся, а меня уже не будет. Эволюция пространства. Словно по приговору неизвестного суда вынесли вердикт. За какие грехи? Мне всего двадцать пять. Я и не успела ещё столько грехов сотворить и уже не успею, наверное.

Ещё дома я выплакала все слёзы. Потом в один миг решила: хватит. Это необратимо, остановить нельзя, и приняла как неизбежное. Я кинула самое необходимое в рюкзак, и уже через пару часов сидела в салоне самолёта. Когда-то, давным-давно, ещё маленькой девочкой, меня сюда привёз отец, и несколько месяцев мы прожили в избушке лесника. Туда и шла сегодня, а почувствовав усталость, устроила привал под высокой сосной.

Проводив взглядом божью коровку, я улеглась удобнее, уронила голову на рюкзак, как на подушку, и замерла, вслушиваясь в тишину, которая внезапно охватила лес. Минуту назад весело пела белая лазоревка, напомнила своим возгласом длиннохвостую синицу, только голосок у лазоревки как колокольчик, звонкий. Теперь затаилась, спряталась от посторонних взглядов, затихла. Пёстрые дрозды стайкой поднялись с земли и мгновенно исчезли в чаще леса.

Что бы это ни было, оно двигалось, по всему, мне навстречу. Минут через пять до слуха донеслось невнятное бормотание. А ещё через несколько мгновений отчётливо стали слышны голоса, и я, подхватив рюкзак, на всякий случай спряталась в пьяняще-ароматных зарослях розово-лилового маральника. Кто его знает, с чем пожаловали сюда люди, а отец всегда говорил: «Худший зверь в лесу – это человек».

Они остановились метрах в пятидесяти, в самой низине, и принялись о чём-то оживлённо разговаривать. Я услышала характерный звук удара лопаты о землю и, привстав на одно колено, попыталась разглядеть кладоискателей. Двое стояли ко мне спиной и привлекли особое внимание. Оба были в камуфляжных костюмах, но не это удивило. Носят такие и охотники, и рыбаки. Но через плечо у одного был переброшен Калашников с укороченным стволом – имела дело с таким. Отец заставлял разбирать и собирать всё стрелковое оружие, какое было в части. Был ли вооружён второй, мне из-за дерева не было видно, зато третий стоял с лопатой в руках и говорил достаточно громко, так, что я могла расслышать каждое его слово:

– Ребята, ну может быть, хватит? Я ведь объясняю, никаких записей не осталось. Всё здесь, – он дважды ткнул себя указательным пальцем в лоб, – а потому я вашему шефу нужен исключительно живой. Зачем же яму копать?

Тот, что был с автоматом, хохотнул:

– А ты копай, копай, а мы в оконцовке подумаем, кого туда положить. Скажет шеф – тебя, значит, тебя.

– Ну и как глубоко?

– А как думаешь, звери, они с какой глубины выкапывают? – и он снова расхохотался.

Я улеглась на траву и прикрыла рот рукой. До сих пор такое видела только в фильмах и точно помнила: свидетелей подобных мероприятий в живых не оставляли никогда. Мне-то, конечно, отведено с гулькин нос, но сокращать и без того короткую жизнь желания никакого не было. Так что пусть себе копают, закапывают, раскапывают, лишь бы убирались быстрее.

Прошло, наверное, минут двадцать, когда я вдруг спохватилась. Буквально в нескольких шагах от моего укрытия хрустнула под тяжестью ботинка сухая ветка. И ещё одна. Промелькнула соломенного цвета одежда. Неизвестный облокотился на сосну, под которой я недавно устроила привал, и, закинув руки за голову, потянулся. Громко зевнул и начал расстёгивать брюки. И я решилась, пока он справлял нужду в неположенном месте. Бесшумно выкатившись из своего укрытия по ярко-зелёной траве и подхватив двумя руками дубинку, которая лежала здесь же у дерева, рванулась к парню. Он, по-видимому, расслышал какой-то посторонний шум, так как, ещё не застегнув брюки, попытался оглянуться на шорох под моими ногами. Увидев меня на мгновение, он негромко крякнул, но сделать ничего не успел и ничком повалился на спину. Удар пришёлся в височную кость, и я, испугавшись, не убила ли его, кинулась щупать шею. Выдохнула с облегчением и, откинув ему полы куртки, выдернула из кобуры пистолет.

Внушительного вида кобуру я разглядела, когда парень потягивался, а иначе и не рискнула бы. Не мне тягаться с такими лбами. Ого, Стечкин. Любимое оружие Че Гевары. Быстро прощупав одежду на случай второго ствола, машинально вынула магазин и, убедившись, что ствол не для красоты сидел в кобуре, вставила обратно. Сняв с предохранителя и стараясь не шуметь, оттянула затвор, после чего перевела целик на 25 метров. Всё, я была готова. Плотно обхватив рукоять и подняв руку с пистолетом на уровень глаз, быстрым шагом двинулась в низину. Он оглянулся, когда между нами было метров пятнадцать. Попытался перехватить автомат, но, увидев, как я держу ствол двумя руками и направляю дуло ему в голову, видимо, тут же понял всю глупость своей затеи, а потому быстро заговорил:

— Оп, оп, оп. Девочка, спокойно, я капитан уголовного розыска, я достану удостоверение, оно в кармане.

— Автомат на землю, быстро, — я, качнув головой, указала подбородком, куда именно бросить, — потом удостоверение.

— Хорошо, хорошо, ты только не нервничай, я действительно из полиции, — он потянулся правой рукой к прикладу.

— Другой рукой, за ремень, — крикнула я и, тут же перехватив его взгляд, который на мгновение прыгнул мне за спину, резко шагнула в сторону. Удар получился не сильный, скорее скользящий, успела увернуться, однако удержаться на ногах не получилось. Перевернувшись через голову, оказалась на спине и тупо уставилась незнакомцу в лицо.

Мгновенно вспомнился отец с его постоянным нареканием: «Запомни, Стася, любой человек, готовый применить против тебя оружие — это твоя первостепенная задача. Про благородство забудь, оно осталось на задворках XIX века и то только в книжках. Никогда не жди, когда враг проснётся, встанет, перезарядит оружие и начнёт стрелять. В бою выживает не тот, кто быстро стреляет, а тот, кто быстро принимает решение. Ты должна научиться этому, и тогда, когда-нибудь, ты сможешь рассказать об этом своим внукам. В противном случае это сделает другой, а ты не сможешь, потому что мертвецы не умеют рассказывать истории».

Я это запомнила. Но как же быстро он пришёл в себя! Вытянув руку вперёд, в сторону своего обидчика, я нажала на спусковой крючок. Грохот выстрела разрезал лесную тишину пополам и отбросил мне руку назад, но это из-за большой массы затвора. Всё же длинный ствол гасил отдачу, чем он мне и нравился всегда. На одиночных, а вот автоматический режим огня — это что-то! Осталось в памяти, как на стрельбище Стечкин буквально вырывало из рук. Однако масса преимуществ: прекрасно лежит в руке и совершенно не скользит. Рукоять с малым углом наклона — первое время никак не могла к этому привыкнуть. Давно это было. Единственный минус, как мне кажется, – не самая удобная система сброса магазина, хотя знакомая женщина, любительница пострелять, повертев АПС в руках, как-то заявила: «Что мол, полностью отсутствует возможность какого-либо тюнинга». Вот так: кому что, а рыбке зонтик. Но такой минус меня совершенно не обеспокоил, в конце концов, это чисто армейское оружие.

Я развернулась в сторону ямы и, увидев направленный на меня автомат, буквально вжалась в землю, стараясь сделаться как можно меньше. Он не выстрелил. Вернее, щелчок раздался, но выстрела не последовало. Дуло задралось в небо, и незнакомец стал лихорадочно ёрзать на месте.

Я, вытянув руку вперёд, несколько раз нажала на спусковой крючок. Зря. Первый выстрел был прицельным, а потом... Ну, не слышал Стечкин слово "эргономика" в середине прошлого века, да и я оружие в руках несколько лет не держала, а потому каждый выстрел буквально разваливал хват, что совершенно исключало быструю и точную стрельбу. И да, я забыла, что у АПС очень, очень длинный спуск. Приподнявшись, я внезапно осознала, что парень с автоматом исчез из виду. Оглянулась мельком на первого и, увидев вместо глаза входное отверстие от пули, съёжилась. В голове прозвучало что-то типа: «Что ж ты так быстро очнулся, лучше бы брюки нормально застегнул». И, больше не опасаясь за тыл, оглянулась и нашла второго, вернее, его ноги, торчащие из ямы.

Медленно привстав на одно колено, я огляделась. Ни шума, ни гама. Друзья у этой компании, если и были, то явно где-то далеко.

— Эй, копатель, у тебя всё в порядке? — я громко закричала в сторону импровизированной могилы.

Над ямой появилась голова.

— Тебя как звать?

— Павлов, — едва слышно прохрипела голова.

— Слышь, Павлов, а имя у тебя есть?

— Есть.

Я склонила голову набок на два сантиметра.

— Ну и…?

— А-а-а, Игнат, Павлов Игнат.

Я устало опустилась на траву.

— Ну, глянь, Павлов Игнат, тот, что рядом с тобой, ещё жив? Пульс ему послушай.

Голова помоталась из стороны в сторону.

— Не нужно ему пульс слушать.

Я удивлённо вскинула брови и вопросительно глянула на Игната.

— Почему?

— Ты ему в глаз попала, у него точно пульса быть не может. А тут ещё один где-то бродит. У него тоже пушка есть.

— Не бродит, выбирайся сюда, тут он лежит. Твою мать, я же этого ничего не хотела. Думала, тебя заберу, и махнём отсюда. Не найдут они нас в лесу, а что получилось? Два трупа.

— А зачем я тебе? — спросила голова, продолжая оставаться в относительной безопасности.

— Низачем, помочь хотела.

— А-а-а, помочь хотела, а ты вообще кто?

— В каком смысле?

— Ну, я, к примеру, патологоанатом, и разглядывать трупы — моя работа. Тебе, вижу, не впервой стрелять по живой мишени. Вот и спрашиваю, кто ты? — голова высунулась сильнее, упёрлась своими глазищами в труп, лежащий рядом со мной, а в следующее мгновение из ямы выбрался и её хозяин.

Я пожала плечами.

— Ошибаешься, впервые.

Игнат медленно приблизился ко мне, кивнул и как-то странно упёрся на лопату, которую так и не выпустил из рук. Словно и не упёрся, а так, только вид сделал.

— Ну да, я так и подумал, — сказал он, — этому тоже в глаз. И тоже в левый. Ты, наверное, кондуктор автобуса.

— Я орнитолог. А в последнее время в больнице лежала, насмотрелась.

— Точно. Как я сразу не догадался. Орнитолог. А в глаз, чтобы шкурку не попортить.

Я, нахмурив брови, глянула на Игната. Признаться, он меня начинал раздражать своими измышлениями.

— Я не хотела никого убивать, ты не слышал? Я вообще тут случайно оказалась.

— Я всё понял, случайно. Ну, разумеется, предлагаю их спрятать в яме и убираться отсюда.

— Да, — я кивнула, — только сначала обшарим, может, узнаем, кто они такие?

— Не люблю я их обыскивать, ты уж извини, — сразу открестился от этой процедуры Игнат.

— Ладно, — я, не поднимаясь с колен, переползла ближе к трупу и, засунув руку во внутренний карман куртки, хмыкнула.

— Кажись, что-то есть, — достав красного цвета удостоверение, я на секунду впала в ступор. Так он не врал? Они что, и вправду из полиции?

Я растерянно развернулась к Игнату.

Увидела его резкий взмах лопатой, но вскинуть руку с пистолетом уже не успела. И мир рассыпался на мелкие осколки.