Пролог: Трещина
Город тонул не в обычной предрассветной тьме, обещающей рассвет, а в звенящей, густой, почти осязаемой мгле. Это была не тишина сна, а тяжелое, настороженное молчание затаившегося зверя, замершего перед прыжком. Воздух, холодный и влажный, не шевелился, будто застыл в ожидании приговора. И тогда, нарушая этот гнетущий покой, поднялся ветер. Не тот, что гуляет в подворотнях, а ветер, не подчиняющийся законам физики. Он выл на пустых перекрестках, не из одного направления, а сразу из всех, закручивая воронки из пыли, опавших листьев и обрывков афиш, которые кружились в безумном, хаотичном танце. Уличные фонари, обычно такие надежные, мигали, будто в агонии, отбрасывая на мокрый, отполированный асфальт не привычные круги света, а пляшущие, искаженные, словно плачущие тени. Мир сбился с ритма. Его сердцебиение, обычно незримое и постоянное, споткнулось.
Реальность, эта тонкая, едва заметная пелена, наброшенная на хаос, трещала по швам, и из трещин сочилось нечто древнее и безразличное ко всему живому.
На пустынном мосту, прижавшись к холодным перилам, стоял человек. Он не бежал, как остальные редкие в этот час прохожие. Он смотрел, как воронка из газет и осенних листьев закручивается вокруг фонарного столба, и в его голове звучал тихий, навязчивый звон. Он пытался вспомнить, куда и зачем шёл. Но в памяти был только чистый, промокший до нитки асфальт, отражение мигающих огней и нарастающее чувство, что он забыл что-то очень важное. Что-то, без чего его завтрашний день не наступит никогда. Он поднял руку, поймал в ладонь обрывок афиши. На мокрой бумаге расплывались буквы названия фильма. Он знал, что видел его неделю назад. Но не мог вспомнить ни сюжета, ни лица актрисы с плаката. Только смутное ощущение попкорна и темноты кинозала. Его личные трещины уже разъедали его изнутри, и он ещё не знал, что ветер сшивает их в единую рану на теле города.