На утро город сковал холод. Оттаявшая за дни оттепели вода замерзла.
Под ногами, у людей рискнувших выйти в падающий без перерыва снег, хрустела ледяная каша.
Редкие прохожие кутались в пальто, закрывали нос шарфами и шли вперед, по своим, взрослым делам.
Мальчик Митя проснулся сегодня до рассвета. И хотя у него был сегодня выходной, и не надо было идти в школу, он встал без напоминания мамы. Обычно, он высовывал нос из под одеяла, потом втягивал голову, под защиту теплой ткани. Его за плечо трогала мама, или бабушка, и он тогда вставал.
Но сегодня он сам сел на маленькой кроватке, и стараясь не разбудить бабушку, натянул колготочки, висевшие рядом на стуле. Застегнул рубашку и вышел в коридор.
Квартира была маленькая, но все равно в ней было прохладно. Дверь в мамину комнату, и по совместительству в гостиную была закрыта. Мама пришла со смены только утром, в полусне он слышал, как она входила в дом. Митя прошел к вешалке. Достал теплые рейтузы. Натянул их. Потом, встав на табуретку, снял с высокого крючка пальто.
Залез в карман, и проверил деньги.
Он вчера сам залез в банку, куда он складывал свои накопления, и взял оттуда подаренные на день рождения бабушкой деньги и положил их в карман пальто. Но все равно он проверил их.
Деньги были на месте. И он натянул пальто. Строгий мамин голос внутри него сказал, чтобы он не забыл шапку и шарф.
Митя послушался. Надел шапку-ушанку из зайца. Завязал шарф поверх пальто.
А потом надел свои валеночки, с резиновой подошвой.
Варежки, протянутые через рукава он не забыл тоже. Не мог он их забыть.
Дверь была закрыта изнутри на шпингалет. И он, дотянулся до него. Открыл и вышел на площадку. На этаже было четыре квартиры, и было намного холодней, чем дома.
За ночь окна подъезда заледенели. Но в воздухе пахло сигаретным дымом.
Сосед напротив, дядя Витя не курил в доме, поскольку его жена не разрешала курить. И Митя знал, что дядя Витя нарушает запрет только когда выпьет.
А вчера дядя Витя не пил. Поскольку сегодня было Восьмое марта.
Мальчик Митя вышел из подъезда. В лицо ему дунул холодный ветер. Ветер отговаривал его идти. Кидал в лицо холодный снег со льдом. Морозил его нос. В шуме ветра мальчик Митя слышал призыв вернуться. Уйти в теплый дом. Раздеться, залезть под одеяло и дождаться того момента, пока бабушка не сготовит блины, и не позовет его к завтраку.
Но Митя был храбрым мальчиком. Он сказал ветру, чтобы тот утих. И ветер, поняв всю бесполезность сопротивления мальчику перестал бить его в лицо, а после того как тот завернул за угол дома, подгонять, и даже помогать идти, дуя в спину.
Мите стало не холодно. Он разогрелся от быстрой ходьбы. Он шел в центр городка, который был от его дома через два квартала.
Там он знал, что торговец фруктами, у которых они с мамой иногда покупали желтые, солнечные мандарины, будет сегодня продавать нежные, розовые тюльпаны.
И Митя шел, чтобы купить их. Он вчера, пока мама была в соседнем магазине, приценился к цветам. И торговец записал ему цену. И Митя, придя домой специально посчитал, чтобы ему хватило на два букетика.
Для мамы и для бабушки. Он попросил торговца оставить ему два букетика, пообещав, что придет утром за ними. Торговец как то поверил ему. И пообещал оставить цветы специально для него.
Митя шел по улицам. Не сворачивая с протоптанных дорог.
Он подошел к перекрестку, на котором стоял ларек с фруктами и цветами.
У ларька стояло несколько человек. И Митя испугался, что торговец продаст его цветы другим людям.
Но Митя дождался своей очереди. И торговец не обманул его. Митя протянул деньги. И торговец отсчитал ему сдачу. Дав мальчику три бумажных денежки и еще две монетки. Монетки блестели, и казались желтыми, как мандарины.
Цветы были завернуты в газету, и торговец сказал, что они не замерзнут по дороге.
И Митя пошел домой. Он волновался, что цветы замерзнут. И представлял, что когда он войдет в дом, бабушка будет уже на кухне. И там будет стоять его любимое земляничное варение, из земляники, которую они собирали в лесу летом.
А еще будут стоять блины. И сначала бабушка, конечно, заругает его. А потом он подарит ей букет, и бабушка будет хвалить его.
А потом они разбудят маму. И мама тоже будет хвалить его. И целовать.
Митя подошел к перекрестку. Он мог пройти также, как пришел.
По улице. Но тогда ему надо было бы идти совсем против ветра. А можно было срезать через пустырь и выйти к дому быстрее.
Митя боялся за цветы и решил срезать путь.
Они жили здесь давно. И они считали все, что проходит по этой земле своей добычей. Они нападали на прохожих, выбивая у них сумки с продуктами. Они выискивали слабых. И никто не мог, не хотел с ними связываться, во первых потому, что их было намного больше. Их здесь было около десятка. И они не боялись людей.
Они заметили одинокую фигурку. Фигурка пахла теплом. А под искусственным мехом билась теплая, живая жизнь.
Они вышли из под трубы отопления, и пошли наперерез мальчику.
Сначала, они заводили себя, и ругались на человечка, мальчик ускорил шаг, и даже что то сказал им.
Митя говорил, как казалось ему грозно. Но его слабый, детский голосок не мог ничего противопоставить их хриплым, гортанным голосам.
И наконец, они, набравшись смелости накинулись на мальчика. Они рвали его одежду зубами, прокусывая и рейтузики, и штаны.
А потом прокусили руки, закрывающие лицо.
Митя отчаянно кричал. Но его никто не слышал в этой сером, предутреннем сумраке.
Виктор вышел покурить на площадку во второй раз за утро. Он поставил овощи на салат, и ждал, пока они сварятся. Жена пока еще спала, и он уже приготовил подарок – духи. И развернул купленные вчера на углу тюльпаны и даже поставил их в вазу на кухне.
Он вышел на площадку. Было холодно, и выл ветер. Но сквозь ветер, он услышал, как ему показалось, детские крики.
Он подошел к окну. Оно заледенело, и не было ничего видно.
Но он решил все же открыть его.
Холод ворвался в подъезд. Но сквозь снег, он разглядел на пустыре несколько собак, мечущихся вокруг кричащей фигуры.
Фигура стояла на коленях. Потом упала, а собаки бегали вокруг нее и рвали, рвали что-то на части.
Виктор не раздумывая выскочил из подъезда, и пробежал эти метры. В руках у него была лопата, которую дворник оставил в подъезде с вечера. На случай, если снегопад будет сильным, и придется жильцам откапывать себя самим.
Виктор кричал. Матерился. Размахивал лопатой, отгоняя собак от мальчика.
Мама Вити проснулась от щемящего чувства тревоги. Ей казалось, что где-то во тьме кричит ее сын. И она слышала, как кто-то кричит и ругается в реальности.
Она села на раскладном диване. Оправила волосы. Сунула ноги в тапочки и пошла проверить сына.
Бабушка еще спала. А вот кроватка Мити была пуста.
Она вышла в коридор. Дошла до туалета. И в кухне. И в туалете. И в ванной. Было пусто. Так. Как. Не. Бывает.
Она вышла в коридор. Дошла до входной двери. Включила свет. Не было ни валенок. Ни пальто. Ни рейтузиков мальчика.
Она дернула дверь открылась. И она, накинув пальто, выскочила из квартиры.
Она встретила соседа у подъезда. Тот нес в руках что-то не тяжелое. Легкое нес он на руках. Он был в майке и спортивных штанах с пузырями на коленях.
На похороны дядя Витя надел свой костюм. Единственный костюм. Но гроб с телом к подъезду не подвозили. Закрытый был гроб.
А собак в этом марте в их городе больше не было. Их привезли в апреле. И вернули на пустырь. В их ушах были желтые бирки. И они были откормлены и довольны жизнью.
А людей они не боялись. И чувствовали в себе силы нападать не только на детей. Но и на взрослых.
А Виктор получил срок. Правда условный. За жестокое обращение с животными. Ведь нескольких из них он ударил лопатой, пока отгонял стаю от Мити. И он стоял оторопело, и смотрел на людей, которые говорили умные вещи ровными, хорошо поставленными голосами.
Виктор стоял в своем единственном костюме, который был у него и на похоронах. И не верил в то, что слышит.
Я приезжал в этот маленький городок в командировку, этой зимой, где мне и рассказали эту историю. И пошел на местное кладбище. Где сторож показал мне могилу, и провел по заснеженной дороге.
Там, на могиле стоял простой деревянный, временный крест. На кресте была фотография. А под ней табличка. И годы жизни. Годы рождения припорошил снег. А вот дату смерти я прочитал четко «08.03.2024».
Я фотографировал все на свой телефон. И крест. И могилу. И стаю собак, сидящих под трубами отопления. И мне казалось, что рядом с ними я вижу букетик цветов, розовеющих на белом снегу.
А потом я стер все фотографии. Потому что ничего не мог с этим сделать.
А потом забыл и пустырь. И кладбище. И город. И область. Но вот страна была моя. Наша с вами страна….