Бум-бум-бум

Бум-бум-бум. Грохотал гром. Ветер свистел, рокотал, предвещая неминуемую гибель той, что заблудилась в дремучем лесу, той, чье имя растворилось в ядовитом воздухе, пропитанном удушающим запахом горелых трав. Та, что не знала, как попала сюда, задумалась: прошлое было затянуто туманной пеленой, а будущее вовсе скрыто от глаз. Осталось одно пасмурное тревожное настоящее, где та, что забыла имя, металась между высокими деревьями, бьющими ветвями по лицу. Инстинкт выживания гнал вперед ту, которая не останавливалась.

Бум-бум-бум. Сколько ни прячься, сколько ни хитри, не убежать от смерти, не скрыться, не обмануть костлявую. И все же та, что не отчаивалась, продолжала бежать. Ради биения детского сердца, которое слышала внутри.

Впереди появились призрачные души давным-давно умерших людей. Там были родители той, что не хотела терять корни. Те души смеялись и танцевали, звали в хоровод, обещали счастливое существование в покое и неге. На мгновение задумалась та, которую влекли слова предков. Та, что нуждалась в защите и покровительстве рода, засомневалась и замедлила бег. Почти остановилась. Боль как будто отступила.

Но вдруг смех и веселые танцы прервал грохот. Бум-бум-бум. Морок исчез. Та, что колебалась, покачнулась и увидела, что глаза тех мертвецов вспыхнули недобрым огнем, зубы заострились. Стали те духи, что сулили счастье и покой, злыми псами и напали на ту, которая попыталась вырваться из круга. Боль усилилась.

Бум-бум-бум. Стучало сердце. Те духи преследовали ту, что бежала через лес, спотыкаясь о кусты и коряги. Хватали за плечи, из-под земли цеплялись за обнаженные лодыжки, утягивая назад. Зловонное дыхание смерти распространялось повсюду. Слезы текли по смуглому лицу, обжигая кожу.

— Обернись! Остановись! Смирись! — кричали голоса.

Но внутренний голос шептал: “Нельзя оборачиваться, нельзя останавливаться, нельзя сдаваться”.

Внезапно перед той, что почти выбилась из сил, раскинулось черное озеро, поверхность которого была разрезана на квадраты буйных, непокорных волн, как будто пойманных в железные сети. Дальше бежать было некуда. Озеро оказалось огромным: не переплыть, не обойти. Та, что вышла к нему, решительно бросилась к берегу и заглянула в темные воды. В зеркальном отражении молодое красивое лицо вдруг покрылось уродливыми морщинами, темные волосы побелели. Та, что увидела лицо той древней старухи из страшной сказки, резко отпрянула. Подобрала с земли камень и запустила лягушкой по водной глади.

Бум-бум-бум.

Камень, три раза подпрыгнув, резко ушел на дно, как будто затянула туда прожорливая бездна и проглотила с противным чавканьем. Поверхность озера вздулась крупными пузырями.

Наступила тьма. Вдалеке послышались женские крики, полные скорби и печали. Та, что услышала зов, побежала на звук и наткнулась на дерево — высокий зеленый дуб, который выглядел странно и чужеродно в этом черном вымершем лесу. Был дуб живым, а все вокруг было сухим и мертвым. На нем сидела та гагара с лицом женщины, что плакала и кричала, точно предвещала смерть.

Та, что подошла к дереву, тихо спросила: “О чем плачешь?”

— Оплакиваю ту, что задает вопросы, не зная, что ответы давно уже известны той, что рано или поздно заберет всех. Не спорь с судьбой. Час настал.

Зарыдала пуще прежнего, и черные слезы покатились из глаз той птицы, превращаясь на земле в черных змей, что опутали ноги той, что оступилась. Укус. Вены почернели и вздулись, яд растекся по всему телу, поднимаясь по ногам к круглому животу, а там и до сердца — та, что была застигнута врасплох резкой болью, истошно завопила и упала навзничь.

Все потемнело перед глазами. Запрыгало в бешеной пляске огня. Та, что билась в лихорадке, видела, как вокруг корчат уродливые рожи те абасы, что создали все зло на земле. Охваченная жаром, та, которая пришла в себя, видела цветные ковры родной юрты и обеспокоенное лицо той повитухи, что так крепко вцепилась в руку, что оставила на запястьях красные полосы.

— Очнись!

Воспоминания мелькали яркими вспышками. Та, что умирала в агонии, застряла на пороге между двумя мирами. Реальности и Сна. Жизни и Смерти.

Бум-бум-бум.

Тело тряслось, истощенное, измученное, больное. Но душа еще боролась. Сознание пошатнулось, опять затянулось пеленой потустороннего видения. Вновь лежала та, что упала, на земле и увидела яркий яркий луч света вдалеке. Свет надежды. Казалось, что был этот луч тоньше волоса, но та, что смогла подняться и сделать шаг, все же решилась ступить на этот мост, перекинутый через озеро. Вода вдруг пошла ходуном, вскипела. Озеро, вздыбилось, закрутилось огненными бурунами, красными языками пламени обжигая босые ступни той, что бежала по мосту.

Бум-бум-бум. Так, надрываясь, зовет шаманский бубен. Пляшет та шаманка, что пришла на зов о помощи, камлает, взывая к духам подземного мира, чтобы отпустили ту, чья жизнь едва не оборвалась. На полной груди той шаманки висит холщовый мешочек с дикими травами — та шаманка бросает их в огонь. Серый дым поднимается под потолок, распыляется едким запахом, отгоняющим злых духов.

На костюме из разноцветных лоскутов звенят монисты, гремят погремушки. Две тугие черные косы бьют по широким плечам. Та шаманка поет низким, утробным голосом, и земля гудит под ногами. Голос рождает вибрации, звук шаманского бубна пробивает грань между миром живых и миром мертвых. Та, что почти ушла, слышит этот звук, и сердце бьется в ритме бубна. Бум-бум-бум.

Та шаманка продолжает плясать, выбивая колотушкой целебный ритм. Сливаясь с пронзительным криком новорожденного младенца, наполняет юрту жизнью и волнением.

Открывает глаза та, что была на том свете и вернулась оттуда. Смотрит вокруг. Стены юрты становятся как будто шире, и огонь в центре поднимается под потолок, жар рисует румянец на бледных щеках. На грудь, отяжелевшую от молока, кладут ребенка с влажными завитками черных волос на голове.

Слышится дивное пение. Раздается женский смех. Сквозь приспущенные ресницы и завесу сна можно разглядеть, как та черная гагара сбросила все перья, и покрылась новыми — белыми, озаряющими темноту густой ночи.

И та, что потеряла, вспомнила свое имя – Дарующая Свет.