Пожилой учитель литературы осторожно ступил в класс, словно боялся нарушить тишину, висевшую в прозрачном воздухе под Куполом. Стены были светлыми, с большими окнами, через которые виднелось марсианское небо — бледное, дымчатое, и почти звёздное даже днём, а еще дюны, дюны и гребни холмов в дымке.
Это был его первый день в колонии. Его звали Аркадий Аркадьевич. На Земле он прожил долгую жизнь, преподавал десятилетиями, знал сотни лиц, и вот теперь — снова перед ним подростки. Но другие. И место другое.
Он вошёл и огляделся. Дети сидели за рядами парт, книги в электронных планшетах уже были открыты. На стенах висели пейзажи — не учебные плакаты, а рисунки самих учеников. Он подошёл ближе.
Там были моря и леса Земли — зелёные сосны, тёмные дубравы, синие волны с белой пеной. Но таких картин было меньше. А больше — совсем иных: барханы, уходящие к горизонту; розовые скалы, похожие на застывший огонь; маленькие марсианские купола, окружённые оранжевой пустыней; редкие, но яркие цветы под красным небом.
Аркадий Аркадьевич улыбнулся. Это было честно: они уже жили здесь и смотрели на мир своими глазами.
— Сегодня, — сказал он, обводя класс взглядом, — мы начнём с одного старого рассказа. Его написал писатель, живший за много веков до того, как ваши родители и прародители прилетели сюда. Брэдбери. Рассказ называется «Были они смуглые и золотоглазые».
Подростки смотрели на него с интересом, даже любопытством. Ему вдруг показалось, что у некоторых глаза действительно блестят необычным светом — оттенки серого и серебристого, но это конечно были отражающие лампы и слабое марсианское солнце. В этих глазах было что-то иное: будто спокойная глубина пустыни и ясная прохлада ночного неба под Куполом.
Они начали читать вслух, по очереди. Голоса переплетались — звонкие, юные, и при этом наполненные чем-то, чего он не встречал у земных детей: легкой отстранённостью, словно они уже принадлежали другой планете.
Учитель слушал, и в сердце его дрожало тихое волнение. На Земле он сам читал этот рассказ своим ученикам, и там это было предупреждением, предчувствием. Здесь же, на Марсе, под среброглазыми взглядами, текст становился чем-то иным — почти хроникой, почти родословной.
Мальчик читал вслух абзац о том, как земные колонисты превращаются в марсиан, а Аркадий Аркадьевич все рассматривал один ученический пейзаж на стене — каменистые дюны до горизонта и каньон с серебристыми тенями.
Он снова улыбнулся, чуть грустно, но и с надеждой.
— Итак, мы будем обсуждать этот рассказ, — начал он громко.
Дети слушали внимательно. А за окнами в этот момент багровое солнце садилось за дальние холмы, окрашивая их серебром и золотом.