Быструшка и Забава

В начале будет присказка.

При впадении реки Ладожки (Елены) в Волхов образовался мыс, на котором высятся башни Староладожской крепости, а когда-то на этом месте стояла деревянная крепость Рюрика.

До прихода Рюрика здесь было поселение Альдейгьюборг, где рядом с друг другом селились скандинавы, славяне и финно-угорскими племенами. И на языке первых назвагие города звучало как "крепость на Нижней реке". Для славян же река носила название Волхов, а с приходом варягов город получил название Ладога. Из славянских племен в Ладоги селились ремесленные и торговые люди из ильменских словен и кривичей. Были они высокие, с покатыми лбами,волнистыми носами и выступающими подбородками, мастера на все руки, пытливые умом да с доброй и щедрой душой и горячим сердцем. Среди славян были и сметливые купцы и храбрые воины, они никого специально не обижали, но и себя в обиду не давали, а обидчиков уму-разуму учили, а потом прощали. Со всеми находили общий язык: со сладкоголосыми арабами, хитроумными византийцами, неразумными и жадными хазарами и суровыми и яростными викингами.

Ладожане строили свои дома вдоль реки Ладожки (Елены). Скандинавы возводили каркасно-столбовые дома с очагом в центре, вокруг которого собирались и хозяева, и слуги, финны рубили себе дома с земляным полом и небольшой печкой. Славяне возводили для своих нужд целые "гнездовья": несколько построек, где вокруг жилых домов теснились хозяйственные постройки и ремесленные мастерские. Ведь Альдейгьюборг, а затем и Ладога были торговым городом. Ладожане были искусны в кораблестроении, ювелирном, стеклодувном и кожаном производстве.

В Альдейьюборге, а затем и в Ладоге была пристань, куда приставали славянские лодьи, кнорры викингов и когги купцов с берегов Балтийского моря. Арабские, византийские и хазарские купцы тоже посещали город, который расположен был на пути "из варяг в арабы" и "из арабов в варяги". Они расплачивались серебряными дирхемами и золотыми номисмами за пушнину, янтарные и стеклянные бусы, костяные гребни. Ладожане изготавливали "глазчатые" стеклянные бусы, которыми платили за шелка, вина и пряности. За одну такую бусину можно было купить раба или рабыню.

Хотя население Ладоги было свободным и равноправным между собой, на Ладожском торжище можно было приобрести живую рабочую силу, которую привозили чужеземные купцы.

До Крещения Руси в 988 году население Ладоги было в большей степени языческим. Славяне молились Перуну, Велесу, Симарглу, Макоше, Ладе, Хорсу, Стрибогу, Даждьбогу и другим богам славянского пантеона. Скандинавы также были язычниками. Арабские купцы были мусульманами, хазары -иудеями, византийцы - православными христианами (они не признавали власть папы Римскго), купцы из немецких и итальянских городов были хоистианами западного толка (они признавали власть понтифика).

Был ли постоялый двор в Альдейгьюборге до Рюрика или в Ладоге при Рюрике неизвестно. Первый каменный гостевой дом датируется 881 годом, когда уже и Рюрика не было в живых. Но если заморские купцы останавливались здесь, то и постоялый двор или хотя бы небольшая постройка должна была присутствовать. Или купцы жили на своих кораблях, или они за один день сбывали свой товар и отчаливали восвояси? Я думаю, что хоть самый захудалый постоялый двор был еще до Рюрика.

Теперь от присказки пора переходить к повествованию.

840/ 841 г. - 860 г. Соболец и Кривуша

Весной в 840 году свеи совершили набег на берега Волхова и пожгли много домов чуди, славян и варягов из свеев. Кого из них не убили, то обложили данью - серебряной монетой и белкой с каждого дыма.

Чудь ушла в леса, что стояли выше Альдейгьюборга по течению Волхова, где были настолько крутые пороги, что лодьи приходилось тащить волком. Там они и схоронились в землянках.

Славяне, кто посмелее отстроили дома заново на прежнем месте, а кто поосторожнее перебрались на противоположный берег и том

Ранней осенью в водах реки Волхова появились лодьи Собольца, который прибыл с берегов озера Ильмень и направлялся в сторону варяжских городов Бирки и Каупанга. До этого он побывал в Византии и Аравии, где научился ловко торговать шелками, парчой и пряностями, сбывая с рук собольи и беличьи меха да янтарные и агатовые бусы.

Собольцу уже исполнилось тридцать лет и в его русых волосах появились первые серебряные нити. Ярко-синие глаза сверкали, как у дикой кошки, на фоне смуглой кожи, задубевшей от южного солнца и теплых соленых брызг дальних морей. Клыки той же дикой кошки, которую он зарубил мечом на аравийском берегу, белели на фоне ярко-алой шелковой рубахи. Рубаху ему собственноручно вышивала жена византийского протоспафария, она была влюблена в молодого славянина до беспамятства и просила его не оставлять её со старым мужем. Подбитый мехом плащ и кожаные башмаки были подарены женой хазарского купца, который и надоумил Собольца попытать счастья в Бирке и Каупанге.

Вместе с Собольцом на Волхов пришли торговые люди Завид, Некрас и Весел со своими семьями, и это не считая тех, кто прислуживал им. Всего вместе пять лодьей, потому что две наложницы Собольца - чудинка Поулюкка, что по-славянски Брусника, и ильменская словенка с холодным именем Зимица - не могли расстаться со своими сундуками с греческими тканями, расшитыми золотом. Все эти ткани перешли к ним от Собольца, которого щедро одаривала Полидория, протоспафарисса. Мечи, которым владел Соболец и его люди, были уже дарами протоспафария, который ещё и отправил славенские лодьи в Бирку. Лишь бы спровадить подальше постылого соперника.

Путь в Бирку был не близкий. От Альдейгьюборга вверх по Волхову шли пороги, которые преодолевали, таща корабли волоком до озера Нево, из которого по реке Неве выходили в Варяжское море. И людям, и кораблям нужно было взять передышку перед дальней дорогой.

Соболец, привыкший к югу, занемог на осеннем ветру. Он расхворался не на шутку и был вынужден остаться зимовать в Альдейгьюборге. Часть своих лодей с товаром он отправил с надежными людьми в Бирку, а другую часть вытвщить на берег. Он хотел дождаться тех весенних деньков, когда Волхов очиститься ото льда и отправиться на север с оставшимся товаром.

Первое время Соболец жил в гостевом доме, который стоял ниже Альдейгьюборга по течению на противоположном берегу, чтобы свеи, если вновь придут, его не спалили. А если нападут, чтобы успеть скрыться от них.

Гостевой дом оказался тесным для него и его людей. И он нанял мастеровых, которые возвели для него несколько срубов с каменными печами. Здесь же поставили баню и надежное хранилище для товаров. Один из знакомых купцов помог ему найти помощницу по хозяйству, которая бы готовила еду, убиралась в доме и помогла сшить новую одежду и обувь. Как ни хороши были их щегольские наряды, в которых они прибыли из южных земель, но они были не пригодны для суровых ладожских зим. Собольцу и его людям требовались шерстяные штаны и рубахи, рукавицы, шапки и шубы на меху, да ещё войлочная обувь - валенки.

Молодая женщина Кривуша, которую так прозвали за её происхождение из кривичей, а не за изъяны во внешности, попала в Альдейгьюборг на корабле некоего Зигмунда, купца из Аахена. Тогда её ещё звали Оляна и она была хороша собой. Зигмунд был очень ревнивым, и однажды во время ссоры нанёс своей возлюбленной удар в глаз, и Оляна перестала видеть левым глазом и стала Кривушей. На мужскую любовь она не могла теперь рассчитывать, зато добрые люди взяли её в прислуги на постоялый двор за хозяйственность и расторопность.

Когда Соболец первый раз увидел Кривушу, то она ему показалось старой. Тем более, что он не видел цвета волос, которые были скрыты льняным платом. Позднее он хорошенько разглядел, что она вполне молодая женщина, только жизненные испытания сделали её суровой и неразговорчивой. Стряпуха и швея она была знатная, работала она скоро и исправно. Она любила петь песни, когда её никто не видел.

Однажды Соболец случайно услышал, как Кривуша поет и поразился молодости её голоса:

-Сколько же тебе лет, Кривуша? Уж больно голос у тебя звонкий, за душу берет.

-Да вот уже двадцатую зиму живу на свете. Весной двадцать один год будет. И не Кривуша я, а Оляна.

-Где же ты левый глаз потеряла? Или родилась такой?

-Несколько лет назад один заморский гость Зигмунт увёз меня обманом из отцовского дома в город Аахен. Я со временем полюбила его, только он очень сильно ревновал меня и несколько раз порывался убить меня. Мне с трудом удавалось его успокоить. Последний раз он обещал увезти меня в Константинополь, но по торговым делам остановился здесь, в Альдейгьюборге. Однажды он увидел, как я разговаривала с одним из его людей, Хедмунду, и Зигмунду не понравилось, что я много улыбалась. И он кулаком выбил мне глаз.

Пока Оляна рассказывала, Соболец любовался её тонкой талией и высокой грудью. Здоровый глаз Кривуши цветом напоминал янтарь с берегов Варяжского моря, а окривевший глаз совсем не портил её лицо с белой кожей, розовыми щеками и пунцовый рот. Собольцу захотелось впиться страстным поцелуем в эти сладкие алые губы.

-Знавал я этого Зигмунда, и слышал, что он возит любку с собой, а любка его происходит из племени кривичей и очень красивая. Только я не знал, что это ты. Я не видел тебя, пока ты не стала мне помогать. Ты, действительно, очень красивая, Оляна. Стала бы ты со мной жить? Мне нужна такая же рачительная хозяйка, как ты. Выходи за меня, - предложил Соболец.

-Я была бы очень хорошей женой тебе, Соболец. Только я уже была близка не только с Зигмунтом.

-Мне все равно. Если пойдешь за меня, то не пропадешь, а я тебя словом не попрекну.

-Красивые слова ты говоришь. Видимо, у меня выхода нет, пойду я за тебя.

И стали они жить, как муж с женой. Оляна оказалась очень искусной в любовных играх, и так она полюбилась Собольцу, что он забыл о всех прочих своих любовях. Поулюкка и Зимица втайне обижались на него, но что могли возразить наложницы против законной жены? Им для утехи остался лишь сундук с диковинными тканями, да бусы с перстнями.

Оляна вела хозяйство, а Соболец возил товары в Бирку, Каупанг и Аахен, даже был в Лютеции и Лондиниуме. И отовсюду привозил подарки любимой жене, про наложниц тоже не забывал. Печалило его лишь одно: не было у них с Оляной детей.

Прошло четыре года, прежде чем Оляна отяжелела и в положенный срок родила сына, у которого были такие же ярко-синие глаза, как у отца. Соболец назвал наследника Жданом. Тот рос не по дням, а по часам, и был очень наблюдательным и не по-детски рассудительный. Поулюкка и Зимица помогали молодой матери прибираться в доме и готовить еду, только под страхом смерти им нельзя было прикасаться к Ждану.

Через год у Собольца и Оляны родилась дочь, подвижная и бойкая резвушка. Ее и назвали Быструшкой потому , что постоянно вертелась у матери на руках, она и пошла очень быстро. Оляна никак не могла приучить дочь к рукоделию, а когда приучила, то не могла надивиться усидчивости и прилежности Быструшки.

Когда через два года после Быструшки на свет появилась еще одна девочка, то Оляна хотела назвать ее Грозой, потому что в час рождения младшенькой в небе сверкали молнии и гремел гром. Но Ждан предложил назвать сестру Забавой, потому что та была улыбчивой и смешливой. Забава играла ожерельем из клыков дикой кошки, которую когда-то зарубил ее отец. Со временем младшая дочка научилась искусно нанизывать бусы и ожерелья.

После рождения Забавы Соболец вновь стал заглядывать к наложницам. Когда Зимица ему призналась, что непраздна от него, то сказал:

-Не смей! Оляна мне детей рожает, а ты для утехи.

-Тогда отпусти меня, дай мне вольную.

-Куда же я тебя отпущу? Тебя обидеть могут. Если послушаешь меня, то я тебя в вечность с собой возьму.

Поулюкка даже не сказала Собольцу, что двух детей от него снесла в избушку лесной ведьмы Орават, которая раздала их неплодным матерям чудской деревни. Ребёнка Зимицы они тоже отдали Орават.

Когда Ждану было пять лет, то отец впервые в жизни взял его с собой в плаванье. Мальчик был заворожен красотой отцовской лодьи, которая скользила по воде, как неведомая птица, во главе каравана таких же лодьей-птиц. На это раз Соболец собрался в Константинополь, а потом в Венецию. Оляна не хотела расставаться с сыном: ведь путь в заморские страны был нелегким и опасным и мог занять несколько месяцев. Соболец в ответ опоясал Ждана небольшим мечом, рукоять которого с трудом обхватила детская ладонь.

С тех пор сын постоянно сопровождал отца в его торговых делах. И с тех пор сменил немало мечей, ведь на пути их лодьей встречалось немало лихих людей и нужно было дать им отпор.

Первый раз Ждан пролил кровь в Бирке, куда Соболец привёз много драгоценных тканей и ковров. Мальчик уже не был отроком, но ещё и не возмужал до конца. Ему было 15 лет, и по возвращению домой, его ждала нареченная невеста. Соболец и отец сей отроковицы сговорились ещё много лет назад поженить Ждана и Веснянку, когда они подрастут.

В Бирке же случилось то, что никто не ожидал. К людям Собольца пристал некий купец из Аахена по имени Зигмунт. Проведав, что они из Альдейгьюборга, то стал их расспрашивать про Оляну Кривушу. Те же, ничего дурного не подозревая, брякнули:

-Это жена нашего хозяина Собольца.

Они не обратили внимания на то, как засверкали глаза Зигмунта. Весь он подобрался, как барс перед прыжком, и положил руку на меч, но быстро справился с собой и удалился по своим делам. Люди Собольца лишь развели руками: странный человек.

Вечером Соболец, Ждан и ещё несколько человек возвращались из прибрежной таверны. Их кто-то окликнул, завязалась перепалка, которая перешла в драку. Засверкали клиники, Соболец и еще один из его людей были тяжело ранены. Ждану с остальными удалось отбиться от нападавших, среди которых многие навсегда остались лежать на земле. Соболец умер у сына на руках в ту же ночь. Перед смертью он сказал сыну:

-Не вздумай отпустить моё тело в лодке по воде, как это делают свеи. Отвези меня домой к матери и сёстрам, там похорони меня, как положено. Оляне скажи, чтобы на погребальный костёр не всходила, а то вас, сиротинушек, не на кого оставить. Я обещал Поулюкке и Зимице забрать их с собой. Оденешь меня в рубашку, которую протоспафарисса сшила, а наложниц оберни в греческие ткани, чтобы было им в чем в ирее ходить.

После навсегда закрыл глаза.

Ждан приказал обмыть тело отца, обрядить и положить в ларь с мёдом, чтобы похоронить его дома, на берегу Волхова.

Теперь у него осталось лишь одно дело: найти своего кровного врага и отомстить ему за смерть отца. А ведь надо ещё позаботиться о матери и сестрах.

Когда женщины узнали о смерти хозяина, то Оляна и дочери подняли плач, а Зимица с Поулюккой стали готовиться к смерти. Кроме Собольца и не было у них никого. С Оляной у них были натянутые отношения, поэтому они с чистым сердцем последовали за своим господином.

Зимица легла по правую руку от мёртвого Собольца, а Поулюкка - по левую, молча обняли они своего хозяина, прижались к нему, словно дети малые. Ни одна из них не издала ни звука, когда пламя их поглотило.

Оляна тоже хотела броситься в костёр, но глянула на плачущих сына и милых дочерей и лишь зарыдала в голос, завыла. Ждан плакал по отцу, а Быструшка причитала не только по отцу, но и по Зимице, а Забава голосила и по отцу, и по Поулюкке. Лесной птицей отзывалась Орават, которая наблюдала за происходящим, схоронившись за деревьями.

Потом насыпали курган над Собольцом и его наложницам и справили тризну.