Я смотрю, как дотлевает сигарета, оставляя меня наедине с мыслями и печалями. Да, у меня есть задача, есть понимание, есть ответы...
Но нет вопросов, на которые эти ответы даны. Они — вот у того наивного паренька, который сидит с ноутбуком в обнимку в кафе напротив. Что-то делает, о чем-то думает, чего-то желает.
Пишет.
Строчку за строчкой, мечту за мечтой, созидает историю... Или бьется в изнеможении от невозможности написать хоть строчку? Я не знаю. Пока не знаю. Но долго так продолжаться не может. И...
Я выхожу на сцену.
Точнее, открываю дверь кафе, киваю знакомому бармену, который быстро делает мне чашку ароматного кофе, улыбаюсь и присаживаюсь за столик напротив парня. Тот в ответ лишь удивленно поднимает взгляд на меня, еще не зная всей глубины пропасти, в которую он начнет падать с этого дня.
Когда муза лично приходит к кому-то — пиши «пропало». Все. Напрочь. Окончательно. А я именно что музу замещаю. Только «заместитель музы идентичный натуральному» попутно включает в себя пока еще спрятанные рога, крылья, копыта и хвост. Но об этом юноше напротив знать пока не надо. Ему пока что надо дать один ответ на самый главный вопрос.
— Ты писатель, Гарри?
Он поднимает на меня испуганно-изумленный взгляд, недоверчиво кривит губы, не понимая, почему я сижу напротив него и задаю странные вопросы. Я, если честно, тоже не особо-то понимаю, но так надо, ибо обещала одному мрачному человеку (хотя это тот еще вопрос).
Обещала проследить, что этот человек все-таки что-то написал.
Зачем, почему, для чего — эти вопросы задавать при разговоре с тем мрачным человеком не принято. Вот я сижу тут, смотрю в эти наивные голубые глаза и понимаю, что одним кофе мы тут не обойдемся.
— Э?
— Спрашиваю, ты писатель? — улыбаюсь и подмигиваю. — Люблю писателей. Они... м-м-м-м-м... такие изысканные на вкус. Такие интересные. Тут даже сложно сказать, что больше меня интригует.
— Э? Ты кто вообще?
Улыбаюсь чуть шире и нагибаюсь вперед, облакачивая свою харизму на плюс пять единиц на столешницу. Стучу длинным алым коготком по открытой крышке ноутбука ноготком и еще ловлю его взгляд.
— Та, кто помогает творить, Гарри. Иногда меня называют музой, но чаще... — улыбаюсь еще шире, обнажая длинные нечеловеческие клыки. — чаще госпожой, Гарри. Где прода, Гарри? Или твоя мечта ничего не значит?
И тут же из его ноутбука начинает играть песня, которой там не должно быть. Ведь музыкант, ее написавший, живет даже не в этом мире.
Чары. Ноты. Слова.
Чары. Ноты. Мечты.
Я пришел сюда,
Сюда придешь и ты...
Так о чем твоя мечта?
Расскажи.
Нота за нотой строка за строкою
Мы отдаем себя пред толпою...
И пусть каждый крикнет. И пусть каждый скажет: творец!
Ведь каждый из нас, любителей масок,
Найдет ещё сотни и сотни отмазок,
Чтоб не поверить и не признать этот крест.
Чары. Ноты. Слова.
Чары. Ноты. Мечты.
Я пришел сюда,
Сюда придешь и ты...
Так о чем твоя мечта?
Расскажи.
Мы не храним так трепетно, нежно,
Мы раздаем подарки небрежно —
Чары свои нам не жалко до капли отдать.
И хоть то непросто и немножечко больно
День за днем слушать злобу невольно
И, улыбаясь, продолжать мечтать и сиять.
Чары. Ноты. Слова.
Чары. Ноты. Мечты.
Я пришел сюда,
Сюда придешь и ты...
Так о чем твоя мечта?
Расскажи.
— Что за фигня с этим пылесосом?! — вскрикивает он, пытаясь понять, откуда играет музыка в его вдруг зажившем своей жизнью ноутбуке.
— Магия, — смеюсь и делаю глоток, наслаждаясь ароматом и вкусом божественного напитка.
— Магии не существует.
— Ты уверен? — приподнимаю в вопросе бровь. — А как же то, что ты делаешь?
— А что я делаю?
— Магию творчества.
— Нет в этом магии, — устало вздыхает он, захлопывая крышку ноутбука. — Просто труд. Как и любой другой.
— Ты думаешь? — еще один глоток и внимательный взгляд поверх ободка чашки. — А может, ты не придумываешь что-либо, а лишь рассказываешь то, что происходит в другом мире? И где-то во вселенной или параллельной копии есть человек, который пишет о том, как мы с тобой разговариваем?
Смеюсь.
— Да какой смысл в демагогии? Чего тебе от меня надо?
— В принципе, ничего, Гарри. Я просто слежу за тобой.
— Что?..
— Я слежу за тобой, Гарри. Ты пиши-пиши, — ласково стучу по алюминиевой крышке ноутбука. Каждый удар ноготком оставляет на ней маленький оплавленный кратер. — От этого зависит слишком многое.
— Твою мать, кто ты?
— Муза, я же говорила. Та, что приходит и заставляет творить, — снова улыбаюсь. — И... рекомендую вспомнить про то, что диалог не обязан двигать сюжет вперед, но и просто раскрывать героев.
— Ты шутишь, да?
— О да. Я люблю шутить. Ты еще поймешь это, Гарри.
И вот на этих словах я... Просто встаю, оставляя юношу наедине с мыслями. Запутавшегося, непонимающего, не имеющего ответов на самые насущные вопросы по типу «А что это сейчас было?!» И это придает блюду лишь ароматности. Блюду творческих мук.
Только перед самым уходом я кладу руку поверх его руки, смотрю ему в глаза и нежно так улыбаюсь.
— Ты пиши, Гарри. Это твой ответ на самый главный вопрос. А я... Я лишь твой проводник. И мы еще встретимся. Обещаю.
Он смотрит на меня глазами испуганной лани. Я поднимаю ладонь. Он чувствует, что это — далеко не все. И у него две новости. Моя визитка с именем и фамилией. И... черная метка из спутанных линий и символов, складывающихся в раскрывающуюся розу, готовую вот-вот сбросить лепестки.
Он этого не ждал. Да и не мог представить, что такое с ним произойдет. Я-то знаю. Бывала и на его месте. Давно, правда. Сейчас у него будет, над чем поразмыслить и что осознать. И на это нужно время.
А я пока пойду.
— Звони, если что, — одариваю его в последний раз насмешливым взглядом и покидаю это помещение, напевая веселую песенку, которую вот только что придумала.
Завтра будет плюс пятнадцать
Кто-то скажет: «Лепота»,
Ну а тем, кому за двадцать,
Тем — чумная голова...
Ты ж еще вчера был молод,
А сегодня — пыль с песком.
Вроде хмель ты пил и солод,
Но когда-то. Дело в том,
Что усталость год за годом
Вьет в тебе свое гнездо,
Там, где раньше был потопом,
Там болото замерло.
Ну-ка, встань!
Отбрось таблетки!
Да творец ты или кто?
Не «отстань»,
А «где заметки?»,
Не твори, камрад, ты в стол!
Тех историй, что ты автор,
Герои вечно ищут суть.
А суть в том, что злой редактор
Не дает тебе вздохнуть:
Ищет он твои ошибки
Без сомнений не со зла.
Только эго — товар хлипкий,
И не держит он удар.
Впрочем, будь, мой друг, сильнее
И обид ты не таи.
Ведь редактор, как умеет,
Торит путь твоей мечты.
Ну-ка, встань!
Отбрось таблетки!
Да творец ты или кто?
Не «отстань»,
А «где заметки?»,
Не твори, камрад, ты в стол!
Я стою на остановке недалеко от кафе. Курю, смотря на голубое небо. Жизнь-то катит свои чередом. Кого-то она, кто-то — ее. Все как всегда. Но Гарри, мой сладкий вкусный, как рулет, Гарри скоро получит по заслугам.
Это будет величайший приз в его жизни.
Я покажу, что такое настоящая истома, жажда творить. А то, понимаешь, решил сгноить свой талант в неизвестности. Я такого не люблю, хотя и люблю таких.
Усмешка сама лезет на лицо, когда я затягиваюсь очередной сигаретой. Смотрю на прохожих сквозь табачный дым. Поправляю огненно-рыжую прядь. И отступаю, когда стая хищных бабок отправляется в гонку за место в подъехавшем автобусе по направлению в недалекие садовые товарищества.
Есть, конечно, и нормальные степенные женщины в годах с аккуратными ведерками и чистыми рюкзачками за спиной. Но есть воительницы свободных мест и бойцы за личное пространство.
И я. Задумчивое рыжеволосое нечто на шпильках, стоящее в бурном потоке входящих и исходящих. Как-то надо разобраться, что делать дальше... Но... не сейчас.
Заиграла мелодия. Я достаю свою раскладушку со значком М и вижу незнакомый номер. Кто же это может быть?
— Алло?
— Кара?
— Кара-кара. Но не господня. Ты ли это, Гарри?
— Да. Мне нужна твоя помощь.
— Скоро буду, — улыбаюсь и закрываю телефон, сбрасывая вызов. — Не долго же ты смог продержаться, красавчик.
Надеваю наушники и иду к нему под дурной речитатив.
Как наркоманы за дозой тянемся к клавиатурам.
Мы мечтаем закончить и допеть старые песни.
Мы кричим, что персонажи как пули и дуры
Бьются в поводьях, как бы ты их не треснул.
Эти сволочи нагло все лезут и лезут,
Разрывая нутро свое и чужое.
Бесполезно стрелять по этим болезным,
Сошедшим с понятных дорог до разбоя.
Сломали сюжет? Так это привычно.
Эти сволочи рвут тебе вены и жилы.
Ну что же ты, автор, все как обычно,
Ты проиграл, теперь давай служи им.
Да!..
И вот в твой роман прорвался предатель,
Тот самый злодей без смысла и цели,
И выглядит он как простой обыватель...
Вот только пролезет в любые он щели.
И этот герой да с наглой усмешкой,
Порвет все те стены, что ты строил и строил.
На доске из ферзей да в простые пешки
Разжалован ты перед общим строем...
И больно душе, ведь над ней этой ночью
С большим топором стоит твоя муза.
Ну что же ты автор, беги, что есть мочи...
А нет, ты не сможешь, нужна новая доза.
Да!..
Несколько минут спустя я уже снова нависаю всей своей харизмой на плюс пять надо бедным Гарри. Или не бедным, а наоборот счастливым. Он смотрит на меня снизу вверх жалобными глазами.
Я хмыкаю.
— И что же заставило тебя позвать на помощь? — нежно спрашиваю, проводя коготком по его скуле. — Ты же такой самостоятельный был, такой гордый... И уже все, кончилась твоя воля?
— Я... я хочу закончить роман, Кара, — заикаясь отвечает он.
Я ласково улыбаюсь и сажусь рядом с ним. Он сделал выбор, и теперь я не против него, а за. Такая мелочь, как расположение, но как много оно может сказать. Смотрю в открытый текст, думая над всяким.
— Сначала расскажи, что ты хочешь этим всем поведать миру, Гарри. Ты же пишешь для чего-то. Или для кого-то?
— Не знаю...
— Ох, какая жалость, Гарри. Ты должен понимать, для чего ты это делаешь. Это важнейший ответ для тебя самого и для твоего детища. Даже если ты пишешь ради денег — это тоже хорошая цель. Ибо это еще и мотивация.
Он хмурится. Видимо, до сих пор не думал над этим. А надо, Гарри, надо. Творчество — это такой же труд, как и все остальное. А у труда должна быть цель. Мы не в армии, чтобы копать отсюда и до обеда.
— Второй вопрос, на который ты должен ответить самому себе: а что ты умеешь для того, чтобы выразить словами?
— Э-э-э...
Я медленно поворачиваюсь к нему, наклонив голову. В первый раз я задаюсь вопросом, а туда ли меня бармен отправил? Или я ошиблась просто? Но тут он лихо доказывает правоту бармена.
— Ты думаешь, я какой-то графоман? — злобно шипит Гарри. — Я работаю над собой! А не пишу, лишь бы написать. Именно поэтому я так долго и пишу...
Вздыхает.
Я вздыхаю вместе с ним.
Что ж... Работа у нас есть. Работы предстоит много.
Пора начинать.
— Хорошо, а теперь все-таки расскажи, о чем твоя история. И давай думать, — улыбаюсь. — Или ты думал, что муза просто своим приходом решит твои проблемы?
— Наверно, да... — тихо говорит он. — Ведь... ведь ты — муза. А муза должно помогать творить.
— А я что делаю? — насмешливо спрашиваю, наматывая длинный локон на палец. — Помогаю творить. Просто не какой-то там магией и прочей фигней, Гарри. А практикой, разбором и мозговым штурмом. Поэтому давай, рассказывай, о чем твоя история. Мне правда интересно.
Он еще раз глянет на меня. Замолчит. И начнет говорить. Сначала неуверенно и тихо. Потом все увереннее и ярче. Вдаваясь в детали, чиркая на салфетках нюансы и подробно расписывая чуть ли не каждую сцену.
Я слушаю. Задаю вопросы. Восторгаюсь и улыбаюсь. Не в силу обязанностей, а потому, что мне действительно нравится то, что я слышу. Иногда, конечно, приходится морщиться от обилия каких-то штампов, и мы с ним начинаем обсуждать, что же конкретно здесь и сейчас неправильно вышло.
И работа над романом набирает ход. Костяк сюжета обрастает мясом подробностей, персонажи обретают объем, в мире по ту сторону букв бурлит жизнь. А он рассказывает, делает заметки, зарисовки, наброски...
Говорит, говорит, говорит.
От него бьет эмоциями, которые, кажется, я могу потрогать, натягивая тут и там, играя на них лишь одной мне слышимую мелодию. И эта мелодия становится лейтмотивом, тягучим, вяжущим и интригующим, всей истории.
А мы продолжаем сидеть в кафе, пить чай и кофе. Слушать и говорить. Смеяться. Вкушать эту встречу, как изысканный десерт. Но все когда-нибудь подходит к концу. И вместе с последними словами...
— В итоге герой победит, но цена окажется совсем не той, как он предполагал.
... закончится и наша встреча. Я улыбнусь, встану и, проведя пальцем по его подбородку нежно скажу.
— Ты все придумал, Гарри. Теперь постарайся не потерять этот труд. Второй раз я могу и не прийти. Спасибо за разговор.
— Но... Кара...
— Прощай, дорогой. Наша история окончена. Твоя — будет жить. Не забудь сохранить, — махнув на прощанье рукой, ухожу прочь.
Чтобы в последний раз через окно кафе бросить взгляд и увидеть удивленный взгляд писателя, увидевшего на своем экране готовый роман с окошком поверх «сохранить изменения».
Муза не помогает придумать историю. Но кто сказал, что не поможет ее написать?
Достаю сигарет, прикуривая от огонька на кончике пальца и спешу раствориться в ночи. Наша история с Гарри закончена. Но моя личная еще продолжается. Как и его.