Сергей Николаевич посмотрел в маленькое окошко под циферблатом. Из этого окошка вся Красная площадь была как на ладони.

— Пусто… — вздохнул Сергей Николаевич и подошел к столу. – Никого. Только Минин с Пожарским.

За праздничным столом в тесной коморке, прямо за часовым механизмом, собралось двенадцать человек. Были это сплошь солидные, степенные люди, одетые кто в старомодные сюртуки и фраки, кто – в пиджаки и смокинги. Один был даже в потертой кожаной куртке.

— Конечно, никого, — проворчал самый старший из всех, которого звали Дмитрий Матвеевич. – Эпидемия же, карантин. Вот никого и не пустили на площадь. А кто виноват? Кто в прошлом году чихнул под бой курантов?

Один из присутствующих, Сергей Владимирович, покраснел и закашлялся.

— Ну я же случайно, — сказал он, смотря в сторону. – Я же извинился уже, сколько можно вспоминать.

— Случайно он, как же, — гневно воскликнул обладатель кожаной куртки. – Да самое что ни на есть контрреволюционное вредительство это!

— Не шуми, Павел Карлович, — поморщился усатый Николай Дмитриевич, кладя руку тому на плечо. – Прошла твоя революция давно, привыкнуть уже бы должен. И не ищи ты вредителей вокруг, нету их давно. Да и комиссаром ты был сто лет назад. Случайно Сергей чихнул, бывает.

— Бывает, да не со всеми, — уже тише сказал Павел Карлович. – Я вот под куранты не чихаю. Я как все – пытаюсь выпить и съесть побольше, чтобы в стране изобилие было. А не эпидемия.

— Изобилие, — усмехнулся еще один, Борис Васильевич, снял очки и стал их протирать носовым платком. – А кто хлопушку взорвал, когда мы сорок первый встречали?

— Вспомнил! – опять вскинулся кожаный, тряхнув длинной бородой. – Да когда это было! И кто знать мог, что из-за хлопушки война начаться может! Да и исправился я через четыре года, бенгальский огонь под куранты зажег, Салют Победы и получился.

В дальнем углу стола поднялся Федор Александрович, одетый в форменный сюртук с двумя рядами блестящих пуговиц, провел рукой по лысине и строго оглядел собравшихся:

— Главное, за посудой смотрите. И бутылку от Богдана Яковлевича уберите подальше. А то он уже два раза их разбивал, в девятьсот семнадцатом и девяносто первом.

У Богдана Яковлевича от возмущения встопорщилась борода, он хотел что-то сказать, но потом просто махнул рукой и стал обиженно смотреть куда-то в сторону большой часовой шестеренки.

— За шампанское я сегодня отвечаю, — усмехнулся в усы Александр Николаевич. – Никогда у меня руки не дрожали, беспокоиться не о чем.

Самым молодым из всей компании был Дмитрий Яковлевич. Он тихо сидел за столом и смотрел в экран телефона. В спорах он участия не принимал, у него было другое задание. И вот он встал со стула и тихо сказал:

— Президент выступает. Пора.

Все сразу замолчали. Тяжело поднялся Дмитрий Матвеевич, и, как старший, начал речь.

— Прошу всех внимательно меня выслушать. С нас, как с Хранителей Времени страны, спрос особый. Как мы Новый год встретим, так вся страна его и проведет. И то, что мы, по сути – призраки, потому как умерли все давно, ничего не меняет. Все мы в свое время руководили Обсерваторией, что на Трех Горах в Москве. И ничего не изменилось за столько лет. Как занимались временем, так и занимаемся, как служили стране, так и служим. Поэтому, запомните главное – вести себя прилично, не чихать, не кашлять, ничего не бить и не взрывать. Просто есть побольше и пить шампанское сразу после двенадцатого удара. После курантов – делайте что хотите, но одну минуту потерпеть мы просто обязаны. Саша, разливай.

Александр Николаевич ловко разлил шампанское в протянутые бокалы. Потом, увидев грозный взгляд сидевшего рядом Василия Григорьевича, быстро убрал пустую бутылку под стол.

— Начинается, — сказал молчавший до этого Сергей Николаевич и взял со стола вилку.

Раздался первый перезвон курантов. Все схватили вилки и наставили их на стоящие на столе тарелки. Начали бить куранты.

РАЗ.

Все двенадцать человек одновременно подцепили с тарелок разнообразную еду и стали быстро ее поедать.

— Не торопимся! – пробасил Дмитрий Матвеевич. – Аккуратно едим! Не вздумайте подавиться!

ДВА.

Богдан Яковлевич аккуратно ел колбасу, предварительно отодвинув от себя все, что могло разбиться. Федор Александрович одобрительно посмотрел на него и засунул в рот соленый огурец.

ТРИ.

Витольд Карлович налегал на селедку под шубой, пытаясь прогнать мысль о том, что в заднем кармане брюк ему что-то мешает сидеть.

ЧЕТЫРЕ.

Дмитрий Яковлевич решительно придвинул к себе блюдо с черной икрой и начал есть ее ложкой.

ПЯТЬ.

Николай Дмитриевич быстро поедал оливье, стараясь при этом не запачкать усов – кто знает, как неряшливость может отразиться на судьбе страны?

ШЕСТЬ.

Витольд Карлович окончательно извелся и стал потихоньку ерзать на стуле. Неизвестный предмет в заднем кармане становилось все тяжелее терпеть.

СЕМЬ.

На своем месте прямо, как на собрании в Смольном, сидел Павел Карлович и старательно жевал буженину. У него была сложная задача – не попасть в тарелку длинной бородой и роскошной шевелюрой. Пока он с задачей отлично справлялся.

ВОСЕМЬ.

Несчастный Витольд Карлович запустил руку в задний карман брюк, пытаясь нащупать так досаждавший ему предмет.

ДЕВЯТЬ.

Борис Васильевич с вожделением поглядел на бокал с шампанским, не прекращая при этом быстро, но аккуратно засовывать в рот куски балыка.

ДЕСЯТЬ.

Витольд Карлович, наконец, нащупал какой-то металлический предмет в заднем кармане, достал его и зажал в кулаке левой руки.

ОДИННАДЦАТЬ.

— Готовимся, — сказал Дмитрий Матвеевич и взял в руку бокал с шампанским.

ДВЕНАДЦАТЬ.

— Ура! – рев двенадцати глоток слился в один раскатистый звук. Все сдвинули бокалы и выпили шампанского. До дна, как и полагается. Потом все нескладно запели государственный Гимн. Так, как помнили при жизни – кто-то пел "Боже, Царя храни", кто-то – "Интернационал", но громче всех звучало – "Союз нерушимый"…

Наконец, все допели и расселись по своим местам.

— Вроде, нормально прошло, — осторожно сказал Николай Дмитриевич. – Только Витольд вот ерзал, непонятно почему.

Все быстро посмотрели на Витольда Карловича. Он засмущался, покраснел и положил на стол перед собой найденный предмет.

— Вот… Сидеть не давал мне. Как он оказался в заднем кармане брюк – ума не приложу.

Дмитрий Матвеевич осторожно взял предмет в руки. Это оказался серебряный рубль, с пятиконечной звездой и цифрами "1921".

— И чем это может для страны обернуться? – тихо спросил Павел Карлович. – Ровно сто лет целковому… Знак нам какой-то судьба дает. Коммунизм вернется? Опять комиссары появятся? Впрочем, это и неплохо. Вот, помню, в девятьсот восемнадцатом…

— Да прекрати, Гаррибальди ты наш, — отмахнулся Сергей Дмитриевич. – Какой коммунизм в двадцать первом веке. Думаю я, что к добру это. Деньги же нашлись, нежданные. Теперь все хорошо у нас в стране будет. Найдем, значит, заначку какую-нибудь, заживем. Или нефть подорожает, например.

— Точно! – подтвердил Сергей Николаевич. – Деньги никогда к плохому не бывают.

— За это надо выпить! – сказал Борис Васильевич и взял со стола бутылку водки.

Все оживились, поставили стопки и выпили. Начался громкий и веселый разговор. Кто-то рассказывал истории из детства, кто-то спорил о политике. Александр Николаевич душевно пел старинный романс. И лишь Дмитрий Матвеевич грустно думал, что, по закону подлости, никакого изобилия страну не ожидает, а просто все деньги у нас в стране окажутся в том месте, которым Витольд Карлович сидел на серебряном рубле.

Загрузка...