CandyDoz

Последний покупатель, мамочка с изможденным выражением лица и тыквой-ведёрком в руке, покинула «Искра-Маркет». Автоматические двери с шипением сомкнулись, отсекая яркий, шумный мир предхеллоуинского вечера. Внутри воцарилась тишина, нарушаемая лишь гудением холодильников и потрескиванием люминесцентных ламп где-то под потолком.

— Поехали, — прошептал Никита.

Матвей, не говоря ни слова, щёлкнул переключателем на камере. Загорелась красная точка. Он кивнул, его лицо в свете дисплея было бледным и сосредоточенным.

— Эфир жив, — его голос был ровным, профессиональным, вышколенным десятками подобных эфиров. — Погнали.

Никита, он же «Аксель» для своих двухсот тысяч подписчиков, преобразился. Маска усталости сползла с его лица, уступив место натянутой, голодной ухмылке хищника, учуявшего добычу. Он встряхнул длинными волосами, поправил заляпанную наклейками косуху. Его пальцы нервно барабанили по корпусу «петлички», висевшей на шее.

— Ща вы, ребята, обделаетесь! — прошипел он в объектив, переходя на конспиративный шёпот, — Мы в «Искра-Маркет». Магазин закрыт. Персонал, по идее, должен был уже разойтись. Но мы тут не одни, есть охрана. Одинокий, грустный мужик, который курит у заднего входа. И мы устроим ему такую ночь… Такую ночь, что он поверит в призраков по-настоящему! Всем привет! Вы со мной? Проверим, сколько у этого скуфа храбрости в штанах?

Матвей перевел камеру на экран своего телефона, где уже сыпались комментарии. Цифра зрителей росла на глазах:

Демонолог: АЛЕКС БОГ! ДАЙ ЕМУ ПРОСРАТЬСЯ!

Sweet_Pumpkin: Огоооо, опять на грани фола!

Killer: Где Глеб? Чё-то его не видно. Уже нажрался?

Скептик: Опять постановка, скучно.

Луна_Анула: Ребят, будьте осторожны, а то в участок попадёте!

— Глеб? — спросил Никита в пустоту, озираясь. Его брови поползли к волосам в наигранном удивлении. — Бро, ты в кадре нужен!

Глеб стоял чуть поодаль, прислонившись к стеллажу с чипсами. Он был бледен, как полотно, под глазами залегли тёмные, синюшные тени. Весь день он жаловался на недомогание, списывая его на переутомление и вчерашнюю пьянку. Но сейчас он выглядел по-настоящему плохо.

— Да тут я, — хрипло отозвался он, и голос его скрипнул, будто ржавые дверные петли. —голова раскалывается. Чёртовы конфеты…

Днём он получил анонимную посылку — коробку с конфетами и сладкой кукурузой ядовито-оранжевого цвета, без опознавательных знаков. «Новый бренд, ищет продвижение», — значилось в прилагающейся к сладостям записке. Глеб, как главный по реквизиту и всему, что можно «захавать» или выпить, естественно, попробовал. На камеру, для сторис. Конфеты были странными, приторно-сладкими, с химическим послевкусием, которое застревало в горле. Кукуруза, то же самое. Короче дизлайк, без вариантов.

— Держись, братан, — безразлично бросил Никита. — Сейчас адреналин тебя взбодрит. Матвей, свет. Идём на разведку.

Ребята двинулись по центральному проходу. Матвей шёл с камерой в режиме ночного видения, зелёная картинка придавала происходящему сюрреалистичный, болезненный оттенок, будто они попали в загробный мир. Никита шаркал ногами, издавая преувеличенно зловещие стоны, которые в этой тишине звучали жалко и фальшиво.

Mr_Хайтауэр: Может уже ментов вызвать? А то я засыпаю.

Sweet_Pumpkin: Да пошумите уже! Сломайте что-нибудь!

Внезапно дверь туалета для персонала скрипнула и отворилась. Из неё, крадучись, на цыпочках, вышла девушка. За ней следовал парень, краснея и пытаясь выглядеть незаметно. Девушка была в коротеньком кружевном чёрном платье, едва прикрывающем всё, что в обществе считается «срамом», в ажурных чулках с подвязками и с дешёвыми кошачьими ушками в волосах. Парень, долговязый и нескладный, в простой толстовке, выглядел рядом с ней растерянным школьником, попавшим в чуждый ему мир взрослых развлечений.

Никита встретил их своим самым жутким, отработанным перед зеркалом стоном. Он выскочил из-за угла, ослепив парочку лучом фонаря.

— У-у-у-у! — завопил он, размахивая руками. — Призрак «Искра-Маркет» явился! Проклятие на всех, кто покушается на мои владения! Ваши души будут моими!

Девушка вскрикнула, негромко, испуганно, и отпрянула, прижимаясь к парню. Тот попытался принять грозный вид, выпрямившись во весь свой немалый рост.

— Эй, вы кто? Мы тут… мы просто заблудились! — его голос срывался на фальцет.

— Задержались? — Никита рассмеялся, подходя ближе. Камера Матвея жадно ловила каждую эмоцию на их лицах, каждую деталь полуобнажённого тела девушки. — В закрытом магазине? В таком, с позволения сказать, боевом раскрасе? Ребят, вы лучшее, что случалось на моих стримах! Чатик, вы видите это? Наши первые жертвы! Настоящие Ромео и Джульетта, что б меня, на районе!

Тёмный_Wizard: ОХЕРЕТЬ! Девка огонь! Сними ближе! И пониже!

Killer: Ахаха, они реально обосрались!

xX_Demon_Xx: Давайте заставим их раздеться! Или хотя бы её! Голосуйте за!

— Отстаньте от нас! — попыталась огрызнуться девушка, но её голос дрогнул, выдавая страх. Она инстинктивно пыталась прикрыть своё вызывающее платье руками, что только привлекало к нему больше внимания камеры. — Мы просто уйдём, хорошо?

— Мы уходим, — твёрже сказал парень, делая шаг вперёд, но Никита лишь усмехнулся.

В этот момент Глеб, который молча наблюдал за происходящим, сгорбившись, зашёлся в кашле. Это был не обычный кашель, а какой-то лающий, хриплый звук, будто у него в горле что-то застряло. Звук был настолько отвратительным и нездоровым, что все взгляды невольно обратились к нему.

— Глеб, ты чего? — спросил Матвей, не отрываясь от камеры. В его голосе впервые прозвучала тревога, не вписывающаяся в сценарий.

Глеб не ответил. Он смотрел пустым, остекленевшим взглядом куда-то в пространство перед собой, словно не видя никого. Его лицо, и без того бледное, покрылось мелкой белой сыпью, похожей на иней или на ту самую плесень, что иногда появляется на забытой в холодильнике колбасе.

— Бро, у тебя лицо… аллергия? — начал Никита, и в его голосе, помимо раздражения, прозвучала неуверенность. —Чё за пантомима?

Глеб медленно, очень медленно повернул голову. Его глаза, обычно хитрые и весёлые, были мутными, нездоровыми. Он сунул руку в карман джинсов и извлёк горсть сладкой кукурузы. Его движения были скованными, механическими, словно им управляла невидимая рука.

— Глеб, чё ты делаешь, алё? — голос Никиты стал выше, в нём зазвенела истерика. — Камера работает! Ты ломаешь весь сценарий, кретин!

Но Глеб уже не слушал. С диким, животным рёвом он ринулся на друга, сжимая в кулаке горсть сладостей.

— ПОПРОБУЙ! — прохрипел он, — СЛАААДКО! ДОЛЖНО ПОНРАВИТЬСЯ!

Он вцепился в парня, пытаясь с силой затолкать кукурузу ему в рот. Тот отбивался, давился, лицо его исказилось гримасой настоящего, неподдельного ужаса. Девушка закричала. Никита засмеялся — нервно, истерично, не понимая, что происходит.

— Вау! Глеб! Вот это я понимаю — перформанс! Станиславский верит! Чатик, вы видите это?

xX_Demon_Xx: ОГОНЬ! АКТЁР ГОНИТ! ОСКАР ЕМУ!

Sweet_Pumpkin: Мне страшно... это, по-моему, по-настоящему...

Горбатый_орк: слишком реалистично. По-моему, парню реально кабзда. Вызывайте скорую, олени!

— Никита, это не постановка! — резко крикнул Матвей, но камеру не опустил. Его профессиональное хладнокровие боролось с нарастающей, липкой паникой. Он видел, как цифра зрителей стремительно набирает обороты. — Глеб! Прекрати!

В этот момент из-за угла одного из бутиков, появился охранник. Не громила из боевиков, а мужик лет пятидесяти, с обвисшими щеками, большим животом, прятавшимся под форменной курткой, и уставшими глазами. Жизнь, казалось, выжала из него все соки. В руке он сжимал не пистолет, а старенький электрошокер, похожий на игрушечный.

— А ну разойтись, школота! — рявкнул он сиплым голосом, пахнув табаком и безнадёгой. — Какого хрена тут у вас за цирк? Концерт, сука, устроили?

Увидев, что Глеб душит парня, он, не раздумывая, приложил электрошокер к его спине. Раздался противный, сухой треск. Глеб вздрогнул, его тело выгнулось неестественной дугой, мышцы свело судорогой, но он не отпустил свою жертву. Казалось, боль лишь подстегнула его, добавила ярости. Он медленно, с противным хрустом позвонков, повернул голову к охраннику. Его глаза, мутные и влажные, как у дохлой рыбы, были полны нечеловеческой, тупой ненависти. Из уголка рта по подбородку стекала густая, тягучая капля чёрной, как смола, жидкости, пахнущей одновременно мёдом и гнилым мясом.

— Твою мать… — прошептал охранник, отступая на шаг. Он видел в жизни разное, но такое, этакое спокойное, растительное безумие — впервые. Животный страх, сковал его внутренности. — Да ты, что за тварь…

Глеб, наконец, разжал руки. Он отшвырнул от себя парня, как ребенок отбрасывает надоевшую игрушку. Парень упал на грязный, липкий от пролитых напитков пол, давясь и кашляя, а его тело выгибалось в мучительных судорогах. Он яростно скреб горло ногтями, пытаясь вырвать ту мерзость, что успел затолкать в него Глеб. На его губах, подбородке и шее уже проступал тот самый жуткий белый налёт, похожий на кружево плесени.

— Всё, писец котенку, больше срать не будет — выдавил Матвей, и едва не разревелся. Его камера, верный соратник, теперь откровенно дрожала в руках, выхватывая крупным планом конвульсии неудавшегося героя-любовника. Матвей понимал, что это золотые кадры, самый качественный контент в его жизни, но внутри всё сжималось в холодный комок ужаса. Он чувствовал себя не режиссёром, а летописцем апокалипсиса.

— Что происходит? — визгливо, до хрипоты, крикнула девушка, прижимаясь к спине охранника, как к единственному островку безопасности в этом внезапно слетевшем с катушек мире. Её тонкие пальцы впились в рукав его куртки. — Игорь! Милый, вставай! Прошу тебя!

— Что б вас, школота... с вашими тик-токами или какую еще хрень вы снимаете! — охранник яростно выплёвывал слова, пялясь на Глеба, который медленно, как марионетка с перерезанными ниточками, поднимался с колен. Его суставы хрустели, словно ломались сухие ветки. — что это… это не люди уже… Не смотри, девка, отвернись…

Никита наконец осознал происходящее. Его блогерская маска, этот лоскутный образ крутого парня, треснула, обнажив банальный, животный страх обычного пацана, который зашёл слишком далеко в своих глупых играх. Его взгляд метнулся к заветной, сияющей зелёным светом надписи «Выход». Спасение. Бегство.

— Мы уходим! На хер этот эфир! Пошло оно всё! — завопил он и бросился к выходу.

Охранник оказался быстрее. Инстинкт самосохранения, отточенный в задрипанных подвалах и вонючих ночных клубах, где он когда-то работал вышибалой, сработал мгновенно, опередив мысли. Он рванул к пульту у дверей, смахнул с него какую-то бумажку и ударил кулаком по большой, красной, похожей на пуговицу самоуничтожения кнопке, которую ему показывали на единственном в жизни инструктаже.

«Только в случае крайней опасности, Семёнов. Крайней. Иначе увольнение и штраф».

Раздался оглушительный, рвущий барабанные перепонки вой сирены, и все выходы с металлическим грохотом заблокировались массивными стальными шторками, опустившимися с потолка, как гильотина, отсекая последнюю надежду.

— Ты что делаешь, гандон? — заорал на него Никита, бьющийся кулаками о непробиваемые прозрачные двери. Слёзы бессилия текли по его щекам. — Открой, сука! Они же нас сейчас тут всех на фарш пустят! Ты слышишь? Они заразные!

— Тут ты прав, дебил! Заразные! И мы не можем выпустить их наружу! — в ответ заорал на него охранник, его лицо было серым, как пепел. — Понял, сопляк? Сидим тут, как в банке, пока не рассосётся. Или пока не приедут спасатели. Молись, чтобы второе.

В этот момент парень по имени Игорь поднялся. Его кашель, хриплый и надрывный, прекратился так же внезапно, как и начался. Он выпрямился во весь свой рост. Движения были плавными, но лишёнными естественной грации. Его взгляд был таким же пустым, мутным и неживым, как у Глеба. Он повернулся к девушке, и на его лице не было ни капли узнавания.

— Игорь? Милый? Всё хорошо? — дрожа всем телом, девушка шагнула ему на встречу, простирая руки. Её голос был полон наивной, детской надежды. Она видела в нём своего парня, а не то, во что он превратился.

Он ответил ей лаской. Той, что осталась в его мёртвом, перепрограммированном мозгу — обрывком памяти, инстинктом. Но это была ласка маньяка. Он не просто обнял её. Он схватил её за голову правой рукой, его пальцы, холодные и липкие от белого налёта, впились в её волосы, и с нечеловеческой, железной силой притянули к себе, пытаясь впиться ей в губы.

Но это был не поцелуй.

Это было кормление.

Его губы были холодными и липкими. Из его рта в её, сквозь сомкнутые зубы, перетекали тёплые, липкие, полусъеденные конфеты, смешанные с той самой чёрной смолянистой жидкостью. Девушка забилась в конвульсиях, захлебываясь и пытаясь вырваться. Но он крепко держал её за голову, прижимая к себе, как можно плотнее. Его свободная рука потянулась вниз, грубо схватила девушку за ягодицу, сжав плоть через тонкую ткань платья, а затем попыталась раздвинуть ноги, прорываясь к промежности. К тому месту, куда эта самая рука, возможно, стремилась попасть весь вечер. Девушка упиралась, её бёдра сжимались в беспомощном протесте, а он, не обращая внимания, продолжал своё дело. И вдруг, тело девушки обмякло и существо, совсем недавно бывшее ее парнем, наконец ослабило хватку.

Никита стоял в ступоре, наблюдая за этой отвратительной картиной. Его трясло мелкой дрожью. Слюна собралась во рту комом, его накрывало волной тошноты. Глеб и Игорь, закончивший со своей жертвой, медленно, не спеша, словно давая оставшимся в живых время, осознать весь ужас происходящего, начали приближаться. От них разило, как от гниющей фруктовой лавки.

Охранник, стиснув зубы, схватил Никиту за руку — его ладонь была жёсткой, потной и невероятно сильной.

— Всё, приехали. Бежим! В мой офис! Там дверь крепкая. — он рванул парня за собой, отрывая от гипнотизирующего зрелища. Матвей, бледный как смерть, бросил последний взгляд на девушку. Она лежала на полу, чуть подрагивая. Белый налёт уже проявлялся на её лице. Затем он побежал за остальными, его камера всё ещё была включена.

Неожиданно она закричала. Однако этот крик быстро стих, сменившись хриплым, удовлетворённым урчанием, что ранее издавал Глеб. Матвей, бежавший за Никитой и охранником, обернулся и на секунду поймал в объектив жуткую сцену: девушка, вся в липкой кукурузной массе, с белесым, как у клоуна, лицом и безумными глазами, встала рядом с Игорем и Глебом. Три монстра, словно восставшие из самого ада.

Все трое уцелевших, ворвались в крошечный, заваленный хламом офис охраны. Виктор захлопнул дверь, щёлкнул массивным замком и прислонился к ней спиной, тяжело дыша. Комната была заставлена мониторами, на которых отображались разные уголки магазина в чёрно-белых тонах.

— Что это было? — Никита бился в истерике, трясясь всем телом, слёзы текли по его щекам. — Что это, а? Матвей, вырубай всё!

— Тише, сопляк! — прикрикнул на него охранник, но поддержал. — Мальчик, вырубай, свою камеру!

Но Матвей лишь упрямо мотнул головой. Он смотрел на количество зрителей. Триста тысяч. Его пальцы сами собой навели объектив на мониторы, где зелёная картинка показывала происходящее снаружи.

— Ребята… — его голос сорвался, в горле пересохло. — Вы всё видите? Это не шутка. Это всё по настоящему. Вызывайте ментов, скорую, МЧС, кого угодно! Не ешьте сладкую кукурузу! Слышите? И конфеты!

Луна_Анула: Матвей, я плачу... это правда?

Mr_Хайтауэр: Нет, не может быть...

Killer: КАК ВЫ ЭТО ПРОВЕРНУЛИ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ?! ЛЕГЕНДЫ!

Pumpkin_Smasher: А девочку так и не раздели, хотя попытка была. Надо было дожать.

На экранах камер наблюдения три фигуры бесцельно бродили по залам, задевая полки, сшибая товары.

— Они что, делают? — прошептал Никита, утирая слёзы рукавом.

— Ничего, — хрипло ответил охранник, доставая из-под стола сплющенную пачку «Беломора». — Ждут. Как звери в загоне. Чёрт…

Внезапно все трое остановились как вкопанные. Они повернули головы и уставились прямо в камеры, будто чувствуя, что за ними наблюдают. Потом, без единой команды, они разом двинулись к главному входу — к тому самому панорамному стеклу.

— Они не пробьют, — с ложной уверенностью продолжил охранник, закуривая. Руки его тряслись. — Оно… оно крепкое. Пуленепробиваемое. Мне на инструктаже говорили.

Зазвучали глухие, мерные удары. Заражённые бились о стекло головами, кулаками, телами. Оно лишь слегка вибрировало, издавая низкий гул.

— Видишь? — обернулся охранник к Матвею. — Мы в безопасности. Надо думать, как отсюда выбраться. Чёрт, надо было телефон заряд…

Он не договорил. Его взгляд упал на один из мониторов. Там был тот, про кого он напрочь забыл. Его сменщик – Юрик - который после работы, решил вздремнуть в каптёрке. С женой поругался. Юрик стоял у пульта управления дверьми. Его оледеневшие, покрытые белым налётом пальцы медленно, но с пугающей точностью нажимали на кнопки. Мышечная память работала даже у «сладких зомби».

— Нет… — простонал охранник. — Он помнит код разблокировки. Но шторки не поднимутся без моего ключа…

Казалось, бояться нечего. Но неожиданно, заражённый охранник сделал нечто, от чего кровь волосы у всех троих выживших, зашевелились, не только на голове. Юрик отошёл от пульта, расстегнул кобуру на поясе и достал свой табельный травмат. Оружие, которое он ни разу не применял за всю службу.

— Он не будет… — начал Никита, зажимая уши. — Он же не будет стрелять…

Раздался хлопок. Заражённый прицелился в центр стекла и выстрелил. Выстрел оглушительно грохнул в тишине магазина, эхом отозвавшись в офисе. Бронестекло выдержало. Но он продолжил стрелять. Когда обойма закончилась, по стеклу растекалась паутина трещин.

— Оно держит… — прошептал Матвей в камеру, его голос чуть окреп. — И правда бронированное!

Но это была лебединая песня прочности. Остальные трое заражённых с рёвом, бросились на повреждённое стекло. Глеб, Игорь, девушка — они бились в него с яростью зверей, разбивая телами, расширяя трещины. Стекло начало прогибаться внутрь, издавая скрежещущий, предсмертный стон.

— Нет… нет… нет… — монотонно твердил Никита, съёжившись в углу и раскачиваясь. — Не надо… мамочка…

С громким, сухим, кошмарным хрустом стекло проиграло эту битву. Вся огромная панель рухнула внутрь, на пол, с оглушительным грохотом. В магазин ворвалась холодная, промозглая, осенняя ночь, а с ней — сладковатый, тошнотворный запах карамели и гниющей плоти, который шёл от тел заражённых.

Трое фигур, не спеша, перешагнули через груду осколков и вышли через образовавшийся проём на пустующую, залитую жёлтым светом фонарей парковку. За ними поковылял охранник, всё еще сжимавший пистолет в руке. Они скрылись в темноте. Растворились в городе, который готовился к весёлому празднованию Хэллоуина.

Трансляция прервалась. Сначала картинка на камере Матвея поплыла, потом заморгала и погасла. Красная точка умерла.

«Прямой эфир был прерван из-за технических неполадок».

Время шло. Рассвет ещё не наступил. Трансляция так и не возобновилась. Запись стрима «ЭКСТРЕМАЛЬНЫЙ ПРАНК В ЗАКРЫТОМ МАГАЗИНЕ!» набирала миллионы просмотров. Её делились, обсуждали, споря — реальность это или постановка? В комментариях под записью люди писали: «Ребят, вы гении!», «Когда часть 2?», «Никита мёртвый — актёр просто огонь!», «Девчонка — королева кринжа!», «Это новый вид пранков?». Никто не вызывал помощь. Никто не верил. Это было слишком нереально, чтобы быть правдой. Просто ещё одно шоу.

А в душном офисе охраны «Искра-Маркет» сидели трое. Один — неудачник, видевший всё дно жизни и думавший, что ниже уже некуда. Другой — оператор, снявший начало конца света для развлечения толпы, которая приняла апокалипсис за спецэффекты. Третий – пранкер, который думал о том, что больше никогда не будет, никого разыгрывать. Они молча смотрели в зарешеченное грязное оконце на пустующую парковку.

Эпидемия, выпущенная на свободу при помощи травматического пистолета, получила свою фору. Она уже спокойно расползалась по спящему городу, разносимая ветром, который шептал что-то сладкое, липкое и очень, очень страшное. И первый ребёнок, который утром, нарядившись в костюмчик монстра, найдёт на пороге своего дома яркую оранжевую конфетку, даже не подумает её выбросить. Ведь наступил Хэллоуин. А на Хэллоуин всегда едят сладости.