Царь Пушкин

Как известно громче всех кричит «держите вора» сам вор. Вот и я вляпался по самое не балуйся, хоть и не думал ничего воровать у вселенной. А всё из-за кого? Правильно, из-за женщины! Плюс интриги рода Пушкиных, вечное коварство Дантесов и… кота, пожалуй. Но в основном из-за женщин. Потому что если бы не Наташка, то…

Ладно, давайте обо всём по порядку.

Для начала стоит сказать, что я не планировал гулять по римской дороге вдоль тёмного леса легковооружённым велетом. Но это единственная возможность спокойно нести на плече моего боевого кота, который постоянно разговаривает.

Как и в этот раз:

– Саня ты в порядке? – твердит он, и делает вид, что весит не больше котёнка, хотя на самом деле весит не меньше взрослого мейкуна.

– В порядке, – отвечаю я, довольный только тем, что велету не нужно нести тяжёлого щита в полный рост, как прочим римским легионерам.

– А чего такой грустный? – не унимается животинка, отрабатывая за радио.

– Да что-то задумался. Вот зачем ты сказал: «Погнали, Саня?».

– Ну потому что…мог, – задумался чёрный кот, который даже без всяких очков делал вид, что он – учёный. – А ты бы поступил иначе?

Ругать друга в этой заварушке – последнее дело. Ведь мы в прошлом, на заре первых устойчивых цивилизаций. И пусть голову и плечи покрывает овечья накидка, спасая от солнца сентября, до первого полёта в космос уже какие-то… две тысячи лет.

Кстати, вы знаете, что у римлян сентябрь так и назывался «September»? Это был седьмой месяц в их календаре, который начинался… с марта. Но после реформы Юлия Цезаря, когда начало года было перенесено на 1 января, сентябрь стал девятым месяцем, да только название свое не изменил. Тогда как само название происходит от латинского слова «septem», что означает «семь». Но кого интересуют подробности, когда человек просто берёт и использует то, к чему привык? И это так, ведь в том, моём мире, мы живём среди наследия римлян, пользуемся им и в ус не дуем.

Но здесь, топая по каменной, едва проложенной легионерами дороге вдоль леса, я вынужден тащить на плече ещё и кота, который сидит на этой жаркой накидке, как на рыцарском наплечнике. Впрочем, ему удобнее сидеть на ней, чем располагаться на плече-наплечнике тяжёловооруженного гоплита с их шлемами с гребнями. Да и мне тащить щит в полный рост не прикол. Он тяжёлый, весит до десяти килограмм, а в походе любой килограмм – решает. А ещё есть копьё, меч-гладиус и палатка. И выражением «всё своё ношу с собой» – это как раз про римских легионеров.

Другое дело шагать по мощёной камнем дороге легковооружённым солдатом, вытянувшись в линию налегке. Сандалии не жмут, тепло, лёгкая накидка ни от чего не спасёт в плане пущенного с пращи камня, стрелы или копья, но и не взопреешь. А за плечами лишь скатка, чтобы было на чём спать и ночью. И пару пилумов, чтобы было, что метнуть в наседующих врагов. Добавим сюда, конечно, и нож. Для ближнего боя. Но я бы особо на него не рассчитывал. Где нож и где толпа рассерженных бородатых мужиков, которые на современных немцев похожи так же, как Запорожец на Феррари.

Но когда сжимаешь рукоять ножа, становится спокойнее. И глядя на густые кусты и высокие деревья Тевтобурского леса, я понятия не имею, как попасть своим коротким метательным копьём во врага с первого раза.

Вокруг густая растительность, а лесной шум перебивается поступью тысяч ног XVII, XVIII и XIX римских легионов. За разговорами в долгой дороге слышится и перестук копыта, но конница не столь многочисленна. В седле лишь Легат Квинтилий Вар вместе со своими приближёнными. Мордатый дядька. Бодро тащатся в авангарде. А пехота, как основная сила, растянулась в центре. Артиллерии у нас – кот наплакал, в основном «скорпионы» тащатся позади, в арьергарде, да пару катапульт на всякий пожарный случай тащат телеги в разобранном виде. Но они не пригодятся. Нет у германских племён хорошо укреплённых городов и штурмовать крепости нам не придётся.

Но ребята-то об этом не знают.

– Ты как там? Все в порядке? – спрашиваю уже я у кота.

И он мне отвечает привычным шёпотом:

– Саня, не хочу тебя расстраивать. Но даже я знаю, что в девятом году нашей эры

объединившиеся германские племена наголову разбили все три римских легиона. А Квинтилию Вару – кабзда!

– Ты прав, мой друг, – отвечаю я, ведь давно не парюсь на тему говорящих котов, прыжков в прошлое и влияния на будущее нашего современного мира очередным убийством врага. – Вождь херусков Арминий уже где-то рядом. И с минуты на минуту начнётся бой.

– Так почему мы не бежим?

– Хотя бы потому, что пилумы есть не только у меня, – улыбнулся я и погладил кота, чтобы марширующие рядом солдаты не думали, что разговариваю сам с собой. – Далеко ли ты убежишь от войска в пятнадцать тысяч?

– Но в легионе же максимум 4500 тысячи солдат, – тут же заспорил кот. – Из которых чаще всего триста конных, а все остальные – пешие.

– А рабов ты почему не считаешь? Здесь пока рабство никто не отменял, – напомнил я и улыбнулся, заслышав гул рога из леса.

Похоже, началось. Трубили оповещение об атаке.

– Или ты думаешь, что легионеры сами варят себе есть, ставят палатки, копают рвы и возводят башни? – спокойно продолжил я, стараясь не думать о грядущей бойне.

– Даже ты несёшь палатку.

– Это да, но я – низшее звено этой боевой системы. А большинстве своём солдаты этого времени лишь служат, а почти всей черновой работой занимаются обслуга и такие дополнительные воины, как я, – спокойно добавил я, пока солдаты вокруг остановились и из леса сначала полетела туча стрел и копий, а затем в «хвост» римской армии впились проворные, легкооворужённые мечники и топорщики, чтобы отрезать врага от провизии и боеприпасов.

Отличная идея – нападать на легионы в походном режиме из леса. Нет ничего более организованного и в то же время уязвимого, чем растянувшаяся пятнадцатитысячная армия по узкой дороге в одну-две телеги на столько лиг, что авангард не видит, что творится в арьергарде.

Но моя задача будет попроще: уцелеть и спасти боевого кота. А заодно рассказать, как мы оба здесь оказались.

* * *

Ранее. Современность.

Конец весны. В 603 аудитории как никогда душно. Отопление ещё не отключили из-за отрицательных температур ночью. Как итог, днём окна настежь, а дышать всё равно нечем. Как будто кислорода не хватает. На голову странно давит, а в груди печёт. Странное ощущение. Предчувствие беды. Со мной так всегда, сколько себя помню. Но никто не может объяснить, что это значит.

Может это – нервы? Толпа студентов сидит за столами, дрожит и делает магические пассы над зачётными книжками. Поможет? Кто знает! Как по мне, так без толку кричать в окно «халява приди» за пару минут до начала экзамена. Насчёт билетов раньше нужно было думать… Но вдруг – пронесёт?

Люди всегда надеются на чудо. И я не исключение. Кстати, меня зовут Саша. Александр Пушкин. Тётушка говорит, что я потомок того самого Александра Сергеевича, который мой полный тёзка. Но мне до этого дела нет. Ненавижу даже писать сочинения на тему «роль личности в истории», не то, что копаться в родословной. Хватает и той семьи, что есть. Продохнуть не дают. Ведь они «всегда всё знают лучше меня». С такими родственниками сложно делиться секретами и тем более изливать душу. А я мог бы многое рассказать.

Например, о теории реинкарнации на практике.

То есть в теории это выглядит как переселение душ в новое тело с опытом прошлой жизни, а на практике я вижу во сне такие вещи, которые воображению просто не под силу. Сегодня, к примеру, смотрел как Суворов брал Измаил… Только зачем мне это?

Да что сон? По жизни я прекрасно ощущаю людей и читаю многих как открытую книгу! А ещё могу обращать на свою сторону большинство из людей, располагая к себе массы. Одни говорят, что дело в харизме и советуют идти в политику. Другие, что – во внутренней силе и говорят, что надо идти в актёры. И только я знаю, что дело в опыте. Большинство ситуаций по жизни я просто уже проходил. И провести меня не так просто.

При этом мне всего девятнадцать лет, как заявляет паспорт. Учусь на историка и больше люблю сражения, чем именитых персонажей, вроде того же Пушкина. Впрочем, русский язык и литература мне всегда давались легко. Просто Брусилов сказал, что на историческом факультете больше девчонок. А я и послушался. И пошло-поехало: подался, поступил, учусь.

Ну как, учусь? Сижу у окна, на сквозняке и стараюсь не пялиться на сочных конфеток с алыми щеками. Каждая вспотевшая дева у нас в аудитории – кровь с молоком. Все как будто после физической культуры. Так и смотрел бы на каждую, да стихи сочинял. А лучшим – оды!

Потому что самое лучшее на историческом – это, конечно, девушки.

Сквозняк немного охлаждает, солнце светит в щёку. За окном – хорошо. Птички поют. Только на первую зелень любоваться некогда. Пришло время сессий, зачётов и экзаменов. Огребаем по полной. Наверное, не следовал весь год гулять и кутить с подругами, да после первого года обучения подрасслабился.

Но и спешить некуда. Учёба никуда не денется. Решение простое – грызу ручку, представляя подруг в разных позах. Кто-то гибче и наверняка берёт прогибом и шпагатом, а иные до того расслабляются, что матерятся во время секса, хотя с виду – тихони. Жаль, сразу не узнать, кто есть кто.

И всё же предположения со временем тоже переходят к практике. Познаю их одну за другой. Вот, к примеру, Зина. Сидит рядом, мандражирует и зубрит шпоры. Зачётная блондинка с аппетитным задом. Нет, чтобы найти себе богатого папика и уйти в декрет ещё на первом курсе, но всё ещё делает вид, что хочет получить диплом. И какой – красный! А красный он может быть только от смущения после того, что мы вытворяли с ней на вписке, пока одни робко знакомились, а другие активно действовали.

Я не ханжа, уверен в себе и из-за кудряшек просто не могу избежать женского внимания. Но и половым гигантом я бы себя не назвал. Ведь всё дело – в умеренности и… Наташке.

Гончарова покорила моё сердце, но к ней так быстро не подкатишь.

– Зин, перед смертью не надышишься, – говорю Зине, так как колпачок давно изжёван, а жвачка ещё в автобусе закончилась.

Хоть поговорим по душам, языками зацепимся. А там и на голову давить перестанет, и в сердце пожар прекратится.

– Саша, отвянь. Я просто хочу получить высшее образование, – ответила она и резко отклонилась назад, отчего грудь натянула облегающую кофту, что автоматом создало хорошее настроение.

Ну вот, сидишь и пялишься, как дурак. Вроде не большая грудь, а глаз радуется. Нет в мире ничего интереснее женщин и уже не будет!

Я невольно задерживаю взгляд в районе выреза и с ходу советую:

– Закончи курсы с ноготочками. Делов-то! Зачем убиваться? А работа сразу будет. Будешь собирать куриц по социальным сетям, а они тебя без денег не оставят.

Зина повернулась. Верхняя пуговка быстро сдалась. Одногруппница вроде только коснулась её, как та сама расстегнулась.

Пуньк!

И сразу дышать ей легче, и улыбка на лице.

Вот вроде чего я там не видел? А, нет. Всегда интересно! Смотрю снова и снова, смотрю, заглядываю, подсматриваю. Гипноз какой-то, а не грудь. Лучше бы так в шпоры смотрел!

Это не может длиться вечно. Зина фыркает, машет ладошкой в стиле «не мешай» и снова вчитывается в маленькие листики-шпоры. А я оглядываюсь. Группа как группа. Среднячки, если судить по потоку. Одни более-менее спокойны, имея за плечами полное посещение лекций, другие (как я) где-то были, где-то нет.

Да таких большинство! Как принято у студентов, после первого курса мы все расслабились, оперились, загуляли и теперь на втором курсе будем огребать по полной.

Что у нас сегодня? На повестке дня «История отечества» и новый преподаватель, у которого ещё нет любимчиков, но уже есть план к отчислению. Май. На потоке слишком много студентов. Тут тебе и «второгодники», и потянувшиеся после декрета роженицы. А больше всего тех, кто никогда не будет учителем, но хочет красивый диплом с красивыми пятёрками в ряд или любой другой гуманитарный диплом о высшем образовании, на котором можно один раз порезать колбасу и забыть его на дальней полке.

Всё – пыль! Мы всё понимаем. Но делаем вид, что учимся. Я особо не парюсь по части образования. Тётушка приняла мой побег и это победа. Теперь снимает для меня квартиру и каждый месяц подкидывает фиксированную сумму на проживание. Не жирую, держат в тонусе, но жить можно.

Однако, как и всякому студенту, хочется больше. Поэтому подрабатываю – веду школьников по ЕГЭ. По истории, спросите вы? Нет. Сугубо по русскому языку и литературе, которые я сдал на девяносто пять и девяносто семь баллов, соответственно. Причём без всяких репетиторов. На сколько я сдал историю? На 75… Мы не ищем лёгких путей!

Сбоку прилетела бумажка от Олега Брусилова и тут же послышалось:

– Саня, едрит тя в корень!

Вот у него прямо историческая фамилия. И учиться на историческом сам бог велел. А эта патлатая образина что? С тех пор как вместе съехались на одной квартире, больше зависает на «Доте 2» и мечтает о миллионах в киберспорте. Один раз выиграл городские соревнования. Ну чисто повезло и всё, подсел на лёгкие деньги.

Для общества Олег потерян: ни девушки, на работы. Хреновый из него налогоплательщик, и вряд ли кривого и косого кнопкотыка возьмут в армию после института, но для меня он пока не безнадёжен. Всё-таки находит где-то денег на вторую половину квартплаты в нашей двушке. А где – не спрашиваю.

– Чего, Олежа-а-а? – привычно растягиваю я его имя всякий раз, когда начинает подбешивать.

Или стоять на своём, когда привожу в квартиру девушку и прошу пару часов прогуляться. Сам, главное, не водит. Порой даже закрадывается сомнение «а не из этих ли»? Но потом вижу, как чистит зубы пальцем, (так как зубной щёткой утром чистил мышку от шоколадки) и успокаиваюсь. Не из этих… просто балбес!

Но с одной поправкой – мой балбес. Доверю ли я ему спину? Вряд ли. Нарисую ли член на лбу, когда вместе напьёмся? Бесспорно!

– Ты интернет оплатил? – следует закономерный вопрос от квартиранта, хотя вместе в институт шли и никуда не заходили.

Помнится, он даже доказывал, что «пушить пуджем лучше из-за кустов, используя крюк». Задрот бестолковый. В такие моменты диалогов я молчу и делаю вид, что не с ним, пока не побили за компанию.

А вот в институте на него не обращают внимания. Вокруг в большинстве своём такие же задроты или те, кому всё равно, что происходит вокруг. А всяким активистам мы сами устроим «тёмную» при случае.

Таков путь демократии. Уважай мнение большинства и не выёживайся!

– Нет ещё, – напоминаю я очевидное. – Мы вроде на экзамене!

– И что? Интернет всегда нужен!

– Олежа, ты такой бойкий. Никак кружку от нефти отмыл? – добавляю вслух, руками обозначая аудиторию. – Или в чём она у тебя?

– Ой, да какая кружка? – отмахиваемся мой кореш и грозит кулаком. – Смотри мне, если катки сегодня пропущу, жопа тебе, Пушкин! Лучше оплати… предупреждаю.

Почему я позволяю ему жить в квартире, которую снимает тётя? Потому что его половину денег за съём в основном трачу на Наташку. И вот уже второй раз всплывает это имя… Наталья.

Наталья Гончарова особая! Не из дворовых девушек. Манерная. И в забегаловках картошкой фри питаться не будет. Ей нужны приличные кафе, концерты именитых артистов, (которые, слава богу, не часто посещают наш город) и постановки о высоком, а не разговоры об игрушках под дешёвое пиво.

А так – сплошное развитие. И даже когда дарим цветы артистам, я скрежетаю зубами, но улыбаюсь и хлопаю. Порой даже кричу «браво!». Потом, правда, вообще не могу вспомнить о чём шла речь в постановке, так как современная драматургия явно не для меня рассчитана. Но ей – заходит. И я должен соответствовать. Для чего? Для развития!

Натали пытается сделать из меня аристократа: правильно ходить, говорить, одеваться. Тема обычная, когда девушка рассчитывает переделать парня под себя и окультурить, прежде чем представить родителям.

Я всю эту тему с манерами не очень-то воспринимаю. Но и в быдло превращаться нельзя. Поэтому – компромисс. С Натальей – кавалер, с остальными – рядовой студент, не смотря на семейное прошлое. Воспитания тётушки в своё время хватило, когда родителям не до меня было в вечных разъездах. При словах типа «пипидастр» не ржу и на том спасибо.

К счастью, сегодня никакой культурной ломки. Сегодня на мне толстовка. А Наталью подкосила ангина. Староста – Женька, уже уведомлена. А вот сама Наташка понятия не имеет, что с Женей тоже было. На моём дне рожденье. Когда я был в хлам и читал стихи на столе, как на пьедестале. Всем нравилось. Даже Олежа хлопал. А что читал – не помню. Наверное, Лермонтова или Есенина. Душевнее они как-то, народу проще.

Что я могу сказать по этому поводу? Только одно – испытываю слабость к рыжим девушкам. Тем Женька и подцепила. Схема простая: пришла, улыбнулась, рыжая – поплыл. Вот почему бы Наташке не подкраситься? Ходит мрачнее ночи и волосы цвета воронова крыла.

В своё оправдание могу сказать, что именно Наташу я начал познавать и окучивать уже после дня рождения. Да и не считается это, когда просто держишься за руки, разговаривая о высоком.

Эх, Гончарова… Сколько в этой недоступной даме ступеней? Все придётся покорить. Но я парень упорный. Иногда даже упёртый. Стисну зубы и преодолею!

Вот выздоровеет Наталья Николаевна, щечки порозовеют и продолжим на чём остановились… На поцелуях в щёчку на прощание и при встрече. Не густо, конечно, но лыба уже начала расплываться по лицу, дорисовывая ситуацию в спальной позже.

Додумать не дали. В аудиторию вдруг вошёл человек эпохи Серебряного века литературы: фрак, узкие туфли блестят, брюки словно из музея поздней археологии. И усики «а-ля франт». Маленькие, аккуратные, подвёрнутые у кончиков.

Как он это сделал?

– Моя фамилия – Дантес, – с ходу представился новый преподаватель Истории Отечества.

Девушек в нашей группе в четыре раза больше, чем парней. Но все хором тут же взвыли, намекая на меня. А Олежа сразу на всю аудиторию уточнил:

– Жорж? – и добавил тише, прикрывая лицо ладонью от преподавателя и активно жестикулируя для меня. – Ну всё, Пушкин. Жопа тебе... Застрелят.

Я бы ничуть не удивился, если Дантес после этого снимет белую перчатку и вызовет Брусилова на дуэль. Но перчаток на нём не было. Как и колец или иных браслетов. Только кулон на шее висит с зелёным камнем. Неброский, на кожаном ремешке. А изумруд там вставлен или бижутерия, сказать сложно.

Я не эксперт.

Дантес лишь криво ухмыльнулся и уточнил:

– Жорж Шарль хотите сказать? Вовсе нет. Меня зовут Григорий Евгеньевич. Родственников во Франции не имею. Признаться, наше знакомство должно было произойти завтра, но пары переставили и сегодня меня дёрнули с другой работы. Поэтому я в костюме позднего восемнадцатого века. Хотя подобные носили и в девятнадцатом, если на то пошло. Раньше вещами больше дорожили. Впрочем, они и были более износостойкими. Не находите?

Он держал дистанцию, называя нас на «вы». Говорил вроде немного странно, но почти всё – по делу. А попутно использовал такие слова как «дескать», «отнюдь» и «абажур», которые для Олежи были так же далеки, как для Григория Евгеньевича «катка», «баунти» и «архилич».

Очевидно, что они невзлюбили друг друга сразу. И спустя несколько минут такого разговора Олежа снова выдал:

– Жора же!

Так Григорий Евгеньевич мгновенно стал «Жорой Дантесом». Кличка ему точно не понравилась. Преподаватель поморщился. А я устал ловить взгляды одногруппников.

Прохлаждаться нам долго не дали. Следом пошла раздача билетов по экзамену на парты и отвечать надо было устно. Блея как овцы, не имея никакой возможности заглянуть в шпаргалки, одногруппники один за другим начали вылетать из аудитории на пересдачу.

Первый, конечно – Олежа.

– Ничего-ничего. Яги бахну, подучу и вернусь, – пообещал Брусилов всем, покидая аудиторию.

Когда следом вылетела староста, которая пришла бы на занятия даже с воспалением аппендицита (и наверняка бы его пересидела!), мы поняли, что дело плохо.

Сидим, переглядываемся. Не идёт!

НИ У КОГО НЕ ИДЁТ!

И на голову давит, и состояние на ахти. И сердце странно стучит. Что вообще происходит? Паника, паника, ПАНИКА!

Стараясь не упасть в обморок, я только ручку перестал грызть и положил на парту. Чуть махнул рукой рядом и вдруг с недоумением заметил, как та отлетела. Хотя пальцы её даже не коснулись, а парта без уклона.

Что за…

Додумать снова не удалось. Вот и Зина удалилась на пересдачу. И, наконец, настала моя очередь.

Сердце застучало ещё быстрей.

– Ваш билет, Пушкин, – улыбнулся препод по-своему зловеще.

И даже залихвацки подкрутил правый ус.

Чёртов франт!

Руки похолодели. Я зачитал вслух тот, что достался мне:

– Билет номер «шестнадцать». Вопрос номер один. «Перечислите основные вехи Бородинской битвы и раскройте её историческое значение, – и я тут же спросил. – Второй вопрос читать?

– Нет. Обойдёмся, – ответил преподаватель и снова ухмыльнулся. – Вы ведь и первого не знаете, не так ли?

Показалось, меня сканируют. На уровень удачи как минимум. Там же как вышло? Я честно заучил первые семь билетов, пристально пролистал ещё штук пять на днях и бегло ознакомился с тремя последующими утром, сидя на белом троне. Но это всё равно было пятнадцать, а билет – шестнадцатый.

Засада!

Похоже, что мой уровень удачи сегодня близок к нулю.

– Я жду, – подогнал «Жора».

Я попытался вспомнить, что вообще знаю о Бородино? Понятно, что Наполеон, французы, Кутузов, 1812 год, сожжённая Москва и наша последующая победа с гулянкой на улицах Парижа. Это даже школьники знают. Но как обстояло дело конкретно?

Детали убегали от меня. Единственное, что приходило в голову, это стихотворение на тему Бородино.

Оглядев аудиторию, где вообще не было сдавших, я со спокойно совестью продекламировал то, что знал лучше всего:

Великий день Бородина

Мы братской тризной поминая,

Твердили: «Шли же племена,

Бедой России угрожая;

Не вся ль Европа тут была?

А чья звезда её вела!..

– Пушкин, достаточно, – хмыкнул Жора, юмора не оценив и на «тройку». Как и литературный порыв.

Но меня было уже не унять. Сейчас я был на сцене, а вокруг зрители. В основном девушки, что вдруг расслабились и захихикали. А Ленка Мусина даже подмигнула и как бы ненароком поправила пышную грудь.

Давай, мол, жги!

Мусина – девушка особая. Старше всех в группе, но всего на год. Закончила медицинский колледж и отрабатывает практику в медицинском кабинете педагогического университета. Работы не так много, поэтому может себе позволить и второе высшее образование.

Но вернёмся к выступлению. Признаться, учительнице русского языка и литературе в школе нравились мои выступления у доски. И вместо того, чтобы замолчать, я только добавил жестикуляции и выражения:

Но стали ж мы пятою твёрдой

И грудью приняли напор

Племен, послушных воле гордой,

И равен был неравный спор.

И что ж? Свой бедственный побег,

Кичась, они забыли ныне;

Забыли русской штык и снег,

Погребший славу их в пустыне.

– Вон из аудитории! – Дантес подскочил и бахнул ладонью по парте. – Позоришь весь свой род! – и он вдруг замолчал, словно сказанул лишнего.

– Отнюдь, – ляпнул я на прощание, и поклонившись, удалился прочь, брякнув. – Честь имею!

Понятно, что пятёрку уже не получить. Но поток ещё неделю будет угорать с этого выступления. А там и до Наташки дойдёт, оценит. Дальше – больше. А чего париться? Уже на следующей неделе всё подучим и сдадим нормально.

Всё же странно это, когда весь год один преподаватель преподаёт, а принимает под конец года другой. С Фёдор Палычем мы хотя бы понимали друг друга, шутили. А тут никаких «автоматов» и поблажек. Всё с чистого листа начинать. Так с чего должно быть особое отношение к новому преподавателю, который буквально с ветки ближайшей в лесу нам на голову свалился? Ну или где там сейчас носят такие костюмы?

Да, я не сдал, но настроение хорошее. На улице весна, кровь играет. Дышать стало так легко. А Наталья Гончарова уже наверняка голосовые от подруг слушает и как минимум подарит нормальный поцелуй за храбрость. В губы!

А если нет, то всегда можно позвонить Жене. Или Зине… Должен же кто-то избавить её от слёз. Тем временем я подошёл к заплаканной блондинке, что прижалась головой к стенду, отвернувшись от токсичного мира. Она старалась делать вид, что умирает от горя.

Пока не слишком погрузилась в себя, я присел рядом, крепко обнял её и пожурил:

– Зин, ну ты чего? Расстроилась, что ли?

– Ну…

Ответ вообще не имеет значения, главное – поддержка!

– Да никто же не сдал и не сдаст! – с уверенным видом задвигал я. – Что это вообще за экзамен с наскоку? Кто так делает? Мы ж не заочники, чтобы выписывать такие фортеля.

То ли сильно обнял, то ли действительно рассчитывала на пятёрку, но она лишь повторила заученное:

– Отвянь, Пушкин! – и снова отвернулась к стеклу.

Я уже хотел повторить манёвр и предложить сходить развеяться, но тут зазвонил телефон, подсветив «Арина Родионовна». Это один из немногих людей, которых я всегда рад слышать.

– Да, тётушка? – ответил я. – Я весь во внимании!

– Саша, нам надо поговорить, – прозвучал довольно холодный голос, хотя обычно тётя заливалась соловьём и засыпала вопросами в стиле «как-ты-там».

– Позвони по видеосвязи, – даже немного растерялся я такой срочности. – Что случилось?

– Нет, сугубо с глазу на глаз, – сказала она, как отрезала.

– А если трегубо? – сделал новую попытку вернуть хорошее настроение.

Да куда там!

– Хватит паясничать! – обрубила тётя. – Завтра прилетаю в город из командировки. Сниму номер в гостинице. Подходи один. Разговор будет серьёзным.

– Эм… хорошо.

Тут Арина Родионовна долго выдохнула, как будто надеялась долго убеждать меня

и перешла на более привычный миролюбивый голос:

– Тогда жду тебя после обеда. В час тридцать.

– Где?

– Встретимся в лобби отеля, что расположен у прудов.

Связь отключилась.

Странно, что она не смогла прилететь даже на моё день рождение. Только баланс пополнила. А теперь требует разговора. Что такого могло произойти? Отец дал о себе знать? Вряд ли. Мать нашли? Уже отчаялся ждать ответа по этому вопросу.

Значит кто-то из братьев или сестёр начудил. Так сестёр у меня две, а братьев целых – пятеро. Поэтому, (и возможно только поэтому), род так легко и отпустил меня в захолустье в простой университет, тогда как старшие учились в Москве и Санкт-Петербурге с обещанной практикой в европейских столицах.

Но я не такой. Я хочу сам всего добиться в этой жизни, без влияния клана.

Посмотрел на зарёванную Зину, вздохнул и поискал взглядом Олежу. Того уже и след простыл. Могу поспорить, он уже бежит проверить интернет. Пора заводить карточку и приложения с бесконтактными переводами, чтобы «быть как все». Но тётушка настаивает на старых банковских переводах. Это когда нужно идти в отделение и стоять очередь вместо того, чтобы открыть приложение на телефоне. Совсем отстала от жизни! К чему эта зацепка за старину? Ещё бы ямщика отправляли с посылкой, ей богу!

Зайдя по пути в салон, я оплатил услуги связи. Дети смотрели на меня как на неандертальца, когда вставлял наличные через терминал. В нашем мире вообще уже по лицу оплачивают, не доставая гаджетов. А я всё ещё наличные ношу, как сотню-другую лет назад таскали – чеки, купоны и боны.

Раздумывая о мире, где прошлое и будущее все ещё уживаются, так и пришёл на съёмную квартиру. Тут все привычно. На кухне в раковине стоит когда-то белая кружка серого цвета, а за компьютерным столом в огромных накидных наушниках на половину голову сидит геймер, для которого весь остальной мир перестал иметь значение после отчёта в игре.

– Олежа-а-а!

Ноль внимания. Если квартиру начнут грабить, начнётся пожар или его прямо с креслом начнут похищать инопланетяне через форточку, всё, что Олег Брусилов скажет это «щас-щас-щас».

Хлебанув кипячёной воды из электрического чайника, я прошёл в свою комнату, что одновременно являлась и залом. Подхватил учебник по истории Отечества со столика и уже собирался прочитать про Бородино, но тут прилетело сообщение от Гончаровой.

«Ты чего там устроил? Где твои манеры?!»

Почесал затылок. Похоже, впечатлить даму сердца не удалось. Остаётся только принять поражение. Но отвечать не стал. Пусть остынет.

Завалившись на диван с учебником в руках, я открыл необходимую главу, прочитал первый абзац, словно не видя строк. Следом все нервы отпустило и тело расслабилось. Гравитация стала настолько непреодолимой, что первыми сдались веки.

Закрыв глаза, я мгновенно провалился в тягучую темноту, где почему-то звучало:

– Жопа тебе, Пушкин!