Цена желания

Неумело подкуренная сигарета дрожит в руке и постоянно гаснет, а ветер холодит и без того замёрзшее лицо с потекшей косметикой…

— Эй, мелкая! Не разводи сырость, очки заржавеют! — слышит она насмешливый голос сбоку. — Немедленно брось эту гадость. — Выдëргивает приятель сигарету из пальцев, а затем отбирает и саму пачку. — И слушай взрослых: курить вредно.

— Алекс! — возмущённо топает она ногой. — Ты меня на неделю старше! Отдай!

— Не-а, дорасти сначала! — Хмыкает он и тут же сгоняет улыбку с лица. — А теперь, серьёзно, что случилось, Ань?

Она хлопает на него несчастными глазами за стёклами очков, а потом срываясь на всхлип, утыкается в его рубашку и размазывая по ней тушь.

— Димка бро-осил!

Парень дожидается, пока она чуть успокоится, гладя по растрепанному, съехавшему набок хвосту со смешной зелёной резинкой, а потом достав платок, зажимает ей нос.

— Сморкайся, малявка! А теперь слушай умного и опытного меня, и запоминай: тебе же повезло, как ты не поняла? Прикинь, если бы вы сейчас не расплевались, вдруг ты бы с ним всю жизнь маялась. Как тебе перспектива? — подмигивает он, поправляя ей очки и видя, наконец, слабую улыбку. — Пойдем, умоешься у нас, чаю выпьешь и домой. Как тебе план? И с тебя, кстати, чистая рубашка.

— Ангелина? — слышит она прямо с порога, зайдя домой. — Ну где тебя носит? Мой руки и за стол!

— Хорошо, мам! — Кричит она вглубь коридора и сворачивает в ванную. И впрямь, надо себя в порядок привести.

Если дома у Алекса, она немного успокоилась, запивая стресс чаем с печеньками, намазанными маслом, то сейчас, глядя в зеркало, снова расстраивается чуть ли не до слëз.

Неудивительно, что Димка её бросил, страшилище же! — шмыгает она носом, потянувшись за расческой.

Долбанные лохмы не расчесываются ни с каким бальзамом, а стричься ей не разрешают. Она ожесточённо дёргает кудрявый локон. «Вороново крыло» — говорила всегда мама. Да галка она обыкновенная, вот кто! Аня смахивает злые слезы. Мало ей этой проблемы, так ещё и глазки мерзкие: голубые да кукольные, и губы, будто мордой в улей упала. Блондинка в негативе. Единственное, что ей в себе нравилось безоговорочно, так это подбородок: хоть и острый, но аккуратный и с ямочкой.

— Ангелина!

— Да иду я!

***

— Почему ей вспомнился сейчас именно этот эпизод её жизни? — размышляет Лина, падая в кресло эконом-класса аэробуса. — Ах, да. Ей повезло.

Вскоре после их с Алексом разговора, отец с мамой развелись, и они с ней уехали из маленького приморского городка. Она даже с соседом попрощаться не успела, а жаль.

С Алексом они дружили с детства. Точнее даже, дружили их мамы, которые умудрились практически одновременно забеременеть и родить. Они с Алексом вместе играли в песочнице, вместе пошли в школу, правда в разные классы. Вместе ходили на кружок танцев, пока не сменилась преподавательница, вместе учили уроки, вместе лазили по крышам и подвалам и вместе же получали нагоняй.

Но вот эти его вечные подколки и приговорки: мелкая; догоняй; сначала дорасти; слушай старших. Как же это её тогда бесило! И с каким теплом вспоминалось сейчас. Интересно, как сложилась его жизнь?

Чёрт, а ведь десять лет не такой уж большой срок. Но за это время она успела закончить техникум и дослужиться до руководителя направления в родной конторе.

Линзы помогли избавиться от очков, а яркий макияж сделал взгляд бездонно-синим. Волосы, покорившись рукам стилиста, — ох, как он с ними воевал! — улеглись в стильную причёску, да и губы, которые она ненавидела в детстве, на фоне силиконовых принцесс, перестали раздражать.

Она даже успела выйти замуж и подать на развод. Сегодня.

Планировала этот отпуск она давно, чтобы порадовать мужа, он ведь любит горы и турпоходы. Втихаря купила путёвки и, зажав их в руках, влетела посреди дня в их уютную квартирку с криком «Сюрприз!».

Сюрприз удался. Даже два в одном: муж и её лучшая подруга. Не в постели правда, в ванной на стиральной машинке. Должна же жизнь хоть чем-то отличаться от плохого анекдота?

Она не стала ничего говорить, не стала слушать объяснений или собирать чьи-то вещи. Просто взяла документы и молча вышла. Доехала до ЗАГСа, потом и до турагентства. Там, конечно, удивились, но всё же пошли навстречу, отменив путевки. Там же, пока она подписывала документы, к ней пришла идея. И она купила на эти деньги другую путёвку: горящую, с вылетом через несколько часов, и из агентства отправилась прямо в аэропорт в чём была: в офисном костюме с одной лишь сумочкой через плечо. По сути просто сбежав от всего. И сейчас самолёт её уносил в абсолютно другую страну. Но самое главное — к морю.

Жара, автобус с гидом, счастливые люди в шортах и сарафанах. Лина почти радуется, когда наконец-то заселяется в номер и тут же падает на кровать, отключаясь на сутки.

После завтрака, который она оканчивает в числе первых, приходится идти по магазинам. Купальник, шлепки, сарафан да смена белья — что ещё надо на море? Разве что мелочевка типа шляпы, кремов и летней сумки, куда это всё она и складывает.

Как она скучала по морю! Сколько себя помнит, она девчонкой прибегала на загаженный городской пляж, садилась на гальку и рассказывала ему все свои горести и печали. Один раз её так застукал Алекс. Посмотрел, хмыкнул, накинул на неё свою ветровку, чтоб не замёрзла, и просто сел рядом, приобняв за плечи. И никому об этой её маленькой тайне никогда не рассказывал.

Вот и сейчас, вечером, она пришла к морю с полной бутылкой тутового вина и полными слёз глазами. Отель давно уже видит десятый сон, даже аниматоры закончили программу, а она всё сидит и сидит, уже не плача даже, а опустошëнно молча и вслушиваясь в шум прибоя.

Следующее утро, хоть и началось мучительно, но стало уже не таким поганым как первое. А телефон, который она отключила при ещё при выходе из дома, ожив, разразился воплями о пропущенных звонках и пришедших сообщениях от бывшего мужа. Извинительных, возмущённых, а потом и матерных. Поэтому два контакта отправляются прямиком в чёрный список, а она вознаграждает себя тарелкой фруктов, апельсиновым фрешем и днём абсолютного ничегонеделанья на шезлонге. Разве что иногда идëт окунуться, звёздочкой качаясь на волнах.

Через пару дней Лина, наконец, начав оживать, с удивлением оглядывается, обнаружив вокруг декорации из тыкв, пауков, привидений и островерхих шляп. У обеденного зала висит приглашение на вечеринку-маскарад за весьма скромную для гостей отеля плату. Скоро Хэллоуин.

Лина фыркает, нагребая в тарелку побольше салата — за фигурой надо было следить — и ещё оглядывается на объявление, задумчиво размешивая ложкой несладкий чëрный кофе.

Маскарад. Придуманный на один вечер образ, пустышка… Идея кажется неплохой: под маской не видно что там: смех, слëзы или усталое отупение. Через десять дней отпуск закончится, а с ним закончится и время прийти в себя, ведь проблемы будут поджидать уже у трапа самолёта, вцепившись в неë звонками, злыми словами и чëртовым разводом. Но сегодня, сегодня она позволит себе последний вечер ничегонеделанья, а завтра уже будет склеивать себя обратно. А потом, когда всë закончится, обязательно заведëт кошку или двух. Кажется, именно так делают сильные да независимые, верно?

Полноценного похода на пляж не получается: под резким и холодным ветром загорать разве что моржам приятно, а само море лизало берег серыми мутными волнами, недовольно ворча. А потому после обеда она устраивается в лобби, вяло ковыряясь в интернете в поисках идеи костюма. Но, увы, та неуловима, хотя предприимчивые хозяева отеля развернули аж четыре пункта проката.

После ужина её ждëт и ещё одна печаль: пляж оказывается вообще закрыт из-за шторма, а море так и вовсе бесится, с рëвом и грохотом обрушиваясь на берег. Так сильно, что до неё долетают солёные капли и она слизывает их с губ, будто слëзы, тут же запивая горячим чаем.

Стоять так, у невысокого заборчика, закрывающего спуск на пляж, почти у самой стихии, несмотря на нерадостные мысли, неожиданно приятно. Лина вглядывается в полуутонувший диск солнца и несущиеся облака. Глядит и не может наглядеться.

Интересно, смотрела ли так андерсеновская Русалочка в свой последний вечер?

Порыв ветра треплет причёску, бросает в лицо волосы и тут же зачесывает их обратно, оставив на лице пару прядей. Она не замечает, просто машинально отводит их, чтоб не мешали смотреть. На закат, на полоски волнорезов и солнечных бликов, на кажущийся чернильно-чёрным маяк, на беснующееся море.

О чëм думала Русалочка, стоя над кроватью принца и сжимая в руках кинжал?

Глупая-глупая Русалочка. Нет в этом мире ни капли чуда. Да и любви, наверное, тоже. Лина на месте Русалочки выбрала бы жизнь. Свою. Розовая пена на губах предателя-принца смотрелась бы куда лучше, чем морская на рассвете.

А ведь раньше она любила эту сказку, всë мечтала в детстве, что если очень-очень захотеть и нырнуть поглубже, то ноги превратятся в хвост. Наивная. Даже загадывала желания, бросая монетки в прозрачную глубину.

Лина хмыкает, допивая уже холодный чай и впервые за всë время улыбается. Море помогало ей всегда.

Она будет морской ведьмой.

Злой ведьмой.

Праздник встречает её гомоном, путает в обрывках паутины и музыки, кружит вином и светом, бросая в танце и вновь подхватывая. Аниматор, в костюме очередного голливудского маньяка вопит со сцены, зазывая на всех языках на конкурс. Вокруг толпятся и шумят ведьмы и вампиры, маньяки и женщины-кошки, феи и клоуны, принцессы, тролли, привидения и ещё не пойми кто. Алкоголь плещется в бокале, смешиваясь с запахом моря и сигаретным дымом, страшные карамельные пауки глядят на неё с фуршетного стола, скользят меж отдыхающих официанты-зомби, гремит музыка и сердце в груди.

Пляшут звезды, пляшет море, пляшут вплетëнные в волосы ракушки, пляшут фонари-тыквы, пляшет земля под ногами. И ничего нет, ни прошлого, ни будущего, да и самой её нет, только образ морской ведьмы, гордой, а потому одинокой. Плевать.

Объявляют новый конкурс, столь же дурацкий как и предыдущий, и она, зажав в руке печенье, стилизованное под отрубленный палец, ухмыляется, наблюдая.

— Идëм, — хватает её кто-то в ало-золотых перьях за руку. — Тут парами надо! Быстрей!

— Отстань, попугай-переросток! — пытается она выдрать руку, но почему-то всё же послушно бежит за незнакомцем. — Я не хочу!

— Ну подыграй! И я не попугай, а феникс!

— Да хоть пингвин крашенный! — возмущается она для порядка, уже стоя на сцене и дожëвывая так и не выпущенную из рук печенюшку. Алая начинка размазывается по губам вишневой кровью.

Конкурс, впрочем, оказывается затратнее для незнакомца, нежели для неё: нужно пройти полосу препятствий на скорость с партнëршей на руках, а потому она смиряется.

Да и приятно, если честно, когда тебя на руках-то носят. Бывший муж вот не мог.

Шум, крики толпы, смех, сильные руки и кажущаяся ненастоящесть происходящего заставляют не расслабиться, но ощутить лëгкость и желание шкодничать, как в детстве.

— Хей, а мы выиграли! — потрясает её слегка запыхавшийся партнëр бутылкой шампанского. — Как тебя звать-то, ведьмочка?

Море плещет и рокочет в груди даже сквозь шум вечеринки, заставляя улыбаться.

— Ангелина. Но можешь звать меня Аня.

— Чудны шутки мироздания, — непонятно произносит он. — В таком случае я Алекс. Предлагаю удрать и распить выигранный трофей. Как тебе план?

— Бокалов нет.

— Достану. А ты закуску натаскай. Встречаемся через десять минут!

Аня прыскает со смеху и отправляется за добычей. Давно она не чувствовала себя такой… почти счастливой.

И вновь еë подхватывает вихрь энергии, назвавшийся Алексом, тащит куда-то за здание отеля, мимо помойки и курилки персонала, потом они ныряют в дыру в заборе, петляют закоулками и кустами и вдруг оказываются у старенькой, стоящей на скале скамейки.

— А я уж испугалась, что ты маньяк.

— Только в свободное от работы время, — хохочет он. — Шучу, конечно.

Море бьëтся, кажется, у самых ног, оставляя на лице брызги.

— Море-море, а докажи, что любовь бывает! — летит в тёмную, взъерошенную пеной воду мелкая монетка.

На Самайн да на Хэллоуин не загадывают желания, но она всë же рискнëт.

— Не подходи близко к краю, скользко.

Аня послушно возвращается, принимая из его рук бокал и улыбается:

— За знакомство?

— И за море.

— И за море, — соглашается она. — Я его люблю, когда-то даже жила рядом с морем.

— Знаю, что любишь. Видел тебя на берегу. Ты грустила…

— Прощалась с прошлым, — недовольно дëргает она плечом. — Сейчас не грущу. А почему Феникс?

— Он, сгорая, начинает жизнь заново. Новая надежда, новый шанс и всë такое. А ты?

— Почему морская ведьма? — улыбается она, вертя в руках утащенное с праздника канапе с маслиной-черепом. — Потому что не Русалочка. Давай сменим тему.

— Давно тут отдыхаешь?

— Несколько дней. А ты?

— Тоже. Ты в горы уже ходила? Там туристическая тропка есть?

С Алексом ей почему-то на удивление легко. То ли алкоголь тому виной, то ли просто атмосфера маскарада и Хэллоуина вместе с его масками и весельем, но она не возражает, когда он подвигается ближе.

— Как думаешь, что происходит, когда огонь и вода встречаются? — гладит он её щеку и наклоняется, почти касаясь губ.

Проверить хочется, и даже очень, но звонок телефона, резкий и неожиданный, заставляет их шарахнуться в разные стороны, как застуканных родителями подростков. Аня, чертыхнувшись, нашаривает в сумочке верещащий мобильник с незнакомым номером на экране.

Алекс беззвучно хохочет, она в ответ улыбается ему глазами и принимает вызов.

— Алло?

— Ты, мелкая фригидная сучка, — доносится из динамика пьяный и, к несчастью, слишком громкий голос. — Думаешь, решила, дрянь…

— Прошу прощения, — растягивает она губы в улыбке, сбрасывая звонок и блокируя номер, а потом и вовсе выключая телефон: некому ей звонить. — На чëм мы остановились?

— Я хотел тебя поцеловать. Отменяется, да? Кто это, Ань?

— То самое прошлое, — задумчиво взбалтывает она игристое вино в бокале и зло усмехается. — Целуй, раз хотел.

Алекс качает головой и подливает шампанского: «Не сейчас».

Тогда она целует его сама. Жадно и пьяно выдыхая в губы, скользит пальцами по шее и скуле вверх, забирается под полумаску в попытке снять.

— Извини, Анюта, но нет, — перехватывает он её руку и мягко отстраняет от себя. — Утром ты будешь жалеть.

— А я хочу! — сверкает она пьяными, блестящими от слëз глазами.

— Пойдëм, отведу тебя в номер. Уже поздно.

Утро наступает неожиданно и больно.

— Привет, — улыбается лежащий в её постели мужчина в дурацкой полумаске с перьями. — Минералки?

— Машину времени, — морщится она в ответ. — Спасибо за, надеюсь, приятно проведëнную ночь. Я в душ. И давай, когда выйду, тебя здесь не будет, хорошо?

— Ночь бы я приятной не назвал, — усмехается незнакомец ей в спину, когда она ни мало не стесняясь, стягивает с себя мятую мужскую рубашку, в которой спала, и нагой идëт в ванную. Взгляд чувствуется почти физически. — А вот утро меня почти радует.

Вода смывает похмельную хмарь, а вместе с этим накатывают и воспоминания, в том числе и о том, как она с пьяных глаз приставала к бедолаге. Становится почти стыдно.

Н-да, у парня ночь действительно не задалась: слëзы в три ручья с настойчивым лейтмотивом о мужиках-козлах — плохая замена постельным утехам. — размышляет Ангелина, намыливая волосы так, будто это помогает ей гонять мысли. — Алекс. Надо же так попасть метко с именем, а? Впрочем, неважно. Всë, что было в Вегасе, остаëтся в Вегасе. Но завтрак она, пожалуй, начнëт с таблеток от головной боли.

Вскоре обнаруживается и вторая неприятность: она умудрилась уснуть в линзах, а умываясь, смыть их из глаз. Очки же так и вовсе остались в той квартире.

Теперь еë мир теперь состоит из цветных пятен. Она, щурясь, достаëт их шкафа самое яркое из них — свободный сарафан, и выбирается из номера, наощупь закрывая дверь. Коридор глядит на неё песочного цвета ковром и персиковыми стенами. По одной из них она и решает двинуться в поисках лифта. До него, она помнит, восемь или девять дверей, выделяющихся тëмными пятнами.

— Аня?

— Алекс? — щурится она. — Что ты тут делаешь?

— Решил узнать о твоëм самочувствии и проводить на завтрак.

— Приступ альтруизма? Ну веди.

Она ведь и вправду не дойдёт, а если и получится, то не сможет ничего ни выбрать, ни донести до столика, не уронив и не врезавшись ни в кого. Ну что за гадство?

— Аня, предыдущей ночью…

— Её не было, — тут же перебивает она. — Я просто перебрала.

— Понял, — не удерживает он смешок. — Но всë же, предыдущей ночью ты говорила, что в детстве жила у моря. Как назывался этот город?

— Темноморск. Какая тебе разница?

— Большая, Анюта, — неожиданно радостно выдыхает он и тут же дëргает её назад, на себя. —Ты куда? Ступенек что ли не видишь?

— Не вижу, — соглашается она. — Я линзы потерять умудрилась.

— Я знаю, где тут оптика. И ещё кажется, знаю, что ты будешь на завтрак. Садись, — отодвигает он для неё стул. — Я мигом.

Ангелина в ожидании вертит найденную на белой скатерти белую солонку и отгоняет от себя глупую надежду. Ну не бывает таких совпадений! Но так хочется поверить… Довериться, хоть мать и орала в пьяном угаре, что мужикам верить нельзя.

— Омлет, йогурт с вареньем и томатный сок! Ну и кофе, несладкий и чëрный. Ничего не забыл? — плюхается перед ней поднос, заставив вздрогнуть.

— Как ты угадал?

— Взял себе то же самое, — смеётся Алекс. — Ешь, и идëм штурмовать оптику. А потом купаться! Как тебе план?

— Отличный. Только зачем тебе со мной возиться?

— Ну, ты мне нравишься.

— Курортные романы не моё. Да и не хочу я сейчас никаких отношений, прости.

— Я тоже. Давай не хотеть вместе! Идëм за очками?

Из оптики Ангелина идёт расстроенная: на её чудное зрение готовых очков не нашлось, а заказанные будут готовы лишь через три дня, к тому же сожрут добрую половину выделенного на отдых бюджета. И почему ей так не везëт?

— Не грусти, Ань. Идëм купаться! Спорим, море тебе поможет?

— Не уверена. Три дня я буду слепым кротом, а на четвёртый — променяю кошелëк на зрение. Чему радоваться?

— Морю. Солнцу. Возможности ощутить их иначе, чем зрением. Встрече с… — запинается он на мгновение. — С великолепным и скромным мной. Согласна, мелкая?

Она вскидывает голову, вглядывается с подозрением ему в лицо, хоть и видит лишь размытое пятно.

— Почему ты так сказал?

— Почему бы и нет? Вот твой номер. Сорока минут тебе на сборы хватит? Я за тобой зайду! — почти запихивает он её в комнату и исчезает, прежде, чем она успевает хоть что-то сказать.

Вечер они проводят в одном из баров отеля за неспешным разговором и кофе по-восточному, чью горечь закусывают медовой пахлавой. Ангелине уютно с её новым знакомым, а когда он, проводив её до номера, целомудренно чмокает её в макушку, пожелав спокойной ночи, так и вовсе кажется почти родным. Верить, что это тот самый Алекс хочется всë больше.

Но ночью ей не спится. Она разглядывает белую муть потолка, потом выходит, укутавшись в одеяло, на балкон.

Что её ждëт по возвращению? Точнее, что у неё вообще есть? Ответ прост и короток: ни-че-го. Ни мужа, ни лучшей подруги, ни семьи, так как мама всë же допилась, превратив квартиру в притон, а себя — в ничтожество. Хотя может отец ещё жив? Мать всегда говорила, что он мерзавец и запрещала общаться. Чего ещё у неё нет? Ах, да, скорее всего ещё и работы: кто же оставит сотрудницу с прогулами, пусть у неё и через неделю и должен был начаться отпуск.

— Что же тебе делать, Аня-Лина-Ангелина? — вздыхает она и тут же отвечает сама себе. — Взять от этого отпуска всё! А потом снять квартиру, поискать работу, и обязательно съездить в город детства и найти настоящего Алекса. Она по нему скучает.

Три дня и правда пролетают неожиданно быстро, но изумительно. Давно она столько не хохотала и не улыбалась, не гуляла вечерами по улочкам Старого города, вслушиваясь в его запахи и пробуя уличную еду, не плескалась с визгом в море в рассветных сумерках. Не чувствовала себя счастливой.

— Идём, Анюта, — после обеда грустно произносит Алекс. — Твои очки готовы.

— Ты не рад?

— Идëм, любопытная моя.

Ангелина рассматривает себя в зеркале, улыбается загару и исчезнувшим синякам под глазами, да и сами глаза сияют спокойной улыбкой: Алекс за три дня сделал почти невозможное.

— Алекс?

Он стоит к ней спиной, даже и не думая оборачиваться. Ангелина обходит его, заглядывает в печальные глаза… Точнее глаз, так как второй прикрыт телесного цвета повязкой, из-под которой разбегаются, будто трещины, тонкие лучи шрамов.

— Что это?

— Окклюдер.

— Ты понял вопрос.

— Бандитская пуля, — хмыкает он. — Я бывший военный, Анни. Был комиссован. Готова идти?

— Только рассчитаюсь.

Сумма неожиданно, но приятно удивляет.

— Вы тысяча клиент, скидка половина, — коряво, хоть и вполне понятно произносит продавец.

— Замечательно! Алекс, идëм?

По дороге Аня то и дело косится на него, вяло поддерживая разговор. Проглядывают в этом печальном сейчас мужчине черты её друга детства.

— Алекс? А ты ведь Алекс? Настоящий? — всë же спрашивает она и тут же морщится от корявости фразы. На плечо с мрачного с самого утра неба падает первая слезинка, потом ещё одна.

— А ты как думаешь, мелкая? — редкие капли переходят в дождь. — Признала, наконец? Прости, кстати, за мистификацию.

— Алекс! Алекс!!! — счастливо вопит она, обнимая его, всхлипывая и прижимаясь всем телом. — Алекс…

И плевать, как они сейчас выглядят в глазах прохожих: двое психов, самозабвенно целующихся под ливнем.

— Не хочу уезжать от моря, — произносит она в один из вечеров. — И от тебя не хочу. Если б ты знал, как не хочу.

— Так возвращайся в наш город. Квартира у меня есть, работу тебе найдем. Хотя бы и удалëнную.

— Сначала нужно решить дела с разводом, — вздыхает Ангелина. — зная моего благоневерного, а он ещё тот жмот, он будет держаться и судиться вплоть до тарелок и трусов. О квартире и гараже говорить нечего. Да и, как я сейчас понимаю, моя зарплата позволяла ему не думать о расходах.

— Почему ты его выбрала?

— Мать спилась, как развелась с отцом, вот я и выскочила в восемнадцать за первого попавшегося, только чтобы удрать из квартиры от вечных пьянок и драк.

— Она жива?

— Давно уже нет, отравилась суррогатом вместе с кавалером.

Она задумчиво обводит шрамы на его груди.

— Это тогда же, когда и?..

— Глаз? Да. Попали в неудачное время в неудачное место. Врачи ещё, помню, в палату приходили на меня поглядеть. Как же, конструктор оживать пытается!

— Почему конструктор?

— Потому что по частям собрали. Парнишка, совсем молодой ещё. Ему и дали меня, чтоб потренировался, мол, пациент всë равно не жилец, а тебе практика. Но он, как видишь, упорный оказался. Но мы отвлеклись. Так как тебе план?

— Заманчивый. Но развод…

— Можно приезжать, когда требуется, а жить в Темноморске. Всё образуется, Ань, всë разрулим. Или снять на время квартиру, а там пока сделать ремонт.

***

Он уезжает первым, обещая встретить её в аэропорту через три дня, чмокает в нос и просит не грустить.

Ангелина обещает, хоть и отчаянно врёт. Она уже грустит.

Город её встречает дождëм, ветром и букетом георгинов, который вручает ей Алекс.

— Как долетела?

— Нормально — пожимает она плечами. — Потрясло немного, но даже испугаться не успела. А ты как?

— Прилетел, заскочил к маме, потом домой. Взял тёплые вещи и сразу на вокзал поехал, — улыбается он, доставая из пакета тëплую куртку. — Накинь пока, чтоб до такси дойти хотя бы.

— Ой, это же тëть-Кимина! — ахает Аня. — Я всë мечтала такую носить, как вырасту!

— Тогда мечта сбылась, ма сказала, что можно не возвращать, — смеëтся он. — Пойдём, пока не замëрзла. Я тут квартиру снял, на месяц пока.

От аэропорта ехать долго и Аня, глядя то на мелькающие машины за окном, то на Алекса, который как раз вспоминает, как она крутилась в этой тогда ещё ужасно большой для неё куртке перед большим зеркалом в их прихожей, пытается решить, что делать.

Начинает она с неприятного и необходимого — просит водителя сменить адрес, заехав в еë бывшую квартиру за тëплыми вещами. Благо, ключи она не потеряла, а её бывшего кобеля не было дома.

Вечер же они проводят в небольшой и действительно уютной квартире с пиццей, смехом и дурацким шоу по телевизору, заснув в обнимку на не разложенном диване.

— Доброе утро, мелкая!

Аня, не открывая глаз, прыскает со смеху:

— Я давно уже не мелкая!

— А я всë равно старше! Так что дорасти сначала, — отвечает ей Алекс старой присказкой. — Вставай, пойдëм завтракать.

— Ага, сейчас приготовлю что-нибудь.

— Догони сначала, — смеётся тот. — Всë уже давно готово и только тебя ждëт!

Через пару дней Ангелина подаëт на заявление на развод в районный суд, так как мирно делить имущество бывший муж не согласен, о чëм, кстати, и сообщил весьма витиевато и прочувствованно, с общим смыслом, что она сама к нему в итоге приползëт, а он ещё подумает. Об этом разговоре она решает не говорить Алексу, просто меняет номер.

Вскоре она находит работу в Темноморске, и они переезжают к морю, в их родной город, на радость тëте Киме, маме Алекса. Сам же Алекс работает из дома, оказавшись по второму образованию айтишником.

В какой-то момент Ангелине кажется, что жизнь всë же налаживается. Она думает об этом, приходя домой и ныряя в родные объятия, улыбается, идя с Алексом из магазина без тяжёлых сумок в руках, и счастливо смеётся, когда он в одном из парков города кружит её в танце прямо на аллее, просто так, потому что понравилась мелодия.

Бывший муж почти не появляется на горизонте, разве что общие знакомые по доброте душевной доносят до неё сплетни, как он поливает её кудрявыми эпитетами, обещая, что она на всю жизнь запомнит и его, и свою ошибку.

В чëм-то он прав, такое предательство она точно не забудет, особенно если учитывать, что заклятая подружка теперь живëт вместе с ним, о чëм ей тоже не преминули сообщить. Не стеснительные люди, однако.

Незаметно приближается её день рождения, о котором она вспоминает только за две недели и тихо радуется: не надо весь день стоять у плиты, а до того ещё день — кверху задом, убирая квартиру перед приходом гостей: парочки её подруг и ватаги мужниных приятелей.

Вспоминает и тут же ахает: у Алекса ведь тоже день рождения! Причём на неделю раньше, а подарка у неё нет.

Аня ломает голову почти пять дней, потом решает подарить эмоции. Он ведь в детстве любил звëзды. А уж когда выясняет, что в местном планетарии можно заказать романтическое свидание на двоих с лекцией, просмотром в настоящий телескоп и ужином на двоих под куполом проекции звёздного неба, так и вовсе чуть не хлопает в ладоши прямо на рабочем месте, тут же бронируя дату.

— Идëм, — тянет она его за руку с заговорщицким видом. — У меня для тебя сюрприз!

— И этот сюрприз, в отличие от предыдущего действительно получился удачным, — думает Аня, глядя как сверкают у Алекса глаза, когда он выспрашивает у лектора о тёмной материи и гамма-всплесках и как он восторженно улыбается, когда они спускаются со смотровой площадки под купол планетария, где их уже ждëт накрытый стол и свечи. А потом они долго гуляют по вечерне-ночному городу, держась за руки, как подростки, и Алекс рассказывает ей про звëзды.

Среди следующей недели ей приходится поехать в город на заседание, вместе с напросившимся с ней Алексом в качестве моральной поддержки.

Сколько раз она проклинала потом себя за то, что позволила ему ехать!

События того дня смазались в памяти, она вспоминает их словно кадрами диафильма: искажëнное злобой лицо бывшего мужа, пистолет в его руке, неизвестно как протащенный им в здание суда, грохот, бледный и сосредоточенный Алекс, крутанувший еë, словно в танцевальном пируэте, крики, бегущие к ним полицейские, её собственный неожиданно высокий визг, белые халаты и вой сирен.

Ангелина вздрагивает, кутаясь в шарф. Неумело подкуренная сигарета дрожит в руке и постоянно гаснет, а ветер холодит и без того замёрзшее лицо несмотря на то, что в курилке относительно тепло. Всë вернулось к началу, разве что тушь не течёт — косметика стала дороже.

Пластиковый и дешевый букет ромашек на столе рядом с пепельницей взирает на неë с укором, Ангелина же смотрит на него с ненавистью, борясь с желанием запустить чëртову вазу в стенку.

Цветы — символ смерти, а ромашки — втройне еë символ. Их дарят, срезанные и умирающие, в букетах и охапках; на них гадают, безжалостно обрывая лепестки; из них заваривают успокаивающий чай, обжигая нежные соцветия кипятком.

Бывший муж всегда дарил ей ромашки. Она любила георгины и каллы. И он это знал.

— Я никогда не буду старше тебя, я ни за что не стану старше тебя — шепчет она, как молитву.

В операционной ему на лицо опускается маска.

А где-то далеко море вздохнуло, плеснув волной.

«Каждое желание имеет свою цену, ведьмочка…»