Цена любви и мести 2

Зеркала искрятся золотом, дробят в отражениях мраморные колонны, сияют светом электрических ламп. Герцог Ширан в серо-синем мундире и плаще, мрачный и торжествующий, застыл перед своим королём, преклонив колено. Позади точно в той же позе замерли его воины, только что награждённые орденами феникса и горгульи разных степеней за совершённые ими подвиги. Они отстояли от набегов пиратов южную оконечность Северного континента – Неприветливые острова в Ядовитом море, подчистую разгромив вражеский флот. И, несмотря на позу смирения и склонённые головы, лица мужчин исполнены радостной гордости.

– Встаньте, господа, – Кальдер Четвёртый улыбается в пушистые светлые усы, устало и немного тревожно, – встаньте. Прошу пожаловать на парадный ужин в вашу честь.

Строго говоря, не ужин, а нечто среднее между обедом и ужином, но какая кому разница?

Столы в Восьмеричном зале задрапированы бирюзовым атласом, свечи расставлены в золотых канделябрах, вина охлаждаются в серебряных ведёрках, наполненных льдом. А завтра – парад отличившегося в морских боях муренского полка. Эйва нет, Эйв подготавливает всё к торжеству.

Герцог поднимается, отбрасывая полы плаща назад. Его воины встают следом за командиром.

Победитель. Непревзойдённый стратег. Ужас морей. Оборачивается, и его чёрные глаза останавливаются на Ирис.

– Позвольте мне пригласить мою невесту? – спрашивает Ширан, не оглядываясь на короля.

Кальдер мнётся.

– Мне жаль расстраивать тебя, друг мой, но… Видишь ли, нас постигло тяжелейшее горе и… Лилиан умерла, к несчастью… Мы так надеялись на милость богов, но чахотка не щадит даже принцесс! Боюсь, друг мой, я вынужден разорвать вашу помолвку.

И тогда герцог возвращает взгляд своему монарху. На щеках Ширана проступают желваки.

– Вы дали мне слово, государь, – холодно напоминает герцог. – Двенадцать лет назад вы отдали мне руку вашей дочери. Слово короля нерушимо.

Сердце Ирис стискивает страх. Она, стоя слева от отца, видит, как глаза бывшего жениха наполняет золотистый свет. Такой знакомый, такой жуткий, парализующий душу. Она слышит выстрелы и крики, грохот взрывов, чует горелый запах пожарища.

– Нет, – шепчет. – Нет! Отец, я… я дала слово герцогу Ширану и сдержу его.

– Глупости, – ворчит Астор (ещё живой), хмуря белёсые брови. – Ирис, во-первых, ты не могла дать слова, потому что ты – несовершеннолетняя. Во-вторых, его дал отец…

По белой рубашке брата (кто пустил принца на приём без мундира?!) растекается кровавое пятно, но Астор не замечает раны, убирает нервным жестом выбившуюся прядь светлых волос за ухо. Принцесса зажмуривается и трясёт головой.

– Ирис, – цедил королева, – как ты себя ведёшь?

Живая… всё ещё живая, но её голова слегка кренится набок из-за пулевого отверстия в шее. Ирис, завизжав, бросается к жениху и становится рядом, хватает его за руку:

– Перестань! Пожалуйста!

Кровь течёт по мрамору, по стенам, по колоннам, по полу. Атласные туфельки намокают в потоке крови, подол платья – тоже. Хорошо ещё, что оно чёрное и пятна не так видны.

Ширан оборачивается и смотрит в лицо невесты золотыми глазами. Приподнимает рукой её голову и наклоняется.

– Ирис, просто будь послушной девочкой. Я прощу тебе всё, кроме измены. Накажу, но прощу.

– Что ты делаешь, дочь моя!

– Ирис, ты ведёшь себя неподобающе своему званию…

– Ирис, ты всё неверно понимаешь…

– Принцессы так себя не ведут!

Голоса гудят, раскалываются, кружат, точно стаи мух. Ирис зажимает уши. Она не может их слышать. Особенно – пронзительный визг Дайна. Вот же поросёнок.

– Нет, Ширан! Нет, пожалуйста! Не делай этого!

Где Эйв? Почему, ну почему именно сегодня Эйва нет? Он единственный бы её понял, он единственный, кто мог бы их спасти…

Ирис кричит и бьётся. Пальцы Ширана стискивают её горло, и девушка задыхается, чувствуя, как ноги отрываются от пола.

Она голая, почему-то совершенно голая перед ними всеми, и герцог, развернув, швыряет принцессу на пол. Придавливает поясницу, заставляя бесстыдно выгнуться, и входит одним толчком. Ирис заходится криком и вскакивает на постели.

Темнота. Лунный свет падает на чёрное постельное бельё, на клетчатый – серый с белым – плед, вычерчивает мягкую серебристую дорожку на цирасском ковре. Ирис хватается за горло, силясь вдохнуть, и падает на подушки.

Сон.

Снова. Всё тот же. Раз за разом, раз за разом.

В реальности всё произошло иначе. В реальности Ирис пошутила, что будет по ночам рыдать в подушку. Вот только шутка оказалась правдой. Это произошло два месяца назад или почти два, или больше – Ирис потерялась во времени, все дни слиплись в один комок, наполненный болью, страхом, отчаянием и усталостью. А кажется, будто целая жизнь прошла.

Как же жестоко отомстил герцог мурен!

Ирис закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание. Закуталась в плед – её знобило.

Отец, мать, Астор – их всех расстреляли без жалости. Расстреляли те, которым отец вручал ордена.

Она села на кровати, спустила ноги, нашарила туфельки, обулась и встала, снова раскрыв глаза. Закуталась в плед, прошла к окну.

Это было странно, страшно и противно, но после её побега из плена, после того как они с Елисель добрались до надёжного прибежища – Пурпурного дворца ирбисов в Снежном городе, – после того как Ирис разрыдалась прямо на груди королевы Пьерин, матери наследного принца Кьярваля, и той пришлось позвать придворного лекаря, чтобы успокоить беглянку, принцессу накрыло странное чувство. Апатия, да. Страх, да, ведь для гнева Ширана не существовало расстояний. Удержат ли его границы королевств? Вряд ли. Ирис буквально сотрясало от ужаса.

Она прислонилась лбом к холодному стеклу окна.

Первое время Ирис вздрагивала или кричала от любого неожиданного прикосновения, от любой метнувшейся мимо лица птицы или пошевелившейся тени. Почти не выходила из комнат, спала, спала, спала и пила успокоительные капли, словно чай. Елисель йотпилась как моряк, но ни на шаг не отходила от спутницы. Читала книги вслух, так как её низкий голос успокаивал принцессу. Это были странные, непонятные книги про аэродинамику и керосиновые двигатели. Ирис полюбила слушать их непонятные слова.

Леденящий душу страх понемногу уступил место холодному безразличию.

Но было ещё кое-что, в чём Ирис никогда и никому бы не призналась. Разве только старшему брату. Эйв бы понял. Наверное.

Иногда её тело ныло, пылало, изнывало в желании грубой ласки. Иногда Ирис снились совсем иные сны. Она просыпалась мокрой и вспотевшей, с горячей пульсацией между ног. С опустошённостью в душе. Жизнь будто опустела, часы тянулись словно годы. И было жутко и дико понимать, что жертва скучает по тирану, по его страсти, по странному ощущению себя в центре чьего-то мира. В этих сладко-мерзких снах герцог или насиловал её, или был нежен, а иногда и то и другое одновременно. И её губы шептали: «где ты» раньше, чем разум просыпался.

Душу раздирало стыдом. Ирис покончила бы с собой, но для этого нужно было хотя бы встать, а в такие часы на тело словно наваливалась свинцовая тяжесть.

Елисель таскала принцессу в душ. Елисель кормила её с ложечки, заставляла пить и вставать с постели. Вытаскивала на прогулку в парк, но, вернувшись, Ирис забиралась на постель и зарывалась лицом в подушку.

– Неправда, – шептала упрямо, согревая поверхность стекла, – неправда. Я не хочу тебя видеть. Я хочу, чтобы ты сдох.

Она не могла никому рассказать о своих позорных чувствах. Даже Елисель. Её бы никто не понял. Меньше всех – ирбисы, ведь Ирис была невестой их принца, будущей королевой Барсова королевства. С каким бы отвращением, наверное, посмотрел на неё Кьярваль, если бы знал, что по ночам принцессе снятся объятия того, кто обесчестил её и убил её родных! Ирис и сама смотрела на себя в зеркало с отвращением.

Где-то там, в Мурсии скрывается старший и любимый брат – Эйв. Эйв, который спас её. И которого Ширан точно убьёт. Рано или поздно. Потому что Эйв – законный наследник Мурсии. Потому что Эйв обязательно отомстит убийце своей семьи.

– Я тебя ненавижу, – шептала Ирис.

Но сейчас принцессу снова одолевали мысли о том, что было бы, если бы в тот роковой день она поступила иначе. Не высмеяла бы бывшего жениха. Отказалась бы нарушить помолвку и данное герцогу слово. Если бы… если бы… Родители и Астор остались бы живы. И не было бы позора. И ненависти между ними, потому что Ширан совершенно точно её ненавидел. Любил и ненавидел одновременно.

Девушка взяла со спинки стула мягкий цирасский халат, закуталась, открыла дверь на балкон и вышла. Предрассветный туман освежил её лицо. Она прошла и, опершись о перила, наклонилась, вглядываясь в призрачные ночные тени. В какой-то миг ей показалось, что одна из теней, за горгульей, пошевелилась. Тело пронзило дрожью, Ирис едва удержалась, чтобы не закричать. В последнее время Ирис, никогда особенно не умевшая контролировать эмоции, и вообще потеряла самообладание. То вдруг начинала смеяться, то плакала навзрыд. Дворцовый лекарь посоветовал пить синюшку, объяснив, что у принцессы нервная болезнь.

– Будь мне верной, девочка, – шепнул кто-то позади.

Ирис зажмурилась, обхватила себя руками и затряслась в ознобе.

– Если я тебе однажды изменю, ты выбросишь меня на свалку?

– Нет. Просто убью.

– Просто?

– Не просто. Моя мать была демоницей, Ирис. Мы не прощаем ничего и никому.

Именно это она сейчас и собиралась сделать. Изменить. Раз и навсегда. Выйти замуж за Кьярваля, стать принцессой ирбисов и забыть как страшный сон то, что с ней случилось в Персиковом городе.

– Не спится? – весело крикнули снизу.

Ирис закусила губу, чтобы не завопить. Но это был не его голос. Этот был молодым, весёлым, бархатистым.

– Добрый ночер, Ирис, – рассмеялся Кьярваль, подходя к балкону по шуршащей песком дорожке. – Как себя чувствуете? И почему не спите?

Разговаривать принцессе не хотелось. За всё это время она видела жениха лишь пару раз. Один, когда Кьярваль примчал за беглянками в деревушку, рядом с которой упал воздушный шар. Сначала, правда, туда приехал отряд пограничной службы, который и передал информацию по телеграфной связ в Снежный город. Ирис почти не помнила тот день, лишь какими-то урывками. Она что-то говорила и говорила принцу, почему-то извинялась, что свалилась ему как снег на голову, много смеялась, не обращая внимания на его озадаченный вид. А затем разрыдалась, когда сама же заговорила про Лилиан. Кьярваль подвёз девушку на лошади к поезду, посадил в королевский вагон. Ирис тут же потеряла интерес и к разговору, и к принцу, и вообще. Замкнулась, села в кресло к окну, закуталась в одеяло и не отрываясь смотрела в окно всю дорогу. Развлекать Кьярваля разговорами пришлось Елисель, и, честно признаться, дочь лекаря неплохо справилась с этой задачей.

Второй был ещё позорнее. В какой-то из дней Ирис почувствовала себя лучше и вышла гулять в сад. Они мило общались с Елисель, когда к ним подошёл принц и предложил невесте руку. Как только его перчатка коснулись её руки, Ирис завизжала и зашлась в рыданиях. Она кричала что-то про то, чтобы он не смел её касаться. Упала на дорожку и сжалась в комок.

Сейчас ей так же не хотелось разговаривать, но Ирис пересилила себя.

– Добрый вечер, Ваше Высочество, – ответила вежливо, – а почему не спите вы?

Кьяр, лёгкий, точно кошка, подошёл, запрокинул лицо, и девушка увидела, что принц улыбается.

– Мы же хищники. Мы любим ночь. Ирис, как вы себя чувствуете?

Она вдруг поняла, что боится вернуться в комнату. Боится царящего в ней одиночества и пожирающих душу мыслей, чувства вины и страха перед сновидениями.

– А я боюсь темноты, – призналась честно. – И мне сейчас очень одиноко.

– Позовите дежурную камеристку.

Альнора. Её любимая камеристка. Что стало с девушкой? И как Ирис могла забыть молчаливую и улыбающуюся, тихую-тихую Альнору?

– Я не хочу чужих. Поговорите со мной, пожалуйста.

Кьярваль рассмеялся:

– Какая же вы маленькая ещё! Хотите, я покажу вам парк?

Она хотела. Очень. Ей так нужно было сейчас присутствие этого жизнерадостного человека, его тепло, его уверенность в себе!

– Я не одета. И… у ваших дам корсеты шнуруются на спине, а я…

– Так позовите кого-нибудь, и пусть помогут вам одеться.

Позвать кого-нибудь? Видимо, её ужас отобразился на лице, потому что Кьярваль вновь рассмеялся. Подпрыгнул, схватился за чугунные балясины, подтянулся, перемахнул на балкон. Ирис с трудом подавила вскрик.

– Ну давайте я помогу, – добродушно предложил он.

А ей стало страшно. Ирис тотчас пожалела, что заговорила с ним. Он был слишком высок. Слишком широкоплеч. Слишком силён. Она обмерла от ужаса. Губы словно заморозило.

– Не надо. Я передумала.

Но голос подвёл. Он исчез, одни только губы шевельнулись. И может быть, Кьярваль догадался бы и сам, но принц уже прошёл в комнату.

– Не бойтесь, Ирис, я закрою глаза, если будет надо. Где тут у вас этот злополучный корсет?

Она вошла за ним. Страх отхлынул от сердца. Кьярваль вёл себя так непринуждённо, как будто не был мужчиной. Не был хищником. Девушка молча прошла в будуар, сняла с вешалки корсет. И снова вздрогнула, спиной почувствовав его пальцы. Внутри всё задрожало от ужаса. Ирис зажмурилась. На миг ей показалось, что позади стоит не Кьярваль, а Ширан, и сейчас он задерёт подол сорочки и…

– Вот и всё. Вам удивительно идут чёрные платья, Ирис. Тонкости вашей талии и так, уверен, завидуют мои сёстры, а уж в чёрном… помочь?

На мгновение мелькнула мысль, что Кьярваль подозрительно ловко управляется с женскими одеждами, но все силы Ирис уходили на то, чтобы держать себя в руках, на размышления сил не оставалось. Принц, словно завзятая камеристка, помог надеть платья, расправить подол. У ирбисов платья заканчивались длинным пышным хвостом, волочащимся по земле. На улице его цепляли к специальной тросточке, и дамы ходили, держа в одной руке тросточку, приподнимали хвост, чтобы не пачкать его. А ещё платье над попой поднималось на специальной подушечке – турнюре – и наоборот у живота шло прямо вниз. Кринолины здесь были не в почёте.

– А как мы спустимся? – шепнула Ирис. – В коридоре стража и…

– Через балкон.

Кьярваль прошёл, спрыгнул, оглянулся на Ирис, молча последовавшую за ним, и поднял руки:

– Прыгайте, я поймаю.

Это было просто ужасно неприлично. Что скажет королева Пьерин, когда ей донесут о ночной вылазке? Да и сам Кьярваль что подумает о собственной невесте, решившейся на такую авантюру? Но как же Ирис сейчас хотелось чего-то такого… неприличного, острого, сумасшедшего! Чего-то, что вызовет сильные эмоции и заставит почувствовать себя снова живой.

Она задрала юбки, перелезла через перила и прыгнула вниз.

Она стояла на парапете Звёздной башни. Внизу – каменный внутренний двор Китового дворца. Она стояла и силилась разжать пальцы. Пока не поздно. Пока её не нашли. Пока Эйва не схватили. Разжать руки и… Прибежит народ, начнутся крики. Эйв непременно узнает, что спасать некого, и уйдёт. Мышеловка захлопнется, но мыши внутри не будет…

Кьярваль подхватил. На миг прижал к себе. Большой, тёплый. Мягкий. Но тут же отпустил и шагнул назад. Снова улыбнулся.

– Вы смелы. Это прекрасно. Идёмте?

Предложил ей руку, и принцесса, чуть помедлив, вложила пальчики в его ладонь.

Она забудет Ширана. Забудет. Ей перестанет сниться её позор. Когда-то Ирис была влюблена в жениха своей сестры, милой, милой Лилианы. Лили умерла, и теперь Ирис на том месте, которое предназначалось другой. Она справится. А Эйв победит. Непременно. Это же Эйв. И отомстит цареубийце. Потому что мстить – дело мужчин.

Ветер шелестел кронами стриженых деревьев. Журчала в фонтанах вода, сверкая серебром луны. Они шли по тропинке, и Кьярваль весело рассказывал о том, как его предок влюбился в поломойку и подарил возлюбленной этот дворец, выкрасив его в цвет её платья, а после смерти королевы женился на фаворитке. «А Ширан влюбился в принцессу и сделал наоборот», – подумала Ирис. От непринуждённой болтовни кавалера ей становилось легче.

– Вы слышали что-нибудь про истинные пары? – вдруг спросил Кьярваль.

– Д-да. Лили любила читать про это романы. Там, кажется, метка истинности ещё…

– Вы не верите в истинную любовь?

Ирис посмотрела на него. Жених улыбался, и глаза его чуть светились зелёным светом, как у кошек.

– Я не верю в любовь.

«Я люблю тебя, маленькая. Просто будь послушной. И не предавай меня. Просто запомни, что я не прощу предательства. И гнев мой будет ужасен».

Ирис вздрогнула. Кьярваль рассмеялся.

– Сколько вам? Восемнадцать? Совсем ещё маленькая.

– Не называйте меня так. Пожалуйста. Никогда.

Он посмотрел на неё. Прищурился.

– Хорошо.

Ирис сжала зубы. Она сможет забыть. Она сможет забыть весь тот ужас, который с ней произошёл. Не сразу, но однажды… И заново научится жить и радоваться жизни.

***

– Эй, смеркается уже, – к нему в дверь упорно продолжали стучать.

Баэрд с трудом открыл глаза. Ему снилось что-то тревожное, но он тотчас забыл что. Вскочил, натянул штаны, подвязал бороду, нахлобучил шляпу и взял в руки тяжёлую куртку. Костюм плотника. Барсово королевство спешно готовилось к свадьбе принцессы Ирис Мурсийской с наследным принцем Кьярвалем, в Пурпурном дворце сооружались вре́менные арки, сцены и декорации. Работа кипела полным ходом, не прекращаясь даже на ночь, и Баэрду, подрядившемуся в строительную бригаду, предстояло сегодня работать до утра. Но сначала…

Он взял серый балахон, сунул в вещевой мешок, обулся в башмаки с деревянной подошвой и вышел из маленькой комнатки, в которой помещалась лишь кровать, маленький стол и стул. Одежда вешалась на крючки, вбитые в дверь.

Розовощёкая горничная в коридоре, скрестив могучие руки, хмуро посмотрела на постояльца:

– Дрэб, там комната освободилась. Тот дедок умер, и я сегодня всё почищу. Может, переедешь? Дешевле будет. Я говорила, помнишь?

– Я подумаю, – вежливо уклонился от ответа Баэрд, набросил мешок на плечо и направился к чёрному входу.

– Да о чём там думать, Дрэб?! – возмутилась девушка. – На два тигрёнка дешевле в осьмицу! В месяц на восемь.

Всё так, вот только комната была на двоих, а это Баэрда категорически не устраивало. Горничная последовала за ним.

– Так я скажу хозяину, чтобы пока придержал?

«Какого йотпа ты так за мои деньги переживаешь?» – сердито подумал Баэрд. Остановился и посмотрел на неё:

– Нет. Меня всё устраивает.

– Вот вы мужики! Не умеете экономить совсем. Работаешь ты на износ, а денег, небось, не скопил вовсе. Вчера одёжу прачкам отдавал. А это – пять котят. Три стирки и вот он – тигрёнок как есть. А жена была бы, сама б стирала…

Баэрд, не отвечая, вышел на узкую улицу.

Ирбисы были оборотнями, и только йотпы знали почему всех остальных – русалок, драконов, эльфов, огров, варгов и прочих – после победы отправили на Южный континент, а ирбисы остались и даже образовали королевство. Официально считалось, что люди-кошки очень помогли Кальдеру Великому в неравной борьбе, но Баэрд думал иначе.

Ирбис – не особенно страшный зверь, не страшнее собаки. Да, рост оборотня, естественно, превосходил рост дикого собрата-хищника, но всё же это был лишь зверь, которого не так уж сложно убить арбалетным болтом. Когти, клыки, быстрота реакции, скорость бега и высота прыжка – вот и всё, что у ирбисов есть. Те же варги поопаснее будут. А уж демоны… тем более.

Ноги вывели Баэрда на набережную.

Снежный город был прорезан множеством каналов, некоторые из которых служили местным жителям в качестве улиц. По ним плавали коротконосые лодочки в форме лебедей с растопыренными хвостами, на которых стояли гребцы с широкими вёслами.

Своего первого ирбиса Баэрд убил в свои пятнадцать лет в бойцовской яме, и с тех пор знал, что эти оборотни не отличаются сверхъестественной силой. Плечи вице-адмирала сохранили шрамы от ужасных когтей, но… скажем так, бой с оборотнем-медведем или оборотнем-тигром имел бы намного более серьёзные последствия.

Баэрд запрыгнул в лодку, бросил рутового полукотёнка гребцу и встал ближе к лебединой шее.

Начинало вечереть. Солнце уже коснулось плоских крыш теснившихся к каналу домов. Гнутые мосты бросали мерцающие тени в сиреневую воду. Из окон, закрытых деревянными жалюзи, неслись смех, крики, пение. Канал был достаточно свободен – уже миновало время, когда люди возвращались с работы.

И всё же Баэрд опоздал. Обычно она приходила позже, но когда мужчина вошёл в храм, поднявшись по восьмеричным ступенькам, то в полумраке колонн увидел тонкую фигурку, закутанную в чёрную длинную вуаль. Принцесса замерла, преклонив колени перед священным знаком восьмерых. Золотой квадрат поверх серебряного образовывал восьмиконечную звезду, таинственно мерцая перед молящейся. Углы золотого квадрата символизировали богов смерти, мастерства, знаний и искусства. Серебряного знаменовали богинь любви, надежды, верности и мести.

Любовь была жизнью, ей поклонялись все, но особенно матери, смерть – войной, ему поклонялись воины. Впрочем, не только они. Кто ж не боится умирать? Кто не принесёт жертву и мольбы, лишь отсрочить неизбежное?

Восемь хранили обитателей Северного континента от демонов – древних, забытых богов. Изображать Восьмерых в облике людей запрещалось, да и, как говорили философы, боги по сути и не были личностями. Это были энергии, пронзающие телесный мир, существовавшие сразу в трёх мирах, соединяя их и связывая. И вот перед этой-то восьмиконечной звездой и застыла фигура в чёрной вуали.

Её Высочество. Юная и такая беззащитная принцесса Ирис. Невеста. В чёрном трауре по расстрелянным родным. Оплакивающая семью. И, может быть, собственную поруганную душу.

Баэрд набросил серый балахон и замер, прислонившись к колонне.

Ему был дан приказ выкрасть девушку из надёжного убежища. Приказ, не повиноваться которому было бы невозможно. И не только потому, что Ширан – полудемон, владеющий неизмеримым могуществом. Полководец, не знавший ни одного поражения. Единственное – сдача крепости Йошындар на Южном континенте – произошло не по его вине в те дни, когда Ширан ещё не был герцогом.

Вернее – не только потому.

Когда-то десять лет назад, герцог спас Баэрда из бойцовых ям, вытащил из преисподней и поднял до уровня вице-адмирала. А потому какие могут быть колебания между выполнением приказа и состраданием к несчастной девчонке?

И всё же Баэрд колебался.

Ему казалось: он недостаточно готов. Провал невозможен, недопустим. Второго шанса не будет. И опять же: сложно выкрасть принцессу из дворца, полного вооружённой гвардии. Особенно с учётом, что принцесса никуда, кроме храма, не выходит. А потом ещё и добраться до границы, пересечь её и… и как-то прокрасться мимо владений Западного и Северного герцогов. Поэтому нет ничего предосудительного в том, чтобы всё ещё раз взвесить… И Баэрд взвешивал снова и снова, откладывая решительный момент.

Вот только свадьба уже совсем скоро, и дольше затягивать возможности не было. Страшно было даже представить, что сделает Ширан и с провинившимся Баэрдом, и – самое жалкое – с девочкой, успевшей нарушить верность герцогу мурен.

Баэрд стоял и смотрел, как она молится. Хотел бы он знать: о чём.

Наконец, Ирис поднялась, и на миг он увидел мелькнувшую из-под подола ножку в кожаной туфельке. Той самой, которую он ей сшил вместо развалившихся тапочек. Тогда, в замке Неупокоенных душ. И сердце хлестнула судорога короткой боли.

ПРИМЕЧАНИЯ

орденами феникса и горгульи — орден феникса предназначен для дворян и имеет четыре степени, орден горгульи предназначен для простых солдат и имеет восемь степеней, старшая — первая степень — даёт личное дворянство и возможность получить орден феникса за следующий подвиг. Четвёртая степень ордена феникса даёт личному дворянину потомственное дворянство;

цирасский ковёр — цирасское царство находится на востоке и славится благовониями и коврами, настоящий цирасский ковёр безумно дорог, чаще встречаются подделки. Изготавливается из шерсти летающих котов, которые водятся только там. По лёгкости их шерсть сравнима с гагачьим пухом, но намного прочнее.

йотпы —мелкие грызуны вроде сусликов или крыс. Вонючие. Ими ругаются.

синюшка — растение высокогорий, отвар из которого приобретает резко выраженный синий цвет и обладает успокаивающим действием. Побочка: вялость и сонливость

тигрёнок — монета Барсового королевства.

котёнок — мелкая монета Барсового королевства, пятнадцать котят — один тигрёнок

рутовый — руть металл, внешне похожий на уголь, более мягкий, чем чугунный сплав. Дёшев. Монеты изготавливаются из рути, меди, серебра и золота, имеют различную номинальную стоимость, в зависимости от металла.

Так же замечу, что в календаре этого мира неделя (осьмица) длится восемь дней, а месяц — двадцать четыре.