Ни звука. Ни ощущения гравитации. Только абсолютная, тревожная тишина.
За иллюминатором кабины, в черноте вакуума, висела её планета. Весь её мир — голубоватая сфера, затянутая облаками.
Все, кто ей дорог, — так близко… и так далеко. Нет, не на планете. Рядом. В таких же одноместных кораблях.
Я готова. Я готова. Готова... Почти...
Светофор замигал. Время пришло.
Тиа положила ладонь на холодный рычаг управления тягой. Тишина сменилась бешеным стуком сердца.
Она медленно повернула ручку. В камере высокого давления сжиженный гелий начал поступать в реакционный тракт. Газ проходил через систему индукционных форсунок, где его частицы ионизировались под действием магнитно-резонансных колец. Полученная плазма ускорялась в многослойном инжекторе.
Ионизированный поток выбрасывался вперёд, на отражающий купол, раскрытый в носовой части аппарата — плотную полусферу из многослойной ткани, покрытую изнутри тончайшим слоем зеркального золота.
Когда разогнанный поток попадал в него, он отражался назад, создавая тягу — будто корабль толкался о собственный отражённый импульс.
Этот принцип назывался инерционно-замкнутым давлением. Работал он только в вакууме и только при чётком выравнивании полей. Иначе купол разрубал собственную волну, как парус в шторм.
Тиа выровняла давление, надавив коленом на фиксатор в боковой панели. Подача стабилизировалась.
Вся система ожила — как будто её вела не топливо, а чистая воля.
Капсула дрогнула. Один длинный толчок. Потом второй. Короткая пауза. Третий. Всё. Разгон начался.
Тию довольно сильно вдавило в гель.
Снаружи всё выглядело по-прежнему. Справа она всё ещё видела капсулу брата.
Мы не движемся?..
Тиа оглянулась на Таэми. Казалось, это планета улетает от них, а не они от неё.
Мгновение — и она уже не могла рассмотреть родной мир. Соседние капсулы ещё были видны... А теперь — уже нет.
Звёзды на долю секунды исказились, вытянулись — и исчезли.
Кабина перестала быть точкой во Вселенной. Она стала движением.
Тиа попыталась сосредоточиться. Её тело почти не ощущало ускорения — гелевая подушка гасила всё. Но разум чувствовал. Он подсказывал, что реальность теперь другая.
Где-то рядом, на тех же векторах, в своих капсулах разгонялись остальные сто двадцать переселенцев.
Все, кто был с ней. Те, кого она знала с детства: учитель Сарем, подруга Лайма, младший брат — в капсуле номер девять.
Она даже не успела махнуть ему…
Тиа закрыла глаза. Минуты тянулись.
Спустя девять минут щёлкнул механический таймер, и грави-парус сложился. Разгон окончен.
Заработали манёвровые двигатели. Началась фаза замедления.
Корабль медленно развернулся кормой вперёд, выравниваясь по вектору движения.
Парус раскрылся. Та же самая система, что разгоняла корабль, теперь тормозила его.
Сила нарастала быстро. Гелевое кресло охватило тело Тиа, поддерживая каждую косточку.
Она стиснула зубы — перегрузка давила на грудь, будто она нырнула слишком глубоко.
Торможение инженеры решили сделать быстрее, чем разгон. Тиа не помнила почему.
Всё работало правильно. Давление в куполе росло, и корабль стремительно терял скорость, вытягиваясь по инерционному вектору, как стрела, которую внезапно поймали за хвост.
Тиа опустила светофильтр на очках. Было бы глупо ослепнуть, проделав такой путь...
Путь в тысячи лет.
Она всё понимала, но в голове это не укладывалось. Её мира больше нет.
Для неё прошло буквально несколько мгновений, но пока она летела, две звезды в её системе столкнулись и испепелили её дом.
Океан испарился. А может быть, вся планета распалась на атомы… или была поглощена чёрной дырой.
Снова разворот.
Появился тусклый свет впереди. Планета.
На секунду она забыла обо всём, заворожённая зрелищем.
Поверхность — рыжая, будто покрыта слоем пепла, с тёмными шрамами каньонов и исполинских куполов.
Красноватая пыль висела в атмосфере, придавая всему мягкое, размытое сияние.
Где-то вдалеке надувались массивные округлые формы — застывшие, как мёртвые вулканы.
Один из них отбрасывал тень на изрезанную равнину — тень длиной в сотни километров.
Глубокие трещины пересекали рыжие плато, словно высохшие раны.
Над ночной стороной едва светилась пыльная завеса, а линия терминатора выглядела просто нереально: золото вплеталось в тонкую синеву, переходящую местами в зеленоватый оттенок.
Као Дет… Планета наших предков…
Неплохо было бы не упасть на неё.
Тиа внимательно посмотрела на гравитометр. Тонкая капля ртути в прозрачной трубке замерла между двумя рисками.
Не дрожит, не сползает — значит, ускорения нет. Маятник не колеблется. Ровная линия.
Она выставила оптический визир на горизонт, записала всё в бортжурнал, поставила таймер на десять минут.
— Вроде стоим… — выдохнула она. — Стою…
Тревожность нарастала. Она прильнула к иллюминатору. Никого не было видно.
Нужно следовать инструкциям. Подожду ещё.
Тиа потянулась к окуляру спектроскопа.
Медленно поворачивала диск светофильтра, следя, как преломляется свет на краю атмосферы.
Там, где линия горизонта становилась особенно яркой, спектр рассыпался на полосы — одни чёткие, другие едва уловимые.
Голубой пик. Узкая полоса в ближнем ультрафиолете. Признак рассеяния.
Она знала, что это значит: атмосфера не плотная, но есть.
Скорее всего, углекислота с примесью водородных соединений. Ни кислорода, ни влаги.
Но тонкая завеса пыли и газа всё же обволакивала планету. Не голая поверхность.
Каждую полосу, каждое значение — записать, свериться с эталоном, вычесть погрешности линз.
Заняться делом и не думать. Не думать о самом главном.
По расчётам, корабли должны были появиться в поле зрения в течение получаса.
Даже с максимальными отклонениями по вектору. Прошёл уже час. Пока — ничего.
Ни следа от кораблей. Ни одного слабого отражения.
Тиа позволила себе отстегнуться от привязки и вытянуть руки.
Гель внутри слабо светился. Всё сработало идеально. Кроме одного.
Она была одна.