Час, когда тени длинны

Алексей Вепрев замер в дверном проеме своей квартиры, не сводя взгляда с конверта, лежащего посреди журнального столика в гостиной. Обычный белый прямоугольник без марки и штемпеля, с его именем, выведенным неровным, слегка дрожащим почерком. Тонкая бумага казалась неуместно яркой на темной полированной поверхности стола.

Такие письма не приходят по почте — их приносят лично. Или подбрасывают.

Алексей медленно прошел в квартиру, бросив портфель у входа и даже не сняв плаща, с которого стекала вода — весенний дождь застал его по пути домой. Обычно он первым делом включал свет, но сегодня в сумерках предзакатного часа, усиленных свинцовыми тучами за окном, было что-то завораживающее.

Кто мог подбросить конверт? Дверь была заперта на оба замка, когда он вернулся с работы. Окна на десятом этаже никто не открывал уже несколько лет — после того, как порыв ветра захлопнул раму и разбил стекло, Алексей заклеил все щели и смирился с духотой летних ночей.

Он сделал несколько шагов к столу, но остановился, не решаясь прикоснуться к конверту. Что-то в этом простом прямоугольнике бумаги вызывало иррациональное беспокойство. Алексей прислушался к себе, пытаясь определить причину тревоги. Несоответствие? Аномалия в обычном порядке вещей? Он усмехнулся — профессиональная деформация. Когда ты психолог с пятнадцатилетним стажем, начинаешь видеть тревожные паттерны даже в расположении чашек на кухонном столе.

Весенний дождь усилился, барабаня по стеклу тяжелыми каплями, превращая вечерний Петербург в размытую акварель синевато-серых тонов. Свет фонарей внизу создавал мерцающие ореолы в мокрой пелене за окном. В такие вечера особенно остро ощущалось одиночество. Три года после развода, и квартира все ещё казалась непривычно пустой, словно кто-то выскоблил часть его жизни, оставив незаполненное пространство. Кабинет, спальня, кухня — везде только его вещи, его книги, его одиночество.

Наконец, стряхнув оцепенение, Алексей снял плащ, аккуратно повесив его на вешалку, и щелкнул выключателем. Мягкий свет торшера наполнил комнату, придав ей некоторое подобие уюта. Он подошел к столу и сел в кресло, глядя на конверт, как на бомбу с часовым механизмом.

— Это просто письмо, — сказал он вслух, слыша в собственном голосе неуверенность. — Просто какое-то письмо.

Алексей наконец взял конверт и надорвал край. Внутри оказался сложенный вчетверо лист бумаги в клетку, вырванный из школьной тетради. Почерк был неровным, буквы прыгали по строчкам, словно их выводила дрожащая рука. В некоторых местах чернила расплылись — от воды или пота.

«Лёша,

Ты должен вернуться. Они все ещё здесь. В старом доме на холме. Я видел их. Они помнят тебя. Они ждут. Скоро начнется снова.

Приезжай в Черноречье. Пока не поздно.

М.»

Алексей перечитал записку трижды, пытаясь найти какой-то скрытый смысл, какую-то деталь, которая объяснила бы нарастающее беспокойство. Черноречье. Название отозвалось глухой болью где-то в глубине сознания, словно кто-то нажал на старый синяк. Маленький городок в трехстах километрах от Петербурга, где он провел первые двенадцать лет своей жизни. Место, о котором он старательно не вспоминал последние двадцать пять лет.

М. — Максим? Максим Зотов, его друг детства? Последний раз они виделись... Алексей не мог вспомнить. Память услужливо обходила те годы стороной, словно боясь потревожить что-то темное, притаившееся в глубине.

Он отложил письмо и резко встал, чувствуя, как напряглись мышцы шеи и плеч. Подойдя к окну, Алексей прижался лбом к холодному стеклу. Дождь усилился, превращаясь в настоящий ливень. Люди внизу спешили укрыться, раскрывая зонты и натягивая капюшоны. Обычная весенняя картина. Обычная жизнь.

Его жизнь тоже была обычной. Частная практика, несколько постоянных клиентов, лекции в институте психологии дважды в неделю. Размеренное существование, которое он выстроил по кирпичику после... После чего? После развода? Или гораздо раньше? После Черноречья?

Телефон завибрировал в кармане брюк. Алексей достал его и посмотрел на экран — сообщение от Ирины, его ассистентки: «Алексей Михайлович, напоминаю о завтрашней консультации с Беловым в 10:00. Материалы подготовила, оставила на вашей почте».

Обычная жизнь. Безопасная жизнь.

Он вернулся к столу и снова взял письмо. «Они все ещё здесь». Кто — они? «В старом доме на холме». Какой дом? Почему от этих слов по спине пробежал холодок, словно кто-то провел ледяными пальцами вдоль позвоночника?

Алексей потер виски. Головная боль, его верная спутница в моменты стресса, начинала пульсировать где-то за левым глазом. Он прошел на кухню, налил стакан воды и выпил две таблетки анальгетика. Затем открыл холодильник — почти пустой, как обычно. Несколько контейнеров с полуфабрикатами, бутылка кефира, яйца. Он жил один и готовил редко, предпочитая питаться в кафе или заказывать еду на дом.

Вернувшись в гостиную, Алексей подошел к книжному шкафу. На нижней полке, за рядом специализированной литературы, хранились несколько альбомов с фотографиями. Он достал самый старый, с потертой коричневой обложкой, который не открывал много лет.

Первые страницы — его ранее детство в Петербурге. Вот он, двухлетний, в песочнице. Вот с дедушкой на даче. Затем — переезд в Черноречье. Выцветшие фотографии поблекли от времени. Вот он, семилетний, с родителями на фоне какого-то озера. Мать с длинными светлыми волосами и неизменной сигаретой, отец — высокий, худощавый, с отстраненным взглядом. Вот школьный класс — третий или четвертый. Он нашел себя в третьем ряду, а рядом... светловолосый мальчик с веснушками и широкой улыбкой. Максим. На обороте выцветшими чернилами было написано: «2-А класс, Черноречье, 1993».

Следующие страницы были пусты. Словно жизнь в Черноречье оборвалась внезапно, без продолжения и объяснений. Потом снова фотографии — уже в Петербурге. Алексей, худой подросток с серьезным взглядом. Мать, постаревшая раньше времени. Отца на этих снимках не было.

Алексей закрыл альбом и потянулся к ноутбуку. Несколько запросов в поисковике — и перед ним развернулась скудная информация о Черноречье. Население — чуть больше двух тысяч человек, хотя статистика не обновлялась уже несколько лет. Градообразующее предприятие — бумажная фабрика, закрытая в начале 2000-х. Несколько блеклых фотографий центральной площади с обветшалым памятником Ленину, серые пятиэтажки, унылый пейзаж.

Ничего примечательного. Ничего, что могло бы объяснить странное письмо и еще более странное беспокойство, которое оно вызвало.

Алексей открыл карту и проложил маршрут. Триста двадцать километров, около четырех часов езды. Он мог бы выехать завтра после обеда, добраться к вечеру...

— Что я делаю? — пробормотал он, закрывая ноутбук.

Разумнее всего было бы выбросить письмо и забыть о нем. У него назначены консультации, лекция в среду, встреча с издателем по поводу новой книги. Нельзя все бросить из-за бессвязной записки от человека, которого он не видел четверть века.

Но даже когда эти мысли проносились в его голове, руки уже тянулись к телефону. Какая-то часть его сознания, независимая от логики и здравого смысла, уже приняла решение.

Алексей снова развернул листок. «Пока не поздно». Что это могло значить? Он почувствовал, как по шее поднимается волна жара, а затем сменяется холодом. Тревога без причины — первый симптом невроза, как он сам объяснял своим пациентам. Но это была не беспричинная тревога. Причина существовала, просто она скрывалась где-то в глубинах памяти, куда он боялся заглядывать.

Он достал телефон и набрал номер Ирины.

— Алексей Михайлович? — в ее голосе слышалось удивление. — Что-то случилось?

Он редко звонил так поздно. Их отношения были строго профессиональными — она координировала его расписание, вела документацию, иногда помогала с исследованиями для статей. Идеальная ассистентка — эффективная, пунктуальная и не задающая лишних вопросов.

— Ирина, мне нужно отменить все встречи на ближайшую неделю, — сказал он, слыша, как чуждо звучит собственный голос. — Семейные обстоятельства.

— Конечно, — в ее голосе не было вопросов, только профессиональная готовность решить проблему. — Я перенесу встречи и предупрежу всех клиентов. С Беловым как поступим?

— Перенаправь его к Петрову, они уже работали вместе в прошлом году.

— Хорошо. Вам нужна еще какая-то помощь?

Алексей помедлил. Ему хотелось спросить, не видела ли она, кто приходил в офис сегодня, не заметила ли кого-то странного. Но это выглядело бы параноидально.

— Нет, спасибо. Я свяжусь с тобой, когда вернусь.

Он положил трубку и снова посмотрел на письмо. Решение было принято, хотя он сам не до конца понимал почему. Что-то в этих неровных строчках задело струну, о существовании которой он давно забыл.

Алексей подошел к шкафу и достал небольшую дорожную сумку. Несколько рубашек, джинсы, предметы гигиены. Он действовал механически, позволяя телу выполнять привычные движения, пока разум блуждал где-то далеко.

Черноречье. Почему одно название вызывало такую тревогу? Что случилось там двадцать пять лет назад? Почему они с матерью так внезапно уехали? Почему он никогда не задавал вопросов?

Упаковав вещи, Алексей вернулся к окну. Дождь прекратился, но небо оставалось тяжелым и низким. Огни города отражались в лужах, создавая иллюзию параллельного мира под асфальтом. Мира, где все перевернуто и искажено.

Он закрыл глаза и попытался вспомнить Черноречье. В памяти всплывали лишь разрозненные образы: старые качели во дворе школы, скрипучие и опасные; запах свежеспиленного дерева на лесопилке, где работал отец; темная вода реки, огибающей город, с илистыми берегами, где они с Максимом искали лягушек. И еще что-то — смутное, тревожное, ускользающее от сознания, как тень от фонаря.

Алексей открыл глаза и решительно отвернулся от окна. Он поедет в Черноречье. Найдет Максима, если тот еще там. Выяснит, что означает это странное письмо. И, возможно, наконец разберется с той частью своего прошлого, которую так долго избегал.

Телефон снова завибрировал. На этот раз звонила Марина, его бывшая жена.

— Привет, — сказал он, отвечая на звонок.

— Привет, Лёш, — ее голос звучал как всегда спокойно и немного отстраненно, словно она говорила из-за стеклянной перегородки. — Ты не забыл, что в следующую субботу день рождения Сережи? Он очень хочет, чтобы ты пришел.

Сережа. Его пасынок, сын Марины от первого брака. Мальчику исполнялось шестнадцать. Алексей был в его жизни с восьми лет, и даже после развода они сохранили теплые отношения. Возможно, даже более теплые, чем когда жили вместе — без ежедневного напряжения между ним и Мариной.

— Конечно, помню. Я буду, — ответил он, мысленно прикидывая, сколько времени займет поездка в Черноречье. Неделя должна быть более чем достаточно. — Уже купил ему подарок.

Это была ложь. Он совершенно забыл о дне рождения. Еще одно доказательство того, как далеко он ушел от нормальной жизни, погрузившись в работу и рутину.

— Хорошо, — в ее голосе послышалось облегчение. — Как ты?

— Нормально. Много работы, — стандартный ответ на стандартный вопрос. — А ты?

— Все по-прежнему. Сережа готовится к экзаменам, я занимаюсь проектом в галерее.

Повисла пауза. Три года после развода, а они все еще не научились нормально разговаривать. Когда-то они могли часами обсуждать книги, фильмы, делиться мыслями. Теперь их разговоры напоминали светскую беседу малознакомых людей.

— Лёш, с тобой точно все в порядке? Голос какой-то странный.

Вот что раздражало и одновременно восхищало в Марине — ее способность читать его как открытую книгу даже через телефон. Это было одной из причин, почему он влюбился в нее — она видела его настоящего, прорываясь сквозь маски и защиты. И одной из причин, почему их брак распался — иногда видеть слишком много тоже опасно.

— Да, просто устал, — соврал он. — Завтра уезжаю на несколько дней. Нужно проветрить голову.

— Это хорошо, — она, кажется, не поверила, но не стала допытываться. Еще одна особенность их постразводных отношений — уважение к новым границам. — Тебе давно пора отдохнуть. Куда едешь?

Алексей помедлил. Сказать или нет? Но скрывать не имело смысла.

— В Черноречье.

— Черноречье? — в ее голосе прозвучало неподдельное удивление. — Ты никогда не говорил, что хочешь вернуться туда.

— Я и не хотел, — честно ответил он. — Но получил письмо от старого друга. Кажется, ему нужна помощь.

— Понятно, — она помолчала. — Будь осторожен, Лёш.

— В каком смысле?

— Не знаю, — в ее голосе появилась неуверенность. — Просто... ты никогда не рассказывал о том месте. И всегда менял тему, когда я спрашивала о твоем детстве. Даже когда мы были вместе.

Алексей почувствовал, как напряглись мышцы шеи. Марина была права. Он никогда не говорил о Черноречье. Даже с ней, самым близким человеком, которого он когда-либо впускал в свою жизнь.

— Все будет хорошо, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Это просто короткая поездка. Разберусь с делами и вернусь.

— Хорошо. Позвони, когда доберешься, ладно?

— Обязательно.

После разговора Алексей долго сидел неподвижно, глядя на сложенную сумку. Странное чувство нарастало внутри — смесь тревоги и необъяснимого предвкушения. Словно он стоял на пороге чего-то важного, чего-то, что могло изменить его жизнь.

Он снова взял письмо и перечитал последние строки. «Приезжай в Черноречье. Пока не поздно».

Не поздно для чего?

Этот вопрос преследовал его, когда он наконец лег спать. И в его сне река с черной водой огибала маленький город, а на холме стоял старый дом, чьи окна светились в темноте, как глаза притаившегося хищника.