Час «Х» откладывается

А по виду — самый обыкновенный человек. Типичнейший обитатель панельной пятиэтажки, выстроенной в лихую пору оттепели, когда космос вовсю манил, а удобства всё ещё находились на лестничной клетке. Сергей Петрович Кислицын, пенсия, герань на окне и неизбывная, благословенная скука. Таким он был для почтальона, для соседки с нижнего этажа, для участкового. Таким он старался быть и для самого себя.

Но под этой, с годами ставшей родной, человеческой оболочкой таилась иная суть. Сергей Петрович был «спящим агентом», последним и самым терпеливым звеном грандиозного плана империи Ксилон. Тело его было переделано под людское и заброшено на сине-зелёную планету ещё в те смутные времена, когда по окраинам Руси бродили половцы с печенегами. Он должен был ждать. Ждать своего часа. Ждать сигнала. А получив его — раскрыться, как ядовитый цветок, и приготовить всё для пришествия новых хозяев мира сего.

Тринадцать столетий ждал. Так долго, что сама мысль о пробуждении стала казаться нелепой, почти кощунственной. За это время обтерпелся, прикипел к планетке. Прожил в этой шкуре несколько человеческих жизней подряд и научился ценить разнообразные простые радости.

И вот, в день, когда исполнилось ровно тринадцать веков его земного присутствия, Сергей Петрович решил устроить себе маленький, сугубо человеческий праздник. Заказал итальянскую лепёшку с сыром — пиццу, и приобрёл в ближайшем магазине бутылку шампанского «Советское», которое, как он прекрасно знал, родилось не в подвалах Шампани, а в цехах города Подольска.

Разливая пенистую влагу, он позволил мыслям своим течь, пузыриться и вспоминать былое. Вспомнил тёмные, пропахшие дымом и дегтем избы восьмого века. Вспомнил смрад и ужас Чёрной Смерти, когда, дабы не выдать себя неуязвимостью, две недели пролежал в покинутом хлеву, жуя лепёшки из заплесневелой муки. Особенно ярко встал в памяти день, когда Гагарин, улыбаясь, шагнул в космическую бездну. Тогда Сергей Петрович чуть не плакал, сидя перед трещащим «Рекордом». Он-то знал, что ждёт человека там, за тонкой плёнкой атмосферы. Холод. Безмолвие. Бескрайнее, равнодушное ничто. И его соплеменники.

Мысли прервал стук в дверь. Доставили пиццу. Быстро, однако. Положив на стол картонную коробку, от которой так вкусно пахло сыром и орегано, он откинул крышку.

И обомлел.

Между сочными дольками, на промасленной бумаге, возлежал предмет ясной, геометрической формы, отполированный до зеркального блеска. Он мерцал холодным, фиолетово-синим светом. Узнал. Кристалл связи с далекой, почти забытой родиной.

Раздался голос - без тембра, без эмоций.

— Агент КСРР’Т! Ожидание завершено! Час «Х» наступил. Приступайте к исполнению долга.

Сергей Петрович тяжело опустился на стул. Тринадцать веков. И вот — сейчас. Несправедливость происходящего обожгла его, как морозный ветер. Он устроился. Он обжился. У него завтра Марья Ивановна обещала зайти, принести огурцов солёных. На даче клубника поспевает. Сантехник дядя Вася во вторник батарею менять собирался.

«Сейчас? Неужто сейчас?»

— Подтверждаю. Семьдесят два часа до начала операции. Вам надлежит подготовить плацдарм в секторе «Альфа», он же жилой массив «Заречье».

— Коллеги, —начал он, и в его обращении зазвучала глубокая озабоченность. — А календарь-то вы глядели? Планирование у вас, простите, какое?

В космической тишине повисло недоуменное молчание.

— Уточните, не поняли.

— Да какой же сейчас час «Х»? —ахнул Сергей Петрович. — Июль на дворе! Разгар! Дачный сезон! Пол-города на шести сотках ковыряется, вторая половина в пробках к тем соткам пробивается. Начнёте вы сейчас со своими перфомансами, так народ это за помеху погодную сочтёт. Мол, градопад помидоры побил, и все дела. Ни страха, ни трепета. Одно раздражение. И с чего вы править-то тогда будете?

Он отломил кусок пиццы, ещё тёплой, и, с аппетитом прожевав, продолжил, полный сознания своей правоты:

— Давайте-ка я вам, как знаток местных обычаев, разъясню обстановку, — голос его в эфире звучал теперь не как донесение подчинённого, а как неторопливая лекция опытного хозяйственника. — Народ земной — он, конечно, крепок задним умом, но к сроку чувствителен чрезвычайно. Весной — сев и авитаминоз, в головах — туман. Летом — отпуска и огороды, душа нараспашку, но к глобальным переменам глуха. Осень — тоска, депрессия, кредиты дают о себе знать. Зима — праздники, после праздников — упадок сил. Нет сейчас, понимаете ли, стратегического окна для здоровой, с энтузиазмом воспринятой оккупации!

Из глубины космоса донёсся слабый, искажённый помехами звук.

— Это отклонение от протокола. Миссия утверждена.

— Миссия-то утверждена, а обстановка-то не изучена! — мысленно всплеснул руками Сергей Петрович, и в голосе его зазвучали подлинные страсть и убеждённость. — Я вот вам пример приведу. Сектор «Альфа», ваш плацдарм. Там же восемнадцать домов, из них в десяти — плановый ремонт кровли. Краны стоят, рабочие с утра до вечера. Куда вы свою летающую тарелку припаркуете? Или как вы думаете, скажем, в энергосети влезть? Да там с прошлого четверга аварийная бригада роет, кабель ищут, намусорили на весь двор! Нет, вы погодите, дайте людям кровлю починить да асфальт уложить. Осенью, глядишь, и окно появится.

Наступила пауза, столь долгая, что Сергей Петрович уже решил, связь прервалась. Он было потянулся за следующим куском пиццы, как вдруг голос прозвучал вновь, но уже иначе — не столь непреклонно, а с едва уловимым колебанием.

— Ваши данные противоречат первоначальной разведке. Вы утверждаете, что объект не готов к приёму?

— Не то что не готов! — с жаром подхватил Сергей Петрович. — Он занят! Он в процессе! Я предлагаю создать рабочую группу, проанализировать календарь социально-значимых событий и...

— Достаточно, — голос перебил его, и в нём впервые прозвучала усталость, почти земная человеческая усталость. — Передаём ваш отчёт на пересмотр в Центр Долгосрочного Планирования. Ожидайте.

Связь оборвалась. Кристалл на столе потух, превратившись в невзрачный стеклянный камушек. Сергей Петрович выдохнул, смахнул со лба выступившую испарину и отпил из стакана. Шампанское выдохлось, было тёплым и противно-сладким. Он отставил его в сторону.

«Эх, — подумал он с лёгким укором, глядя на потухший кристалл. — Спешат. Вечно они спешат. Никакого чувства такта».

Он доел пиццу, тщательно вытер руки салфеткой, а кристалл, помедлив, засунул в дальний ящик комода, под стопку старых квитанций. Там ему и место.

На следующий день, как и было условлено, пришла Ивановна с банкой огурцов. Сидели на кухне, говорили о ценах, о погоде, о том, как сосед Николаич новую машину купил и всё никак с парковкой разобраться не может.

— Да-а, — вздохнула Ивановна, — жизнь-то идёт, Сергей Петрович. То некогда, то негде, то не вовремя.

— Точно,— кивнул он, надкусывая огурец. — Самое главное — чувствовать момент. А то ведь можно такое натворить... такое натворить...