Часовщик

Ранний час, в заполненной насыщенной звёздами прохладе, часовщик сидел за своим рабочим столом в мастерской на окраине промышленной зоны мембраны Атмас. Первые инфракрасные диски уже всходили на цветущем? волнующемся горизонте, и он отвлекся от починки простеньких глюонно-интермерометровых часов. Его дымные конечности совсем уже устали перебирать дибранный изолятор гравитационного вмешательства, и он решил поглядеть в пылающее разными частотами небо родного Атмаса. На этой мембране он родился и ещё маленьким комочком элементарных частиц бродил по ее трём полумериям. Здесь он прожил длинную жизнь, работая часовщиком, как и предрекло ему его место рождения. Цейнтриновая впадина временного оживления. Там сейчас редко рождаются разумные бозоны, времена уже не те и современные фермионные течения и полиинформационные создания трибраны Итмас вскоре, наверное, заполонят большую часть определяемого мирового пространства, не оставив и крошечной нольбраны для таких, как он.

В полусумраке ультрафиолетового диапазона, в котором он видел лучше всего ему мерещились картины молодости, как он формирует тело и разум в волновых завихрениях времени. Как учится использовать полумерные пространства и не законченные циклы вычислений. Детство для бозонных существ время очень странное. Говорят, что за детство они проходят весь изначальный путь эволюции разума от первых зачаточно - мыслящих электронов, которые только и могут, что мнить себя то волной, то частицей. Из такого дуализма при правильном развитии появляются сформировавшиеся дуально-определившиеся существа, принявшие и вобравшие в себя суперпозицию двух состояний. Тогда приходит постепенное осознание мира вокруг. Появляются первые чувства. Видение зарядов, тех, что не обрели разум и оставались частью дикой природы, чувство материи и волн, из которых потом существо начинает набирать своё тело. Набрав достаточно материи для формирования анализаторов различных взаимодействий, такие существа начинают узревать мир. Гравитация. Кварковые силы. Глюоно-электрослабые силы. Излучения неквантуемых источников. Пиротримуинное притяжение. Силы Эткинса. Излучение временных координат. Межбранная гравитация. Вокуольное сильное поле Дрикотона… Много чего ещё приходится постигать юному разуму, и наконец он осознает что пришёл его цикл. Разбив скорлупку времени, он выпрямляет шесть скрученных осей временной сингулярности, породившей его, вставляет свои оси в колёса телеги общего бытия и начинает катиться в этом экипаже по множеству заселенных миров многобранной вселенной с энным количеством пространственных и временных координат.

Колви, так его звали, вспомнил свой первый взгляд в реальность. Тогда на небе были почти такие же восходящие инфродиски и квази-разумный гровентор. Он сиял всеми цветами гравитационного спектра от минимильного айлинового до максимально-слепящего теофрана.

Для него это стало самым незабываемым впечатлением, как и первый глоток энергии нового мира, в котором он стал легкой и не продолженной во времени точкой, в тоже время приобретя пространственную и информационную протяженность. Тогда же он и понял своё имя – Колви. Учёные уже много циклобран гадают над тем, как появляется имя бозонида, но вразумительного ответа пока нет. Тайна появления разума открыта уже давно, но вот как родившийся разум осознаёт своё имя и получает чувство имени совершенно непонятно даже в современную высокоразвитую эпоху.

Первая его брана была именно Атмас. Окруженная пятью негравитирующими инфрокрасными солнцами-дисками столица одного заштатного тесерактианта. Здесь он освоился и окреп, как в материальном, так и в информационном плане. Атмас предоставлял множество возможностей для самореализации бозонных существ. Хоть это и были задворки обитаемых бран, но это был и главный бозонный центр. Здесь, в основном благодаря мощной временной флуктуации ИЗНАЧАЛЬНОГО, и жили большинство бозонидов.

Мир менялся на глазах у старого часовщика. Он помнил времена расцвета бозонной жизни. Тогда из временной флуктуации рождались по тысяче бозонидов за браноспин. Времена великого подъёма, раскрытия тайн бытия, технологической революции, и конечно создания новых источников живого разума, тех великих фермионных инкубаторов, чьи дети постепенно и заполонили большинство обитаемых бран.

Ему не было от этого грустно, лишь может быть капельку тоскливо. Его часовая мастерская уже доживала свой век, да и он сам чувствовал неизменное приближение энтропийного краха. Что ж круговорот нерушим. Да, и к тому же Колви был глубоко верующим. Он знал, что великая временная флуктуация однажды породит его снова, пусть это будет и через много-много мегабраноциклов.

Сейчас же он просто наслаждался рассветом дискосолнц, его чувства за всё время жизни не только не притупились, но и приобрели особую насыщенность в такие вот рассветные часы, когда мир замирал, и в небе кружили первые волновые пташки и корпускулярная мошкара. Они не могли стать разумными не осознав себя волной и частицей одновременно, и поэтому получали лишь слабую долю чувств и сознания от того, что могла им дать природа, если бы они не ленились в далеком детстве. Но они были меньшими братьями для Колви, и ему было по-своему их жаль, ведь им не дано узреть целостность бытия и сознания. Случалось и так что супер-позиция принималась и осознавалась, но существо никак не могло принять свою точечную природу времени, так, по мнению мудрецов и учёных, рождалась новая брана, так что по сути весь мир был родственным для Колви и он поклоняясь МЕРИЛУ ИЗНАЧАЛЬНОГО, как никто иной прочувствовал это всеми возможными анализаторами.

Мерные и неспешные размышления Колви прервал раздавшийся всполох тяготения. Один очень приличного вида бозоноид посылал ему сигнал. Открылась дверь и он подошел.

- Я Стайнор, председатель комитета бозоноидных дел Атмаса. - Он был известной личностью на этой бране и Колви конечно же про него много слышал.

- Я Колви - часовщик. Да пусть будет путь изначального.

- Время помнит.

Это было стандартное приветствие поклонников культа.

Что привело вас ко мне. – Колви редко использовал официально принятую гравитационную речь, поэтому, слегка притормаживал между каждым сигналом, стараясь не послать лишние, налипающие на пленку гравитации, мысли.

- У меня часы. Они стали отставать. За сотню микроциклов отстают на один, а то и два. Кстати если вам удобнее можем общаться на ультрамагнитизме.

- Да если вас не затруднит – Ответил часовщик посылая импульсы ломанной волны в сторону клиента – Так мне будет гораздо проще. А какой у вас механизм в часах?

- О, это очень старые часы, сейчас таких уже не делают. – Он достал шарик внутри которого пульсировали то тьма то свет. Причем свет переходил от черно-фиолетового в центре шара к красному у его стенок. Абсолютная тьма сменялась первыми густыми проблесками света в центре и постепенно разбегалась к краям, становясь красной, а потом двигалась обратно к центру и становилась тем, чем и была ранее – тьмой. Так повторялось постоянно, и каждый цикл обозначал одну микродолю от спинового цикла браны.

Это был великолепный образчик очень старых часов, они были сделаны ещё до рождения Колви. Вокруг шара по стериоскопической дуге двигалась брана, вернее её галокопия и на ней были нанесены доли цикла. 420 градусов делились на 21 отрезок и каждое деление обозначалось камнем с различным видом взаимодейсвия или излучения. Некоторые были ясны всем, а часть могли увидеть немногие. Например камень микробазонного взаимодействия и сам Колви, даже имея намётанный глаз различал с трудом. Ремешок был антигравитационным и, похоже, не подвергался действию большинства полей и материй.

Такие часы будут вместе с хозяином даже в сильнейший волновой шторм внутри пространственной сингулярной точки. Ну и, конечно, самым величественным был движитель этих часов, а именно тот шарик с пульсирующим светом. Он был буквально неразрушим. Это целая небольшая вселенная подобранная умелыми руками мастера, так что ровно один такт включающий в себя её создание, расширение и схлопывание занимал точно один микроцикл спинового оборота дибраны. За это время во вселенной проходило множество великолепных процессов. В ней были свои, не похожие на реальные, законы пространства, времени и взаимодействий. И если быть точным эта вселенная была такой же бранной на которой они жили сами, но скрученная в сферу по пространству и времени. Колви сам лично в молодости создавал такие часы, конечно не столь изысканные, но и они стоили целую кучу денег, а за эти, можно было купить всю его мастерскую, да и его на несколько лет в придачу.

Часовщик чувствовал всё величие этого гениального механизма, знал, что на его создание, возможно, ушли тысячи, а то и десятки тысяч оборотов браны. Конечно, механизм современных часов давал большую точность работы, но разве можно сравнить такую изысканную красоту с каким-то пошлым хронометром, пусть и отображающим время с точностью до десятитысячного знака. Но была у таких часов и одна неприятная особенность. Про нее Колви прекрасно знал.

Он вытянул в пространство давно не используемый анализатор медленного бранного времени, это было чудом искусства и техники. Можно было смотреть на такие вселенные и замедлять их относительное время на много порядков, а ещё и рассматривать создающиеся в шарике миры. Часовщик выбрал время, когда вселенная сожмется в точку и начал следить. Впервые моменты она не излучала, потом озарилась фиолетовыми всполохами электромагнитных полей разных частот. И тут он чётко различил частотное клеймо. По спектру частот отчётливо читалось: «мастерская Паули». У него перехватило дыхание. Не в силах представить, как возможно создать такое тонкое и остроумное клеймо, часовщик продолжал смотреть. По спектрам первых квазаров можно было прочесть несколько древних стихотворений, а по всей структуре вакуума сквозил адрес мастерской не тетрабране Камас. Чуть-чуть поиграв со временем Колви увидел причину, из-за которой механизм начал давать сбой.

Система была заражена отвратительной, мерзкой жизнью. Это было видно весьма отчетливо. Многие звёзды и даже галактики двигались не так как им полагается. Эти мерзкие создания приобрели разум и стали менять их движение, и выстраивать свои звёздные поселения. А это и разбалансировало вселенную. Благо они не смогли пока преодолеть преграды конца времен и центральной сингулярности, но и сейчас разница в циклах уже набегала порядочная. Жизнь, конечно, не редко зарождалась в таких вырожденных бранах, и она совсем не мешала течению вселенной, но вот возникновение разума сразу путало все карты. Он начинал появляться снова и снова, цикл за циклом. Разум порабощал для себя пространство, а иногда и время, что губительным образом сказывалось на отточенном механизме и чаще всего приводило к его поломке.

- Сэр в ваших часах завелась жизнь.

- Как это жизнь? Как там могла возникнуть жизнь.

- Понимаете, это даже не то чтоб жизнь, это как же выразиться… Ну вот всем известно, что вектор природы таков что материя сама со временем приобретает разум и становиться членом цивилизованного общества. Все знают путь, проделанный каждым от электрона до разумного создания, осознающего себя, свой разум и, конечно, свой дуализм. Не осознавшие себя становятся животными, и существуют с нами бок-о-бок, а некоторые так и не вырываются из своих родильных флуктуаций.

- Конечно таков путь любой жизни, и даже современное фермионное течение, хоть и ставит во главу угла иные признаки разума, всё же произошли на свет примерно таким путем, но не во временной, а в гравитационной флуктуации.

- Вот, а в этой вселенной разум приобретается внутри молекулярных соединений, связанных в очень сложные цепочки, конечно это не настоящий разум. Это, это словно кукла материи по которой проходят различные импульсы в итоге заставляющие её двигаться. Простая жизнь возникает почти во всех часах, и она вреда не представляет это просто красивые формы существования матери, в некоторых домашних часах даже можно следить за их действиями. Но иногда, при неправильном обращении эти формы перерастают в псевдоразумные и начинают менять всю остальную материю под себя, как если бы декбранам не нравились трибраны и они бы их разрушали на измерения и использовали их в собственных целях. Более того эти существа не рождаются каждый раз самой материей проходя весь исконный путь, а один раз появившись начинают множиться сами, и сами учат новых созданий всему что знали.

Часы, зараженные жизнью быстро начинают давать сбой, а иногда и ломаются, но вы не волнуйтесь, я в молодости сам делал такие часы и конечно лечил их от жизни, так что я наверняка справлюсь.

- Бррр, какой же остряк додумался назвать эту мышиную возню кучки атомов жизнью?

- Ну, когда это только было открыто, действительно предположили у них наличие разума, правда, потом это было полностью опровергнуто при доскональном изучении одно выбранного индивида. Он не думает сам, мылят лишь импульсы в его мыслительном центре, а он выполняет их приказы. А импульсы, эти не что иное как электроны, но в связи с очень малыми их энергиями, там они не способны развить разум сами. И лишь их большие потоки создают отклики сознания которые кажутся тем существам мыслями. Это не разум. Это недоразумная колония карпускуло-водрослей, так забавно решающая проблемы своих потребностей.

- Ну что ж, спасибо вам за экскурс, когда примерно они будут готовы, я за оплатой не постою.

- Это вопрос сложный, выгнать жизнь очень не просто, и потребует много времени, я вам сообщу.

- И ещё один вопрос.

- Да?

- А где же я мог эту «жизнь» подхватить?

- Скорее всего, фотонная буря, она от фотонов частенько зарождается. Так что вы поаккуратней, в чехле носите, чтоб свет не пропускал в средневолновом спектре.

- Спасибо, великого вам спина времени.

- Да славится тахионная гонка.

Они попрощались. Клиент оставил на столе немалую сумму, гораздо больше, чем Колви хотел попросить за всю работу, а ведь это был всего лишь задаток.

Часовщик ещё раз взглянул на инфрокрасные диски, которые висели уже очень высоко и напоминали скорее тонкие овалы, окинул взглядом чистый, искристо-кварковый горизонт и приступил к новому заказу, вспоминая о старых добрых временах без этой новомодной высоковакуумной техники.

29.23.11