Человек без селезёнки

Ленинградский февраль лишь поманил оттепелью. Вчера всё таяло и текло, барабанило капелью по жестянкам подоконников и крышам… Ночью дунуло с Северо-Востока от седых полярных льдов. От Ледовитого океана принесло минус двадцать шесть по Цельсию. Город разом превратился в каток.

«Скорая» с трудом пробиралась по мостовой, враз превратившейся в лёд.

- Саня, что там у нас? - поинтересовался водила, одной рукой почёсывая заросший щетиной подбородок.

- Крановщица сверзилась. Спускалась вниз на обед. Поскользнулась, - скупо ответил молодой врач. Ему чертовски хотелось спать. Дежурство подходило к концу, и выдалось оно весьма бурным. Из двадцати вызовов адреналина в кровь добавляли пять-шесть.

- Итить-колотить…

Врач порылся в кармане куртки, достал бумажный фунтик с жареными кофейными зернами. Захрустел одним. Вкус, конечно, своеобразный. Но сон хоть и ненамного отгоняет.

Пострадавшая крановщица лежала на крохотной площадке башенного крана. Застряла там при падении. Александр прикинул на глаз высоту. Метров сорок будет, не меньше.

- Что думаешь делать? – спросил фельдшер.

- А что тут сделаешь? Надо лезть наверх. И быстро. У неё уже переохлаждение.

- И?

- Давай сильный обезбол. Лучше морфин. – Врач «Скорой» повернулся к местным работягам, столпившимися вокруг. – Высотники есть?

Один парень шагнул вперёд.

- И чайник кипятка сообразите кто-нибудь. – Александр снова повернулся к фельдшеру, - Давай, Гриш, вызывай пожарных, у них люлька есть. Должно хватить, пусть достают её.

Горяченный чайник кипятка принесли минут через семь. Вместе с рабочим-высотником (Паша, вроде) Александр полез наверх. На себе тащил сумку с лекарствами, помощник тягал чайник с кипятком.

Обледеневшие железные ступени так и норовили вывернуться из-под пальцев. Ветер ледяными языками забирался под куртку и шапку. Ступенька-за ступенькой наверх. Так и доползли.

- Жива?

В ответ слабый стон.

Врач вскарабкался на площадку с упавшей крановщицей. Девушка – молодая совсем – ткрыла затуманеные болью глаза.

- Х-холодно… б-больно…

- Сейчас, милая, сейчас… Ты ноги чувствуешь?

Крановщица еле заметно отрицательно помотала головой.

Похоже, перелом позвоночника с разрывом спинного мозга и паралич…

Доктор достал из сумки шприц, ампулы. Один укол, второй, третий.

- Чайник давай…

Высотник протянул снизу укутанный в полотенца горячий чайник.

Пожарные с люлькой ехали полтора часа. Всё это время Александр держал крановщицу (Любашу, кстати… глаза синие, как карельские озёра) за руку, грел её чайником – Высотник-Паша раза три сползал вниз-вверх за новым кипятком. Ветер и мороз никуда не делись. Все полтора часа врач рассказывал пострадавшей девушке байки из жизни «Скорой». Когда реальные случаи кончались, в дело пошла фантазия и анекдоты.

- Приезжаем к бабушке, а она говорит: «Доктор, клопы замучили!» Мы с приятелем тогда боролись за безынъекционный метод лечения старушек. Они ведь как вызывают «Скорую»? «Ой, что-то я забыла сделать... С внуком гуляла. В прачечную ходила. Что же забыла? А «Скорую» вызвать!» Приходишь к такой, даешь ей таблеточку (анальгин, к примеру), разумеется, «американскую, единственную и только у нас». Поговоришь, за руку подержишь - и все как рукой снимает!

Любаша слабо улыбалась. Морфин действовал, ей было не больно. И даже почти не холодно. Александр держал девушку за руку, а в голове билась мысль – Не жилец она, не жилец…

Наконец с сиренами на стройку въехали пожарные. Снизу поползла люлька со спасателями и щитом. В шесть рук кое-как переместили Любашу.

- Доктор, ты с нами?

Александр посмотрел с сомнением на шаткую конструкцию – не будет ли перегруза? Потом вниз…

- Нет, парни. Я лучше ручками-ножками.

Люлька с крановщицей поехала вниз. Доктор вздохнул и принялся карабкаться вниз. Пару раз ноги почти срывались, еле успевал удержаться руками в перчатках за скользкие перекладины лестницы.

Порыв ветра бросил в лицо колючие снежинки. Доктора качнуло, нога снова соскользнула, и в этот раз руки тоже подвели.

- Ч-чёрт!

***

- Ч-чёрт!

Доктор открыл глаза. Белый потолок. Белёный извёсткой, в трещинах. Запах больницы… Острый и едкий карболки, лекарств и ни с чем не спутываемый запах готовящейся больничной еды. Нога затекла, он пошевелил пальцами… Всё вроде работало, ничего не болело, разве что тяжесть какая-то в груди. Живой. Уже хорошо.

Он повернул голову оглядеться. Странно. Это была больница, но не палата, а врачебный кабинет. Доктор лежал на диване весьма старинного вида. Да ежели бы только диван… Весь кабинет был словно с фотографии в учебнике истории – земская больница девятнадцатого века… На стене часы с гирями, мебель тёмного дерева – хорошо поживший (а местами и отживший своё) антиквариат. Он попытался встать. Ему это удалось. Он подошёл к зеркалу на стене. На него глядело знакомое, но своё родное лицо. Знакомое по кабинету литературы в школе, по фотографиям в собрании сочинений, что стояло на полках в родительской квартире. Доктор закашлялся, Кашель становился всё надсаднее, во рту появился металлический привкус отходящей мокроты. Он машинально сунул руку в карман халата, вытащил платок и прижал ко рту.

- Чёрт!!!

Платок был в кровавых пятнах.

В дверь стукнули снаружи.

- Антон Палыч, с вами всё в порядке? – обеспокоенный женский голос.

- Да-да, всё в порядке… всё в полном порядке… - ответил доктор пытаясь сдержать растущую в мозгу панику. – Не беспокойте меня хотя бы минут десять, если это возможно.

- Хорошо, доктор! – ответили за дверью. Женские шаги удалились по коридору.

«Вот так попал…» - Доктор машинально схватился за подбородок, пальцы запутались в небольшой бородке.

Он подошёл к столу. Написанные разным почерком бумаги…

«Милостивый государь, Антон Палыч, в ближайший номер «Осколков» хотелось бы получит пару-тройку ваших небольших вещиц от «Антоши Чехонте» или «Человека без селезёнки». За сим остаюсь покорным вашим слугой и почитателем вашего сатирического дара, Николай Лейкин.» И дата. 4 июня 1883 года…

«Вечер начался пением кукушки. Она лениво закукукала где-то далеко в роще и, прокукукав раз десять, умолкла. Тотчас же над нашими головами с резким писком пронеслись два кобчика. Запела затем контральто иволга, певица известная, серьезно занимающаяся. Мы прослушали ее с удовольствием и слушали бы долго, если бы не грачи, летевшие на ночевку…» - это, судя по всему, как раз авторства Человека без селезёнки…

Он взъерошил волосы и нервно заходил пол кабинету. Вот это попал! Почти на сто лет тому назад. Из Ленинграда в Москву… Память услужливо подсказывала – свою врачебную карьеру доктор Чехов начал в какой-то подмосковной земской больнице. Жить ему оставалось двадцать один год.

Доктор снова бросил взгляд на бумаги на письменном столе. Антон Палыч, похоже, никогда уже не станет великим русским писателем и драматургом. Нет, он помнил содержание многих чеховских произведений. Но сможет ли он воспроизвести их с тем же талантом и блеском?.. Так что придётся Чехову оставаться до конца своих дней простым земским доктором.

Он снова посмотрел на кровавые пятная на платке. Сел за стол, сдвинув исписанные бумаги в сторону. Выбрал из пачки чистый лист, с сомнением посмотрел на старинную перьевую ручку и чернильницу непроливайку… Сам он в своём советском детстве застал такие и в начальной школе, и в почтовых отделениях… Но уж лучше карандаш. Попытался собрать в голове всё, что помнил с институтских (недавних) времён об истории борьбы с туберкулёзом.

1883 год. Примерно год назад немец Роберт Кох открыл возбудителя чахотки – бациллу Коха, как её тут пока назвали. Но лишь в 1919 годы удалось вывести штамм для противотуберкулёзной вакцинации. Насколько он помни, БЦЖ активно пустили в дело лишь в середине 20-х. И то сперва капали в рот, лишь позже придя к большей эффективности подкожных инъекций. И лишь во время Второй Мировой открыли противотуберкулёзный эффект стрептомицина. Сам стрептомицин получили из лучистых грибов. Долго, очень долго… Но ведь он знает направление, в котором двигаться. Знает, как борьба с туберкулёзом была организована в СССР – массовая профилактика и регулярная проверка населения для раннего выявления туберкулёза с помощью флюорографии и реакций Манту и Перке. Доктору Чехову будет чем заняться в ближайшие годы, помимо литературы.

***

Концертный зал Стокгольма был чёрен от смокингов и фраков и блистал от бриллиантов и жемчугов. После оглашения лауреатов по физике – Густава Герца и Джеймса Франка, Нобелевский комитет перешёл к физиологии и медицине. Единогласно лауреатом премии был признан доктор Антон Чехов, Российская федеративная демократическая республика – за вклад в победу над туберкулёзом и создание системы раннего обнаружения и профилактики этого бича 19 и начала 20 веков. Премию по литературе получил ирландско-британский писатель и драматург Джордж Бернард Шоу за пьесу «Святая Иоанна».

На выходе из зала новоиспечённого нобелевского лауреат уже караулили журналисты.

- Что вы можете сказать читателям, господин Чехов?

- Доктор знает природу людей. Мы - животные. У нас одни и те же инстинкты. И мы люди - у нас одни и те же чувства. Мать любят одинаково что академик, что продавец пива. И женщину хотят одинаково. И страх у нас одинаков. Между нами гораздо больше общего, чем различного.

Уставший после торжественного приёма и осады со стороны журналистов, нобелевский лауреат рассматривал в зеркало своё постаревшее… лицо – шестьдесят пять лет – не шутка. Он был жив, он победил чахотку, он стал известен на весь мир… Возможно удастся предотвратить Вторую Мировую войну, тем более, что Первая закончилась здесь с несколько иным результатом. А всё же жаль, что этот мир так никогда не прочитает «Каштанку», «Чайку», «Дядю Ваню», «Степь», «Даму с собачкой»… Из соседней комнаты отельного люкса вошла Ольга с гитарой в руках, протянула.

- Если ты не очень устал, милый… я так люблю, когда ты поёшь.

Он взял инструмент, пальцы привычно взяли аккорды.

- На ковре из жёлтых листьев в платьице простом
Из подаренного ветром крепдешина
Танцевала в подворотне осень вальс-бостон
Отлетал тёплый день и хрипло пел саксофон…